Брагин услышал звонок и, отложив укулеле, поспешил к двери.
По правде сказать, Нинкин подарок пришелся как нельзя кстати: на больничном Олег только и занимался, что осваивал инструмент методом ненаучного тыка. Ну, или слушал радио. Даже на улицу почти не выходил, чтобы не поддаваться соблазну куда-нибудь влезть. В конце концов, он пообещал. И не хотел, чтобы Марина переживала.
Однако все уже успело осточертеть, поэтому мужчина радовался любой движухе. И, наверное, любым гостям.
А уж этой гостье Брагин был рад в любое время дня и ночи.
— Ой, какая Снегурочка, — расплылся он, разглядывая Нарочинскую, на шапке и шубе которой виднелся приличный слой снега.
— Если бы, — фыркнула Марина, — я скорее сугроб, — сняла шапку и потянулась пальцами к пуговицам. — Кошмар. Весна по календарю, но Москва об этом не в курсе.
Брагин убрал женские ладони и стал расстегивать сам:
— Ну тогда ты самый прекрасный сугроб в мире. — Нарочинская прыснула, и он поинтересовался. — Пешком, что ли, шла?
— Да, Склиф же рядом. А пробки страшные! — с помощью мужчины Марина сняла шубу и принялась за обувь.
Олег дождался, когда Нарочинская закончит, и начал греть ее руки в своих:
— Ну и правильно, — потянул ее в комнату. — Чай, кофе?
— Чай, — Нарочинская села. Брагин встал рядом:
— Плов будешь или пельмени? — тот вариант, что Марина вообще не голодна, он, разумеется, не рассматривал.
Женщина вскинула брови:
— Ого! Откуда плов?
— От верблюда.
Нарочинская покачала головой:
— Ну тогда давай плов.
— Уно моменто, — Олег не хотел отпускать женщину. — Сильно замерзла? Погода, конечно, блеск.
Нарочинская мотнула головой:
— Щеки только, — мужчина тут же стал гладить ее лицо, и она смешалась, — ну что ты…
— Ничего, — Брагин пожал плечами, — спасаю твои драгоценные щеки.
Марина притихла, прикрыв веки. Кожа на руках Олега была грубоватой, и после его музыкальных экспериментов это только увеличилось. Но он всегда притрагивался к Нарочинской настолько нежно и аккуратно, что такая шероховатость была даже приятной.
«Поздравляю, ты сошла с ума» — мысленно констатировала Марина.
Почувствовала, как Брагин остановился и посмотрел ей в глаза, и спешно перевела взгляд за его спину.
И наткнулась на игрушечного улыбающегося осьминожку.
Олег повернулся в ту же сторону и догадался, что привлекло внимание Нарочинской:
— Тамарка подарила. Он двусторонний.
— То есть?
Брагин подошел к полке, взял подарок дочери, вывернул его на печальную сторону, продемонстрировал и, сделав как было, вернул назад.
— Ну да, ты не любишь грустить, — интерпретировала женщина.
Олег усмехнулся:
— Томка сказала, что пока я грустный — осьминог должен быть веселым. А когда повеселею, сделать наоборот. Следую.
Брагин ни в чем не укорял, но Марине стало неловко и будто бы даже стыдно.
— Как чувствуешь-то себя? Глаза как?
— Да что мне сделается, — как-то отстраненно отреагировал он. — Нормально все. Лежу, болею, сам себя жалею.
— Я уже пришла к тебе навестить беднягу, — уловила отсылку Нарочинская.
Мужчина склонился в плавном полупоклоне — резкие движения он теперь вообще старался не делать, хотя это было непривычно и чертовски раздражало:
— Бедняга передает, что он очень признателен. Кстати, — Олег открыл ящик, достал из него духи — такие же, которыми обычно Нарочинская и пользовалась, и снова подошел к женщине. — Держи, — поймал немой вопрос в синих глазах и уточнил. — Праздник же завтра, а ты работаешь. Вот, заранее дарю.
Марина сдержанно улыбнулась. Но столько тепла было в ее улыбке, что у Брагина кровь прилила к щекам, а пульс зашкалил.
— Спасибо, Олег.
***
После ужина Брагин протянул к Марине руки:
— Иди ко мне, — боялся, что откажется, но не предложить не мог. — Я буду вести себя как образцовый монах.
Она посомневалась, но пошла — слишком хотелось погрузиться в родное тепло. Это было ужасно эгоистично, но Нарочинская успокаивала себя тем, что Олег хочет обниматься не меньше. А большее им обоим все равно нельзя. И не только по моральным причинам.
Никогда бы не подумала раньше, что будет радоваться проблемам со здоровьем.
Марина осознавала, что дает Брагину надежду, но… Но не могла ее забрать — ни у него, ни у самой себя. Хотя совместного будущего не видела. От этого боль приобретала поистине мазохистский оттенок.
Но под боком у Брагина Нарочинской было спокойно и хорошо. Всегда.
— Как там у наших дела? — поинтересовался мужчина.
— У ваших — не знаю, я там редко бываю.
— Че ты к словам цепляешься, — шутливо возмутился он.
— Нормально там все, — женщина улыбнулась. — Лазарев за Сашкой бегает.
Олег оживился:
— Опа, а она че?
— Вроде он ей нравится, но старается держать дистанцию.
Брагин хмыкнул:
— Кого-то мне это напоминает.
Марина усмехнулась, но тему развивать не стала:
— Сегодня с Шейнманом мужику голову пришивали.
— Мужик живой?
— На удивление.
— Богиня нейрохирургии.
Нарочинская снова усмехнулась:
— Тогда уж боги. Я же не одна оперировала.
Брагин скорчил забавную мордочку:
— Не, Юрка скорее черт. Особенно с его физическими данными.
— Фу! — Марина легонько стукнула его по спине. — Брагин, это грубо!
— Зато правда, — бодро парировал Олег. — Особенно на твоем фоне, — не удержался и ткнулся губами женщине в волосы. — Хотя на твоем фоне все страшненькие, в принципе.
Нарочинская фыркнула, лениво отклонила голову и нравоучительно заметила:
— Вообще-то я не фон, а главная героиня.
Мужчина кивнул:
— Это само собой, — и приподнял брови. — Скажи-ка мне, главная героиня, кто такой Голицын?
— Фаворит Софьи Алексеевны, — Марина догадывалась, что Брагину уже доложили, поэтому не удивилась. А ответ слетел с губ сам собой: слишком часто Тимке предъявляли за «аристократство».
У Олега вытянулось лицо:
— В смыысле?
— В коромысле, — передразнила Нарочинская. — Царевна такая, сестра Петра I. Историю учить надо было, Олег Михайлович.
Брагин, наконец, просек, что Марина издевается, но в том же тоне отвечать не стал, чтобы не разругаться:
— Меня другой Голицын интересует, который в Склифе работает. С кошачьим именем каким-то.
— Сам ты с кошачьим, — почти обиделась женщина. — А Тимофей — прекрасное редкое имя, ему очень подходит, между прочим.
— Я рад за него, — Олег приклеил на лицо улыбку, но та была похожа на оскал.
И Нарочинская поняла, что перегнула палку:
— Одноклассник по медицинскому лицею и одногруппник по Академии.
— Иии? — многозначительно протянул Брагин.
Марина закатила глаза, но на мужчину это не подействовало. Пришлось пояснить:
— Что «и»? Друг.
— Друг? — крайне недоверчиво переспросил Олег. Не то чтобы он сомневался в Нарочинской или считал, что она не имеет права, но… Аж поплохело ему физически, когда Куликов сообщил, что в экстренной хирургии теперь работает какой-то редкостный красавчик, по совместительству — давний знакомый Марины Владимировны, с которым та регулярно ходит на обеды.
Не мог Брагин ее отпустить. Не мог и не хотел. Это было ужасно эгоистично, но себя без Марины он уже не видел. Наверное, это было неправильно и нездорово, только он не хотел ничего менять. Осознанно не хотел. Тем более что Нарочинская сама не прекращала общение.
Если бы Марина была против, он бы отстал.
— Именно. Наконец-то у нас работают не только твои друзья.
Нарочинская произнесла это совершенно буднично, но Олега кольнуло.
У Маринки действительно было мало близких людей. А самым близким, до недавнего времени, был он. И все испортил.
— Хочешь сказать, у тебя в Склифе не было друзей? — мужчина вытянул губы трубочкой.
Женщина вскинула бровь:
— Кто, например?
— А я? — Брагин наигранно-придурошно улыбнулся.
— Друг?
— А кто? — но по карим глазам было видно, что их обладателя подобная участь категорически не устраивает. — Враг, что ли?
Марина тоже не хотела бы, чтобы Олег был ей только другом. Но согласилась:
— Друг. В широком смысле этого слова.
Брагин ужасно ревновал, что стало для него самого большим откровением. Но сейчас, после разговора с Нарочинской, полегчало. Олег поцеловал ее в висок и заговорил о том, о чем хотел сказать уже несколько месяцев:
— Знаешь, ты была хорошим главврачом.
Марина аж отстранилась:
— Что, прости?
— Что слышала, — Брагин пожал плечами. — Просто тебе не всегда хватало времени и сил этим заниматься в полной мере — из-за меня в том числе.
Нарочинская помрачнела:
— Зачем ты сейчас об этом говоришь?
— Ты когда-то спрашивала, а я не ответил, — пояснил он. — Вероника с температурой свалилась, помнишь?
Женщина кивнула — еще бы не помнить. Только… с чего Олег вообще поднял тему? Она его и раньше не особо беспокоила, не то что сейчас. Что же там в голове его происходит?
Марина отодвинулась еще больше:
— Тебя какой петух клюнул, что ты об этом вспомнил? — все-таки вырвалась наружу старая обида.
И Брагин это услышал:
— Я не забывал. Просто понял не сразу, — серьезно признался он и сразу же начал кривляться. — Ну, туговат я у тебя, что поделать.
Нарочинская покачала головой — ей было не до смеха. Значимость предыдущей должности уже отошла на задний план, но воспоминания о поведении Олега в тот период до сих пор ранили.
Брагин почувствовал смену настроения и перестал дурачиться:
— Ты подходишь на эту роль, Марин. Вопрос, было ли тебе самой хорошо.
— То есть?
Олег взял ладони женщины в свои и заглянул ей в глаза:
— Ты можешь со всем справиться, но это не значит, что ты это «все» одинаково любишь. Оперировать тебе нравится больше, а главврач — это администратор. А еще ты очень добрая для этой должности. Все время через себя переступала.
Нарочинская не ответила. Только почувствовала, что перестало сжимать где-то внутри.