— Че случилось-то? — не выдержал Брагин отсутствующего вида у друга.
Еще бы. Куликов позвонил ему в шесть утра и напросился в гости. Куликов, который методично опаздывал на все утренние смены, потому что не мог проснуться. Куликов, который вообще редко предупреждал, что придет, вместо этого предпочитая обрушиваться как град.
Сергей по-прежнему молчал, мелкими глотками допивая третью порцию кофе, и Олег едва не хлопнул его по плечу.
Наконец, Куликов отставил кружку и, словно не веря себе, выдал:
— Оля беременна.
Брагин облегченно выдохнул — все оказалось не так страшно, как он успел себе придумать. Все это время по Сереге невозможно было понять, что случилось и в каком, так сказать, направлении. А дети — это неплохо, особенно от любимой женщины.
— Это же хорошо, — Олег улыбнулся. — Ты че такой кислый-то?
Сергей усмехнулся:
— На себя посмотри.
— А мне положено, я больной. Ты-то че? — не дал себя отвлечь Брагин.
Куликов молчал, гипнотизируя кружку ничего не выражающим взглядом, и Олег не выдержал:
— Ну так че? Ты ребенка не хочешь или, — сделал паузу, но все-таки договорил, — или с беременностью что-то не то?
— Сплюнь, — вяло возмутился Сергей. — Нормально там все с беременностью. Вроде, — дополнил не очень уверено.
— Значит, не хочешь?
Куликов посмотрел на Олега, и тот разглядел, что друг, кажется, просто боится:
— Брагин, я не знаю.
— Что значит «не знаю»?
— Да то и значит! — раздраженно произнес Сергей. — Никита уже взрослый, да и им — по большей части — занимались Лара и бабушка, — признал он, понимая, что осуждать Олег не станет. — Нет, ну я не филонил, я работал. Кто-то же должен был.
Брагин кивнул:
— Это понятно. Но опыт отцовства у тебя какой-никакой есть.
— Старый я уже для молодого папаши, — неуверенно хмыкнул Куликов. — Да и Ольга, — снова замолчал.
Олег никогда еще не видел Сергея в таком состоянии. И информацию из него приходилось вытягивать чуть ли не клещами.
— Что? — с небывалым для себя терпением уточнил Брагин.
— Мы оба не юные. Как оно там пойдет вообще — и беременность, и потом, и вообще как скажется. На нас. И на ней, — обрывисто пояснил Куликов. — Оля — совсем не Лара.
Олег все-таки не сдержался и шлепнул его по лбу.
— Ты че? — скорее офигел, нежели обиделся Сергей.
— А ты че? — в тон возмутился Брагин. — Ты на Ольге женился, потому что любишь? Или почему?
Куликов сообразил, как прозвучали его слова, и быстро поправился:
— Да я не о том. Олю люблю, но… Лара, она была оптимистичнее меня, жизнерадостнее. Сильнее, понимаешь?
Олег понимал. Олег все прекрасно понимал. Все помнил. И знал, почему Сергей не мог отпустить Ларису, хотя сам же и разрушил с ней отношения.
Потому же, почему он сам, Олег Брагин, не смог отпустить Нарочинскую.
Это сравнение казалось ужасно неправильным — по отношению к обеим женщинам. Особенно если учесть, насколько они стали важными для Олега в разное время — каждая в свое. Но Куликова Брагин понимал прекрасно.
— Я не знаю, откуда это в ней было, в девчонке еще совсем, — с застарелой тоской восхитился Сергей. — Это она меня тянула за собой, сам знаешь. А Ольга… Вдруг не смогу ее поддержать, — сформулировал, наконец, — буду не только так себе мужем, но и отцом фиговым, — уныло заключил он.
Олег покачал головой — Куликов удивил. Не то чтобы Брагин считал, что друг не способен на переживания, но все-таки Сереге подобные загоны были максимально несвойственны.
— Ольга хочет ребенка?
— Да. Но ей страшно. И мне.
— Вместе бояться лучше, чем по одному, — философски заключил Олег. — С врачами у вас проблем не будет — уже плюс. С гулянками своими завязывай главное, с распитием алкоголя — хотя бы на ближайший пару лет — тоже. А лучше совсем: ты ей нужен трезвый. Ей и ребенку.
Куликов кивнул:
— Да понятно, — он уже смирялся с неизбежным. — Но этого мало.
Брагин вспомнил Эмму, когда та была в положении, потом Нинку и озвучил:
— Готовься, что Ольга может быть на себя не похожей и очень тебя раздражать. Бесить, обижать. Закрываться в себе может, — сам поражался той уверенности, которая у него возникла. — Но срываться на нее нельзя, ей же тяжело будет очень, сильнее, чем тебе. А поддерживать надо постоянно.
— Ты-то откуда знаешь, какой она будет? — недоверчиво хмыкнул Сергей.
— Вангую. Талант у меня на больничном открылся: будущее предсказывать.
Куликов хмыкнул еще более недоверчиво, и Олег ответил уже серьезно:
— У нее характер-то непростой. Как и у тебя, вот я и предположил. И еще: разговаривайте, Серег, не замалчивайте. От этого большинство проблем.
— Так мы и так говорим.
Брагин невесело улыбнулся:
— Говорить и разговаривать — это разные вещи.
И Куликов перемену заметил:
— Как у вас с Маринкой-то?
— Не будем о грустном, — Олег махнул рукой. — Ты Никитосу-то сказал?
Сергей впервые за встречу улыбнулся:
— Сказал. Он рад.
— Ну и слава богу, — Брагин отсалютовал другу своей кружкой. — Поздравляю, Серег!
***
Звонок в дверь прозвучал гвоздем по стеклу. Брагин хотел его проигнорировать, но пришедший уходить явно не собирался.
Пришлось вставать и ползти на выход.
— У тебя совесть есть, нет? — вместо приветствия возмутилась Нина.
— Что? — сонно протянул Олег.
— Пятнадцать минут я набираю на мобильный, ты не подходишь, — предъявила Дубровская. — Домофон у тебя не работает, хорошо, женщина открыла и лифт есть. Хотя я еле с коляской туда запихнулась, не потащусь же я на пятый! Я родила недавно, если ты не забыл, — ехидно напомнила она.
Брагин начал включаться:
— А сколько времени?
— Одиннадцать, а ты все дрыхнешь. Мы же с Пашкой договорились гулять, — освежила память друга женщина, наблюдая за переменами в его лице.
Олег потянулся, было, потереть глаза, но в последний момент вспомнил, что не стоит:
— Щас, подожди, я быстро. Заходи, — пригласил гостей внутрь. — Чай будешь?
— Не буду я ничего и заходить тоже. Раздеваться долго, и Пашка тепло одет, запарится. Давай внизу.
— Щас, я быстро, — повторил Брагин и стал собираться.
Павел Евгеньевич благополучно проспал всю прогулку, а на улице было хорошо и тихо, поэтому променад прошел спокойно. После Олег вытащил Пашку из коляски, помог Нине его раздеть и не захотел отдавать. Сел и стал покачивать, с умилением разглядывая маленькое личико:
— Щеки такие, — радостно констатировал, будто впервые увидел. — Щеки — это хорошо, это просто прекрасно.
Дубровская понаблюдала за другом минут десять и покачала головой: Михалыч всегда любил детей, и эта любовь с возрастом, кажется, только возросла. Но все равно удивляло. А еще такой большой Брагин с таким крошечным Пашкой на руках выглядел комично и мило одновременно.
Надолго Нину не хватило:
— Что-то ты странный какой-то. Подозрительно томный, — сообщила она, попивая чай. — Чет задумал?
Олег усмехнулся — смекнул, к чему клонит подруга:
— Че тут думать-то. Все передумано давно уже. Да? — скорчил для Пашки очередную мордочку. Мальчик посмотрел на него непонимающими голубыми глазищами, и Брагин легонько, одним только пальцем, погладил его по щечке.
— Очень плохо, — констатировала Дубровская. — Слушай, ты будешь что-то делать, чтобы Маринку вернуть, или не будешь?
Мужчина улыбнулся, но грусть в глазах выдала его с головой:
— Что делать-то? Заставить ее, что ли? Так это насилие какое-то получается, я так не хочу. Хочу, чтобы ей хорошо было. А Марина не хочет со мной быть, и я ее понимаю, — голос все-таки подвел, и закончил Олег мрачновато. — Значит, будет так.
— Дураки вы дурацкие, — с какой-то плаксивой интонацией резюмировала Нина и внезапно потребовала. — Отдай мне сына, ты его слишком сильно укачиваешь!
Брагин, хоть и удивился столь резкому перепаду, комментировать не стал, а молча передал ребенка Дубровской.
Посмотрел, как хаотично она его осматривает и ощупывает, и не сдержался:
— Нинуль, ты че? Думаешь, я что-то не то сделал?
— Да нет, все нормально, не обращай внимания, — нервно отмахнулась женщина.
Олег сощурился:
— Странная ты какая-то.
— Не осуждай меня, ты не рожал! Особенно так, как я, — Дубровская положила сына в коляску и с претензией посмотрела на друга.
— Да я не осуждаю, ты че, — пошел на попятную Брагин.
— Осуждаешь. И не ты один, — припечатала женщина. — Че я, не вижу, что ли?
«Так, понятно», — про себя заключил Олег и распахнул руки для объятий:
— Иди сюда.
И потом, укачивая подругу, как дите в колыбели, осторожно предложил:
— Нино, может, тебе к психологу сгонять, а? — он бы назвал психиатра, но предполагал, что за такое его сразу побьют. Ногами по лицу, включая глаза. А этот орган Брагину, с недавних пор, стал особенно дорог.
Дубровская трепыхнулась:
— Зачем это?!
— Ну так, — уклончиво протянул мужчина. — Расскажешь, что беспокоит. Может, посоветует тебе чего.
— Свой совет себе пусть советует. А у меня все нормально.
***
— О, Олег Михайлович, с возвращением! — поприветствовала регистратор Рита.
— Спасибо, — Брагин продемонстрировал ямочки на щеках. — Скучала по мне, Ритуля?
— А как же, — подыграла она.
За спиной мужчины послышались знакомые голоса:
— ОлегМихааааалыыч! — в два голоса обрадовались Костя и Салам и, забыв о субординации, кинулись обнимать наставника. Брагин, естественно, ответил.
«Приятно все-таки, когда тебя ждут».
— Че тут у вас, эскулапы? Отделение цело?
— Все в порядке, — отозвался Гафуров.
— Если уж вы его не смогли его развалить, то мы и подавно, — парировал Лазарев.
Олег показал ему кулак. Костя сделал вид, что испугался. Но Брагин на него уже не смотрел, потому что в приемном появилась Нарочинская с, вероятно, Голицыным. Вряд ли в институте Склифосовского образовался второй красивый мужик, с которым Марина бы так оживленно разговаривала.
— Брагин, — женщина остановилась.
— Нарочинская, — в тон отозвался он.
Марина сощурилась:
— Тебя точно выписали?
Олег закатил глаза:
— А я похож на самоубийцу?
— Честно? — женщина хмыкнула. — Бывает.
— Я тебя тоже люблю, — фыркнул Брагин и, прикидываясь, что не замечает офигевших синих глаз, отвисшей челюсти Кости и изумления во всей позе Салама, кивнул Голицыну. — Драсьте. Тимофей, кажись, как вас по батюшке?
На лице Голицына не дрогнула ни одна мышца:
— Денисович. И вам добрый день, — прохладно отозвался он, — знаменитый доктор Брагин.
— Ух ты, — притворно восхитился Олег, — не заметил, когда это я успел стать знаменитым.
Тимофей кивнул:
— Да, Марина говорила, что у вас проблемы со зрением, — и, не меняя тона, переключился на регистратора. — Рита, я на плановую, Иван Николаевич просил ассистировать.
Голицын ушел. Затем, пытаясь не палиться, что оглядываются, последовали и Лазарев с Гафуровым.
Брагин посмотрел на Нарочинскую исподлобья:
— А что ты еще ему поведала? Всю мою биографию выложила?
О том, что неправ, Олег понял еще до того, как услышал реплику Марины:
— Я, в отличие от некоторых, не страдаю повышенной болтливостью.