— товарищ милиционер, — хрипло смеется влад. — да не издевайтесь вы, я ж ничего не нарушил, ну отпустите, товаарищ милиционер…
«товарищ милиционер» — это все откуда-то из того мира, где небо было чище, трава зеленее и люди счастливее. по крайней мере, так кажется самому владу, когда он, этот, по яновой характеристике, излишне жизнерадостный психопат, скалится в широкой улыбке, показывая выступающие клыки.
«товарищ милиционер» в исполнении влада войцека — это слишком радостно как-то для серых питерских будней, разбавленных мутненьким дождиком. как будто его, этого психопатичного вандала, занесло сюда откуда-то из другого мира — ярче и светлей.
опять же, по яновой характеристике.
— взрослый же человек, — ворчит правильный мальчик ян, косясь на разрисованную стену. — что за детский сад.
у влада все руки в ярко-черной краске, а на стене красуется что-то недописанное, что войцек прикрывает спиной. у влада все руки в краске, будто в саже, будто в липком черном мазуте.
если честно, он не помнит, чем именно они поджигали тот книжный.
— ну арестуйте меня, что ж теперь. — картинно протягивает руки влад, по-собачьи доверчиво заглядывает в глаза. — закройте вместе с бомжами, проститутками и сатанистами.
— намекаешь, что как раз впишешься?
ян скалится в улыбке неумело и смешно, но влад из вежливости тоже улыбается. ему даже нравится смотреть, как этого до зубовного скрежета правильного мальчишку иногда перемыкает. возможно, поэтому он и доводит его.
возможно.
владу интересно, снесет ли по-воробьиному встрепанному парнишке крышу настолько, что его действительно ударят, что действительно ткнут мордой в стену и защелкнут на руках нелепые кандалы.
поэтому издевательское и язвительное, кислое и отдающее змеиным ядом, это его «товарищ милиционер» так и вертится на языке.
ян отодвигает его в сторону. кривая надпись ВОЙНА ЭТО МИР смотрит на яна черными глазами, пялится слепо и совсем по-картонному. нелепые буквы едва складываются в слова. влад даже не совсем доволен, как жирные черные символы расползлись по обваливающейся штукатурке.
души, что ли, нету. бедняга оруэлл точно вертится в гробу.
ян кривится, рассматривает с разных сторон, разве что пальцем не трогает. не хочет в этой гадости испачкаться — придется долго отмываться.
ян закатывает глаза: это что за ебанина?
влад скалится в ответ: я художник — и я так вижу.
«товарищ милиционер» устало бормочет: ты идиот. достает из кармана мятую пачку парламента, прикуривает, прислоняясь спиной к размалеванной стене. рваная сетка капилляров, синяки под глазами в половину худого бледного лица, льняные волосы до плеч. влад знает до мелочей.
влад как-то шутил, что с яна можно рисовать кобейна перед самоубийством. ружья только не хватает, а в запасе есть пара лет.
ах, если бы он действительно умел рисовать — да, он бы нарисовал. ян — это вообще что-то из разряда «иконы малевать и на стену вешать».
ВОЙНА ЭТО МИР, ненавязчиво сообщает громадная надпись над головой у яна, заебанный взгляд его обещает едва ли не все пытки инквизиции ненормальному войцеку с манией все уничтожать. влад не удивится, если этот милый мальчик по ночам читает «молот ведьм».
— ты себе уже на пожизненное нарисовал, — сообщает ян.
он как будто делает вид, что на владе больше нет грехов, кроме невинных надписей на стенах. как будто сатана со всеми его демонами не стоят в очереди ради шанса забрать душу войцека.
влад улыбается довольно, как обожравшийся сметаны кот.
где-то в кармане пиликает мобильник — наверняка кара. владу не хочется отвечать, но ян тоже слышит короткий сигнал пришедшей эсэмэски. хмурится, давится дымом.
опять кара с ее борьбой ради борьбы. опять что-то жечь, что-то кричать, срывая глотку, что-то изображать.
кара двинутая чуть более, чем абсолютно. кара взяла бы ответственность за гибель помпей и холокост, за одиннадцатое сентября и за беслан. кара громче всех орала бы — «я смерть, разрушитель миров».
владу не надо зеркало, чтобы знать, что у него такой же заебанный взгляд.
влад возводит глаза к небу. не всю жизнь же раскачивать лодку — иногда хочется чего-то. чего-то.
телефон заходится снова, он невозмутимо выкидывает его на мокрый асфальт и давит тяжелым ботинком — сосредоточенно, увлеченно, как отвратительную сороконожку.
— не кури на холоде, ебанько, — вздыхает влад, отбирая у ошарашенного яна сигарету и расправляясь с ней так же. — и застегнись, что ли. шарф тебе, твою мать, куплю.