Кажется, что он закрыл глаза всего несколько секунд назад, как приходится просыпаться. Егор стоит у кровати и трясет царевича за плечо, говоря что-то о царском завтраке, подъеме и, почему-то о поездке к Белому. При чем тут сам Антон не понятно, но он решает проснуться на всякий случай, особенно бодрит мысль о том, что к приезду друга Макар самолично нажарил драников. А драники, да еще и от Макара, это то, ради чего в принципе стоит просыпаться по утрам.

В горницу Шастун выходит через половину часа, уже одевшись и умывшись, чтобы не смущать служек своим помятым видом. Только вот не покидает мысль о том, что он забыл еще что-то, помимо вечерних обсуждений, но память помогать отказывается. Все становится на свои места, когда царевич видит за столом не только Илью и Егора, но еще и своего нового знакомого — Сергея. Тот вполне себе дружески общается с мужчинами, уплетает драники и чувствует себя прекрасно. Антон решает не отставать и присоединяется к завтраку, параллельно с поглощением пищи вслушиваясь в разговор за столом.

Послушать, кстати, есть что. Неожиданно для себя самого Шастун узнает, что вчера на пьяную голову согласился не только вместе с Егором ехать к царю Руслану, чтобы договариваться о судьбе какого-то там Эда, но еще и в случае особой надобности действительно ехать свататься за Белого к Арсению Прекрасному. Не то, чтобы такой заезд по еще двум царствам его действительно привлекает, но он в какой-то момент думает о том, что действительно можно согласиться на такую авантюру. В конце концов, поможет другу Макара, да еще поглядит, что там за Арсений такой живет, что его аж Прекрасным величают. Все лучше, чем у отца во дворце тухнуть, да еще и не один поедет, а с Егором и Серёгой, который настоятельно просит себя Сергеем не называть.

С Макаром прощаются недолго — тот забирает у Антона отчеты по Жар-Пицце, дает в дорогу провизии на всякий случай и уходит заниматься своими делами. Предварительно, правда, забирает тарелку борща со скатерти-самобранки Шастуна. Царевич же со спутниками отправляется в путь до царства Руслана Белого.

Серёжа вновь оборачивается Серым волком, на которого Шастун закидывает многострадальную седельную сумку и садится сам, а Егор перекидывается в Жар-Птицу и летит впереди, показывая дорогу. Небо с утра затянуто серыми тучами, сквозь которые не может пробиться палящее солнце и они проводят в дороге почти весь день с перерывами на небольшой отдых и перекусы. В пути разговаривать особо не хочется, да и не получается: Антон думает, как ему себя вести с царем Русланом, Егор летит где-то впереди, наслаждаясь потоками воздуха, а Серый волк бережет дыхалку. Так что обсудить у них все получается только тогда, когда они останавливаются на ночевку в безопасном, по словам Серого, месте.

— Егор, расскажешь, кто вообще такой Эд и почему он у Руслана застрял? — спрашивает Антон, покуда расстилает скатерть-самобранку и раскладывает на ней еще Макаровы драники, ватрушки с творогом и стеклянную бутыль с квасом, — Угощайтесь.

— Да там ситуация дурацкая получилась, — Егор берет ватрушку и начинает медленно жевать, — Мы с детства дружили, в одном селе жили. А потом я к царю Илье на работу нанялся, ему моя птичья ипостась только на руку была, Эд родителям помогать остался. Ну и потом отказался свататься к внучке местной ведуньи, а та его возьми, да прокляни. Будешь, говорит, конем златогривым, покуда тебя такого кто-то не полюбит. Хорошо хоть оставила возможность в ночь полной луны человеком становиться. Он мне тогда письмо написал и рассказал все.

— А как он у Белого-то оказался? — слышать о проделках ведуний царевичу приходилось и раньше, но чтобы вот такие радикальные методы, это что-то новое.

— Решил, дурак, в терем ко мне прискакать. А где это видано, чтобы конь златогривый один по полям мотался? Вот его и поймали, на рынке продали купцу, а тот его Белому продал.

— А тот что?

— Сказал, что деньги за коня уплачены. Или выкупать, или услугу соразмерную оказывать, — потерев виски, Булаткин делает пару глотков кваса прямо из бутыли.

— Цену он, как понимаю, конскую заломил за такого-то коня? — в разговор вступает Серёжа, до этого молча поглощающий жареную картошку с лисичками. Егор давит грустный смешок, но кивает.

— У меня есть кой-какие накопления, но их не хватит.

— Ну, постараемся выполнить его просьбу по соразмерной услуге, — пожимает плечами Антон, доедая последний драник, — Он там просил в прошлый раз к Арсению Прекрасному свататься?

— Ага. Только он скорее своенравный, всем отказывает, никто ему не нравится.

— Ну, не попробуешь — не попробуешь, — царевич начинает было говорить, но его прерывает чей-то громкий крик в степи. Антон испуганно подскакивает на ноги, хватаясь на кинжал на поясе, а Егор моментально перекидывается в птицу и взлетает на несколько метров, чтобы попытаться разглядеть кричащего. Один только Серёжа покатывается со смеху, глядя на них, а потом объясняет:

— Это наш местный орет, не волнуйтесь.

— В смысле?

— Да в прямом. Вот у нас южнее, где песка полно, есть просто перекати-поле, а здесь живет перекати-Пореченков, — по их лицам, похоже, Матвиенко понимает, что понятнее не стало, и продолжает объяснять, — Мужик это из оборотней, в медведя обычно перекидывается, как на зимовку уходит, а летом сюда приходит. Из развлечений у него тут только народ пугать, но иногда нанимается караваны охранять. Ночью как начнет в кувырке с перекатом превращаться и орать, купцов напугает, а утром приходит к ним же охранником наниматься. Так и живет.

— А-а-а, — глубокомысленно тянет царевич и садится обратно. Егор тоже опускается на землю, превращается в человека и начинает собирать остатки их нехитрого ужина.

— Спать пора, — поясняет он и мужчины соглашаются. Может, действительно утро будет вечера мудренее, к тому же мудрость им понадобится. Они как раз к полудню должны у терема царя Руслана быть.

***

Царь Руслан Антону не нравится сразу.

Вроде бы и мужик на первый взгляд нормальный, да и правит уже лет двадцать без каких-либо бунтов и народных волнений, но все равно что-то в нем отталкивает. Тем не менее Шастун этой неприязни не показывает, а Белый радушно принимает их у себя. Выделяет светлую горенку на троих, обещается угостить обедом и предлагает обсудить дела вечером, чтобы гости с дороги отдохнули.

Егор, хоть и птица, смотрит на Руслана волком, опровергая мысль о том, что не каждый мужик волк, но каждый волк мужик. Но держит себя в руках, а Белый в итоге разрешает ему после обеда посетить царские конюшни и даже выделяет провожатого. Антону чуть-чуть (на самом деле очень) интересно, что за отношения такие связывают его и этого самого Эда, но он решает отложить расспросы на потом. Втроем они отправляются в любезно истопленную баню, где служки на славу хлещут их дубовыми веникам и поддают пару, потом неспешно трапезничают и устраиваются на послеобеденный отдых. Только Егор уходит на конюшню.

Постепенно вечереет и Антона с товарищами зовут к царю на прием. Серёжа невозмутимо поправляет хвостик на затылке, довольный встречей с другом Егор то и дело одергивает рубаху, а самому Шастуну как-то нервно. Вроде бы и дело-то пустяковое, и договориться можно, но все равно в груди беспокойно бьется сердце, будто предчувствует, что скоро случится что-то важное. Но пока из важного только то, что за ними присылают мальчишку, который и провожает их к Руслану.

В отличие от Макара, который своими царскими регалиями не пользуется в принципе, Белый на троне восседает в короне и вид делает такой, будто они к нему пришли не просто поговорить, а милостыню просить. Неприятно.

— Ну, Антон-царевич, зачем пожаловал? — спрашивает мужчина, — Да еще и в такой компании. Два перевертыша. Интересные друзья для царского сына.

— Поговаривают, царь Руслан, что конь с золотой гривой у тебя имеется, — Антон не отвечает на колкость в адрес его спутников, но запоминает это на всякий случай и отмечает, что об оборотничестве Серёжи царь не знает, оно и к лучшему, — И что ты его отдать за соразмерную услугу можешь.

— Я даже знаю, что за птичка тебе это напела, — усмехнувшись, Белый смотрит на Егора, который стоит по левое плечо от царевича, а потом продолжает, — Только вот условия сейчас изменились.

— Сколько? — тянуть разговор, юлить и договариваться с таким человеком не хочется, так что молодой человек решает сократить все до банального торга.

— Услуга, — ухмылка на губах царя становится все шире и не несет ничего хорошего, — Отдам тебе коня, Антон-царевич, коли службу мне сослужишь. Есть у царя Сергея сын, Арсений Прекрасный. Похить его, привези ко мне, а я тебе подарю коня своего златогривого.

Антон чувствует, как за спиной напрягается Серёжа, а Егор глубоко втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Одно дело сватами быть и, получив отказ, отправиться восвояси, а другое дело царского сына украсть, будто они разбойники или душегубы какие-то. Это бесчестно по отношению к царю Сергею и к самому Арсению, пусть их Шаст и в глаза не видел, но свои понятия о морали и этике у него есть. И такое в них не вписывается.

— Царь Руслан, — в диалог вдруг вступает Матвиенко, — Огорошил ты нас такой новостью, дай времени на раздумья пару часов, а уж там мы скажем, по плечу ли нам такое дело.

— Добро, — кивает Белый, а Серёжа пихает застывшего Антона локтем в бок и уводит его и Егора обратно в горницу.

— Ты что, придурок, что ли?! — взрывается царевич, стоит им закрыть за собой двери, — Ладно посвататься, но похищение? Серый, это же вся международка в пизду улетит. Ладно там Руслан с Сергеем между собой разбираться будут, а меня ж припашут, как исполнителя. И у отца проблемы будут, и у всего царства моего тоже.

— Антон, подожди, — пытается его успокоить Егор, но Шаст вырывается.

— Нет, ты придурок, это факт! Это же не только порубом может закончиться, а вообще войной! Егор, я тебе хотел помочь, но не такой ценой, прости, — он устало падает на лавку, упирается локтями в колени и прячет лицо в ладонях. Все постепенно скатывается в какой-то пиздец.

— Был бы придурок, если бы не умел думать, — Серёга садится рядом на лавку и опускает ладонь на плечо Шастуна, — Ты в курсе, что я оборотень? И что мы можем превращаться вообще в кого угодно, хоть в зверя, хоть в птицу, хоть в прекрасную девицу?

— Блин, а ведь да, — вдруг шепчет Егор, поглядывая то на царевича, то на оборотня, — Я, кажется, начинаю понимать…

— Смотри, согласимся сейчас на условия Белого, приедем к царю Сергею и попробуем договориться с этим прекрасным Арсением, он же не дурак, я думаю. Подыграет нам, а даже если не согласится, то я просто посмотрю, как он выглядит, перекинусь и вы меня Руслану и отдадите, а сами Эда заберете. Я вас потом догоню, — под мерные рассуждения мужчины Антон отрывает лицо от ладоней и зависает, тупо пялясь в пространство. Кажется даже, что можно услышать, как в его голове крутятся шестеренки мыслительного процесса, потому что он рассматривает это план со всех сторон, пытаясь найти откровенные изъяны. Пока не получается.

— Придурок тут я, — наконец говорит он, а потом пожимает оборотню руку, — Спасибо, Серый, без тебя бы не управились. Ну что тогда, сейчас говорим Руслану, что согласны и выдвигаемся на рассвете?

— Получается, что так, — они еще какое-то время тихо обсуждают детали плана, а потом отправляют Серёжу объявить царю о своем решении.

Перед тем, как заснуть, он еще долго думает о том, как Арсений, которого он даже не знает, отреагирует на их план. Почему-то наивно хочется, чтобы он согласился, но не остался с Русланом, а уехал с ними сначала к Макару, а потом уже и в родное Шастуновское царство под крылышко к отцу. Потому что всякие прекрасные девицы Антона и не интересовали никогда, а вот прекрасные царевичи…

***

Выдвигаются они практически на рассвете. День обещает быть жарким, но Серый заявляет, что так до полудня они успеют оказаться в лесу, через который им предстоит к царю Сергею добираться. Спорить никому не хочется, так что Антон и сотоварищи тихо покидают крепость царя Руслана под бдительным присмотров бодрствующих стражников на главных воротах. Шастуну и волнительно, и странно от того, что происходит, ведь он думал, что поедет он до царя Макара, разберется с проблемами яблок и обратно ко двору отца вернется. А тут вот как получилось, уже третье царство на горизонте маячит, да еще такая ответственность с этими международными отношениями. Как бы не испоганить все, чтобы батюшку и братьев в эти проблемы не впутать, а уж сам-то он как-нибудь разберется.

Серега, будто чувствуя настроение царевича, снова молчит всю дорогу, а Егор опять впереди летит. И от этого Антону даже легче становится, ведь не один он со всей этой морокой разбирается, а с добрыми приятелями, да и дело вроде как доброе делает. Спасти друга своего соратника от участи быть обращенным в коня, да жить в неволе у царя Руслана, становится уже делом принципа. Он бы не хотел такого ни для себя, ни вообще для кого-либо.

Как и было обещано, до леса они добираются к полудню, когда солнце еще не начинает так сильно напекать голову. Останавливаются на привал у опушки и Антон с удовольствием разминает затекшие за несколько часов пути ноги, пока Сережа и Егор обращаются в людей и растягиваются на мягкой траве. К ним позже присоединяется и царевич, руки за голову закидывает и смотрит в бескрайнее голубое небо. Над их головами шумят вековые сосны, пахнет разнотравьем и нагретой на солнце смолой, легкий ветерок обдувает лицо и на душе становится спокойнее. Антон лениво наблюдает за редкими белыми облаками самых различных форм и начинает думать, что все может быть не так и плохо.

— Сереж, а ты знаешь, какой он? — волче только приподнимает бровь, мол, про кого спрашиваешь, от чего Антон немного смущается, — Ну, Арсений этот.

— Арс-то? — мужчина садится и с хрустом потягивается, — Царевич как царевич. Красивый, зараза, тут уж не врут, но с характером, да еще и жнец, и жрец, и на дуде игрец.

— На дуде? В смысле на… на какой? — щеки царевича заливает краской, над чем бессовестно ржет уже Егор.

— Да он говорит, что уж больно этот Арсений образованный и любопытный, а ты о чем подумал?

— Да так, ни о чем, — спешные оправдания и румянец только убеждают оборотня и перевертыша в том, что Антон все воспринял все очень недвусмысленно.

— Ну-ну, — Серый, зараза, еще и ржать начинает, — Но я тебя могу понять, у Арсения поклонников только в тереме половина двора, а про царство и соседей и говорить нечего. Его потому и отец никуда дальше терема не пускает, чтоб под присмотром был.

— Никуда не пускает, говоришь? — переспрашивает Антон, на что Сережа согласно кивает, — А как он тогда с нами бежать согласится, если согласится? И сможем ли мы с ним поговорить?

— Тю! Ты думаешь, он не сбегал ни разу? Сбежит и в этот раз, если воля его на то будет, главное всю правду рассказать. Потому я пойду, а вы подождете.

Царевич не видит поводов оборотню не доверять, а потому соглашается и предлагает отобедать, раз уж остановились здесь. На споро расстеленной скатерти-самобранке появляются борщ, картошка и опостылевший всем кофе 3в1, потому Егор достает свою флягу с чистой водой.

— Знал я одного парня, — говорит Егор, делая несколько глотков воды, — У которого тоже отрез скатерти был, только еще корявее, чем твой, Антох.

–?.. — тот бы и спросил, что не так, но борщ сначала прожевать надо, не говорить же с набитым ртом.

— У тебя тут только борщ, да картошка со шкварками, а у Ванька скатерть давала только котлеты, причем холодные, и соленые огурцы. Хороший парень, жену из города привез, Татьяну, дом новый справили в прошлом году.

— Ну, хоть у него все хорошо, — Серый пожимает плечами, — Ничего, обернемся сейчас за несколько дней и заберешь своего Эдика от Белого. Тоже дом поставите, хозяйство свое заведете.

Булаткин краснеет совсем так же, как Антон недавно, и до царевича наконец доходит, почему они так в спасение этого Эда вцепились. Все же лежало буквально на поверхности!

— Так ты же говорил, что его ведунья прокляла, что он конем будет, пока его никто не полюбит. А раз ты его… ну, эт-самое, так почему тогда заклятье не спало? — Шастуну и правда интересно, причем сразу все. И как Егор понял, что влюбился, и как чары ведовские действуют, и что вообще он на будущее планирует, когда их приключение закончится.

— Так он ж не знает, — тоскливый вздох служит и ответом, и негласной просьбой больше эту тему не поднимать. Дальше они едят уже молча, а потом снова собираются в дорогу. Путь предстоит неблизкий, но к утру следующего дня должны уже добраться.

***

У столицы царя Сергея они смогли оказаться только к полудню, потому что волче все никак не мог найти место для ночевки в лесу. В итоге в городе они появились, так сказать, не сравши, не жравши, с грязными зубами и хоть бы кто дал жвачку. Стража у главных ворот смотрит на них без особого внимания и, стоит им оказаться за крепостными стенами, как Серый сразу ведет их на знакомый постоялый двор, потому что в тереме им втроем светиться вообще не нужно. Только лишние подозрения вызовет.

Потому Антон с Егором за время отсутствия оборотня приводят себя в порядок, завтракают и даже успевают поспать урывками. Шум из зала на первом этаже знатно отвлекает парней, привыкших за пару дней к лесной тишине, но жаловаться грешно: тут и матрасы нормальные, и постельное чистое, и даже есть горячая вода и полотенца. Для Шастуна, привыкшего мыться каждый день, это вообще манна небесная и он отмокает около часа, пока в ванную не начинает стучаться Егор, который тоже за вчерашний день покрылся пылью.

Скатерть выдает привычный набор из борща и картошки, так как тратиться на еду здесь они не видят смысла и не хотят рисковать. Мучиться с животом в дороге вообще не очень, да и не в дороге тоже, хотя Антон когда-то был уверен, что его луженый желудок сможет и гвозди при необходимости переварить. Они с Егором неспешно обедают, снова сворачивают скатерть и возвращаются к тревожному ничегонеделанью. Потому что все равно волнительно, как сможет договориться с норовистым царевичем их друг. А в том, что Серый им друг, Шастун даже не сомневается теперь.

Проходит несколько часов, прежде чем Серёжа возвращается и, что удивительно, не один. Признаться, Шастун и не думал, что этот самый Арсений Прекрасный согласится на их авантюру, а он тут как тут. Заходит, закутанный с ног до головы в плащ с капюшоном, держится максимально обособленно и Антон даже не знает, как подступиться к такому.

— Арс, да че ты в дверях стоишь, давай уже, или крестик сними, или трусы надень, — оборотень с удовольствием растягивается на застеленной постели, а их гость проходит в комнату, закрывает за собой дверь и скромно присаживается на край стула. Такое чувство, что в комнате неловко всем кроме Серого, который с тяжелым вздохом поднимается на ноги, — Так. Арсений Попов, это Антон и Егор. Антон царевич, сын царя Павла, а Егор перевертыш и, собственно, Жар-Птица, которому мы тут и помогаем. Парни, это Арсений, Сеней не называть. Вроде все.

— Очень приятно, — улыбается царевич, снимая с головы капюшон и Шастун теперь действительно видит, почему его прозвали Прекрасным. У Арсения кожа молочно-белая, которая точно обгорит под степным солнцем, в веснушках и родинках, кончик носа будто просит, чтобы по нему бупнули, у Шаста аж руки чешутся это сделать, да еще глаза голубее неба и ресницы длинные. Это уже не говоря о том, что ростом он почти с самого Антона, а движется не чета ему — в руках-ногах не путается, держится как-то естественно изящно и отстраненно. От этого всего сам царевич как-то робеет и не знает, как этому Арсению, такому действительно восхитительному, хоть слово сказать.

Только вот Арсу невдомек о муках Антона, он поднимается, вешает плащ за капюшон на вешалку, оставаясь в каких-то узких штанах, которых Шаст до этого и не видел, да в рубахе с коротким рукавом. Оглядывается вокруг, волосы темные на затылке лохматит и спрашивает вдруг, смущенно улыбаясь:

— Ребят, а пожрать есть что? А то так пить хочется, что переночевать негде.

И подмигивает! Антон поклясться готов чем угодно и на чем угодно, что ему подмигивает! Только вот пока получает тычок в бок от Егора и поднимается, чтобы расстелить скатерть, обдумывая слова Попова. На ткани тут же материализуются тарелки с борщом, сковорода с картошечкой и Арс, глядя на это, восхищенно присвистывает, будто раньше самобранок не видел.

— Ого. У отца при дворе таких нет, все никак заказать не можем, — он тут же непринужденно устраивается за столом и берется за ложку, — Вот серьезно. Мол, зачем нам такое, повара что ли плохо готовят? А вы чего? Я один есть не буду, а хочется.

То, как резко он переходит от состояния «Я пафосная кица Арсений Прекрасный» до «Я Арс, простой парниша» Антона восхищает и он даже как-то перестает стесняться, хотя и сам не понимает, откуда это стеснение берется. Серёжа тем временем присоединяется к Арсению и придвигает ближе к себе сковороду, намереваясь наверстать пропущенный завтрак и обед сразу.

— Тебе Серый рассказал, что у нас планируется? — Антон устраивается за столом напротив царевича и наливает себе воды из бутыли рядом, только вот ответа вразумительного не получает — Арсений только-только запихнул в рот ложку супа и теперь выглядит очень смешно, пытаясь пережевать все это, чтобы ответить. У Шастуна от такого сердечко ебонькается и он улыбается, — Да не торопись, ща расскажем. Есть у Егора друг, его в коня златогривого ведунья превратила.

— Так и есть, — подтверждает тот, а потом начинает рассказывать, что и как сложилось. А Арсений слушает… слушает, да ест и реагирует на рассказ только мимикой. То бровь удивленно вскинет, то нахмурится, то угукнет в знак согласия с тем, что Белый тот еще козлина, то смеется одними глазами. Ну просто прелесть, что такое, — Ну и теперь Руслан услугу потребовал. Раньше говорил, мол, к Арсению за меня посватайтесь, а теперь потребовал тебя похитить и к нему доставить.

— Как-то вы меня неправильно похищаете, — Попов улыбается, отодвигая от себя пустую тарелку и откладывая ложку, — Где мешок на голове? Или какие там еще каноны похищения, а то я не знаю. Да и волнительно все, первое похищение как-никак.

— Ой, сам же сюда на своих двоих пришел, что теперь бубнишь, — закатывает глаза Серёжа, — И я ж тебе все объяснил уже и ты согласился. Если передумал, конечно, то мы не держим, придумаем что-нибудь еще. Но с тобой веселее.

— Разумеется со мной веселее, — тот ничуть не смущается, — Мне в этом тереме скучно пиздец, мира, считай не видел. К тому же дело, как я понял, хорошее, да и не отдадите же вы меня Руслану в самом деле. Или вам его совсем не жалко?

— В смысле? — почему это вдруг им должно быть жалко Руслана, а не самого Арса, Антон решительно не понимает.

— Да ты не смотри, что он тут сидит, весь такой вежливый и хороший, надо будет — он и мертвого достанет так, что тот воскреснет и сбежит, — Арсений на такие слова Серёжи только улыбается смущенно, будто говоря «да, я еще и такой». Вот же… голубоглазая кокетка! Шастун даже не знает, смеяться ему или надеяться, что он не попадет в своеобразный черный список Арса, потому что не хочется такое вот на себе испытывать. Наверное.