Я едва дождалась конца смены.

Когда наконец остыла и осознала, что сделала, хотела бросить все и сбежать, трусливо никого не предупредив, но потом взяла себя в руки и, как девушка с высоким уровнем ответственности и отличной стрессоустойчивостью, досидела до конца.

На самом деле, просто не могла доставить Яну, маячившему в зале больше часа и будто не собиравшемуся уходить, удовольствия. Не после того, как снова перед ним опозорилась.

— Поразительная тяга к искусству, — язвительно прокомментировала я, когда его мельтешение и тишина вокруг стали совсем невыносимыми. — Скоро витрину носом протрешь.

— Смотреть в твоем музее тоже запрещено? — спросил Ян, не отрывая взгляда от осколков древней вазы, мало чем ее теперь напоминавших.

— Нет, это уже правило из личного списка.

Ян усмехнулся.

— Боюсь даже представить, что еще там есть, — сказал он и притворно поежился. — Озвучишь все сразу или будешь выдавать по одному?

Такая постановка вопроса мне категорически не нравилась: от нее веяло продолжением, которого я отчаянно не хотела.

— Подарю письменный список, если уйдешь, — предложила я щедро.

Ян улыбнулся, и улыбка у него вышла почти доброй. Я нервно заерзала на своем стуле: понимание и сочувствие — ни то, чем хороши наши «особые» отношения.

— Неплохая попытка, — похвалил он.

— Но не сработает?

— Не в этот раз.

Другого я и не ждала.

— Чего ты хочешь? — спросила я. — Если денег за молчание, то у меня их нет. Зарплата только в конце месяца, и ты удивишься, узнав, какая…

— Я догадался, — он выразительно обвел глазами зал и посмотрел с таким превосходством, что невольно зачесались кулаки. — Но брать деньги с… кхм… дамы? Ты за кого меня принимаешь?

«За тебя. Такого, как есть», — подумала я, но вслух ничего не сказала.

— Конечно, я мог бы попросить что-нибудь интересное — например, явиться на дискотеку в костюме какого-нибудь кролика, но настроение не то. Да и вряд ли пушистый хвост тебе пойдет. Нет, мне всего лишь нужны извинения.

Я рассмеялась прежде, чем поняла, что он не шутит.

— Нет, — ответила я, резко поднимаясь на ноги.

Даже стоя я была ниже. Но хоть Ян возвышался надо мной на добрых две головы — точно высокая пожарная каланча — меня это не смутило. На охоте быстро учишься: даже если противник больше и сильнее, не значит, что он победит. А проигрывать я ой как не любила.

— Через пятнадцать минут закрываемся, и тебе пора, — объявила я строго, а потом посмотрела ему в глаза — такие голубые, что на свету казались почти бесцветными. — Правда пора.

— Это в четыре часа дня?

— Пятница — короткий день.

— Хорошо, тогда я вернусь в понедельник.

— Понедельник вообще выходной.

Ян держался, сколько мог, но тут все же закатил глаза.

— Что-то ты не слишком заинтересована, чтобы о твоем маленьком хобби никто не узнал.

Я заставила себя мысленно досчитать до пяти, прежде чем ответить:

— Среда — лучший день. Школьников почти нет, и залы свободны. Приходи.

— И, конечно, в среду не твоя смена?

Я ничего не ответила, но он и сам все понял по моему лицу.

— Ну, хорошо, — вздохнул он. — Пусть одногруппники узнают. Никогда не любил тайны.

Ян снова улыбнулся и наконец ушел, на ходу, будто случайно, зацепив меня плечом. Больно не физически, но где-то в районе гордости.

Один-ноль, только вот в чью пользу?

Собиралась я не спеша: осмотрев все витрины и проверив увлажнители, как-то предписывали протокол и должностная инструкция, спустилась в служебную коморку, переоделась в свое и долго искала в сумке что-то чрезвычайно нужное. Не нашла, а потом и вовсе забыла, что это было — не то бальзам для губ, не то одинокая варежка, от которой с телефоном никакого толка.

Конечно, я просто тянула время, но ничего с собой поделать не могла. Боялась, что Ян не ушел, а ждет снаружи — недовольный, болтливый и навязчивый до ужаса: курит, смотрит на дверь и придумывает очередную гадость, чтобы меня разозлить.

И почему я, не желая иметь с ним ничего общего, будто по закону подлости делала все, чтобы общего стало только больше?

Вот теперь и общая тайна нарисовалась.

Неужели Ян и правда расскажет всем, что встретил меня в музее? Сделает жизнь в коллективе, и так не сладкую, еще хуже?

Я не могла в это поверить. А теперь и в его участии в истории с оценками засомневалась: уж очень искренне Владимиров возмутился, услышав гадости в лицо. Может, не стоило обвинять его так?

Я хотела знать правду. Здесь, сейчас и сразу. Терпение никогда не было сильной моей стороной, а городская жизнь сделала ситуацию еще хуже.

Жди, терпи, приспосабливайся. Плохой девиз, если ни одно из слов ни в твоем характере…

И как я смогу спокойно спать на длинных новогодних каникулах, так и не узнав, кто напортачил с оценками?

Я вернулась в университет и, получив на входе ранний новогодний подарок — плюшевый символ года, маленький сувенир от профсоюза, весьма навязчиво обернутый в глянцевую рекламку местной дискотеки, поднялась на второй этаж.

У аудитории уже собирался народ.

— Ты-то мне и нужна, — будто вынырнув из ниоткуда, сказала Аника. — Архив или кафедра?

Хорошо понимая, чем грозят такие вопросы, я поморщилась.

— А можно «ничего»?

— Я ведь не позвонила твоему отцу из-за опоздания.

— Ну да, спасибо.

— Если поможешь, помогу откосить от последней лекции. Общественная работа — дело важное…

С этого и стоило начинать разговор. Тогда бы и упоминание утренней проблемы не понадобилось.

— Кафедра.

Книг, которые нужно было перенести из библиотеки на кафедру, оказалось больше, чем я могла предположить. Аника и сама удивилась.

— Если хочешь, попрошу кого-нибудь из парней помочь, — предложила она, окинув немаленькую стопку взглядом.

— На них у тебя тоже есть компромат?

— Только на Женю.

Ответ меня удивил, но новые вопросы оказались лишними. Тайны странного одногруппника — совсем не то, о чем мне следовало знать. Хотя будь на его месте Ян…

— Справлюсь, — отмахнулась я. — Схожу пару раз, если понадобится.

Встречаться с кем-нибудь из ребят снова и тем окончательно испортить себе настроение перед новогодними праздниками отчаянно не хотелось. К счастью, Аника не стала настаивать и, сухо кивнув, бросила меня наедине с книгами.

Захватив побольше томов, я, подгоняемая холодом, бодро прошла через внутренний двор и, поднявшись на этаж, дважды постучала в дверь кафедры.

Никто не открыл.

— Эй, я книги принесла, — настойчиво постучав снова, громко произнесла я.

Долгую минуту спустя дверь приоткрылась, и за ней показалось заплаканное лицо лаборанта. Зрелище это выглядело настолько неожиданным, что я едва не выронила книги, на автоматике потянувшись к сумке и бумажным носовым платкам.

— Все пересдачи после каникул, — устало ответила Татьяна, словно отвечать на это пришлось уже не первый раз. — График вывешу у деканата, все узнаете.

— Я вообще-то по другому вопросу, — решительно заявила я и переступила порог кабинета раньше, чем меня успели выгнать или пригласить. — Книги принесла.

— Точно, должны были ведь, — сказала Татьяна, закрывая за мной дверь и будто случайно поворачиваясь спиной. — На столе оставь.

Я сделала, как она просила, и, бросив взгляд на монитор, увидела открытую вкладку с названием лекарства и суммой с шестью нулями.

Стало совсем грустно.

— Слушайте, я знаю, что мы не знакомы, но…

— До нового года не потерпит? — прервав меня на полуслове, спросила Татьяна.

— Что, простите?

— Ты ведь не из-за книг ко мне пришла, да?

Я открыла рот, чтобы оправдаться, а потом закрыла его, так ничего и не сказав, потому что вдруг поняла, что Перлов работает на этой самой кафедре. А значит, вот он шанс узнать немного больше о происшествии на экзамене.

Только как Татьяна догадалась, что у меня есть корыстный интерес раньше, чем я сама это поняла?

— Мои оценки подделали, — призналась я.

— Что-то новенькое, — воскликнула Татьяна, сев рядом и пытливо взглянув на меня из-за больших и толстых, как глаза у стрекозы, очков. — Занизили?

— Завысили.

— Разве это проблема?

— Разумеется, да.

Татьяна вздохнула, усадила меня на стул у длинного преподавательского стола и, поколдовав у чайника, вручила кружку с обжигающе горячим чаем.

— А от меня-то ты чего хочешь? Вечном вам, людям, что-то надо…

— Нам людям?

— Студентам в смысле.

Я, знавшая о работе бок о бок с преподавателями и том, что она делает с людьми, слишком мало, чтобы формулировать какие-то выводы, благоразумно промолчала.

— Так что мне сделать? — Татьяна явно пожалела, что вообще откликнулась и открыла дверь.

Пила бы себе чай, подпевала рождественским песням из стареньких колонок, любовалась в зеркало на собственный свитер с синими елочками и выбирала подарки на новый год. Не вот это все.

А тут — я. Принимайте и жалуйте. Даже если не желаете…

— Покажите мне журнал Перлова.

— Я не могу, — ответила она твердо, и секунды не раздумывая. — Личная информация, коммерческая тайна и прочее.

— Мне нужно убедиться, что в журнале ошибка.

Недоверие на лице лаборанта сменилось выражением тщательно скрываемой агрессии. Когда отчаянно хочется послать человека к тем самым голубым елочкам, но по определенным причинам нельзя.

— Ты не уверена? — уточнила Татьяна.

Язык мой — враг мой, лучше и не скажешь.

— То есть мне нужно увидеть, что именно с ним не так, — поспешно исправилась я. — В остальном я абсолютно уверена.

Мы помолчали. Татьяна посмотрела на меня, как на дурочку, но выгнать не решилась, и это уже стало добрым знаком, позволявшим продолжать.

— Ты пей чай, пей, — посоветовала Татьяна ласково. — Он с ромашкой, нервы успокаивает.

Я перемешала чай аккуратной ложечкой и отставила в сторону, так и не отпив.

— Если бы не Владимиров с его шуточками…

— Стоп, — Татьяна жестом прервала меня на полуслове. — Тот кудрявый первокурсник-культуролог?

— Он самый.

Татьяна кивнула своим мыслям. Нахмурилась.

— Это многое меняет.

— Да? — усомнилась я.

Представить, что кто-то еще мог точить на Владимирова зуб, было тяжело. Людям он обычно очень даже нравился.

И вот.

Пора создавать клуб по интересам.

— Есть у него должок.

Татьяна поднялась, подошла к шкафу у противоположной длинной стены, сплошь заставленному документами в аккуратных папочках, выстроенных по цвету, размеру и важности, и извлекла журнал. Потом, не говоря ни слова, протянула мне.

А мне вдруг расхотелось его брать.

Ее внезапный интерес к Яну вызывал смутное чувство тревоги. Будто вся ситуация — это сделка с дьяволом, где ставка — не моя жизнь, а чужая.

— Пять минут, — велела она.

Так и не сумев придумать достойную причину, чтобы не брать журнал, который сама же и просила, я нехотя приняла его из рук Татьяны.

Гром не ударил в мою грешную голову, и атмосфера в комнате тоже будто не изменилась. Это придало мне немного смелости.

Я раскрыла журнал и, найдя страницу нашей группы, пробежалась глазами по списку до своей фамилии. Но ничего странного не обнаружила. Ни следа замазки, пометок или другого исправления.

— Ерунда какая-то, — пробормотала я. — Может, весь журнал поменяли?

— Похоже на почерк Перлова, — сказала Татьяна, заглядывая в журнал из-за моего плеча.

— Но Владимиров правда…

— Ага, верю, поэтому исправил оценки тебе, а не себе. Как благородно.

Я посмотрела на гордую тройку у его фамилии и не нашла, что ответить. Спорить с людьми и бороться за свою точку зрения до конца легко, если ты сам уверен в правоте, а уверенности во мне не осталось.

Раздраженно поджав губы, Татьяна забрала у меня журнал и поставила его на место.

— Слушай, иди домой, — вздохнула она. — Переутомление, первые экзамены. Я все понимаю, сама такой была. Иногда голова едет. Выспись нормально — и отпустит.

— Но…

— И ни слова о том, что я тебе показала, поняла?

Я кивнула и, окончательно забыв про чай, вышла.

Может, на фоне всех событий этого ужасного длинного дня у меня и правда началась паранойя, но ощущение внимательного, пронизывающего взгляда не оставляло до самого метро.

Мне мерещилось, что кто-то шел следом и смотрел в спину до холодка и мурашек. Неприятно и гадко.

Пару раз я оборачивалась, но никого подозрительного так и не заметила, кроме разве что большого рыжего пса, некстати заплутавшего посреди одинокого и холодного города.

Интересно, как бы отнеслась тетя к раннему и неожиданному подарку на новый год, приведи я собаку домой?

От чего-то не хотелось проверять.

Одевшись к ночи, бессонной и долгой, город расцвел огнями — слепяще яркими, разноцветными, почти карнавальными. С трудом подавив желание свернуть влево от привычной дороги и дойти вверх до самой главной площади, к ярмарке и карусели, я толкнула тяжелую дверь в метро.

Взгляд в спину не оставлял, и перед самым эскалатором, повинуясь порыву, я резко завернула к небольшой колонне. И, затаившись на ней, увидела, как мимо прошел Ян.

Кто же еще.

Сегодня его было так много, что это начинало раздражать. Пожалуй, стоило разобраться со всем прямо здесь и сейчас, не откладывая сомнения и обвинения на туманное «потом».

Обогнав Яна по левой стороне эскалатора, я дождалась его у выхода на платформу и, не дав опомниться или изобразить удивление, достаточно правдоподобное, чтобы поверить, схватила за рукав и оттащила в сторону.

— Что за?.. — опешил он и попытался стряхнуть руку, но я не позволила.

— Стоять, — потребовала холодно.

Он подчинился от неожиданности и стали, прозвучавшей в моем голосе.

— Ты зачем за мной следил? — спросила я.

— Эм?

— Я видела.

Ян наконец пришел в себя, легко снял мою руку и нервно взъерошил волосы:

— Продолжай. Мне нравится.

Я скрипнула зубами от ярости.

— Шел за мной от самого универа, смотрел в спину, как последний… Что тебе вообще надо? — спросила я, запинаясь от волнения. — Растрепал уже о моей работе? Нормальной и честной, между прочим, работе!

— Не хочу расстраивать, но нам просто по пути. Зеленая ветка, знаешь, длинная и ведет не только к тебе домой, — ответил он раздраженно. — И про работу я никому не рассказал. Что за глупая привычка обвинять человека в том, чего он не совершал?

Я тряхнула головой, чувствуя себя полнейшей дурой в который раз за день. Не дождавшись ответа и будто не особо рассчитывая его получить, Ян потрепал меня по макушке, словно нашкодившего кота.

— Если ты соврал… Не знаю, что тебе сделаю.

— Ты умеешь с людьми без угроз разговаривать?

Усмехнувшись, я опустила глаза и ответила совсем тихо:

— С тобой как-то не получается.

— Моя мама тоже так говорит.

Ян улыбнулся в ответ, снова потрепал меня по макушке, и только потом обернулся на эскалатор за нашими спинами. Посмотрел на него внимательным и очень серьезным взглядом, поразительно не сочетающимся с блуждающей улыбкой в уголках губ.

— Ладно, поехали, — сказал он.

— Куда?

Я решила, что ослышалась или неправильно его поняла.

— К тебе домой, видимо. Или есть другие варианты?

Это было слишком — нагло, отчаянно и просто быстро. В любом случае перебор.

— Я тебя не звала.

— Заметил, — хмыкнул Ян. — Если за тобой на самом деле кто-то шел, и мы признали, что это был не я, лучше мне проводить. Все равно почти в одну сторону ехать.

Отказываться было глупо: в присутствии Яна ощущение преследования наконец меня оставило, и я не хотела, чтобы оно вернулось. И если на метро ехать не так страшно, идти от автобусной остановки до дома, хоть там и недалеко — очень даже.

А тут мужчина рядом, которого, напади монстр и реши нас съесть, всегда можно выгодно скормить первым.

— Хорошо.

Мы вошли в вагон и до самой станции «Царицыно» молчали. Говорить о чем-то отвлеченном после глупостей, что я успела выдать, не позволяла совесть, но Ян будто и не нуждался в разговорах — то ли считая меня дурным собеседником, то ли выболтав дневную норму слов до того.

Впервые оказавшись так близко, я неожиданно для себя почувствовала, как приятно от него пахнет: чем-то неуловимо знакомым, терпким и дымным.

— Дальше я и сама могу, — попыталась попрощаться я перед автобусом, но Владимиров только покачал головой, небрежно толкнул меня в спину и забрался в салон следом.

Едва мы сели, Ян достал смартфон, вполоборота развернулся к окну и с увлечением стал написывать какой-то Ксюше. Хотелось верить — не нашей общей одногруппнице, мечтавшей о светлом модельном будущем.

Значит, с другими разговаривать он готов?

— Откуда ты узнал, что нам в одну сторону, кстати? — спросила я, устав молчать.

— М-м-м.

Я подождала еще немного, но ответа так и не получила. Тогда, ни на что не намекая, легонько ткнула его локтем в бок.

Ян обиделся, но смартфон убрал.

— Видел пару раз, как ты уезжала.

— Значит, все-таки следил?

Ян устало потер глаза.

— Елагина, лечись. Это явно какая-то болезнь с «маниакальный» в названии.

— Смотрю, ты в таком спец. Может, контакты своего доктора подскажешь?

— Погугли, блин, если умеешь, — он легонько толкнул меня коленом, очевидно, решив, что хорошая месть должна быть быстрой. — Или тебе справочник подарить? У бабки на антресолях был, могу подогнать.

Случайно зацепив его колено, я вдруг смутилась и постаралась незаметно отодвинуться подальше.

— Доиграешься — на следующей остановке вытолкаю и отправлю пешком, — пообещал Ян, все заметив. — Будешь наслаждаться моей компанией дольше.

— Опоздал, следующая — наша.

Едва не столкнувшись в дверях, так и не решив, кто должен уступать и кому положено быть первым, мы вышли в холод и ночь.

Обошли высокую наряженную елку на маленькой рыночной площади и ряды затянутых темным брезентом палаток в еловых ветках. Короткой дорожкой, протоптанной прямо по чахлому газону, едва присыпанному снегом, что все-таки пошел днем, подошли к дому.

— Спасибо, — сказала я, стараясь не смотреть Яну в глаза.

Он тактично промолчал.

— Что?

— Думаю сделать вид, что не услышал, и заставить тебя сказать еще раз.

— Зря.

— Ладно, пока достаточно.

Снова это обещание чего-то еще и после. И почему нельзя просто уйти и сделать вид, что ничего особенного не произошло?

— До января, Олене…

— Еще раз назовешь меня так, и бабушкин справочник с болезнями понадобится тебе самому.

Ян усмехнулся, а потом, глубоко задумавшись и бросив рассеянный взгляд на прядь, выбившуюся из-под моей шапки, сказал:

— Может, «ведьма»?

— Издеваешься?

— Прости, но других вариантов для девчонок с зелеными глазами и рыжими волосами у меня нет.

— Мои глаза — серые.

Ян вгляделся в мое лицо и кивнул.

— И правда, — легко согласился он, а потом, просияв, добавил: — Тогда пусть будет «лисенок».

— Как оригинально, — скривилась я.

— Рад, что тебе нравится.

Ян потянул руку, чтобы потрепать меня по макушке в третий счастливый раз, но я, предугадав маневр заранее, успела увернуться.

Показав на прощание палец, от чего-то указательный вместо среднего, с гулко колотящимся в груди сердцем, я зашла в подъезд и, ничего не видя перед собой, поднялась на этаж.

Тетя встретила меня с отличным настроением и воздушными шариками в руках. И где только нашла их зимой?

— Даже не спросишь, сдала я или нет? — усмехнулась я, отбрасывая пальто и тяжелые ботинки, словно змеиную кожу, прочь.

— И так знаю, — гордо ответила она. — Камни не ошибаются.

— Точно, — прервала я и, помыв руки, все еще дрожащие после встречи с Яном, под горячей водой, прошла на кухню.

Ужин вышел вкусным, простым и приятным. Тетя Света много шутила, а Кощей — ее старый кот с порванным ухом и ужасным характером — ни разу меня не укусил.

— Жаль, твоя мама не с нами, но, уверена, она все видит.

Я поморщилась и перевела тему на новый сериал быстрее, чем тетя успела сказать что-нибудь еще: пять лет прошло, а разговоры о маме по-прежнему причиняли мне боль.

Глубоко за полночь оставив тетю Свету дремать перед телевизором, я прошла в свою комнату и, посмотрев через окно на вечно гудящий, неугомонный МКАД, наконец легла спать.

Утро первого свободного дня вышло таким же бесснежным, как и утро предыдущего. Снег, выпавший вчера, растаял, превратив мир в серое и невыразительное место, в которое совсем не хотелось выбираться.

Невероятно удачно для меня, не желавшей ничего, кроме спокойного дня под одеялом и с книгой в руках.

Проснувшись по будильнику, который забыла отключить, я долго лежала в постели и смотрела в побеленный потолок, невольно вспоминая экзамен, грызню и вечер с Яном.

Все же неплохой вышел день. Из тех, что приятно было бы повторить, несмотря на сложности.

— И почему ты дома? — теткин голос мигом вернул меня в реальность.

— А где еще мне быть в первую свободную субботу? — я села на кровати, натянула одеяло до самого горла и посмотрела на Светлану с улыбкой.

Но та только строго покачала головой.

— Деточка, сегодня пятница. Марш в душ и на экзамен.

Я моргнула.

Казалось, вот сейчас тетя усмехнется и, махнув рукой, оставит меня в покое, больше не пытаясь шутить. Но она не шелохнулась.

— Пятница вчера была, и экзамен тоже, — осторожно и доходчиво, как ребенку, объяснила я. — Мы с тобой это даже отпраздновали.

Светлана уперла руки в бока и, пробормотав что-то о том, что у современных детей в головах одна каша, причем манная, позвала на подмогу Кощея. Тот, как настоящий трус, мяукнув из коридора, не явился.

— Мило, но не правдоподобно, — сказала тетя. — Если ты пропустишь первый экзамен, твой отец меня просто убьет. Марш!

Я потерла глаза, стараясь понять хоть что-нибудь. Стереть наваждение разом. Вернуть утро к моменту, когда все еще было просто, приятно и хорошо.

Не вышло.

Конечно, тетя и раньше вела себя странно, иногда даже очень странно, но чтоб настолько…

— Это шутка такая? Где смеяться?

Я взяла в руки телефон, сняла блокировку и нажала на календарь, отображая дату и день недели. Вчерашние.

Что, простите?

— А, шут с тобой, пусть отец сам разбирается. Может, так оно и должно было случиться. Не зря соль вчера рассыпала.

Тетка вышла, оставив меня удивленно моргать и судорожно гуглить.

Интернет говорил, что на дворе действительно пятница двадцать девятого декабря.

Но я ведь помнила — так подробно, словно все было по-настоящему — весь прошлый день!

Что это тогда? Затяжное дежавю, яркий сон или ранний признак особо опасной опухоли?

Не веря, что все взаправду, я поднялась, быстро приняла душ, собралась и поехала в университет.

День прошел в точности так, как я его запомнила.

Могла бы на экзамен вовремя прийти.

Автомат, говорю. Давайте зачетку и свободны.

И у тебя, конечно, по средам выходной?

Не хочу расстраивать, но нам просто по пути.

По пути.

Я получила автомат на экзамене, повздорила с Яном, а потом с ним же поехала домой. А после обнаружила себя, совершенно растерянную и не понимающую, как такое произошло, у подъезда.

Быть зрителем собственной жизни мне совсем не понравилось.

— Ну, тогда точно до января, лисенок. Наверное.

— Как же предсказуемо.

Ян посмотрел на меня с удивлением.

— Почему?

— Да так, неважно.

Впервые за день я попробовала ответить по-другому, но это не помогло. Небо не рассекла волшебная молния, и мир не вернулся на привычную орбиту. Ничего не произошло и не закончилось.

Я уснула поздно, а взглянув утром на дату в телефоне увидела все то же двадцать девятое декабря.