Свет едва проникал через задёрнутые шторы. В комнате как всегда царил полумрак, навевающий дрёму. Пепельно-белые волосы разметались по подушке, грудная клетка мерно взымалась, руки были раскинуты в стороны, словно при распятии, ресницы дрожали, а зрачки под опущенными веками быстро бегали из туда-сюда. Ему снилось что-то не очень приятное, но лицо, скованное сонным параличом не выражало никаких эмоций. И тут он резко поднялся, сжав простынь в кулак. С хрипом каркнув что-то невнятное, мужчина открыл глаза и понял, что это был всего лишь сон. Проведя рукой по волосам, он успокоил себя и, хрустнув затёкшей шеей, осмотрелся.

      В его комнате мало что поменялось за прошедшие одиннадцать лет. Всё тот же письменный стол, на котором кипа бумаг значительно увеличилась, всё то же кресло, которое он планировал менять уже второй год, тот же платяной шкаф, преимущественно наполненный рубашками и костюмами, резная из монолита дерева кровать с высокой спинкой и дорогим постельным бельём, книжный шкаф, хранящий секреты своего хозяина, ковёр, который выторговал ещё Люциус Малфой…

      Отца он не видел уже длительное время, хотя пытался выторговать ему и матери свободу ещё в первый год брака с Миланьей. Но все его просьбы тонули в отговорках Грейнгортов, которые каждый раз старались перевести тему в другое русло. Малфою даже не позволяли навестить родителей, не смотря на то, что у зажиточных аристократов были реальные связи в Азкабане. Это не могло не раздражать.

      Драко стряхнул с себя остатки кошмара и посмотрел на часы. Поняв, что времени осталось впритык, он со вздохом поднялся на ноги и отправился совершать привычный утренний туалет. Приведя себя в порядок и одевшись в строгий чёрный костюм с белой рубашкой, мужчина вышел из комнаты и направился в столовую.

      Но на лестнице его чуть не снёс с ног мальчишка с пронзительными серыми глазами и белыми волосами, который куда-то торопился.

— Скорпиус, куда это ты так несёшься? — остановил сына Драко.

— Прости, отец, — застыл мальчик, поняв, что пойман.

— Так куда ты так мчался?

— Ну… я… — мялся тот.

— Кажется, я учил тебя разговаривать. Или мне изменяет память? — нахмурил одну бровь Драко, скорее усмехаясь, чем сердясь по-настоящему.

— Да, учил, — кивнул мальчик, всё ещё пытаясь придумать, как ему улизнуть.

— А ещё я тебя учил мне доверять. Итак, что случилось? — сказал он, слегка присаживаясь, чтобы быть с сыном на одном уровне.

— Этот противный домовик опять нажаловался маме. Я просто обязан ему отомстить, — сморщил нос от негодования Скорпиус.

— И что же ты удумал, мой маленький проказник? — улыбнулся Драко.

— Ну, я сначала хотел кинуть гвоздей в овсянку, которую он себе варил, но затем решил, что будет правильнее, если моё наказание будет схожим с его. Поэтому я решил, что нужно подкинуть блевательные батончики в чай.

— Но, Скорпиус, чай подают нам. Ты ничего не перепутал? И да, откуда у тебя блевательные батончики?

— Я знаю, что чай подают нам. И не собирался его пить. А батончики я вчера купил, когда мы ходили забирать мантию для школы в Косой аллее.

— Ты, конечно, молодец, но разве не надо было предупредить меня насчёт чая? — фыркнул Драко.

— Ой, — прикрыл рот мальчик. — Забыл. Ну вот, ты знаешь, — он попытался улизнуть, но был перехвачен отцом за локоть.

— За что ты так над матерью?

— Она вчера ни за что на меня накричала. Пусть теперь кричит на домовика, который не умеет готовить чай. Ты же меня не сдашь? — посмотрел он самым умилительным и жалобным взглядом, на который только был способен.

— Я воспитал дьявола, — наигранно возмутился Драко, а затем подмигнул. — Я ничего не слышал.

— Спасибо! — посиял улыбкой сын и сломя голову ринулся на кухню, пока домовик был занят уборкой его комнаты.

— Наверное, я об этом пожалею, но это будет потом, — задумчиво произнёс Драко, глядя на спину скачущего по ступенькам маленького мстителя.

      Завтрак прошёл просто феерично. Миланья кричала, как сумасшедшая, сдерживая не самые приятные порывы организма. Старый домовик трясся от страха, мысленно желая провалиться под землю. А Драко старательно пытался скрыть улыбку за разворотом газеты. Скорпиус копался ложкой в каше, едва слышно хихикая, понимая, что шалость удалась. Стукнув кулаком по столу мать семейства, пригрозила самым строгим наказанием нерадивому слуге и выбежала в туалет, в котором провела почти всё оставшееся время до выхода.

— Доволен? — спросил Драко нашкодившего мальчику.

— Угу, — кивнул он.

— Но не советую проворачивать подобное в школе, потому что, если тебя вычислят, то кому-то придётся сесть на строгую диету, проверяя каждую крошку в своей тарелке.

— Да я и не хотел, — неубедительно соврал мальчик, который вдохновился первым успехом блевательных батончиков.

— Предупреждаю тебя, Скорпиус, если меня вызовет директор по поводу твоего поведения, то снисхождения не жди, — в его голосе проскользнули стальные нотки.

— Я понял, — кивнул мальчик, а затем подпёр рукой щеку, недовольно сверля глазами ненавистную кашу.

— Думаю, сейчас уже нет времени доедать завтрак, так что купишь себе что-нибудь в поезде. Иди одевайся.

— Ты лучший! — просияв от радости, поблагодарил его сын.

      В одно мгновение Скорпиус подскочил, отталкивая подальше тарелку, и умчался, как ветер, в свою комнату.

— Наверное, я его слишком балую… — задумчиво протянул Драко, но затем вспомнил себя в его годы и усмехнулся.

      Скорпиус был похож на него, но всё же отличался. Он не был испорчен тем, что считал себя исключительным. Несомненно, мальчика воспитывали по всем канонам аристократического общества, но Драко чётко следил за тем, чтобы не было перегибов. Он отказался от теории чистой крови, которую вдалбливали ему самому с самого рождения. Как же пылал яростью Альфред Грейнгорт, когда Скорпиус сказал, что происхождение никак не влияет на талант. Ведь Грейнгорт был абсолютно уверен, что только в чистой крови может зародиться настоящее магическое искусство. Тогда Драко пришлось объяснить сыну, что некоторые люди готовы отметать все факты, лишь бы прикрыть своё мировоззрение, которое не имеет ничего общего с реальностью. На удивление Скорпиус всё понял, он вообще быстро учился и впитывал всё, как губка.

      В свои неполные одиннадцать мальчик уже владел несколькими приёмами и простыми заклятиями, которые изо дня в день Драко отрабатывал с ним на импровизированных дуэлях в своём кабинете за плотно закрытой дверью. Это было пространство, в которое строго-настрого запрещалось входить без разрешения. Так же, как и личная комната Драко.

В первых год их совместной жизни Миланья злостно нарушала все правила, пытаясь постоянно навязать своё общество. Видимо, она надеялась на какие-то ответные чувства. Но Драко был холоден и отчуждён. И тогда Миланья решилась на отчаянный шаг, который и стал началом огромной пропасти, разверзшейся между ними. Возможно, будь его жена чуть терпеливее и тактичнее, то Драко смог бы смириться с этим браком и даже попытаться выстроить близкие отношения, основанные на взаимном уважении и доверии. Но произошло то, чего нельзя изменить или забыть. И Драко помнил.

      Он помнил, как в один из вечеров Миланья настойчиво требовала к себе внимания и парень сдался. Драко согласился на совместный ужин при свечах в гостиной. Миланья строила глазки и щебетала без умолку. А Драко мысленно старался абстрагироваться от назойливого шума, кивая словно на шарнирах. В конце вечера принесли шампанское, которое, пенясь, разлилось по бокалам. Миланья подхватила свой бокал и резко сократила дистанцию между ними, вульгарно прислонившись бедром о столешницу всего в нескольких сантиметрах от парня.

      Он непонимающе посмотрел на неё, и что-то спросил. Она усмехнулась и попросила помочь с платьем, сказав что-то про больно упирающуюся застёжку. Драко согласился помочь из вежливости, хотя на самом деле так и не понял, в чём там была проблема. А затем Миланья предложила тост за их счастливую семейную жизнь. Звонко стукнулись бокалы, шампанское обожгло горло со странным привкусом. Что было дальше, парень смутно помнил. Очнулся он уже с утра в своей комнате с головной болью и тревожным ощущением. Повернувшись, Драко увидел Миланью, которая мирно спала на его плече. Она была полностью нагая так же, как и он.

      Драко сразу почуял неладное и отстранился, потянувшись за раскиданными по полу вещами. Она заворочалась и заметив, что её оставили, проснулась. Дальше состоялся крайне неприятный диалог. Миланья обвиняла его в том, что он не умеет обращаться женщинами и намекала на его нетрадиционную ориентацию. Драко взбесился, говоря о том, что она вообще его не привлекает как женщина, и что он сомневается в том, что между ними что-то было. Её лицо стало пунцовым. Осыпая бранью мужа с головы до ног, она пожаловалась на то, что он отключился спустя несколько минут, которые показались ей секундами. А затем она сказала фразу, которая стала отправной точкой их взаимной ненависти: «Зря только приворотное зелье перевела!»

      Драко почувствовал себя использованным и грязным. Выгнав девушку из своей комнаты, он навсегда запретил ей входить сюда и потом ещё долго отмывался в душе, до красных полос сдирая кожу, пытаясь смыть вместе с ней чувство отвращения и омерзения.

      То, что Миланья забеременела стало для них обоих шоком. Все девять месяцев беременности аристократ обвинял жену в измене и пытался развестись. Но Грейнгорты схватились за него стальной хваткой и не желали отпускать. Всё дело было в его бизнесе, который разросся до сети по всей стране. Он смог подняться с самого дна и не без помощи влиятельных людей выйти на новый уровень торговли магическими артефактами. Обратной стороной медали была подпольная деятельность, которая заключалась в контрабанде неучтенных и запрещенных артефактов. Это было крайне рискованно, потому как Отдел по надзору и контролю за магическими артефактами имел очень большие полномочия и опыт в поимке контрабандистов. И каждый раз, проворачивая аферу с поставками, Драко понимал, что кладёт голову на гильотину в надежде, что никто случайно не уберёт защёлку, которая держит тяжёлое лезвие. Но пока фортуна ему улыбалась.

      Когда родился мальчик с серыми глазами и светлыми волосами, то скандал по поводу измен утих. Но у Драко всё равно оставались вопросы, потому что он прекрасно знал, что Миланья оказывала знаки внимания другим мужчинам. Измены были лишь вопросом времени. Тем не менее, чем больше Драко проводил времени с мальчиком, тем больше убеждался, что это его сын. Это было чудом. Но тут появилось другое опасение. Мир уже знал ребёнка, рождённого от влияния приворотного зелья. И тот ребёнок всячески старался потом ввергнуть этот мир в хаос, уничтожая любого, встававшего на пути. Он не знал ни любви, ни сострадания. Сидя до глубокой ночи в кабинете, Драко в задумчивости рассматривал Тёмную Метку и гадал, не скажется ли сумасбродность матери на судьбе его сына.

      Но Скорпиус рос бойким мальчишкой с пытливым умом и острым языком, за который ему больше всего доставалось от матери. Драко как мог защищал сына от нападок и дурного влияния Миланьи, но она всё равно оставила неизгладимый след на психике мальчика. Он научился врать, пытаясь избежать очередного наказания от истеричной матери, он научился мстить, пытаясь восстановить несправедливость её жестокости, он научился ставить свои интересы выше остальных, потому что так или иначе копировал её поведение. И с этим Драко ничего сделать не мог. Скорее всего потому, что сам был не идеален. Единственное, что удалось сохранить непорочным в этом маленьком Малфое — открытость ко всему новому и настоящий живой интерес к знаниям.

      Скорпиус умел сходиться с людьми и вести себя уместно в любом обществе. Он не был белой вороной, уже в раннем возрасте, проявляя лидерские качества. Скорпиус знал себе цену и требовал, чтобы к нему относились соответствующим образом. Пускай, он иногда заигрывался, пытаясь впечатлить окружающих своими талантами и искрясь от желания быть лучше всех, но всё же не задирал нос до небес, прислушиваясь к чужому мнению. Одним из самых важных мнений для мальчика, было слово отца. Драко не сомневался, что в этом году факультет Слизерина пополнится ещё одним талантливым волшебником.

      Посмотрев на часы, Малфой старший понял, что пора выходить. Отложив газету, он поднялся на ноги и направился к лестнице, чтобы поторопить копавшегося сына. Тот вышел из своей комнаты спустя несколько минут, таща волоком тяжёлый чемодан и клетку с совой. Драко усмехнулся и заставив левитировать поклажу, спустил её вниз, напомнив, что это заклинание Скорпиус будет изучать на первом курсе обучения. Мальчик с горящими глазами наблюдал, как плавно спускается чемодан и клетка, а затем останавливаются около входной двери.

      Драко хотел было ещё что-то сказать, но тут ощутил приступ нехватки дыхания, который сопровождал его на протяжении почти всей жизни. Привычным движением Малфой извлёк из внутреннего кармана пиджака небольшую склянку и, откупорив крышку, поднёс её к носу. Зелье всегда облегчало последствия асфиксии, почти полностью убирая боль и иногда даже прекращая приступ. Этот своеобразный ингалятор он изобрёл где-то на третьем году брака с Миланьей, когда она уже открыто начала потешаться над его недугом. Видимо, так женщина пыталась самоутвердиться за счёт ненавистного ей мужа, с которым приходилось жить под одной крышей против воли, но в угоду отцу и семейным традициям.

      Стоило лишь о ней вспомнить, как Миланья вышла из двери в полном параде. По всей видимости, последствия блевательных батончиков прошли, но настроение строптивой женщины не улучшилось. Зло сверкая глазами, она поторопила сына и вышла на улицу, чтобы сесть в дорогой автомобиль, который должен был их довезти до вокзала. Пропустив сына вперёд, Драко вышел из дома и сел на заднее сиденье, старательно избегая зрительного контакта с женой.

      До вокзала добрались вовремя. Скорпиус бодро толкал перед собой тележку с чемоданами и клеткой, а Миланья вышагивала в новом пальто, словно на показе мод. Драко ничего не оставалось, как отыгрывать роль отца семейства, про себя отмечая, что на перроне много старых знакомых, глаза которых смотрели со всех сторон.

Пара последних напутственных слов сыну, небольшой совет, уверения в том, что будет писать, как можно чаще, и пожелание удачи. Драко не переживал, что Скорпиус не сможет найти себя внутри Хогвартса, скорее наоборот, он был убеждён, что его сын станет только увереннее и счастливее вдали от холодного и покрытого скрытыми склоками и ненавистью между супругами дома.

      Драко поднял взгляд и заметил, что кто-то из толпы пристально наблюдает за ним. Он столкнулся взглядом с карими глазами, в которых читалось удивление и любопытство. Распрямившись, Драко посмотрел на Гермиону, отметив, что она ничуть не постарела с момента их последней встречи. Не известно почему, но в нём уже не было того презрения и злобы, которое бушевало в те года, когда он называл её грязнокровкой. Наоборот, хотелось поговорить, подойти ближе, узнать, чем она теперь живёт. Но этот порыв пришлось скрыть за маской безразличия. Натянуто улыбнувшись, он поприветствовал остальных членов «золотой троицы» и проводил сына в поезд.

      Во время третьего гудка от пышущего паром экспресса у Драко побежали мурашки. Мысленно он вернулся в тот день, когда сам первый раз отправился в Хогвартс, когда открыл для себя новые грани. Потому что именно там он и стал тем, кем является по сей день. Беззаботное детство, шальная юность и первые трудности, вкупе с серьёзными выборами — вот, что такое школа магии Хогвартс. И теперь в этот путь отправляется его сын.

      Драко проводил уходящий за поворот поезд и глубоко вздохнул, поняв, что снова остался в полном одиночестве. Зачесав волосы назад, Малфой развернулся и пошёл прочь, не обращая внимание на жену, которая старательно имитировала образ счастливой семейной жизни, хватая его на ходу за локоть. Всё снова возвращалось на круги своя, поджидая серыми буднями, которые плавно перетекали изо дня в день.