Олег отделался сотрясением. И естественно отказался отлеживаться в палате, хотя ему настойчиво предлагали все присутствующие.
— Зачем место занимать? — возмутился он. — Я лучше дома полечусь.
— Знаем мы, как ты будешь лечиться, — бодро парировала Нина. Узнав диагноз друга, она успокоилась. — Опять на себя забьешь и на работу выйдешь.
Зименская изучила Брагина и усмехнулась:
— Нина, не переживайте, это просто решается, — главврач внимательно посмотрела на каждого из подчиненных и строго велела. — Если Олег Михайлович раньше времени придет на работу, вы, коллеги, должны его остановить и сообщить мне. Кто этого не сделает или будет покрывать, останется в лучшем случае без премии.
Договорив, Вера Георгиевна поймала донельзя удивленный взгляд бывшей студентки:
— Что? Такое уже было, Марина, поэтому и говорю.
Нарочинская закатила глаза:
— Господи, с кем я работаю…
— Я задаюсь тем же вопросом периодически, — Зименская посмотрела на главного страдальца сегодняшнего дня. — А вас, Олег, я уволю, если посмеете.
— Опять?
Пастухов услышал в голосе товарища максимальную задолбанность и поспешил сгладить углы:
— Хорошо, Олег, лечись дома. Сейчас мы вызовем тебе такси. Только нужно, чтобы кто-то тебя проводил, одному в таком состоянии нельзя по городу передвигаться. Мы с Костей, — кивнул на Лазарева, — не можем, у нас операция.
Салам хотел предложить свою кандидатуру, но не успел.
— Не надо такси, я отвезу.
Ничего особенного Марина не сказала, но мгновенно получила всеобщее внимание, приправленное внушительной порцией изумления. Еще бы. Весь Склиф знал, что Нарочинская с Брагиным друг друга просто не переваривают.
— У меня смена закончилась, — пояснила нейрохирург. — Да и Олег Михайлович меня защищал.
Она помнила, что сегодня без автомобиля. Но была уверена, что Брагин одолжит ей свой. В конце концов, для его блага старается.
«Ради этого стоило пострадать», — подумал Олег и окончательно убедился, что свихнулся. Другого объяснения своим эмоциям он найти не мог.
Петр Викторович замялся:
— Ну, если вам удобно...
— Нормально.
— Только не съешьте его, Марина Владимировна, — не удержался от комментария Костя. — Олег Михалыч нам еще пригодится.
Брагин показал ему кулак, а Нарочинская хмыкнула:
— Я вредную пищу не ем.
***
Чем ближе подъезжали к дому, тем хуже становилось настроение Брагина.
Он ненавидел болеть, потому что сразу чувствовал себя слабым, беспомощным и одиноким. А еще во время больничных на Олега нападали жесточайшие приступы самоанализа, перерастающие в разрушительное самоедство.
Поэтому когда Марина, накормив мужчину таблетками и свежеприготовленными макаронами по-флотски, собралась домой, он не выдержал:
— Не уходи.
Брагину всегда было неловко просить о помощи. А уж если учесть его непростые отношения с Нарочинской и ее абсолютно заслуженную на него обиду, то было неудобно втройне. Кроме того, Олег опасался, что женщина снова начнет язвить.
***
Брагину не спалось. Этого нельзя было сказать о Марине: если бы Олег не скользил подушечками пальцев по ее пятой точке, женщина давно бы уснула.
— Брагин, оставь мои ягодицы в покое.
— Тебе жалко, что ли?
— Мне щекотно.
Нарочинская не смотрела на мужчину, но по голосу поняла, что он улыбнулся:
— Очень интересно, а в сексе тебе это не мешало.
— Отстань, — пробурчала она и перевернулась на спину.
Олег, даром что страдал от головной боли, вытянул губы трубочкой и сделал обиженные глазки:
— Ну вот, — расстроенно протянул он, — последнюю радость в жизни забираешь.
Марина не повелась:
— Не знала, что твоя радость — это задница.
Брагин беззлобно усмехнулся и констатировал:
— Язва ты бубонная. А я страдаю, — драматично вздохнул он. — Меня, может, только прикосновения к мягкому и нежному успокаивают.
— Себя потрогай.
— Себя не так интересно. Марин, — позвал ее так, что Нарочинская все же заглянула ему в глаза, — обними меня, а? — улыбнулся, не подозревая, что истинное настроение выдал взгляд.
Она со вздохом перевернулась на живот, погладила Брагина по щеке и обняла:
— Совсем тебе плохо, бедолага?
— Да так, — Олег привычно наморщил лоб и тут же скривил губы от неприятных ощущений, — больше напрягает, что делать ничего не могу, — тоже обнял Марину, притянул ее голову себе на грудь и закрыл глаза. И разом стало как-то спокойнее.
Нарочинская не знала, что сказать, и задала глупый вопрос:
— Зачем ты в драку-то полез?
Брагин пожал плечами:
— А что мне оставалось делать? Думал сначала, что просто оттащу его от тебя, и он успокоится.
— Спасибо, — Марина повернулась к его лицу.
Почувствовав это, Олег открыл глаза:
— Не за что.
— А что, правда ты постоянно куда-то влипаешь? — заинтересовалась она.
— Бывает.
— И правда тебя Зименская увольняла?
— Сам уходил, — ответил, надеясь, что о причинах Нарочинская спрашивать не станет.
— Брагин, как ты живешь вообще?
От ее вопроса захотелось улыбнуться:
— Весело. Энергии во мне много, вот и получается.
Тонкие брови Марины стремительно поползли вверх и почти слились с линией роста волос:
— Даже с нашей работой много?
— Угу, — Олег запустил пальцы в локоны Нарочинской и стал легонько массировать ей голову.
— Откуда ты только взялся такой? — прикрыв глаза, на выдохе спросила она.
Брагин хотел уточнить, что Марина имеет в виду, но передумал:
— Уродился.
Нарочинская хмыкнула:
— А как-то, кроме влипаний в проблемы, ты можешь эту энергию использовать?
— Спорт, — он снова пожал плечами, — секс.
— Ну, эти методы хотя бы безопаснее.
Мужчина оживился:
— Это предложение?
— Дурак, — Марина легонько хлопнула его по плечу, — выздоровей сначала.
— А потом?
— Суп с котом.
Олег нацепил на лицо нарочито трагичное выражение:
— Злая ты. Даже кота тебе не жалко.
— Жалко у пчелки.
Брагин не знал, что его подвигло — неожиданно проявившийся приступ нежности, благодарность за помощь или желание хоть как-то отвлечься, но он потянулся к Нарочинской и поцеловал.
— Это намек, чтобы я замолчала? — удивилась она. Впрочем, без негатива.
— Это намек, что у тебя губы красивые.
Марина изогнула бровь и смешливо протянула:
— Да ладно.
Олег угукнул. Он был очень занят: покрывал аккуратными поцелуями лоб, щеки и подбородок.
— Брагин, это не губы уже.
— Не мешай, я лечусь.
Они тихо рассмеялись, и Нарочинская отчего-то подумала, что смеяться с Брагиным, оказывается, тоже здорово.
А Олег понял: никакая Марина Владимировна не злыдня, хоть и пытается убедить в этом всех вокруг. Но озвучивать сию мысль не спешил. Потому что знал, что за такие выводы Марина его и приголубить может. Чем-нибудь тяжелым. Прямо по больной головушке, ага.
***
Брагин видел спящую Нарочинскую впервые: до этого она просыпалась раньше и быстренько выстраивала между ними дистанцию.
Сейчас повода для дистанции не было, они вроде все выяснили и, как надеялся Олег, проехали тему его неудачных комментариев о Владимире Сергеевиче. Но Брагин уже понял, что Марина не спешила открываться.
Во сне Нарочинская была похожа на трогательного и беззащитного ребенка, которого хотелось обнять и спрятать от всех проблем.
Олег сам удивился таким выводам, но продолжил рассматривать Марину. Ее острые черты лица казались очень нежными, спутанные локоны добавляли спокойному лицу мягкости, а изящные губы были чуть приоткрыты и манили.
Видимо, он слишком громко думал: женщина заворочалась, открыла глаза и с недоумением уставилась на Брагина — очевидно, с запозданием вспомнила, что вчера произошло.
— Доброе утро.
— Привет, — Нарочинская сонно сощурилась. — Давно проснулся?
— Часа три. Любуюсь, как ты спишь.
Она дернула бровью на эти слова и спросила о другом:
— Ты как себя чувствуешь?
— Плохо, — наигранно тяжело вздохнул Олег, увидел, как Марина приподнимается на локте, и добавил, — но если поцелуешь, станет хорошо.
Нарочинская подперла подбородок рукой и покачала головой из стороны в сторону. Никогда бы не подумала раньше, что в этом мужчине столько нежности. Уж точно — внешность обманчива.
— Че ты? — не понял Брагин.
Марина не ответила, но сдержанно улыбнулась и прикоснулась к его губам. Олег аккуратно обхватил ее затылок пальцами и углубил поцелуй.