Темнеет быстро. День проходит будто по щелчку пальцев даже несмотря на то, что Юнги ни чем толком и не занимался. Из посетителей палаты сегодня был Чимин, что на кресле возил его по внутреннему открытому двору больницы, закутанного в плед, и приходил с обедом. И старенькая омега санитарка, которая попросила называть себя тётя Дахё. После ее прихода в палате приятно пахло моющими средствами и чистотой, за этими запахами Юнги не разобрал её природного. Ему почему-то подумалось, что, может быть, её собственный запах просто совпадает с её окружением. В обед Юнги созвонился с мамой. Она, на удивление, не расплакалась в трубку. Хотя Юнги уверен, поплакала после разговора. А во время диалога взяла себя в руки и наоборот, пыталась успокоить сына.

— Ребёнок, все будет хорошо, ты же знаешь. Всё, что не делается, всё к лучшему, да? Мы сейчас ничего не можем изменить, поэтому стоит сосредоточиться на себе, Юни.

Мама обещала приехать завтра.

Пару раз написал Хосок-щи.

Юнги вполне устраивал такой спокойный размеренный день. Ему не нужны были другие посетители.

Но по темноте пришёл Хёнджон.

Юнги бы обрадоваться, любимый муж наконец навестил. Но никаких чувств, кроме стыда и желания спрятаться под одеяло, его приход не вызвал.

— Привет.

Юнги закусывает губу. Подбородок почему-то трясётся.

Хёнджон как обычно в костюме, начищенных до блеска ботинках, с белым халатом на плечах. Ставит портфель на тумбу, сам усаживается в кресло и сцепляет пальцы в замок.

— Решил со мной не разговаривать?

Юнги машет головой в стороны, отпускает незаметно зажатую в кулак простыню.

— Нет... Привет.

Хёнджон кивает, пальцем трёт обручальное кольцо. Кольцо Юнги лежит дома, оно ему велико. Хёнджон купил не по размеру, а к ювелиру так и не отнёс.

— Как самочувствие? Здесь нормально кормят?

Юнги смотрит на часы, висящие над дверью в коридор.

18:43

Хёнджон закончил работать в пять. Судя по форме одежды и портфелю с собой — дома еще не был. Пятнадцать минут в пути до больницы от офиса. Где был еще полтора часа?

Пальцы снова сжимают простыню.

— Все нормально. Еда вкусная, Чимин должен принести ужин в семь.

— Кто такой Чимин?

— Медбрат.

— Вы общаетесь неформально?

Юнги не по себе от его тона. Он чувствует, что должен оправдаться как-то, будто сделал что-то плохое.

— Его приставили ко мне, я пролежу здесь еще минимум три или четыре дня, к тому же, он младше.

— Он омега?

Юнги резко поворачивается к Хёнджону. Почему сейчас важен второй пол его медбрата? Зачем ему это вообще? Почему они говорят о Чимине?

— Это так важно?

Хёнджон молчит и смотрит в глаза. Ждёт.

Юнги сдаётся.

— Омега.

Хёнджон кивает. Снова трёт кольцо.

— Что сказал врач?

Юнги откидывается на подушку. Ему не нравится этот разговор. Он чувствует себя некомфортно, будто пристыженный ребенок. Он знает, что сплоховал, что не справился. Зачем Хёнджон заставляет его это проговаривать вслух? Чего он добивается? Что он хочет услышать? В голове и так мириады мыслей о том, почему, как, зачем это случилось. Что Хёнджон хочет узнать?

— Ты ведь сам можешь поговорить с врачом.

— Сейчас здесь нет врача.

Тон холодный. На лице ни тени сочувствия. Хёнджон смотрит на него, будто на злостного должника. Юнги тяжело.

— Ты хочешь лично от меня услышать, что мы потеряли ребёнка?

Юнги больно говорить это. Брови заламываются, глаза темнеют. Ему вообще сейчас сложно. Потерял много крови, периодически спазмируется матка и низ живота скручивает в узел. В трусах огромная прокладка для противных полукровавых выделений, которая стремно шуршит. В руке всё-также иголка, пусть поменьше, но тоже стесняет движения. Он боится ходить в туалет, потому что его может скрутить в любой момент. Он не может сам передвигаться дальше палаты, и чтобы элементарно добраться до автомата с батончиками, нужно переползать в инвалидное кресло.

Боже.

Он потерял ребёнка, а его муж ведет себя словно незнакомец.

— Чего ты добиваешься, Чхве Хёнджон? Хочешь, чтобы я расплакался?

Муж не говорит ни слова, словно змея наблюдает за жертвой, всё также теребя кольцо. Юнги выводит это из себя.

— Что мне сказал врач? Что плод не смог нормально прикрепиться в матке, поэтому произошёл выкидыш. Что мне нужно будет сделать много тестов, чтобы узнать, что не так. Всё.

Омега переводит взгляд снова на часы.

18:50

— Не нервничай. Я не спросил ничего сверхъестественного.

Юнги сжимает губы в тонкую полоску. Он лучше бы вспомнил все заклинания Хогвартса, чем произносить вслух вещи, которые режут словно ножом по всему нутру. Он чувствует себя ничтожеством сейчас. Хёнджон не помогает. Делает только хуже. Юнги будто не достоин его сочувствия. Они ведь семья. Почему он не видит, не чувствует этого сейчас? Юнги настолько разочаровал мужа? Подбородок снова начинает дрожать.

— Успокойся, Юнги. Не получилось в этот раз, я сделаю второй. Только в следующий раз следи за своим здоровьем лучше. Ты должен понимать ответственность. Это тело не только твоё. Оно предназначено для вынашивания моих детей. Ты ведь мой муж. Отнесись к этому со всей серьезностью.

Вот так. Это тело не только его. Карие глаза уперлись в циферблат. 18:53. Юнги хочет, чтобы Хёнджон ушёл.

Вселенная словно слышит его, и альфа поднимается с кресла. Одёргивает пиджак, поправляет волосы, берет в руку портфель.

— Следуй указаниям врача. Мне нужно уехать по работе в Пусан на два дня. Не смогу навещать.

Муж подходит к койке, упирается ладонью в матрас и прижимается сухими губами к губам Юнги. Железный запах заполняет ноздри. Юнги тошнит.

— Доброй ночи, Юнги.

Альфа выходит из палаты. 18:55.

***

Намджун приехал из небольшой командировки в Сеул уже ночью. Душ, перекус фруктовыми чипсами и холодным йогуртом, пять часов сна. С утра выпил крепкий кофе, чтобы взбодриться. В офисе попросил Чонгука сбегать за сэндвичем в кафетерий. Пока омеги не было, как обычно поставил ему на стол бутылочку бананового молока. Ему нравится, как Чонгук расцветает каждое утро после напитка. Омега до прихода директора успел занести все бумаги от заместителя Чона, как и всегда разложил все по степени важности. Намджун доволен, младший молодец. Чонгук сын кузины отца Намджуна. Получается, брат в каком-то там колене. Родства, на самом деле, там может быть с чайную ложку, но формально они семья. Изначально Намджун смирился с той мыслью, что надо будет выделить для мальца "блатное" место, когда тётя позвонила. Отказывать было неудобно. А потом оказалось, что Чонгук сам прошёл кастинг на место секретаря директора. Причём, Чон и не знал, что директор сам Намджун. Был в курсе, конечно, что дальний родственник Ким какая-то большая шишка в компании, но специально к нему под крыло залезать не планировал. Но вышло как вышло. Чонгук работает с хёном уже третий месяц.

— Хённим, я ещё чай для тебя взял.

Чонгук заходит в кабинет с небольшим пакетиком и стаканом. На журнальном столике выкладывает сэндвич, печенье и булочку в сахарной пудре на поднос, ставит бумажный стаканчик рядом. Из коробки дёргает несколько салфеток, тоже кладёт туда. Когда Намджун просит с утра сбегать в кафетерий, Чонгук понимает, что босс не завтракал вообще. Дай Бог, сделал кофе с утра. Хённим вообще с готовкой на "Вы", поэтому не удивительно, что сегодня с утра он без еды. Намджун мотает головой, когда Чонгук собирается поднять поднос.

— Я там поем, сейчас.

Пробегает глазами по разложенным листам, подцепляет пальцами бумаги со стикерами и выезжает на кресле из-за стола. Плюхается на небольшой диван напротив Чонгука и сразу отправляет в рот целое печенье. Чонгук хмыкает довольно — не прогадал.

— Хён, не завтракал?

Намджун мычит согласно, одной рукой пролистывая документ. Здесь всё верно, цифры сходятся, сроки соблюдены. Мин Юнги как обычно. И эти наклеечки его просто прекрасная идея. Намджуну благодаря цветным бумажкам не приходится выискивать главные показатели, Мин Юнги все делает за него. Просто чудесно. Настроение сразу поднялось с утра. Намджун любит, когда люди выполняют свою работу на отлично.

— Отчёт Юнги-щи, да?

Чонгук шелестит конфетами в вазочке на столе, выискивая любимый вкус. Намджун кивает, прочитывая последнюю страничку документа.

— Надо послать ему корзину с фруктами.

Директор кладёт бумаги на угол стола, берет горячий чай, разливающий жасминовый запах по кабинету, и принимается за сочный сэндвич.

— М? Зачем фрукты?

Чонгук закидывает леденец в рот и вскидывает брови. Точно, босса ведь не было вчера в офисе.

— Ой! Не знаешь же, хён! Юнги-щи вчера из офиса на скорой увозили!

Намджун перестаёт жевать и смотрит на Чонгука выжидающе.

— Ему вчера плохо стало у сонбэ в кабинете, он два отдела на уши поставил. Потом медики приехали, сонбэ Юнги-щи на руках нёс, представляешь! Тут весь офис шепчется.

— Что-то серьёзное?

— Не знаю, сонбэ ничего не говорил... Но поговаривают, что Юнги-щи в обморок упал, а кто-то вообще кровь видел. Чему верить, не знаю, конечно. Но я попробую выведать у Хосок-щи.

Намджун мотает головой, продолжает есть, и с полным ртом говорит:

— Не грей уши, наслушаешься чепухи. Увидишь Хосока, попроси ко мне зайти, я сам всё узнаю.

Чонгук дует губы, катает леденец по языку и смотрит на старшего.

— Что?

Чонгук смотрит пристальней, губы выпячивает сильнее, ноготками стучит по столу. Намджун вздыхает, оставляет стакан и откидывается на диван. Конечно, он знает, что нужно мальцу.

— И тебе потом тоже расскажу, конечно, секретарь Чон.

Чонгук улыбается довольно, хмыкает, снова запускает руку в вазочку с леденцами. Хён классный, относится к нему хорошо, да и как альфа он ничего такой. По началу постоянно проверял его на стрессоустойчивость и строил из себя серьёзного дядьку. А потом позвал выпить вместе. Он только тем вечером узнал, что мама пыталась его устроить в компанию через Намджуна. Тогда босс и разрешил обращаться к себе как к хёну. Чонгук счастлив был ужасно, всегда хотел себе старшего брата. А ещё хён очень внимательный и добрый. Чонгук один раз сказал, что любит молоко с фруктовыми вкусами, с тех пор Намджун старается радовать его маленькими бутылочками по утрам. Они договорились, что при людях обращаются друг к другу формально, чтобы не было лишних вопросов, наедине же они братья. Пусть и нашедшиеся заново спустя десятки лет. Намджун вспомнил, что в детстве, когда родители еще были живы, они с Чонгуком встречались. Намджуну было 10, когда Чонгук агукал в пелёнках на кровати. Был милым щекастым карапузом, громко плачущим время от времени. После этого они и не виделись больше. Семьи разъехались по стране, дальше всё закрутилось... Как бывает в жизни обычно. А их встречу Чонгук всегда называет судьбой и хвастается всем, что у него классный старший брат. Отправляет маме их совместные фотографии, когда получается. Мама говорит, что Намджун слишком похож на отца. Чонгук думает, что хён просто очень красивый.

Намджун отдаёт папку документов на копии, напоминает о Хосоке и благодарит за завтрак. Чонгук на выходе из кабинета подмигивает старшему и поправляет волосы, оголяя ухо. Намджун закатывает глаза и смеётся. Сплетник мелкий.

Ему с Чонгуком стало легче. Оказывается, жить лучше совсем не одному. По крайней мере, для Намджуна. Ему приятнее, когда есть о ком переживать. Нет, все понятно, компания, работники. Но тут совсем другое. Семья. Это какой-то сверх уровень что-ли. Ему приятно, когда младший ведёт себя рядом с ним как ребёнок порой, когда откровенничает, когда заботится о нём в ответ. Какие-то совершенно восхитительные мелочи типа его любимого печенья, когда Намджун совсем не просил, или осознания того, что Чонгук обязательно улыбнётся, найдя бутылочку йогурта на столе, приводят его в восторг. Вау. Он давно такого не чувствовал. Непозволительно давно. Младший совершенно очаровательный в своих повадках и простоте. Открытый к миру, немного наивный, слишком любознательный иногда. И совершенно прямолинейный.

Намджун допивает ароматный чай, снимает крыжку со стаканчика, втягивает носом приятный запах напоследок и отправляет картон в мусорное ведро.

***

Ходить больше страшно, чем больно. Поэтому Юнги мёртвой хваткой вцепляется в Чиминов локоть и передвигается медленно. Чимин не торопит, поддерживает омегу, пока они идут по утреннему коридору. Юнги не завтракал. Все утро провел в разных кабинетах. Сдавал анализы, был на узи. Вчера они с Чимином познакомились ближе во время прогулок. Омеге 21 год и он совсем не собирается становиться врачом. Говорит, колледж убил всё желание к учёбе, и еще пять лет ада он не выдержит физически. Он горд быть медбратом, потому что большинство работы и общения с пациентами висит на нём и его коллегах. Говорит, в этом есть определённый шарм, и заочно хозяевами больницы считаются именно медсёстры и медбратья. А хуже главврача только санитарки. Чимин много улыбается и проявляет заботу. Ещё оказалось, что гинекология в больнице разделена на два отдела — патологию и родильное. Чимин дежурит и там и там посменно, но старается брать хотя-бы два выходных в неделю. Не всегда получается. Он заверил Юнги, что будет прибегать к нему из другого отделения повидаться.

Больница оказалась просто огромной. Построена четырёхугольником с внутренним двором. Корпуса между собой кое-где соединены стеклянными мостами-коридорами, через которые открывается просто чудесный вид на Сеул. Чимин катал его по одному из таких вчера вечером. Внутренний двор со всех сторон ограждён от ветра корпусами, воздух ходит через широкие проезды для скорых. Все усеяно зеленью. Высокие деревья макушками достающие третьи этажи, фигурные кусты, о которых, видимо заботится садовник, укромные уголки за живыми изгородями. Много деревянных лавочек и фонтанчики с водой. На крышах первого и третьего корпуса тоже организованы открытые зеленые зоны. От сильных ветров там установлены перегородки из толстого высокого стекла. Юнги не смог рассмотреть подробно из коридора, но со стороны показалось, что там уютно. Палата Юнги находится во втором корпусе, он самый высокий, целых семь этажей. Он на пятом. Родильное отделение на четвертом, так что Чимину недалеко будет бегать.

Чимин машет милой медсестре на ресепшене.

— Утречка! Сможешь нам завтрак выпросить? Мы сдали все жидкости организма что есть, умрём от истощения, так и скажи!

Девушка смеётся и сразу прикладывает трубку телефона к уху. Чимин смачно чмокает и посылает воздушный поцелуй. Юнги хихикает над парнем и прикладывает ладонь к животу. Завтрак точно не помешает.

У палаты начинает веять булочками. Юнги невольно принюхивается. Мама приехала.