Cockwarming (Син Цю/Чун Юнь)

Прямая спина, руки на коленях, голова опущена, чтобы не поднимать глаз. Простые правила, которые были оговорены с самого начала и которым надо неукоснительно следовать.

      Ты же хороший мальчик и будешь меня слушаться, верно?

      Чун Юнь держит это в голове, пока сидит на полу, на коленях, полностью обнажённый и постепенно сгорающий со стыда, стараясь игнорировать неспешно обходящие его ноги. Стук каблуков на сапогах Син Цю словно отсчитывает время, которое осталось до самого главного.

      Чун Юнь мелко вздрагивает и ведёт плечами, подумав о том, что ждёт его дальше.

      — Ты дрожишь, — тихо говорит Син Цю и проводит ладонью по инеевым волосам, заставляя вздрогнуть ещё раз, — Не бойся, я не сделаю тебе больно.

      Чун Юнь ему верит.

      Всегда верил, потому что Син Цю никогда не нарушал данных обещаний, вот только дрожит Чун Юнь отнюдь не из-за страха. Он предвкушает дальнейшее, даёт волю воображению и смакует образы, которые оно подсовывает.

      Чун Юнь ни за что бы не согласился на такую игру, не желай сам того же.

      Наконец Син Цю останавливается перед ним. Его пальцы соскальзывают с волос к линии челюсти, легко поддевают подбородок:

      — Посмотри на меня, — просит он и улыбается, когда встречается взглядом с растерянными, но потемневшими глазами Чун Юня, — Умница.

      Он проводит большим пальцем по нижней губе Чун Юня, нежно гладит, а затем чуть давит, заставляя открыть рот, и проталкивает подушечку внутрь. Чун Юнь тихонько охает, но послушно обхватывает губами палец, сразу же прикасается языком, наблюдая за тем, как расширяются зрачки в глазах напротив. Син Цю такое нравится, Син Цю такое любит, поэтому Чун Юнь медленно посасывает палец, вылизывает его до тех пор, пока Син Цю сам не просовывает его глубже. А затем легко вытаскивает, с удовольствием размазывая слюну по губам, сминая их, пачкая, все ещё удерживая за подбородок.

      Член Чун Юня дёргается от такой незамысловатой ласки, и Чун Юнь вновь позволяет себе охнуть. Он инстинктивно прикрывает глаза, после чего пальцы на подбородке сжимаются сильнее.

      — Глаза, — коротко командует Син Цю, и Чун Юнь тут же распахивает их.

      Ещё одно правило, про которое он забыл — не закрывать глаз. Син Цю говорил, что обычно во время такой игры используют повязку, но ему нравится поддерживать зрительный контакт с Чун Юнем.

      Особенно, когда будет брать его в рот.

      Син Цю отстраняется и расстёгивает шорты. Чун Юнь смотрит как заворожённый — как мраморные пальцы вытаскивают золочёные пуговицы из петель, как тянут вниз атласную синюю ткань, как проводят по влажному от выступившей смазки члену.

      Чун Юнь неосознанно сглатывает, и от внимания Син Цю это не ускользает. Он ухмыляется, коротко смеётся и ещё раз на пробу гладит по стволу, размазывая капли предсемени, с каким-то извращённым удовольствием отмечая, как дёрнулся кадык на чужом горле.

      — Подними-ка голову, — мурлычет Син Цю, голос у него подрагивает. Самому уже не терпится, но правила есть правила — он их придумал, и не ему их нарушать.

      Чун Юнь исполняет его приказ, вновь встречаясь с золотистым взглядом. Син Цю касается головкой нижней губы, медленно-медленно проводит из стороны в сторону, безнадёжно пачкая, даже воздух тянет сквозь стиснутые зубы от того, как поблёскивает белёсый след на бледных губах.

      Чун Юнь порочен в своей невинности, и то, с какой покорностью он сидит на коленях без одежды, и позволяет делать с собой такое, сводит с ума.

      Воистину потрясающее зрелище.

      Син Цю легко давит, чтобы открыл рот пошире, и чуть-чуть просовывает головку внутрь, чтобы потом сразу же вытащить. Дразнит и играет.

      У Чун Юня органы внизу живота скручиваются, на секунду темнеет и двоится в глазах, но он справляется с наваждением. Желаемую разрядку он сегодня похоже получит ой как нескоро. Зато может попытаться ускорить процесс.

      Чунь Юнь высовывает язык, с вызовом взглянув на Син Цю. У того дёргаются брови, а в глазах плещется азарт вперемешку с пьяными искрами:

      — Какой нетерпеливый. Мы разве не говорили, что ты должен быть послушным и делать то, что я скажу?

      Чун Юнь молчит.

      Слишком хорошо знает Син Цю, чтобы безоговорочно верить его провокациям и затеям — выдержки у него не в сравнение меньше, он всегда сдаётся первый, стоит только погладить по шерсти.

      А Чун Юнь знает, что тот сам сейчас едва держится, чтобы не насадить его на член. Нужно только чуть-чуть подтолкнуть, поэтому он чуть шире открывает рот и дальше вытягивает язык.

      Дышать неудобно, во рту копится слюна, но это только на руку.

      Син Цю сам сглатывает немного нервно, но принимает новые правила. Теперь он скользит членом по услужливо высунутому языку, медленно покачиваясь, и вплетает пальцы в волосы Чун Юня на затылке. Тот не пытается шевелить языком, сам остаётся неподвижным, но глаза — что происходит в этих глазах.

      За внешней скованностью и кротостью скрываются настоящие демоны — Чун Юнь не там их ищет. Нужно было просто начать с себя.

      Пальцы сжимают пряди сильнее и тянут на себя, заставляя взять в рот наполовину. Чунь Юнь давится от неожиданности, но покорно смыкает губы, обхватывает ствол мягко, сжимает совсем чуть-чуть, так, как Син Цю нравится больше всего, и втягивает щеки.

      — Хороший мальчик, — с придыханием говорит Син Цю и начинает неспешно двигаться.

      На границе сознания мелькает мысль, что лучше бы он завязал Чун Юню глаза. Смотреть на то, как твой собственный член медленно скользит меж влажных, розовеющих губ, как приятно обволакивает его горячий рот, как пошло хлюпает слюна и стекает по подбородку, перемешанная с тонкими нитями смазки — одно это может подвести к краю и выжечь все мысли напрочь.

      Но Чун Юнь не опускает взгляд, не закрывает глаз, он смотрит снизу вверх, пока его обстоятельно и с наслаждением берут в рот. Он даже не двигается, хотя Син Цю чувствует, как ломается его тело, когда головка почти проскальзывает в горло.

      Поразительная покорность — Син Цю всхлипывает, жмурится от одной только мысли, какие дьяволы всё это время скрывались под личиной его дорогого Юня.

      Он покрепче перехватывает волосы и пробует проникнуть глубже, скользнуть по корню языка в горло.

      Чун Юнь стонет, но не пытается отстраниться — у него был приказ сидеть смирно, даже если рвотный рефлекс заставляет вырваться из крепкой хватки. На глазах выступают слезы, и всё же он продолжает держать их открытыми, только моргает быстро-быстро, избавляясь от колючей влаги, которая смешивает краски, мешает следить за тем, как искажается лицо Син Цю от удовольствия.

      Ему ужасно хочется насадиться самому, взять глубже и медленно-медленно сосать, подводя к краю, доводя до стонов и всхлипов, потому что Син Цю так восхитительно стонет, но правила есть правила.

      Чун Юнь слишком хорошо знает, что такое дисциплина, на то и был расчёт. Поэтому просто ждёт, когда Син Цю перехватит его волосы поудобнее и дёрнет на себя, почти вжав носом в пах.

      Чун Юнь протестующе стонет, давится, но ненадолго, потому что после его начинают буквально надевать ртом на член.

      Над головой слышится хриплое дыхание, Син Цю старается сохранять ритм, но через пару рваных движений ломается, сдаётся, просто трахает, до тех пор, пока вновь не прижимает Чун Юня к себе вплотную и не спускает ему прямо в рот, наполняя горячим семенем, которое всё равно сочится из уголков губ по подбородку и капает на колени.

      — Умница, хороший мальчик, — Син Цю дышит хрипло, надрывно, глотает воздух, пока гладит Чун Юня по волосам, наслаждаясь его мелкой дрожью. — Подержи его во рту немного.

      Чун Юнь тихо скулит, но губ не размыкает. Он сглатывает сперму, посылая по телу Син Цю новую порцию дрожи от вибрации горла, шумно дышит носом, но терпеливо ждёт.

      Наконец, когда член обмякает, Син Цю выскальзывает из горячего влажного рта, едва не застонав от того, как же сладко за его членом тянется слюна вперемешку со спермой.

      У Чун Юня заалели губы, весь рот мокрый, перепачканный семенем и слюной, слипшиеся от слёз ресницы и тёмные-тёмные глаза.

      Он так хорошо выполнял приказы, ни разу не притронулся к себе и не двинулся с места, такое заслуживает награды — не то, чтобы Син Цю не планировал, просто хотел помучить подольше.

      Он опускается на колени перед Чун Юнем, ласково гладит по щеке и говорит:

      — Можно.

      В следующую секунду его обнимают за шею и тихо-тихо скулят, пока Син Цю, обхватив пальцами влажный горячий член Чун Юня, спешно надрачивает.

      Чун Юню много не потребовалось — он кончает сразу же, стоит огладить пунцовую от прилившей крови головку и надавить на щель.

      Он стекает в объятьях Син Цю, вымотанный, опустошенный, ужасно уставший, роняет голову ему на плечо и жадно-жадно дышит, пока Син Цю гладит его по волосам и спине.

      Его губы мажут по мокрому виску, он трётся носом о слипшиеся пряди, пальцами продолжая лениво поглаживать член Чун Юня, размазывая по нему сперму.

      — Ты такой молодец, — шепчет Син Цю, чувствуя внезапный прилив щемящей нежности. В книгах, из которых он черпает своё вдохновение, написано, что после таких игр всегда надо говорить что-то приятное своему партнёру, успокаивать его, ласкать, но он и сам бы так делал, без всяких книжек — в целом мире не найдётся слов, чтобы описать весь перелив чувств, которые испытывает Син Цю.

      Потому он просто ещё раз целует взмокший висок и мягко-мягко шепчет:

      — Мой хороший.