— Сонхвааа!

Уён вновь врывается в его жизнь — сносит с ног, прижимая к стене в порыве дружеской любвеобильности, хотя ни разу не друзья. Тогда — общение к минимуму, редкие слова приветствия и много кофе.

История вышла на новый виток на первом этаже торгового центра, в отделе нижнего белья.

— Аккуратнее, эй, я же сдохну от нехватки воздуха!

— Санниии!

Чуть отстраняется, но не отпускает. Точно мстит за что-то, только уже и не вспомнить причину.

К ним подходит парень. Острые линии, любопытный взгляд, челка, наполовину скрывающая глаза — хищная красота вкупе с открытостью взгляда завораживает.

— Санни, это Сонхва! Самовлюблённый придурок, по которому половина класса умирала!

— Что, прости? — не такой презентации ожидал.

— Ён!

Лёгкий подзатыльник — Уён ойкает, прижимая ладонь к волосам, и нехотя отпускает добычу. Незнакомый парнишка хватает того за руку и кланяется:

— Простите его, давно на людях не был, одичал. Я Сан.

— Сонхва.

Уён не может сдержаться:

— Зайдёшь в гости? Ну, правда, такая встреча!..

Сопротивление бесполезно, время протрачено впустую. Сонхва косится на плавающую одинокую травинку в чашке, пока Уён щебечет над ухом. Тарелка с булочками, разогревающий еду Сан, два голоса в припеве новомодной песни с улицы.

Как так получилось, что сейчас он в чужой кухне и пытается вспомнить, как добраться до дома?

«Я теперь встречаюсь с нашим старостой, и только попробуйте вякнуть чего против!»

На выпускном вместе были, за ручки держались в ванильно-ламповом антураже невидимых сердечек. Спросить бы, куда делся этот пазл воспоминаний.

— …сам тут гость, здесь Санни с братом живут, — не умолкает вечное шилопопое, и тут же едва ли не подпрыгивает, замечая. — А, Джуни, ты тут! Смотри, кого мне заполучить удалось! В тире десять из десяти, и вот этот бука здесь! — и вновь тянется с обнимашками.

Застывший в дверях взъерошенный Хонджун — воплощение шока. Хмурится, не отводит взгляд, и становится слегка не по себе. Лишь спустя несколько мгновений — фаза понимания и удивления. Что поделать, сам от себя не ожидал.

Джун резко разворачивается, не проронив ни слова, и припускает прочь.

— Хён?

— Он был влюблён в тебя в школе, — неожиданно серьёзно произносит Уён на ухо. — И сейчас, похоже, тоже.

***

Сонхва вслушивается в темноту. Один судорожный всхлип — и рука сама тянется к переключателю ночника. Проходили много раз, и действия до ужаса автоматичны, хотя в груди колотится, точно вырвется вот-вот. Стакан с водой на тумбочке, упаковка в ящике — выдавить капсулу на ладонь. Осталось только заставить выпить.

От света пытаются спрятаться, сжаться под одеялом — укрыться от кошмара, который просачивается вместе с тишиной. Искусанное ребро ладони, крупная дрожь, бегающие покрасневшие глаза, пытающиеся вытащить чёткость, но не находящие её, надрывность, с которой Хонджун втягивает воздух, чтобы не прорваться рыданиями — весь он, едва Сонхва отодвигает одеяло в сторону, чтобы рукой коснуться щеки.

Напора не выдерживают: боль прорывается криком — долгим, полным отчаяния. Мольбой вернуть, как было.

— Шшш!

Руки окольцовывают, не давая выбраться. При всех стойкий и несгибаемый, Хонджун бьётся в объятиях, точно мотылёк, ногтями впивается в предплечье, и Сонхва терпит, целуя волосы, шепчет, что рядом, что они вместе, а двоим справиться легче. Что Джун сильный, что шанс есть, надо только потерпеть — заклинание, приправленное лекарством и стаканом воды, которое медленно, но верно успокаивает. Минут двадцать, а то и полчаса, а после помочь подняться.

Хонджун держится за его руку, пока Сонхва открывает окно. Едва заметная линия приближающегося рассвета, свежесть, пробирающая до лёгких мурашек.

Под боком всё ещё всхлипывают, жмутся. Объятия — как лекарство, губами к щеке — нежно, осторожно.

— Как голова?

В ответ прижимаются сильнее, пальцами впиваются в кожу. Не отпускать.

***

— Будешь со мной встречаться?

— Зачем?

Хонджун смотрит недоверчиво, скрестив руки на груди — чертовски мило, а если уж губы надует, то точно сердце вдребезги разлетится.

— Ты мне нравишься.

— Лжёшь ты всё.

Не хватает слов. Хочется многое сказать, но открываешь рот — и забывается. Общение заново — месяцев пять прошло, не меньше.

— Я же тебе безразличен был, а теперь ты вдруг влюбился? Как так?

Просто чувство — вроде как химические реакции, а на самом деле тесно в груди. На самом деле невозможно теперь просто быть далеко, потому что слова, улыбки, все эти детали — миниатюрные пальчики, блики солнца в глазах, постукивание по чашке в ритме очередной мелодии, крики возмущения, заразительный смех — всё это открывает человека заново. Как рассказать?

— Джун! — с надеждой.

Тот отворачивается. Вытянутый в струну, напряжённый.

Глубокий вдох.

— Можно тебя поцеловать?