Чонгук точно помнит, что автомат с напитками он видел этажом ниже. Наверное, есть какой-то и здесь, но блуждать не хочется. Поэтому омега стремительно вышагивает из палаты по коридору к лестницам. Один пролёт, Чонгук почти на месте. Память не подвела, автомат с бутылочками стоит именно там, где заметил его Чонгук. Чон вводит хрустящую купюру в приемник и нажимает пальчиком на цифры, обозначающие номер бутылочки, жмет на "х2" чтобы не проделывать процедуру с самого начала второй раз. Автомат довольно пищит, механизм заводится и двигает бутылку навстречу Чонгуку. Секретарь садится на корточки, слышит грохот упавшей воды и ждёт, не лезет рукой в отсек, чтобы не пришибло второй бутылкой. Но вторая не падает. Чонгук задирает голову. Механизм почему-то остановился. Полуторалитровая голубая бутыль стоит на самом краю полки, поддерживаемая металлической спиралью. И не падает, зараза. Чонгук подскакивает на ноги и жмет на зеленую кнопку покупки. Экран пиксельными буковками выдает ошибку, внутри автомата не происходит ничего. Чонгук хмурит брови.

— Я тебе деньги, ты мне воду, машина. 

Омега хлопает ладошкой по чёрной металлической боковине аппарата. Бутылки внутри тихонько позвенькивают, разноцветные жидкости плещутся в ёмкостях, но спираль всё еще крепко держит воду. Чонгук упирает кулачки на талию и комично встаёт напротив своего противника. Битва человека против роботов, кажется, начинается именно сейчас. Чонгук не останавливается, веря в честность злодея снова начинает тыкать на все кнопки подряд, чтобы внутри произошло хоть что-то. Но реакции от машины никакой не следует. Безуспешно дергает за ручку стеклянной дверцы автомата, сам не зная на что надеясь. Снова возвращается к кнопкам, а бутыль будто издевательстки блестит голубой наклейкой "Освежающие пузырьки!". Мин Юнги нужны эти чёртовы пузырьки, а шайтан-машина не работает. Чонгук злится и выпячивает губы, видя своё отражение в стекле автомата. Снова хлопает ладошкой по боковине. Дзынь! И ничего.

— Он заедает довольно часто, позвольте помочь.

Голос низкий и бархатный. Чонгук отходит, пропуская к автомату незнакомого альфу. В красивом сером костюме-тройке, с тёмными вьющимися волосами . Лицо незнакомца будто кукольное, похоже на изваяния древнегреческих скульпторов. Чонгук засматривается на незнакомого человека второй раз за день. 

Альфа двумя большими ладонями обхватывает автомат, наклоняет махину на себя и встряхивает, звеня бутылками внутри. Вода поддаваясь гравитации и силе альфы скатывается по спирали вниз. Бутылка с грохотом падает в отсек. Мужчина ставит автомат на место, потирает ладони друг о друга и по-джентельменски уступает место омеге, кивая и указывая руками с -ужасно- прекрасно длинными пальцами на автомат.

Чонгук кивает в ответ.

— Большое спасибо. Он правда часто подводит человечков?

Альфа поднимает уголки губ, не стесняясь рассматривая омегу. 

— Да, иногда я нахожу так и не доставшиеся кому-то бутылочки здесь. 

Чонгук опускается к отсеку с бутылками.

— Вы часто посещаете больницу? 

— Я здесь работаю.

Секретарь вытаскивает тяжеленькие пластиковые бутылки из отсека, прижимая к телу, и поднимается, почти равняясь по росту с альфой. 

— Ох...

Чонгук присматривается, и на самом деле, у альфы на шее на синем ремешке висит бейдж. Мужчина следит за взглядом омеги, улыбается ещё сильнее и протягивает руку.

— Приятно познакомиться, адвокат Ким Тэхён. 

Чонгук с бейджа взгляд перемещает на протянутую ладонь, потом на свои руки, держащие две полторашки с водой у груди. До адвоката доходит быстро. Не убирая протянутую ладонь, он одной левой рукой, пальцами, этими длиннющими пальцами цепляет бутылки за горлышки, освобождая омеге руки. Чонгук не думает вообще, во все глаза смотрит на руку, где на одних пальцах неудобно висят три литра воды и поднимает брови.

— Ого...

— А Вас как зовут? 

Чонгук мысленно бьёт себя по макушке, он сегодня какой-то совсем несобранный. Включается мгновенно, врезаясь своей ладошкой в чужую — теплую, сухую и просто огромную. 

— Чон Чонгук, секретарь Директора Дэсан Компани. 

Альфа аккуратно сжимает мягкую ладонь и чуть кланяется в знак уважения, не убирая взгляда с чонгукова лица. Секретарь тоже подается вперёд, взмахивая пушистыми чёрными волосами прямо перед носом мужчины. Альфа вдыхает аромат. Летом пахнет. Зелёной, свежей травой. Будто утром вышел в поле, нарвал зелени и все руки в соке измазал. Так пахло у бабушки в деревне, когда маленький Тэхён ходил с ней на луга за травой для кроликов. Кролики были малюсенькие и пушистые. А трава ароматная вкусная, мягкие комочки уплетали ее с удовольствием. Тэхён как-то напрягается. Ему нравится, ужасно нравится запах парня перед собой. Он не может его упустить. Альфа руку секретаря не отпускает.

— Чонгук-щи, пожалуйста, не сочтите за грубость, но по идее я вам помог, верно?

Чонгук на мужчину смотрит с интересом. Глаза у него красивые. Одно веко двойное, а другое нет. И цвет такой насыщенный, а взгляд будто в душу, из-под век. Омега кивает, он и правда, помог.

— Вы мой должник, Чонгук-щи.

Чон хмурит брови. 

— К чему вы ведёте, адвокат Ким?

— Выпейте кофе со мной и долг будет уплачен.

Чонгук думает. Быстро работает шестерёнками в голове, перебирая всё, что зацепят глаза. Дорогущий костюм с жилетом, значит любит хорошо одеваться. Туфли не грязные, но и не блестят, максимум вытер салфеткой после улицы, хорошо, он не сноб. Волосы длиннее, чем у большинства мужчин в его возрасте, кудрявые, уложены хорошо. Значит нравится естественность и он может этим управлять. Руки тёплые и сухие, колец на пальцах нет, скорее всего не женат и не замужем. На бейдже написано "Юрисконсульт", а представился адвокатом, значит есть лицензия и больница не основная его работа. Чтобы быть юристом, нужно быть очень умным. Это прекрасно. Лицо приятное, плечи широкие, осанка на уровне. А ещё он сильный. И пытается флиртовать с Чонгуком. 

— Не люблю оставаться в должниках. 

Ах, и руки у него просто кошмар какие красивые.

Альфа выдыхает.

— Понимаю, что сейчас не подходящее время и место, поэтому не против обменяться телефонами? 

Омега кивает, Тэхён наконец отпускает мягкую ладонь из плена. Всё-также держит бутылки между пальцев, пока омега вводит свой номер в его телефонную книгу. Закусывает щёку, когда после "Чон Чонгук" омега ставит смайлик розового цветочка. Боже, Тэхён не может, он не позволит себе упустить это чудо. Если есть на свете любовь с первого взгляда, то Тэхён хочет, чтобы это была именно она. Адвокат почти не дыша принимает в руку омежий телефон в прозрачном розовом чехле. Вводит в строку свои цифры, сохраняет, печатает имя, с секунду смотрит на экран, а потом тапает на эмодзи, как и Чонгук. Листает быстро, находит то что нужно, вставляет рядом с именем и передаёт телефон владельцу. 

Чонгук не смотрит даже, блокирует и засовывает в карман. 

— Спасибо, Ким Тэхён-щи. Вы мне очень помогли и мой долг перед вами будет уплачен. Позвольте?

Чонгук двумя руками тянется к бутылкам, альфа помогает уложить их секретарю на грудь. Чон обхватывает воду, снова кланяется, немного подаваясь вперед и взмахивая волосами.

— Увидимся, Тэхён-щи. 

— Обязательно, Чонгук-щи. 

Секретарь уходит с высоко поднятым подбородком, не оборачиваясь и оставляя альфу позади. Тэхён упирается языком в щёку, разворачиваясь на пятках и следя за мягкой походкой омеги в кардигане, что исчезает за дверью лестничной клетки. 

— Чон Чонгук, секретарь Директора Дэсан Компани... Пам-пам-пам. 

Альфа смотрит на автомат с напитками и почти благодарно хлопает по боковинке, поправляет полы пиджака и кидает взгляд на наручные часы. Прекрасный день. 

***

Намджун гладит худую холодную спину омеги, чувствуя влажность рубашки на груди. Он не чувствует себя неловко. Он даже рад, что оказался в этот момент рядом. Думать не хочется, что было бы с Юнги, если бы он остался один сейчас. Намджун всё правильно понял. Рассказ Хосока, разговор Юнги с матерью, всё сложилось в цепочку. У Юнги случился выкидыш, муж интересовался только ребенком, мама застала этого мужа с другой омегой у них дома. Боже, в спальне. На супружеской постели. Какой ужас. Какое грязное предательство. Намджун сжимает челюсти. Омега в его руках хрупкий, больной и разбитый. Намджун на физическом уровне пальцами чувствует осколки раздавленной хрустальной души. Хочется утешить. Успокоить, позаботиться, сберечь. Как можно предавать супруга? Как вообще случается так, что кто-то решает изменить? Променять мужа, которому клялся у алтаря в вечной любви, на кого-то другого. Почему люди так легко играют с сердцами других? Намджун не понимает. У него не так работает мозг, он не может представить своих родителей в такой ситуации, не может представить себя. Ведь если кто-то женится, это ведь осознанное решение. Люди встречаются до этого, притираются, осознают любовь. А потом что? Как любовь может пройти? Это же не мимолётное чувство. Оно должно крепчать. Делаться сильнее, обрастать воспоминаниями, обещаниями, событиями. Заматывать в клубок жизнь. А кто-то берет и обрывает нить. Топчет воспоминания, топит в грязи обещания и эмоции. 

Юнги хлюпает носом и отстраняется от широкой груди. Не смотрит в глаза альфе, ладошкой трёт мокрое пятно на рубашке, будто сможет убрать в мгновенье. Понимает, что это пустое, но куда-то надо деть руки. Намджун не сопротивляется, молчит и ладони со спины омежьей не убирает. Надеется, что греет и успокаивает. Не попросту надеется. За густым феромоном вкуса крепкого черного чая запах Юнги не чувствуется практически совсем. Намджун вплотную к омеге стоит, а слышит только тоненький слабый аромат какой-то сухой травки. Что-то очень знакомое, но такое невесомое сейчас, что понять невозможно. Юнги ладони на груди останавливает. Греет о чужое тело, пока разрешается, пока не откинут, пока не скажут не трогать, пока не уйдут. И смотрит. Кутикула сухая, мама так и не привезет крем. Ногти отросшие, надо-бы подточить. И кольца нет. И не надо. Будто и не место ему там было. Надел в день свадьбы, а потом год без него проходил. Странно. Поплакал в чужую грудь и легче стало. Плакать, видимо, полезно. 

Юнги не хочет думать, как они с Директором смотрятся со стороны сейчас. И совсем не хочет думать, что в здравом уме никогда бы так близко к нему не встал, и такого бы точно не натворил. Но ему, если честно, сейчас совсем не стыдно. Он эгоист, наверное, но Юнги рад, что в эту совершенно противную историю оказался ввязан кто-то кроме него, что он сейчас в этом чёрном море эмоций и человеческих пороков не один. Хотя-бы сейчас, в этот момент. Директор буквально держит его на плаву своими большими руками под спину. И почему-то не отстраняется. От этого хочется еще расплакаться и сильнее к теплу прижаться, но Юнги делает шаг назад, выпутываясь из спасительных объятий. Намджун отпускает легко и даёт омеге свободу. Осматривает менеджера с ног до головы, замечая подсохшую полосочку крови до запястья.

— Я позову медбрата, хорошо? 

Юнги голову поднимает. Альфа обеспокоен, по глазам видно, что переживает, губы поджимает и брови хмурит. Омега руку в локте сжимает, поднимает, чтобы рассмотреть что натворил, и кивает еле-еле.

Чимин усаживает омегу на кровать. Намджун поймал медбрата буквально за руку в коридоре, тот сначала растерялся, потом узнал лицо альфы, что пришёл к пациенту из тридцать второй. Чимин вытягивает руку парня, осматривает пустую вену с кровавым подтёком, цокает языком и лезет в карман за бумажным квадратиком спиртовой салфетки. Медбрат не говорит ни слова, на омегу не смотрит, только оттирает полоску крови с руки и обрабатывает ранку на сгибе. Намджун стоит рядом молча, не перестаёт оглядывать менеджера с ног до головы. Белые волосы не уложены, торчат в разные стороны, позвонки на шее выступают, кожа нездорово бледная. На ладонях до сих пор ощущается холод чужой спины. Необъяснимое желание вернуть руки обратно, хоть как-то согреть, Директор давит внутри. 

— У меня был выкидыш и мне изменил муж. 

Чимин вскидывает голову. Омеге в глаза смотрит и шестерёнками в голове работает быстро, обрабатывая информацию. Ни одной эмоции на лице не выдаёт, дрогнувшей рукой продолжает тереть предплечье. 

— Что ты чувствуешь сейчас по этому поводу? 

Юнги серыми глазами упирается в окно. 

— Не знаю. Было больно. Я поплакал. Наверное, хочу поплакать ещё. 

Чимин кивает, доставая из того-же кармана пластырь. 

— Так поплачь. Можно ведь. 

Юнги переводит пустой взгляд на Директора, потом снова на окно.

— Мне стыдно перед начальником, я хотел, чтобы все думали, что я сильный, а я слабый. 

Намджун кусает щёку изнутри, тоже поворачивается к окну. Стучит всеми пальцами очередно по большому.

— Если я выйду из палаты, Вам станет легче, Юнги-щи? 

Омега снова на Директора смотрит и думает. Легче? Нет, наверное нет. Юнги эгоист сейчас. Он хочет говорить. Рассказывать всем о своем горе. Хочет вывернуть душу наизнанку и повесить на флагшток, чтобы все видели, что душа рваная. Хочет плакать людям в грудь и чувствовать тепло чужих рук. Хочет жаловаться и ныть, утирать текущие сопли, мочить чужую одежду слезами и рыдать. Юнги эгоист сейчас. Никогда не был и внезапно стал. 

— Не выходите, пожалуйста, Намджун-щи. 

Чимин пальцами приглаживает пластырь. Выпрямляется, снимает со стойки капельницу и складывает в несколько раз трубку с катетером на конце. В дезинфекцию, а Юнги ставить новую. 

— Принесу успокоительное, хорошо? 

Юнги кивает. Медбрат лучше знает, что ему нужно сейчас. Он доверяет Чимину. Два человека в этой палате знают сейчас его грязные семейные дела. И почему-то не смеются, не жалеют и не осуждают. Хотя он сплоховал. Плохой муж, никудышный папа. 

Медбрат выходит из палаты, Директор остаётся стоять. Двое смотрят в окно. 

— Мне отправить Чонгука домой?

— Да, пожалуйста. Не хочу, чтобы он видел меня сейчас. 

— Я выйду ненадолго, ладно? Через минуту зайду обратно. 

— Пожалуйста, только возвращайтесь, Намджун-щи. 

Альфа выходит из палаты, тихо прикрывая дверь. Юнги смотрит на тёмное тяжёлое небо. Хочется сунуть голову в тучи. Вдохнуть свинцовый влажный воздух, заполнить лёгкие сыростью, утонуть в серости. Забыться, отпустить контроль, лечь на спину и плыть. По течению. Куда унесёт, куда закрутит водоворот, где ждёт водопад — не важно абсолютно. Юнги не страшно. Он и так разбит. Поломанное не сломаешь.  

Юнги смотрит в окно сколько-то минут. Не замечает времени. В комнату заплывает чёрный чай, Директор ставит две большие бутылки воды на тумбу, чуть двигая блюдо с фруктами. Стоит с пару секунд, перекладывая яблоки аккуратнее, чтобы не свалились. Потом разворачивается, подходит к креслу, поднимает яблоко и нож, кладёт всё на вторую тумбу, а сам усаживается, кладят локти на колени и свешивая руки. Белый халат сползает с плеч. Директор сначала дырявит взглядом пол, а потом поднимает глаза на омегу. 

— Юнги-щи, выговоритесь.

— Я не должен.

— Почему?

Юнги обращает взор на альфу напротив.

— Вы мой Директор, у нас с Вами рабочие отношения и эта ситуация показывает меня непрофессионалом. 

Намджун кивает, сцепляет пальцы в замок и переводит взгляд на колёсики койки, удерживаемые фиксаторами. 

— Я услышал то, что возможно не должен был слышать. А перед этим узнал всю Вашу ситуацию с попаданием в больницу, Юнги-щи. Да, я Ваш прямой начальник, но сейчас я здесь. Секретарь Чон ушёл, а кто я без секретаря? Не бывает директоров без секретарей.

— Что Вы хотите этим сказать? 

Намджун встаёт с кресла, мнётся мгновение, а потом усаживается на койку рядом с омегой.

— Я не Директор сейчас, Юнги. Я приятель. Друг, если хочешь.

Непривычное неофициальное обращение чуть режет слух, но воспринимается приятно. Тепло даже как-то. 

— Мы никогда не были друзьями, Намджун-щи.

Омега поворачивается к Директору, складывает руки на бёдрах.

— Не означает, что мы не могли бы быть. 

— Вы мой Директор.

— В офисе, да. Сейчас мы не в офисе. 

Юнги поджимает губы. 

— Не хочу, чтобы моя личная жизнь влияла на мою работу.

— Не повлияет. 

Омега колеблется, цепляется пальцами за одеяло, перебирает ткань между пальцев. Намджун порыв не сдерживает. Накрывает ледяной кулачок своей большой ладонью, сжимает мягко. Юнги будто волной накрывает тепло. Пальцы на одеяле успокаиваются, расправляются.

— Я не знаю, что именно хочу рассказать, Директор.

— Намджун. 

Юнги непонимающе брови поднимает, смотрит вопросительно.

— Я Намджун сейчас, не директор совсем. 

Омега кивает, вытягивает пальцы под мужской ладонью, ноготки выглядывают. Смотрится забавно, у альфы ладонь намного больше. 

— У тебя рука такая хорошая, Намджун.

— Хорошая? 

Альфа тоже смотрит на постель, где их руки касаются друг друга. Небольшие бледные пальчики виднеются под смуглой ладонью.

— Да, не знаю как объяснить. Я кажется вообще говорю всё, что думаю сейчас.

— Отлично, тогда я хочу послушать, о чём ты думаешь.

— Ты очень тёплый и большой. Мне спокойно из-за того, что ты не уходишь. А ещё я почему-то не разочарован из-за измены. Странное чувство. Будто я знал, что рано или поздно так будет. 

Альфа старательно игнорирует непонятные вибрации удовольствия по всему телу от слов Юнги и внимательно слушает.

— Почему? У вас были плохие отношения?

— Нет, не плохие. Ммм.... наверное, никакие. Да. Никакие отношения.

— Это как?

— Сначала всё было правильно. Свидания, походы в ресторан, знакомство с родителями, представляешь. Свадьба даже. В любви признавался. Медовый месяц в Тайланде. 

— А дальше?

— Ничего. Ничего не происходило. Начали жить вместе. Виделись утром и вечером. Ели. Пару раз смотрели фильмы. Он выбирал. Скучные, я засыпал на половине. 

— Значит, у него плохой вкус в кинематографе.

— Ну... Так и есть, наверное... А потом я забеременел. Он счастливый, рассказал всем сразу. А мне плохо было. Не знаю, просто морально плохо. Постоянно спать хотел. К маме уехал. 

— Когда брал отпуск на неделю?

— Ага, тогда. Вроде помогло. Но мысли такие ужасные голову посещали. Сейчас понимаю, что не зря. 

— Какие мысли?

Юнги вытаскивает руку из-под намджуновой, кладёт по-другому и переплетает пальцы с мужскими. Альфа поднимает уголки губ.

— Что рожать не хочется. Будто что-то неправильно. Всё время всё было как надо, а это что-то вовсе мне неподходящее. Как знаешь, примеряешь джинсы, а они на два размера меньше и жмут везде где только можно. Красивые, на бирке размер написан твой, а сидят они ужасно. И пуговица не застёгивается. Вот на мне не застегнулась. 

— Мне нравится сравнение.

— Глупое, да?

— Очень доходчивое. На манекене джинсы смотрятся красиво. А на тебя даже не налезают. Сразу понятно всё.

Юнги молчит долго. Смотрит в окно, сжимает чужую руку в своей. 

— А потом он сказал, что я плохо следил за здоровьем. Был безответственным. Поэтому потерял его ребёнка. Сказал, что если надо, он сделает еще одного, потому что моё тело предназначено для рождения его детей. Но я должен быть внимательнее. Он прав, наверное...

В палате виснет тишина. Намджун гладит большим пальцем омежью руку, сжимает челюсти. Хочется крикнуть, осадить, начать доказывать неправоту обмудка-мужа. Но сбоку сидит Юнги, его замечательный менеджер. Юнги не виноват ни в чём, Юнги просто не повезло. А Намджун не понимает. Логику просто не понимает, в каком смысле, тело для детей? 

— Подожди. Ты считаешь, что он прав?— Омега поворачивает голову к Намджуну. Директор в искреннем негодовании сидит. Скулы напряжены, брови приподняты и нахмурены. — Правда, думаешь, он прав?

Юнги не уверен ни в чём сейчас. А смотря на это выражение лица Намджуна, которое он показывает обычно Хосоку с незаконченными отчётами, Юнги вообще хочется сказать "Извините, я больше так не буду!"

— Намджун, ты сейчас выглядишь так, будто у нас годовой отчёт не сошёлся, мне страшно. 

Альфа распрямляется, по щеке ладошкой себя хлопает. Снова начинает переживать. Напугал?

— Прости, прости... Я просто хочу сказать, что это бред какой-то.

— В смысле?

— Ну... Твоё тело только твоё, Юнги. Оно для тебя создано. Ни для детей, альфы и так далее по списку. Оно же твоё. 

Альфа поворачивается на койке, закидывает колено, подгибает ногу, следя за тем, чтобы туфля не задела простынь. Выпутывает ладонь из омежьих пальцев и берет теперь чужую руку в две своих.

— Смотри, это ведь всё твоё. И оно, вот это всё, — кивает широко, как-бы обводя всего парня, — создано для того, чего ты сам захочешь. Не для того, что тебе скажут другие люди, или к чему общество привыкло. Эти вот все стереотипы ужасные, зачем они сейчас? Ты создан для себя, Юнги.

Юнги носом хлюпает. Вау. Так вот, что ему нужно было услышать. Такие простые слова, которые правда лежали на поверхности, но за которые Юнги не мог уцепиться. Сознание не хотело принимать такую элементарную, оказывается, истину. Правда, это ведь его тело. Он в нём родился. У него нет хозяев или обязанностей. Он должен делать то, чего сам хочет, в чём сам нуждается. Омега снова плачет. Даже не пытается вытирать слёзы. Хнычет, как в детстве, не сдерживаясь. Его обидели. Он думал, что всё как надо, подстраивался под мужа, не просил лишнего, сам себя обеспечивал, старался потакать. А оказывается, все в пустую. Не то время, не тот человек. Не тот Юнги. 

Намджуну тяжело рядом сидеть и не делать ничего. Он вообще чужие слезы не любит, не знает, как людей успокаивать. А внутри раздирает всё, ощущается буквально физически потребность утешить, пожалеть. Директор осторожно, боясь испугать, отпускает чужую руку и еле касаясь давит на омежьи плечи, к себе притягивая. Юнги не сопротивляется, отзывается на намджуновы движения, укладывает голову на мужскую грудь и сильнее плачет. Тепло, сердце слышно. Пахнет вкусно, безопасностью. 

Директор аккуратно омегу по рукам и спине гладит, утыкает подбородок в омежью макушку. Тёплые слёзы капают с щёк и носа,  ткань белой рубашки мокнет, Намджун на это внимания не обращает. 

Альфа напрягается. Доходит, понимает, что за запах исходит от омеги. Округляет глаза, не переставая водить руками в успокаивающих движениях, и принюхивается, стараясь, чтобы омега не заметил.

Жасмин.