— Эй, Хонджун! Стой! Джуниии! Стой же, ну!

Давно уже заприметил, спрятать захотел, унести с собой — порыв души. Рука в ладони махонькая совсем, к ней бы губами прикоснуться. И прохладная, хотя вон сколько солнца за окнами.

— Джуниии!

Останавливается резко — Уён едва успевает затормозить. Разворачивается, и ладонь выскальзывает из захвата пальцев. В глазах напротив усталость, и лишь самую малость становится совестно.

— Что?

Глупо же прятаться за недомолвками, лучше потом в случае неудачи в подушку нудеть или Юнхо позвонить, чтобы на том отыграться. Но отчего-то верится в собственную везучесть, в то, что горы можно и нужно покорять, а тут и не гора вовсе, а подсолнушек. Который, правда, так жахнуть в лобешник может, что до утра в себя приходить придётся. Уён не испытывал на себе, а вот другие нарывались.

— Джуниии, а если я скажу, что ты мне нравишься?

— Что?

Непонимание, удивление — взгляд Хонджуна мечется по лицу Уёна, то ли выискивая подтверждение, то ли пытаясь уцепиться за хоть сколько-нибудь значимую деталь, чтобы почувствовать себя увереннее.

— Нравишься мне, говорю. Давай встречаться?

В ответ хмурятся, губы неслышно шепчут — проговаривает, пытаясь докопаться или до скрытого смысла, или просто чтобы дошло. Уён и не торопит, его бы самого накрыло от признания, только иначе.

— Давай хотя бы попробуем, ну? Вдруг я тебе сейчас не нравлюсь, а потом резко Купидончик в сердце?

***

Не протяжное «Джуниии», а обыденное «хён». Прикосновения редкие, да и встречи не столь частые, и Сонхва по сути ни к чему ревность. Прошлое вспоминается с теплом, и даже секс с Уёном — налёт шторма, полный духоты и привкуса кофе, кажется наваждением. С Сонхва же штиль, полный касаний и соли на губах. Океан затягивает, но не топит. Ещё бы увидеть глаза, как тогда, в первый их раз. Джун тогда к близости подготовился, полдня ждал, а его водили на карусели, кормили курочкой и выгуливали на набережной прежде, чем взять на подоконнике в квартире, куда переехал спустя несколько дней.

Сонхва любит поцелуи — боготворит ими тело, любит касания — нежные, но способные удержать, любит всего Хонджуна, и это тоже порою кажется сном. Или была смерть, и рай представляется именно таким? А на ангелов нельзя взирать — ослепнешь. Именно поэтому перед глазами размытые цвета, и надеяться на большее бесполезно.

— Всё равно кажется, что забыли что-то.

Сонхва серым с тёмным плюхается рядом.

— Это нервы. И вообще лучше докупим потом, если и правда забыли.

Хонджун приваливается к чужому плечу, закрывает глаза. Пытается придумать, как выглядит этот человек сейчас — линии, чёрточки, цвета, родинки. Что-то вспоминает, что-то приходится дорисовывать — обида в горле комом, но и это уже болезненно привычно. На спину теплом ложится ладонь, обида проглатывается, и становится легче дышать.

***

— Санниии, а пошли на каток?

— Эй, вы куда? — возмущением. — А как же ваш гость?

— Гость твой, мы только пригласили!

Сонхва пьёт молча — по глоточку кофе цедит. Уён не изменился вот совсем: дурной и шебутной, кривляется, тянет звуки и живёт мгновениями. А вот Хонджун… странно, воспоминания о нём полустёрты, но выжжена в подкорке клеймом солнечная дорожка из уголка глаза.

И теперь постигает заново — моментами, где сплетаются запахи, голоса, взгляды. Касания, которых Джун сторонится. Родинка на шее, которую раньше даже не замечал, а теперь может подолгу рассматривать, забываясь.

— А ну стоять!

— Извини, хён, мы на свиданку! Пригляди за гостем.

Сонхва спокоен, но может догадаться, какой ураган внутри одного Хонджуна. Тот стоит вполоборота, растерянный, с полотенцем в руках, и смотрит на захлопнувшуюся дверь.

— Мне уйти?

Секунда, вторая, третья. Тот отмирает, делает пару шагов и опускается на стул напротив. В глаза не смотрит — в пол, на стены, на цветастые конфеты в небольшой корзинке.

— Уйди.

— Только кофе допью.

Кивок. Хонджун берёт в руки чашку, трёт пальцами, изредка постукивая, кажется, вовсе отключаясь от реального мира. Молчание пропитывает лёгкие, воспоминаниями возвращая солнечный день несколько лет назад.

«Нравишься». Смятая шапка в руке. Уёновское «краш». Выпускной.

— Ещё не допил?

Сонхва смотрит в чашку, где напитка осталось на дне — пара глотков.

— Можно повторить?

Хонджун поднимает голову — глаза в глаза. Солнечные зайчики, затерявшиеся в зрачках. Сонхва ощущает себя Алисой, готовой прыгнуть вслед за теми.

Хонджун как мир. Полный чудес, пока не разгаданный, пусть и кажется, что всё на ладони.

— Ну, ты и наглец. Ещё чашку — и всё?

Кивок.

Сонхва остаётся до самого вечера.