Марина сидела на лавке и пила кофе. Дубровская тяжело опустилась рядом:
— Здорово.
— Привет, — улыбнулась ей Нарочинская. — Как ты? Как малыш? — выразительно глянула на живот.
Нина тоже улыбнулась, но вымученно, хоть и постаралась это скрыть:
— Все путем. Растем.
— Когда пдр? Купить тебе? — Марина кивнула в сторону аппарата. Запомнила, что подруга за беременность полюбила горячий шоколад.
Дубровская благодарно кивнула:
— Через месяц.
Нарочинская купила напиток, протянула Нине и снова села:
— То есть со дня на день уже может быть? Отдохнуть не хочешь? — осторожно поинтересовалась она. Знала, как в штыки воспринимает Дубровская такие предложения, но переживала.
Нина сморщилась как от зубной боли:
— Я дома с ума схожу, — призналась. — Да и после рождения ребенка не до работы будет, вот и посижу.
— Да ты там долго не высидишь.
— Тоже верно, — согласилась Дубровская, отпивая шоколад. — Как сама?
Марина пожала плечами:
— Нормально.
Нина покачала головой:
— Вижу я, как ты нормально. Михалыч вон тоже нормально: олицетворяет призрак отца Гамлета вовсю. Мучаете только друг друга.
— Нин, не начинай, — в голосе Нарочинской появился холод.
— Да что «не начинай»? — возмутилась Дубровская. — Ходите тут, как зомби побитые, смотреть больно.
— Больно — не смотри.
— Марин, это несерьезно! Ты уже сбегала из-за него и все равно вернулась, — напомнила Нина. — Думаешь, сейчас станет лучше, что ли?
Нарочинская понимала, о чем говорит подруга. Но считала, что созависимые отношения — не повод их продолжать. И не верила, что они с Олегом могут построить что-то здоровое.
Она допила кофе, выбросила стаканчик и встала:
— Нинуль, извини меня, конечно, но ты лезешь не в свое дело.
Догадывалась, что Дубровская обидится, только выворачивать душу не собиралась: привыкла снова к своей ракушке. А еще держала в голове, что в первую, вторую и третью очереди, Нина — подруга Олега.
Значит, всегда будет на его стороне.
***
Брагин не любил этот день. Не любил с тех пор, как отец ушел из семьи, и практически никогда не отмечал. Даже с Леной поссорился, когда она попыталась устроить праздник, несмотря на и вопреки всему.
Исключениями, пожалуй, стали два дня рождения: прошлый, когда Олег уже переехал к Марине, и позапозапрошлый, то есть три года назад. Тогда он не знал Нарочинскую, но был с Ларисой. И тогда они оба не подозревали, что совсем скоро Зименская притащит в больницу наркомана, который станет для Куликовой фатальным. И что Олег не сможет ее спасти, тоже не знали.
Может, и хорошо, что не знали. А то с ума бы сошли.
И день рождения три года назад Брагину понравился.
«То есть ты напрямую зависим от женщины, которую любишь», — невесело подытожил именинник.
В этот раз он решил не изменять себе и игнорировать очередную годовщину с момента появления на свет. Даже на работе отгул взял, чтобы никого не видеть.
Надеялся, что об этой дате никто не вспомнит. И одновременно надеялся, что самые важные люди о нем все-таки не забудут.
— Дебил ты сорокаоднолетний, — мрачно сообщил Олег собственному отражению и принялся бриться.
Первыми позвонили Луспарян. Эмма пожелала никуда не влезать и найти, наконец-то, какую-никакую стабильность («ее легко потерять и невозможно найти» — хмыкнул Брагин). Тамарка же, в последний момент передумав петь, с выражением зачитала текст из «Пусть бегут неуклюже». Олег с удовольствием выслушал, назвал артисткой, получил в ответ возмущенное «Я не артистка, я Тамара» и был вынужден объяснить, что имеет в виду. Впрочем, это тоже было одним большим удовольствием.
Затем отметилась Дубровская. В своей привычкой манере сообщила, что Брагин — бестолочь, хоть и любимая, обозвала сыном самурайки и пожелала взять себя в руки, после чего пообещала зайти вечером.
— Ты только не роди мне тут, пожалуйста, — попросил Олег. — Я, конечно, хирург от бога, но все-таки не гинеколог. И вообще буду выпивши.
— Дурень, — хмыкнула Нинка и отключилась.
Потом объявилась Вероника. Пожелала здоровья, интересных пациентов и не отказываться от повышения на работе, если будет, потому что повышение — это деньги, а деньги — это нужно.
— Гля, какая умная выросла, — цокнул Брагин.
— Вся в тебя, — в тон парировала девочка.
Затем позвонил Пастухов. Петя рассказал, как им нравится новая квартира, как удобно добираться до работы без пробок, как благотворно сказывается климат на здоровье Юльки и как — господи боже — прекрасно жить без тещи. У них даже с Полиной отношения стали такими хорошими, какими не были никогда, кажется.
— Надо было жениться на сироте, — усмехнулся Олег. — А если без шуток, то я рад, вы молодцы.
Петр поблагодарил Брагина за все, что тот для него делал, за то, что Олег всегда рядом, и пожелал оставаться верным себе, но все-таки почаще «сначала думать, а потом делать».
Потом прислали поздравительные смс Салам и Меркулова.
Больше никто не звонил и не писал.
***
Нинка умела удивлять — подарила маленькую гитарку с четырьмя струнами.
— Это че такое? — глупо улыбаясь, спросил Олег. — Че такая крохотная?
— Укулеле, гавайская гитара, — подняв указательный палец, нравоучительно произнесла Дубровская. — На ней проще учиться, чем на обычной. Ты же хотел.
Она еще не договорила, а Брагин уже сжал ее в объятиях.
— Тихо, — шутливо заворчала Нина. — Задушишь нас вместе с Павлом Евгеньевичем, придется реквием разучивать.
— Дура ты, — легонько щелкнул ее по лбу Олег.
Дубровская только села, как в дверь позвонили. Друзья переглянулись. Нина вопросительно кивнула, Брагин пожал плечами и поплелся открывать.
А еще через минуту чуть не оглох от фальшивых песнопений:
— С днем рождения тебя, с днем рождения тебя, — невпопад, но искренне заголосили Куликов и Лазарев. — С днем варенья, ОлегМихалыч, с днем варенья тебя!
— Обалдели, что ли, — опешил именинник: у него, в отличие от друзей, музыкальный слух имелся. — Проходите быстрее, пока соседи не сбежались, — бурчал он, чувствуя, что поганое настроение стало заметно лучше.
Костик подарил билеты на футбольный матч, а Куликов выпендрился и преподнес глобус. Ну, глобусом тот казался на первый взгляд, а на деле являлся домашним баром.
— Вы так сопьетесь, — возмутилась Дубровская.
Олег грустно улыбнулся:
— А че еще остается, когда ничего другого не остается?
— Согласен, — поддакнул Сергей.
Впрочем, с «напиться» не вышло. Нину поддержал Костя: он сегодня был за рулем. Глядя на этих двух трезвенников, Брагин и Куликов тоже не усердствовали и выпили совсем немного.
Но задушевных разговоров это не отменило.
— Нарочинская с тобой хоть общается? — жалостливо поинтересовалась Дубровская.
— Общается, — нараспев сообщил Олег, наигрывая на укулеле то, что смог подобрать — «Кузнечика». Сложно было не справиться, на самом деле, потому что это произведение игралось на одной струне. — У нас теперь высооокие отношения, неподвластные большинству.
Он ненавидел жаловаться и еще сильнее ненавидел, когда лезли в его личную жизнь. Но не срываться же на друзей из-за этого.
— Не, ну серьезно, — вступил Куликов. — Как у вас с Маринкой-то?
Брагин стер улыбку с лица:
— Никак.
Костик почувствовал, что атмосфера стала вязко-неприятной, и спешно перевел тему — начал рассказывать об удачной операции, которую он сегодня провел впервые.
***
Очередной звонок в дверь прозвучал неожиданно для всех. Брагин, отбросив надежду, которая шептала о самой желанной гостье, пошел открывать.
— Привет, — неловко улыбнулась та самая гостья. — Я с работы. Можно?
Олег, позабыв обо всех переживаниях, расплылся в самой широчайшей улыбке из своего арсенала:
— Конечно. Привет, — обнял Нарочинскую и обнаружил, что у нее за плечами что-то висит. — Че это?
— Это тебе, — Марина повернулась спиной и продемонстрировала Брагину новый красивый рюкзак. — И рюкзак, и то, что внутри. С днем рождения.
— Ух ты, — именинник бережно снял подарок и почувствовал, что тот достаточно увесистый. — Надеюсь, там не бомба.
— Надейся.
Коллеги поприветствовали Марину возгласами разной степени бурности. Куликов даже брякнул о том, что они, наверное, пойдут, но его быстренько угомонили.
А потом Олег достал из рюкзака содержимое и почувствовал себя ребенком, к которому пришел Дед Мороз. Точнее Снегурочка.
— О, тортик, — обрадовался Костя. — Такой здоровенный!
— Сам ты тортик, — цыкнул Брагин. — Это не просто тортик, это самый настоящий «Красный бархат». У меня бабушка в детстве такой делала, я за него душу готов был продать.
— Так что ж не продал? — Дубровская хохотнула.
Олег стрельнул в нее хитрым взглядом:
— Че эт не продал? Я ж в медицине, — уловил момент, когда Нарочинская отвлечется, и быстро чмокнул ее в щеку. — Спасибо! — после чего с довольнехонькой физиономией уселся за стол.
***
С приходом Марины посиделки однозначно стали веселее: у Брагина изменилось настроение, и не почувствовать это было невозможно. А если учесть, что тему сердечных ран никто не поднимал, то общаться было легко.
Совсем как в старые времена. Еще до ухода Нарочинской из Склифа.
Правда в какой-то момент Марина будто напряглась и побледнела.
— Мариш, ты чего? — мгновенно обеспокоился именинник.
Она приподняла уголки губ и призналась — благо, перед этими людьми можно было не прикидываться бессмертной:
— Спина отваливается.
— Так а че ты, — Брагин встал и помог женщине подняться, — ложись. Мазь дать?
— Если есть. Бежать в аптеку не надо, я тебя очень прошу.
Нарочинская не заметила, как уснула. И даже не проснулась через пару часов, когда гости, попрощавшись, разошлись по домам.
Именинник закрыл дверь, осторожно зашел в комнату и, тихо приблизившись, лег рядом с Мариной.
Она всегда пахла упоительно: сладковато, но не приторно, с легкой ноткой горечи, от которой неизменно пьянило. Брагин глубоко вздохнул и, положив руку женщине на талию, уткнулся Нарочинской в затылок.
Сейчас он чувствовал себя как дома.