Хосок — жизнерадостный и позитивный человек. Он умеет находить плюсы в любых ситуациях, улыбается даже в те моменты, когда остальные опускают руки. Поэтому когда его впервые за долгое время посещает унылое тоскливое настроение, ему становится не по себе.

— Ты скучаешь по своей девушке, — уверенно говорит Намджун, катая во рту палочку от чупа-чупса. Леденца на ней давно нет, но Намджуну почему-то кажется, что так он выглядит круче. Как герой боевиков.

— Думаешь? — с сомнением тянет Хосок, заворожено наблюдая за движением палочки. Его это почти гипнотизирует, вводит в транс.

Приходится мотнуть головой, чтобы избавиться от наваждения.

— Уверен, — кивает Намджун. Палочка из одного уголка его губ перемещается в другой. У Хосока из-за этого начинает болеть голова. — Мы уже второй месяц в туре, неудивительно. Я бы, например, уже на стену лез от желания увидеть её и… — Он многозначительно прокашливается и вздёргивает брови. — Ну, ты понимаешь.

Скулы Хосока обжигает румянцем. Не сказать, конечно, что Намджун так уж неправ, но его всё равно смущает необходимость признаваться в очевидном. Он действительно скучает по Юмин. Во всех смыслах. И временами так сильно, что начинает бояться за свои действия при встрече, потому что при одной только мысли о том, как он касается её губ, тело охватывает жар.

— Блин, и что делать-то?.. — стонет Хосок, ни к кому конкретно не обращаясь.

Он закрывает лицо ладонями и парой нервных движений растирает его. По спине струится озноб, пальцы становятся ледяными. Зато низ живота наливается тяжестью и теплом, потому что фантазии оказываются быстрее здравого смысла — он почти ощущает на губах томный горячий поцелуй.

— Могу пожертвовать свой ноут для ручной работы, — предлагает Намджун. — Хотя, мне кажется, в подобной ситуации тебя вряд ли спасёт порнушка.

Хосок невесело усмехается.

— Да я скоро от вида карандашей в стакане начну возбуждаться. У порнухи все шансы стать панацеей.

Намджун, прыснув, смеётся и вынимает, наконец, злополучную палочку. Хосоку почему-то сразу становится легче дышать.

— В таком случае, мы обречены. Спермотоксикоз — страшная вещь.

Хосок тоже заливается хохотом. Этот недуг знаком каждому члену группы. Все они в той или иной степени испытали его во времена жёстких тренировок, когда менеджеры отслеживали всё, вплоть до журналов, которые парни тайком покупали в отдалённых от общаги магазинах. Жуткие были времена. Стрессовые.

— Слушай, — внезапно хмыкает Намджун, Хосок поворачивает к нему голову, — а вы не пытались со своей девушкой делать это по телефону?

Сбившись с мысли, Хосок оторопело моргает.

— Делать что? Разговаривать? — уточняет он. — Мы каждые три дня стараемся созваниваться, если время, конечно, позволяет…

Намджун, прервав его взмахом ладони, досадливо цыкает.

— Да нет же. Сексом заниматься.

В ухе Хосока что-то с оглушительным хлопком взрывается, челюсть почти в прямом смысле отваливается от изумления. Вот это да. Ему такое даже в голову не приходило… В смысле, такое разве возможно вообще?

Намджун, видя его замешательство, поджимает губы.

— Понятно. Я другого и не ждал.

Поднявшись, он хлопает Хосока по плечу и ободряюще улыбается. Затем подхватывает отложенную в сторону палочку и снова суёт её в рот.

— Позвони ей и попробуй. Это круче порно, точно тебе говорю.

Хосок ощущает, как с лица сползают все краски. Заниматься с Юмин чем-то подобным… Вернее, разговаривать с ней о таких вещах — это же немыслимо! Так смущающе.

Волнующе…

— Н-но ведь… — Хосок беспомощно смотрит на Намджуна, но тот, поймав его взгляд, качает головой.

— Расслабься и попробуй, — душевно советует он. — Главное в этом деле — как и в любом сексе — начать. А дальше всё пойдёт как надо. — Подмигнув, он с загадочной улыбкой скрывается за дверью. Хосок так и остаётся сидеть с разинутым ртом.

Это, конечно, прекрасно и замечательно, но он же так и не сказал, с чего именно следует начинать… Ну, помимо самого звонка, разумеется.

Хосок запускает пальцы в волосы и взъерошивает их нервным движением. По рукам проходит дрожь при мыслях, как он будет предлагать это Юмин, во рту становится сухо.

Нет, так дело не пойдёт.

Хосок морщится от неприятных ощущений и почти решает отправиться в кухню, чтобы опрокинуть в себя стакан-другой воды, когда по бедру звучно ударяет вибрация. Хосок дёргается и, выругавшись, вытаскивает телефон. На дисплее высвечивается сообщение от Юмин, он в волнении прикусывает губу.

«Вернулась домой после небольшого девичника! Буду укладываться спать. У тебя там всё хорошо?»

Интересно, Юмин когда-нибудь пробовала это?..

Хосок в ужасе хлопает себя по лицу, но ситуация только ухудшается. Щёки вспыхивают от удара и смущения, в груди разрастается нервное желание всё-таки последовать совету Намджуна. Поэтому когда телефон едва не выпадает из враз вспотевших ладоней, Хосок всё-таки вскакивает на ноги и быстрым шагом пересекает гостиную. Ужом выскользнув за дверь, он прислушивается к доносящемуся из кухни гомону и ныряет в общую с Тэхёном комнату. Прикрыв дверь, он на мгновение замирает, прислушиваясь к звукам, и со вздохом присаживается на кровать. Какое счастье, что остальным приспичило пожрать на ночь глядя. Ему это только на руку.

Снова глянув на дисплей телефона, с которого ему неловко улыбается Юмин, Хосок сглатывает, затем сглатывает ещё раз и, боясь передумать, торопливо тыкает пальцем в кнопку вызова.

Была — не была!

С первым же гудком сердце грузно проваливается в желудок, вызвав тошноту, изжогу и малодушное желание отшвырнуть трубку, как гремучую змею. Хосок не готов ни морально, ни физически, ему жутко от собственной предприимчивости и ведомости. Однако когда он почти сдаётся на милость трусости, в динамике щёлкает, после чего раздаётся слегка хриплый родной голос:

— Привет, оппа. Не думала, что ты позвонишь.

— Привет…

Хосок запинается, морщится от мерзкого ощущения сухости во рту. Волнение душит застрявшим в горле комом, приходится потратить несколько драгоценных секунд на попытки проглотить его.

Юмин эта заминка явно не нравится.

— Всё в порядке? — с лёгким оттенком беспокойства спрашивает она.

— Да! — сдавленно выдыхает Хосок, старательно имитируя бодрость.

Ему, на самом деле, хочется разныться и пожаловаться на Намджуна, который несколькими словами умудрился выбить его из привычной колеи, но слова по-прежнему напоминают жгущие язык угли. Да у него смелости никогда в жизни не хватит на подобный эксперимент! Какого чёрта он вообще о себе возомнил?!

— Что-то не похоже, — с сомнением хмыкает Юмин.

Хосок почти видит, как она хмурит брови. Эта картинка светлым пятном вспыхивает внутри, разгоняя густой чёрный туман.

— Нет, всё правда в норме, — на порядок оживлённее отзывается он, ощутив прилив тепла, — просто немного устал. Сегодня был напряжённый день.

— Замотали совсем? — сочувственно тянет Юмин. Настороженность не пропадает из её голоса, но теперь он звучит с тем оттенком заботы, от которого у Хосока мурашки. — Долго вам ещё колесить по миру?

— Ещё недели три, наверное, — не подумав брякает Хосок и прикусывает язык, устыдившись своей поспешности. Менеджер вроде называл точные сроки, но сейчас он слишком взволнован, чтобы копаться в памяти. — Как у тебя дела?

Юмин тихо усмехается.

— Хорошо. — Хосок явственно слышит в её голосе улыбку и тоже улыбается. Он действительно скучает по ней. — Поработали от души, от души отдохнули. Я слегка навеселе, но не волнуйся, приключений на свои задницы мы сегодня не искали.

— О, это успокаивает, — усмехается Хосок. — Значит, в этот раз за сохранность Сеула можно не переживать?

— Поверь, это только на сегодня, — весело отзывается Юмин. — Как в том анекдоте: я могла бы уничтожить весь мир, но я уже в пижамке.

Хосок дёргается, когда перед глазами ярко вспыхивает картина, как Юмин переодевается, стоя перед зеркальной дверцей шкафа в своей комнате: как она стягивает с себя кофту, расстёгивает молнию джинсов, как тянется к лямкам лифчика…

Пах реагирует на эти мысли натужной болью, эрекция не заставляет себя ждать — член, став твёрдым в считанные секунды, упирается в молнию джинсов. Хосок, содрогнувшись от приятных-неприятных ощущений, закрывает лицо ладонью и усилием воли давит унылый стон. Ну охренеть теперь, теперь ему достаточно просто подумать о своей девушке, чтобы возбудиться.

— Твою… — сквозь зубы ругается Хосок, прижав пальцы к переносице.

Юмин мгновенно обрывает смех.

— Ты что-то сказал?

Хосок спохватывается не сразу. Сначала он с раздражением проталкивает руку под пояс джинсов, чтобы сдвинуть член в более удобное положение, а затем, уловив в динамике напряжённую тишину, едва не захлёбывается смущением.

Олух!

— Нет! — торопливо говорит он, невольно сжав член в ладони, и цыкает от прострелившей низ живота истомы. — В смысле… Ох… — Втянув носом воздух, он проводит языком по сухим губам, сомневается несколько мгновений, но потом зажмуривается и всё-таки выдавливает: — Так ты, выходит, сейчас в пижаме?

Раз уж решился, нужно довести дело до конца. Иначе Намджун его потом до пенсии стебать будет.

— Ну… да, — с недоумением тянет Юмин. — А что?

Хосок с трудом давит булькающий в груди нервный хохот и, вытащив руку из джинсов, взъерошивает волосы. Действительно, а дальше что? Его опыт в таких делах равен нулю, ведь он даже ради любопытства никогда не интересовался тонкостями секса по телефону, а Намджун ему так ничего толкового и не сказал.

Вот ведь незадача.

— Мне бы… — Хосок сглатывает, ощущая себя на краю ревущей пропасти, — очень хотелось с тебя её снять. Прямо сейчас.

В динамике разливается тоскливая тишина. Даже фоновые щелчки пропадают, словно Хосока вместе с его похотливыми мыслишками вталкивают в вакуум и выставляют на всеобщее обозрение с табличкой «Вы поглядите на этого похабника!».

Не следовало это делать, ой, не следовало…

— Чаги? — потеряв надежду на внятный ответ, зовёт Хосок.

Юмин на том конце связи неожиданно шумно вздыхает, и его окатывает ледяной волной отчаяния. Ну вот что он наделал со своим экспериментальным любопытством? Зачем? Ведь всё и так хорошо было! Ну, подумаешь, некомфортно ему из-за утренней, дневной, вечерней эрекции — это можно перетерпеть!

— Так, — сдавленно отзывается Юмин, — погоди пару секунд, я пытаюсь поверить в то, что услышала.

Хосок, насупившись, убито замолкает. Внутри вспыхивает что-то похожее на разочарование, потому что воображение рисовало ему совершенно другие картинки. Невнятные, размытые, но весьма конкретные. И Юмин в этих картинках реагировала с куда большим воодушевлением.

— Чего притих? — вкрадчиво спрашивает Юмин, когда молчание начинает давить на уши.

Хосок кривит губы.

— Мне стыдно. В смысле, я ведь… ну, понимаешь…

— Не очень, — с напускной иронией говорит Юмин.

В её голосе отчётливо слышится нервозность, так что Хосок в полной мере чувствует себя не в своей тарелке. Дёрнул же его за язык дьявол, теперь надо это как-то расхлебать.

— Но, — продолжает между тем Юмин, пока он судорожно копается в личном глоссарии отмазок, — кое-чего ты своими словами всё-таки добился: ты меня заинтриговал.

Хосок давится собравшимися на языке мольбами о прощении и, закашлявшись, на некоторое время убирает трубку от уха. Неожиданный отклик Юмин не избавляет его от напряжения, наоборот — усиливает его. И Хосок, опешив, неожиданно ловит себя на том, что до дрожи в коленях хочет, чтобы она обругала его и обиделась за оскорбительный намёк. И трубку бросила до кучи. Но Юмин, кажется, не сердится. Более того — она действительно ждёт, что он продолжит.

— Я… — горло опять перехватывает спазмом, Хосок кашляет в сторону, — прости. Мне немного не по себе.

Юмин фыркает.

— Мне тоже. — Она глубоко вдыхает и на выдохе тянет: — Ну и-и-и?

Хосок в очередной раз вздрагивает, потому что у него, кажется, не остаётся выбора. Придётся выкручиваться. Вернее, хотя бы попытаться.

— Чаги, я это…

Его душат невнятные оправдания. Что делать? Сказать, что пошутил? Сказать, что пошутил Намджун? Попросить не брать в голову? С Юмин это не прокатит. Она до пугающей остроты чувствует его — любые изменения интонации и настроения, попытки съехать на весёлой ноте могут её оскорбить. Надо как-то извернуться, чтобы она не восприняла это неправильно.

Хосок понуро опускает голову. Как назло, на ум не приходит ничего путного. Только тупой смех и заезженное до дыр «ты всё не так поняла».

— Знаешь, — после некоторой паузы произносит Юмин, так и не дождавшись продолжения, — ты — далеко не первый человек, который предлагает мне секс по телефону. Но только у тебя получилось пробудить во мне интерес. — Помолчав, она добавляет: — Энное количество градусов в крови этому, разумеется, тоже очень способствует, так что лови момент, пока я навеселе и мне любопытно. А ещё — пока я скучаю по тебе так, что готова переступить внутренние табу.

Хосок чувствует, как по спине проходит волна дрожи. Он передёргивает плечами, стискивает в кулаке волосы и неожиданно честно выпаливает:

— Я безумно скучаю по тебе во всех смыслах и хочу тебя с такой силой, что становится больно. — Он опускает взгляд. — Но, честно говоря, я никогда не пробовал…

— Я тоже, — тихо перебивает Юмин. — Поэтому давай договоримся: если мы так и будем буксовать, пожелаем друг другу спокойной ночи и ляжем спать, выкинув этот эпизод из головы, ладно?

Хосоку хочется засмеяться от неловкости и облегчения. Юмин — умный человек, поэтому он не удивляется, когда она предлагает ему простой выход из ситуации. И правда, почему бы не попробовать, ведь потом можно будет сделать вид, что ничего не произошло.

Улыбка растягивает губы.

— Хорошо, давай так и сделаем.

Волнение, конечно, никуда не пропадает, но спокойствие и уверенность Юмин, даже с учётом того, что её смелостью во многом руководит алкоголь, действуют на него благоприятно. Во всяком случае, он больше не потеет с такой интенсивностью, будто сидит в сауне при полном параде. Но стоит только мыслям вернуться в нужное русло, по телу опять прокатывается жар такой силы, что Хосок понимает — он погорячился. Лоб обильно покрывается испариной, по вискам соскальзывают капли пота. Ему становится некомфортно, желание сбросить с себя одежду становится почти непреодолимым. Останавливает только мысль, что парни, увидев его в таком состоянии, охренеют.

— Я хочу снять с тебя пижаму, — дрожащим от неуверенности голосом начинает Хосок. — М-можно?

Юмин, фыркнув, смеётся. Судя по приглушенным звукам, она отнимает трубку от лица и закрывает динамик. Хосок со стоном прижимает ладонь к глазам. Какая, оказывается, фиговая штука отсутствие опыта. Такими темпами он не только не сможет возбудить её, но ещё и опозорится. Фантастический скилл ходячего недоразумения. Дайте два.

— Извини, — задыхаясь от попыток сдержать смех, выдавливает Юмин. — Я не над тобой, мне просто так стрёмно, что смешно. Это нервное, не обращай внимания.

— Знала бы ты, как стрёмно мне, — кисло говорит Хосок. Убрав со лба налипшую чёлку, он громко выдыхает и проводит языком по губам. Нужно собраться. — Мне продолжать?

Юмин, прочистив горло, отзывается уже более спокойным голосом:

— Да, извини.

Хосок зачем-то рассеянно кивает.

Так, первым делом снять одежду. Как бы он это делал, окажись он рядом с ней?

— Я расстёгиваю пуговицы… — начинает он и осекается от внезапной догадки. — Стоп, а какая на тебе пижама? Та, с рубашкой? Или которая без пуговиц?

Юмин цыкает.

— Это сильно важно?

— Ну, нет… наверное.

— Тогда представь на мне пижаму, которая тебе больше всего нравится.

Хосок закрывает глаза и воскрешает в памяти образ Юмин. Ему нравится, когда она надевает голубую пижаму с рубашкой и обтягивающими штанами. Юмин жалуется, что спать в такой неудобно, но Хосок готов выть каждый раз, когда видит её в ней.

— Я расстёгиваю пуговицы твоей рубашки, — продолжает он уже более уверенно. Кончики пальцев обжигает, будто он действительно касается гладких голубых пуговок, Юмин перед мысленным взором неожиданно оказывается так близко, что в носу появляются фантомные отголоски её запахов.

Горло перехватывает, Хосок понимает, что закрытые глаза — полезная штука. В таком положении происходящее почему-то больше не кажется нелепой шуткой, а возникающие в голове образы обретают объём и форму.

— Снимаю с тебя верх и… — В памяти всплывает пышная грудь с тёмными ареолами сосков, руки вздрагивают, поэтому следующие слова буквально тонут в невнятном хрипе. — Господи, я, кажется, сейчас свихнусь…

— Не отвлекайся, — напряжённо бормочет в трубку Юмин, — иначе мы оба спятим.

Хосок на секунду зажимает рот ладонью, борясь с рвущимся наружу тоскливым стоном, и встряхивается. Тяжело не иметь возможности прикоснуться, когда хочется… Но он всё равно сможет. Он справится.

— Извини. — Опустив руку на ширинку джинсов, Хосок сжимает член сквозь ткань. — Я снимаю с тебя верх, глажу твои плечи и… спускаюсь к груди. — Богатое воображение отзывается теплом в ладонях, будто он действительно скользит ими по коже Юмин. По гладкой, приятной на ощупь коже. — Сжимаю твою грудь и очень хочу тебя поцеловать.

Раздавшийся из динамика едва различимый вдох заставляет его воспрянуть духом.

— Я наклоняюсь и касаюсь твоих губ, провожу по ним языком, раздвигаю их и целую тебя. Я знаю, что тебе хочется застонать, но ты как обычно сдерживаешься, поэтому я прикусываю твой язык и целую глубже.

Рот наполняется слюной с такой скоростью, что Хосок едва не захлёбывается. Поцелуй с Юмин выходит настолько ошеломительно настоящим, что боль внизу живота усиливается. Ему кажется, что он сейчас развалится от смущения и желания.

— Затем я обнимаю тебя, прижимаю к себе и зарываюсь пальцами в твои волосы. Они такие шелковистые на ощупь…

— Стой, — обрывает его Юмин. Хосок тут же замолкает. — Погоди, дай мне пару секунд.

Пару секунд на что?

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает Хосок, услышав сопение из трубки.

— Нет! — отрезает Юмин. — Мне некомфортно, почти плохо! Но… блин… — Судя по раздавшимся следом звукам, она запрокидывает голову и стонет: — Извини, у меня просто богатое воображение, и оно рисует мне правдоподобные картинки. Мне на миг показалось…

— …что мы в самом деле целуемся? — с улыбкой заканчивает за неё Хосок. Юмин в динамике хмуро вздыхает. — У меня такое же ощущение. И, знаешь, это круто. В смысле, я зря беспокоился, что ничего путного не получится.

— А я вот боялась, что получится чересчур «путно», и, к несчастью, не зря, — с лёгким оттенком ехидства тянет она. — Но, пропади всё пропадом, мне теперь ещё интереснее. Я хочу продолжить.

Хосок поджимает губы, чтобы сдержать смешок. Кто бы мог подумать.

— В таком случае, — почти спокойно говорит он, — представь, как я глажу тебя по спине руками, опускаясь ниже, а мой язык в это время касается твоего. Я обхватываю твои ягодицы ладонями, сжимаю их. — По пальцам проходится мимолётная дрожь, сбив ровный поток речи.

Чёрт подери, а ведь это реально почти бьёт по нервам. Они находятся на пугающем расстоянии друг от друга, но умудряются чувствовать то, что происходит только в их головах.

— Я… хочу снять с тебя футболку, — вдруг подаёт голос Юмин. Она запинается и смущается, но всё равно говорит это.

Хосок ощущает облегчение. Подумав, он перемещает руку с ширинки на живот и нервным движением проникает под ткань футболки. Кожа на ощупь оказывается влажной и липкой от испарины.

Однако продолжение оказывается немного не таким.

— Как у тебя это получается? — неожиданно спрашивает Юмин.

Хосок сбивается с нужного настроя.

— Ты про что? — оторопело отзывается он.

— Про нужные слова. — Юмин натужно сопит. — Меня тут разве что на стены не бросает от смущения, я никак не могу сказать то, что хочу.

Хосок пожимает плечами и усмехается.

— Я чувствую себя так, будто моя голова лежит в микроволновке. Но когда пересиливаешь себя, становится не так страшно. Чем дальше, тем проще.

Юмин с сомнением хмыкает и, собравшись с духом, продолжает:

— Ладно. Представь, как я кладу руки тебе на живот. — Живот Хосока тут же напрягается. — Мои ладони скользят вверх, задирая футболку, затем я подхватываю пальцами край и стаскиваю её с тебя совсем. Ты… — Юмин снова обрывает себя и с тихим стоном выдыхает: — Ты же с ума меня сводишь, блин.

Телефонная связь немного искажает её голос, наполняя его потрескиванием эфира, щелчками и ещё целой палитрой посторонних звуков. Однако когда он неожиданно падает до возбуждённого хрипа, Хосоку кажется, что на макушку начинает литься лава. Пожар от прыгнувшей интонации разносится по телу с кровью и с головокружительной скоростью концентрируется в паху. И без того напряжённый член по ощущениям становится похож на раскалённую свинцовую палку. Хосоку кажется, что малейшее прикосновение заставит его кончить в ту же секунду.

— Давай переместимся на кровать, — сипит он, стиснув край футболки в кулаке, чтобы хоть немного опомниться.

Сердце кувалдой колотится в рёбра, пульсация в паху напоминает тяжёлую вибрацию — как на концерте, когда биты забираются под кожу и проступают на ней мурашками.

Хосок прокашливается.

— Я усаживаю тебя на кровать, а сам опускаюсь на колени перед тобой. Развожу твои колени и придвигаюсь ближе, чтобы… — он мимолётно переводит дух, — коснуться губами груди.

В динамике раздаётся тихое сдавленное мычание.

Подумав, Хосок прикусывает губу и дёрганным движением расстёгивает ремень джинсов, затем щёлкает пуговицей и, наконец, дёргает собачку молнии. Когда член наконец-то оказывается в ладони, по телу разлетается томное приятное ощущение.

— Я так сильно хочу тебя, — хрипло шепчет Хосок, закрыв глаза, и Юмин перед мысленным взором прогибается в спине, подставив грудь под поцелуи. — Я обхватываю твою грудь ладонями и провожу пальцами по соскам. Мне нравится, когда они съёживаются, становятся маленькими, как бусинки.

— Мои пальцы зарываются в волосы на твоём затылке, — подхватывает Юмин. Её дыхание становится глубже и тяжелее, Хосоку приходится в очередной раз сглотнуть.

— Я втягиваю один сосок в рот, — торопливо бормочет он, зажмурившись. Скользнув ладонью по члену, он содрогается от вспыхнувшего внутри вязкого наслаждения. — Второй я продолжаю ласкать пальцами. Ты сладкая на вкус, а твоя грудь очень мягкая… Я безумно люблю трогать её, целовать. А ещё мне нравится, когда ты стонешь от того, что я делаю.

Из динамика немедленно раздаётся гулкий всхлип.

Хосок невольно крепче сжимает член и снова двигает рукой, чуть ускорив темп. От громких вдохов и выдохов Юмин пульсация внизу живота становится отчётливее и тяжелее, фантазия охотно подсовывает ощущение, как волосы на его затылке стягиваются судорожно сжатыми пальцами.

Запрокинув голову, Хосок облизывает пересохшие губы.

— Продолжая играть с твоими сосками, я кладу свободную руку на твоё бедро и соскальзываю на внутреннюю сторону. — Тёплый материал пижамных штанов щекочет ладонь, по коже табунами носятся мурашки. — Я поглаживаю тебя сквозь ткань, веду руку выше и прикасаюсь к тебе… там.

Юмин замирает на судорожном вдохе. Несколько секунд она молчит, пока Хосок пытается придумать, как бы конкретнее назвать заветное «то место», чтобы это не прозвучало грубо и пошло, а потом совершенно незнакомым, почти чужим, но безмерно волнующим голосом спрашивает:

— Может, лучше снять?

Хосок вздрагивает и, не удержавшись, ахает, когда задевает головку, которая становится настолько чувствительной, что даже гуляющий по комнате лёгкий сквозняк чувствуется с пугающей явственностью. Шумно задышав, он сдавленно ругается от очередного спазма, стирает выступившую на лбу испарину тыльной стороной ладони.

— Да, — произносит он, наконец, — лучше снять. Я подхватываю резинку твоих штанов пальцами и тяну их вниз. Тебе придётся привстать, чтобы я смог это сделать.

В динамике тут же слышится возня, будто Юмин действительно раздевается. Хосок внутренне холодеет. Если это вправду так, он точно кончит. Вот прямо сейчас. Немедленно.

— Я стягиваю с тебя штаны, — стараясь выровнять интонацию, говорит Хосок, — вместе с нижним бельём. Ты ведь не против?

— Я за! — торопливо отзывается Юмин.

Уголки губ Хосока вздрагивают.

— Отбросив штаны, я возвращаюсь к твоей груди, — почти шепчет он, боясь, что голос изменит ему при попытке говорить громче. — Пока я ласкаю её языком и губами, я снова кладу ладони на твои бёдра. Ты такая горячая, что мне уже плохо. — Он сипло выдыхает.

— Мне тоже, — бормочет в ответ Юмин. — Будь проклято богатое воображение.

Хосок, прищурившись, улыбается. О, нет, настолько богатое воображение нужно ценить.

— В таком случае, ты должна почувствовать, как мои пальцы поглаживают тебя, задевают клитор и оказываются внутри. — Новый спазм заставляет его сдавленно застонать. Чёрт подери, не финишировать бы до перехода к основному блюду. — Ты такая влажная, мягкая и сочная, что мне хочется прижаться к тебе губами, проникнуть в тебя языком и делать так до тех пор, пока ты не кончишь.

Юмин на том конце провода издаёт странный звук. Хосок закатывает глаза. Сдерживаться, оказывается, намного сложнее, чем представляется. Двинув бёдрами навстречу руке, он стискивает зубы и уже не сдерживает прерывистый выдох. До оргазма остаётся совсем немного.

— Надеюсь, ты не против, если я опущу кучу приятных деталей и приступлю к делу? — на всякий случай спрашивает он, боясь, что не выдержит, если продолжить распалять себя и Юмин прелюдиями.

Юмин отзывается с напряжённым смехом.

— Я уж думала, ты не предложишь.

Прочистив горло от мешающего говорить хрипа, Хосок почти вжимает трубку в ухо.

— Я расстёгиваю джинсы и приспускаю их вместе с трусами, укладываю тебя на кровать и нависаю сверху. — Он почти видит, как Юмин запрокидывает голову, как её волосы тёмным полотном стелются по постельному белью. Она настолько неотразима, что в груди становится горячо и тесно. Хосок чувствует себя по-настоящему счастливым. — Ты… такая привлекательная, что я, кажется, сейчас умру.

— Только не на мне! — со смешком говорит Юмин. — Сначала закончи, а потом…

Хосок с трудом отлепляет язык от нёба.

— Я раздвигаю твои ноги, прижимаюсь к тебе…

Юмин под ним изгибается, обхватывает бёдра пальцами и тянет на себя. Она трётся о его член, перед глазами темнеет от желания оказаться внутри. В паху болью пульсирует возбуждение, сухость во рту превращается в клей. Хосок шумно дышит, двигает рукой, доводя себя до исступления, и не может сдержать тихих стонов.

Нужно как-то вернуть хотя бы часть самообладания и закончить начатое. Иначе какой же это секс.

— Не тяни, — умоляюще всхлипывает Юмин, не дождавшись ответа.

Вдохнув полной грудью, Хосок почти до боли стискивает член, ускоряя темп, и жарко бормочет в трубку:

— Я проталкиваюсь внутрь. — Член в то же мгновение обволакивает влажная мягкая теплота, голос неуловимо меняется, став ниже и тяжелее. — Двигаюсь в тебе медленно, осторожно. Ты даже представить себе не можешь, как это приятно.

— Ну почему же, — нервно усмехается Юмин. — Очень даже могу.

Её дыхание срывается, забивая уши прерывистыми вдохами и судорожными выдохами, и в этот момент Хосок понимает, что там, на том конце провода, за тонну километров отсюда, Юмин занимается тем же. Она видит рисуемые им картинки и помогает себе руками. При мысли о том, как её пальцы скользят по влажным складкам, как она, закрыв глаза и кусая губы, лежит на кровати и представляет, как они занимаются сексом, у него почти в прямом смысле вскипает кровь.

— Я хочу тебя, — задыхаясь, шепчет Хосок, зажмурившись до цветных искр под веками, — до умопомрачения хочу. Хочу вбиваться в тебя так сильно, чтобы ножки кровати не выдержали, хочу, чтобы ты стонала подо мной, извивалась и умоляла не останавливаться, хочу…

Юмин вдруг звучно всхлипывает, оборвав его на полуслове, и сдавленным голосом просит:

— Не останавливайся, пожалуйста.

Хосоку срывает крышу. Вжавшись в спинку кровати, он из последних сил съеживается, боясь взорваться от оргазма, и, услышав в динамике протяжный усталый стон, кончает сам. Капли спермы оказываются и на руке, и на футболке, и, кажется, на пледе, но Хосока сейчас едва ли беспокоят такие мелочи. Получив долгожданную разрядку, он на несколько секунд проваливается в открытый космос. А затем мир постепенно начинает восстанавливаться по кусочкам: сперва в голове вспыхивает мысль «Вот это да!», потом в ушах появляется далёкое эхо дыхания, а следом его накрывает волной осознания, перемешанного со стыдом и томным удовлетворением.

Оказывается, такой вид секса тоже бывает полезен, и как бы Хосок ни относился к сублимации, отрицать факта, что ему понравилось, он не может.

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает Юмин, когда Хосок более-менее приходит в себя. Её дыхание всё ещё шумное, торопливое, а голос хрипит, поэтому губы невольно растягивает улыбка — довольная, лукавая и смущённая одновременно.

Они вправду это сделали!

Хосок проводит ладонью по лицу, стирая испарину.

— Более чем. Хотя, признаться, до сих пор слегка в шоке.

Юмин смеётся и задорно спрашивает:

— В приятном, надеюсь?

Хосок прикусывает губу, подумав, что она наверняка тоже чувствует себя не в своей тарелке. Первый опыт в подобных делах — неоднозначная штука.

— В ошеломительно приятном, — заверяет он и, подумав, добавляет: — Думаю, нам следует практиковать это чаще, когда я буду в турах. Как считаешь?

На том конце провода виснет озадаченная тишина. Хосок успевает досчитать до десяти, прежде чем Юмин, наконец, подаёт голос.

— Да иди ты нафиг! — нервно смеётся она. — И вообще, я спать, у нас уже ночь, мне рано вставать.

— В таком случае, спокойной ночи, чаги, — произносит Хосок, мысленно поставив себе галочку поднять этот вопрос позднее. Когда от одной только мысли о произошедшем перестанет пламенеть лицо.

— И тебе, — тепло отвечает Юмин. — Напишу, как будет свободная минутка.

Нажав на отбой, Хосок откладывает телефон. Несколько мгновений он посвящает блаженному отдыху и остаточным отголоскам наслаждения, затем хмурится, вспомнив о беспорядке. Нужно с этим что-то делать. С одной стороны, хорошо бы помыться, затолкать футболку в стирку и со спокойной душой завалиться в кровать, но тащиться так у всех на виду — смертоубийство. Парни наверняка всё поймут, а становиться объектом их насмешек ему точно не хочется.

Решение приходит неожиданно легко и просто: стянув перепачканную футболку, Хосок быстро стирает ею сперму с рук и пледа, затем спускает ноги с кровати, чтобы достать из комода что-нибудь чистое. И деревенеет, услышав за спиной явственный шорох. Медленно, боясь свернуть шею, он оборачивается. Глаза натыкаются на обрисовавшийся на фоне окна силуэт, который стоит, ссутулив плечи и понурив голову, и в горле застревает нервный истеричный смешок.

Пиздец…

— Хён, — сконфуженно раздаётся в повисшей между ними звенящей тишине, — можно я выйду, пожалуйста?

Нега и томное удовольствие отступают в тот же миг, превратившись в судорожный кашель, но Хосок, сжав зубы, сдерживает его и убито кивает.

— Д-да, иди, конечно.

Силуэт сдувает с места. Метнувшись к двери, он рывком распахивает её и, на секунду обернувшись, почти выпрыгивает в коридор, словно за ним гонятся все черти ада.

А Хосок, вздохнув, падает обратно на кровать и закрывает лицо руками, подумав, что Тэхёну, наверное, следует купить огромную порцию мороженого. В качестве моральной компенсации.

И в следующий раз надо будет обязательно для начала включить свет.