Олег отделался сотрясением. И естественно отказался отлеживаться в палате, хотя ему настойчиво предлагали все присутствующие.

— Зачем место занимать? — возмутился он. — Я лучше дома полечусь.

— Знаем мы, как ты будешь лечиться, — бодро парировала Нина. Узнав диагноз друга, она успокоилась. — Опять на себя забьешь и на работу выйдешь.

Зименская изучила Брагина и усмехнулась:

— Нина, не переживайте, это просто решается, — главврач внимательно посмотрела на каждого из подчиненных и строго велела. — Если Олег Михайлович раньше времени придет на работу, вы, коллеги, должны его остановить и сообщить мне. Кто этого не сделает или будет покрывать, останется в лучшем случае без премии.

Договорив, Вера Георгиевна поймала донельзя удивленный взгляд бывшей студентки:

— Что? Такое уже было, Марина, поэтому и говорю.

Нарочинская закатила глаза:

— Господи, с кем я работаю…

— Я задаюсь тем же вопросом периодически, — Зименская посмотрела на главного страдальца сегодняшнего дня. — А вас, Олег, я уволю, если посмеете.

— Опять?

Пастухов услышал в голосе товарища максимальную задолбанность и поспешил сгладить углы:

— Хорошо, Олег, лечись дома. Сейчас мы вызовем тебе такси. Только нужно, чтобы кто-то тебя проводил, одному в таком состоянии нельзя по городу передвигаться. Мы с Костей, — кивнул на Лазарева, — не можем, у нас операция.

Салам хотел предложить свою кандидатуру, но не успел.

— Не надо такси, я отвезу.

Ничего особенного Марина не сказала, но мгновенно получила всеобщее внимание, приправленное внушительной порцией изумления. Еще бы. Весь Склиф знал, что Нарочинская с Брагиным друг друга просто не переваривают.

— У меня смена закончилась, — пояснила нейрохирург. — Да и Олег Михайлович меня защищал.

Она помнила, что сегодня без автомобиля. Но была уверена, что Брагин одолжит ей свой. В конце концов, для его блага старается.

«Ради этого стоило пострадать», — подумал Олег и окончательно убедился, что свихнулся. Другого объяснения своим эмоциям он найти не мог.

Петр Викторович замялся:

— Ну, если вам удобно...

— Нормально.

— Только не съешьте его, Марина Владимировна, — не удержался от комментария Костя. — Олег Михалыч нам еще пригодится.

Брагин показал ему кулак, а Нарочинская хмыкнула:

— Я вредную пищу не ем.

***

Чем ближе подъезжали к дому, тем хуже становилось настроение Брагина.

Он ненавидел болеть, потому что сразу чувствовал себя слабым, беспомощным и одиноким. А еще во время больничных на Олега нападали жесточайшие приступы самоанализа, перерастающие в разрушительное самоедство.

Поэтому когда Марина, накормив мужчину таблетками и свежеприготовленными макаронами по-флотски, собралась домой, он не выдержал:

— Не уходи.

Брагину всегда было неловко просить о помощи. А уж если учесть его непростые отношения с Нарочинской и ее абсолютно заслуженную на него обиду, то было неудобно втройне. Кроме того, Олег опасался, что женщина снова начнет язвить.

***

Брагину не спалось. Этого нельзя было сказать о Марине: если бы Олег не скользил подушечками пальцев по ее пятой точке, женщина давно бы уснула.

— Брагин, оставь мои ягодицы в покое.

— Тебе жалко, что ли?

— Мне щекотно.

Нарочинская не смотрела на мужчину, но по голосу поняла, что он улыбнулся:

— Очень интересно, а в сексе тебе это не мешало.

— Отстань, — пробурчала она и перевернулась на спину.

Олег, даром что страдал от головной боли, вытянул губы трубочкой и сделал обиженные глазки:

— Ну вот, — расстроенно протянул он, — последнюю радость в жизни забираешь.

Марина не повелась:

— Не знала, что твоя радость — это задница.

Брагин беззлобно усмехнулся и констатировал:

— Язва ты бубонная. А я страдаю, — драматично вздохнул он. — Меня, может, только прикосновения к мягкому и нежному успокаивают.

— Себя потрогай.

— Себя не так интересно. Марин, — позвал ее так, что Нарочинская все же заглянула ему в глаза, — обними меня, а? — улыбнулся, не подозревая, что истинное настроение выдал взгляд.

Она со вздохом перевернулась на живот, погладила Брагина по щеке и обняла:

— Совсем тебе плохо, бедолага?

— Да так, — Олег привычно наморщил лоб и тут же скривил губы от неприятных ощущений, — больше напрягает, что делать ничего не могу, — тоже обнял Марину, притянул ее голову себе на грудь и закрыл глаза. И разом стало как-то спокойнее.

Нарочинская не знала, что сказать, и задала глупый вопрос:

— Зачем ты в драку-то полез?

Брагин пожал плечами:

— А что мне оставалось делать? Думал сначала, что просто оттащу его от тебя, и он успокоится.

— Спасибо, — Марина повернулась к его лицу.

Почувствовав это, Олег открыл глаза:

— Не за что.

— А что, правда ты постоянно куда-то влипаешь? — заинтересовалась она.

— Бывает.

— И правда тебя Зименская увольняла?

— Сам уходил, — ответил, надеясь, что о причинах Нарочинская спрашивать не станет.

— Брагин, как ты живешь вообще?

От ее вопроса захотелось улыбнуться:

— Весело. Энергии во мне много, вот и получается.

Тонкие брови Марины стремительно поползли вверх и почти слились с линией роста волос:

— Даже с нашей работой много?

— Угу, — Олег запустил пальцы в локоны Нарочинской и стал легонько массировать ей голову.

— Откуда ты только взялся такой? — прикрыв глаза, на выдохе спросила она.

Брагин хотел уточнить, что Марина имеет в виду, но передумал:

— Уродился.

Нарочинская хмыкнула:

— А как-то, кроме влипаний в проблемы, ты можешь эту энергию использовать?

— Спорт, — он снова пожал плечами, — секс.

— Ну, эти методы хотя бы безопаснее.

Мужчина оживился:

— Это предложение?

— Дурак, — Марина легонько хлопнула его по плечу, — выздоровей сначала.

— А потом?

— Суп с котом.

Олег нацепил на лицо нарочито трагичное выражение:

— Злая ты. Даже кота тебе не жалко.

— Жалко у пчелки.

Брагин не знал, что его подвигло — неожиданно проявившийся приступ нежности, благодарность за помощь или желание хоть как-то отвлечься, но он потянулся к Нарочинской и поцеловал.

— Это намек, чтобы я замолчала? — удивилась она. Впрочем, без негатива.

— Это намек, что у тебя губы красивые.

Марина изогнула бровь и смешливо протянула:

— Да ладно.

Олег угукнул. Он был очень занят: покрывал аккуратными поцелуями лоб, щеки и подбородок.

— Брагин, это не губы уже.

— Не мешай, я лечусь.

Они тихо рассмеялись, и Нарочинская отчего-то подумала, что смеяться с Брагиным, оказывается, тоже здорово.

А Олег понял: никакая Марина Владимировна не злыдня, хоть и пытается убедить в этом всех вокруг. Но озвучивать сию мысль не спешил. Потому что знал, что за такие выводы Марина его и приголубить может. Чем-нибудь тяжелым. Прямо по больной головушке, ага.

***

Брагин видел спящую Нарочинскую впервые: до этого она просыпалась раньше и быстренько выстраивала между ними дистанцию.

Сейчас повода для дистанции не было, они вроде все выяснили и, как надеялся Олег, проехали тему его неудачных комментариев о Владимире Сергеевиче. Но Брагин уже понял, что Марина не спешила открываться.

Во сне Нарочинская была похожа на трогательного и беззащитного ребенка, которого хотелось обнять и спрятать от всех проблем.

Олег сам удивился таким выводам, но продолжил рассматривать Марину. Ее острые черты лица казались очень нежными, спутанные локоны добавляли спокойному лицу мягкости, а изящные губы были чуть приоткрыты и манили.

Видимо, он слишком громко думал: женщина заворочалась, открыла глаза и с недоумением уставилась на Брагина — очевидно, с запозданием вспомнила, что вчера произошло.

— Доброе утро.

— Привет, — Нарочинская сонно сощурилась. — Давно проснулся?

— Часа три. Любуюсь, как ты спишь.

Она дернула бровью на эти слова и спросила о другом:

— Ты как себя чувствуешь?

— Плохо, — наигранно тяжело вздохнул Олег, увидел, как Марина приподнимается на локте, и добавил, — но если поцелуешь, станет хорошо.

Нарочинская подперла подбородок рукой и покачала головой из стороны в сторону. Никогда бы не подумала раньше, что в этом мужчине столько нежности. Уж точно — внешность обманчива.

— Че ты? — не понял Брагин.

Марина не ответила, но сдержанно улыбнулась и прикоснулась к его губам. Олег аккуратно обхватил ее затылок пальцами и углубил поцелуй.