В аудитории, ещё днём кишащей людьми — учениками, членами комиссии и преподавателями, — теперь темно и тихо. Проникающий сквозь приоткрытое окно ночной воздух напоен запахами остывающего асфальта и влаги, а шумящий снаружи дождь создаёт непередаваемую атмосферу, ярко контрастирующую с безмолвием пустующих стен.

Школа поздний час безлюдна.

Почти…

— Это плохая затея, — шепчет Сури, пытаясь отстраниться от прижимающего её к учительскому столу Чонгука. Она извивается, норовит выскользнуть, но у неё ожидаемо ничего не получается. Он не намерен её отпускать. Не так просто.

Чонгук обхватывает руки Сури и, приложив усилие, заводит их ей за спину. Возмущённый ропот клокочет в горле, вырывается наружу с клочками судорожного дыхания, но это не остужает, наоборот — сильнее распаляет воображение, потому что от неё сейчас явственно пахнет желанием.

Чонгук прикрывает глаза, позволяет себе раствориться в будоражащем кровь предвкушении.

Чёрт подери. Три недели. Он ждал этого три грёбаные недели. Самый сложный экзамен, никакая математика не сравнится.

— Нас застукают, меня уволят, а тебя выгонят с позорной строкой в характеристике, — продолжает сопротивление Сури.

Она ёрзает и из-за этого теснее и жарче прижимается грудью к Чонгуку. Сказать, что это будоражит воображение, — значит, не сказать ничего. Он не взрывается только благодаря бесконечному аутотренингу.

Сейчас всё будет. Главное — не торопиться.

Чонгук открывает глаза, смотрит на Сури сверху вниз. В темноте не виден цвет её лица, однако он не сомневается — она наверняка горит от смущения. Спрятанные за очками глаза лихорадочно шарят вокруг, панически быстро соскальзывая с Чонгука, губы влажно блестят — она постоянно облизывает их. Уважаемый учитель так сильно нервничает, что в горле становится сухо, а в штанах — тесно. Потрясающие ощущения.

Чонгук усмехается и, наклонившись, прижимается губами к шее Сури. Он слышит, как она втягивает носом воздух и задерживает дыхание. В грудь эхом отдаётся её бешеное сердцебиение, по спине рассыпаются мурашки. Хочется передёрнуть плечами и застонать от нетерпения, но Чонгук выжидает.

Он сможет.

— Не застукают, не уволят, не выгонят, — тихо произносит он, прикусив зубами кожу на шее. — Расслабься.

Сури, всхлипнув, обмякает в его руках, превращается в пластилин, в податливое тесто. Чонгук сильнее стискивает её и не может сдержать удовлетворённой улыбки. Ему нравится, как девушки реагируют на него, но Сон Сури — отдельный случай. От её отзывчивости у него пропадает любая выдержка, потому что только она не растворяется в нём полностью. Она старается сохранить лицо даже при том, что её тело сотрясает крупная дрожь.

Чонгук проводит языком вдоль линии челюсти, поднимается выше и, замерев на секунду, прижимается к прикушенным губам. Сури дёргается, напрягается звонкой тетивой, но оттолкнуть его не может. Её руки по-прежнему за спиной, запястья стиснуты его пальцами.

Втолкнув язык в её рот, Чонгук почти наваливается на неё, вжав в край стола. Сури мычит, снова ёрзает, и его колено само собой проскальзывает между её бёдер. Зажмурившись, она отшатывается и случайно прикусывает его язык, но неожиданная боль не отрезвляет. Чонгук сильнее пьянеет от вседозволенности, ведь между её ног так жарко, что сомнений не остаётся — принципиальный учитель снова не устоит. Он об этом позаботится.

Прервав поцелуй, Чонгук ослабляет хватку, и Сури тут же упирается ладонями ему в грудь. Её дыхание срывается, выбившиеся из тугого пучка волосы липнут к покрытому испариной лицу, но она всё равно умудряется смотреть на него покровительственно и даже — смешно признаться — осуждающе.

— Я всё ещё твой учитель, — дрожащим голосом говорит она, но Чонгук в ответ лишь хмыкает.

Подхватив Сури под бёдра, он усаживает её на столешницу. На миг шею обжигает громкий горячий выдох, конечности сразу становятся деревянными. Приходится упереться в плечо Сури лбом, чтобы вернуть пошатнувшееся самообладание. Ему нравится, как он действует на Сури, но ей совсем необязательно знать, как именно действует на него она.

Придя в себя, Чонгук распрямляется и, мазнув дыханием по губам Сури, бормочет:

— Прошло десять часов с тех пор, как ты перестала им быть.

Сури невольно тянется за поцелуем, но быстро спохватывается и, сбиваясь, выдавливает:

— Ре… результаты экзаменов пока неизвестны.

Она смотрит на него с обречённостью тонущего, видимо, надеясь на его благоразумие. Однако Чонгук и благоразумие разошлись по пути в тот момент, когда он впервые понял, что обтянутые узкой юбкой-карандашом ноги и аппетитный зад вызывают в нём больше эмоций, чем следовало бы. С тех пор всё пошло наперекосяк. Но, чёрт подери, он об этом нисколько не жалеет. Секс с Сон Сури стал едва ли не самым запоминающимся событием в его жизни.

Чонгук незаметно кривится, вернувшись мыслями к их первому разу. Сури не жаловалась, но ему всё равно кажется, что получилось смазано и торопливо. Асом его, разумеется, сложно назвать, но самолюбивое желание везде быть лучшим пребольно ущемляет гордость. Он может лучше. Он знает. Поэтому в этот раз он не станет забегать вперёд.

Чонгук медленно облизывает губы и прищуривается.

— Ты проспорила мне, признайся.

Сури с точностью повторяет его жест.

— Не факт, — с дрожью в голосе произносит она.

Чонгуку становится смешно. Какая она упрямая. Хотя что тут скажешь, учитель должен быть таким, иначе никакие дети — ни маленькие, ни взрослые — не станут его слушаться. И именно это волнует Чонгука на грани с помешательством. Ему будоражит то, как гнётся в ней стальной стержень. Ведь это только его заслуга. Его — и больше ничья.

— Факт, — отрезает он и кладёт руки на её бёдра. Ткань юбки тёплая на ощупь, кожа под ней наверняка горит.

Ладони покрываются липким потом, жар грузно опускается в низ живота. Чонгуку почти нестерпимо хочется задрать юбку и утолить голод, но он только крепче стискивает зубы.

Спокойствие…

Он усилием воли растягивает губы в ребячливой улыбке и хмыкает:

— Теперь ты моя. Смирись.

Сури в возмущении хмурится. Она явно хочет возразить, поставить его на место, но Чонгук опережает вертящиеся на её языке слова: подцепив пальцами край юбки, он всё-таки тянет её наверх. Сури давится негодованием и опять задерживает дыхание. Её ресницы вздрагивают, Чонгуку кажется, что лица касается едва ощутимое дуновение.

Он хочет её. Хочет настолько, что становится больно. И когда она ведёт себя так неприступно и податливо одновременно, желание превращается в помешательство.

Скользнув ладонями выше, чтобы юбка открыла взгляду бёдра, Чонгук натыкается подушечками пальцев на ажурное кружево, и тщательно лелеемая сдержанность превращается в сноп цветных искр.

Господи, панически думает он в надежде, что ощущения его обманывают, неужели она надела чулки?..

Крепче стиснув ткань, Чонгук без лишних церемоний дёргает её выше, оголив ноги до самого нижнего белья, и прикусывает щёку изнутри. Внизу живота мгновенно разливается тяжесть. Взгляд прилипает к красивому ажурному рисунку, рот наполняется слюной, ведь на Сури и в самом деле оказываются чулки — такие, какие носят грудастые красотки из фильмов для взрослых. (Да благословят все боги разом богатую фильмотеку Ким Намджуна!)

Чонгук старается как можно незаметнее сглотнуть. Он отрывает глаза от резинки чулок, поднимает голову и, заметив на щеках Сури румянец, едва не проваливается сквозь землю. Его учитель сидит на собственном столе с задранной почти до талии юбкой и умудряется выглядеть при этом застенчивой школьницей. С ума сойти. И она называет себя взрослым человеком?

Чонгук почти впивается в лицо Сури взглядом. Её реакция тешит его, наполняет уверенностью и покалывающим кожу возбуждением. И при мысли о том, как, должно быть, влажно у неё между ног, низ живота сводит судорогой.

Чонгук облизывает губы и проводит большими пальцами по краю ажурного рисунка. Сури вздрагивает от его прикосновения и зажмуривается. На коже, в том самом месте, где только что скользили его пальцы, выступают мурашки. Чонгук слышит, как сбивается её дыхание, видит, как часто и взволнованно вздымается грудь, поэтому к моменту, когда Сури всё-таки открывает глаза, он готов поклясться, что у него начинает дымиться голова. Или штаны. Или и то, и другое.

Подавшись вперёд, Чонгук обхватывает ладонями ягодицы Сури и, стиснув их, с силой вжимается пахом в её промежность. Жар, источаемый её телом, обволакивает его призрачными нитями, а забившийся в нос запах заставляет колени ослабнуть. Этот аромат сложно с чем-то спутать, потому что именно так пахнет Сури, когда желает его, — это он понял ещё в тот момент, когда играл с ней в четыре руки на пианино. И теперь это становится дополнительным катализатором.

Эрекция, и до этого момента доставляющая неудобства, превращается в отголосок боли, Чонгуку приходится стиснуть зубы. Он крепче сжимает одеревеневшие пальцы, наклоняется, сдавленно выдыхает:

— Нуна, — а затем накрывает губы Сури своими.

В груди протяжно и сладко ёкает, когда те с готовностью приоткрываются, впуская его язык, и первый же тихий стон настолько тесно сплетается с прерывистым дыханием, что становится непонятно, кому именно он принадлежит.

Подняв руки, Сури обвивает шею Чонгука. Теснее приникнув к его груди, она обхватывает его талию ногами, жмётся теснее и жарче. Её лодыжки скрещиваются на его пояснице, приходится чуть наклониться, чтобы удержаться равновесие. От появившегося между их телами трения у Чонгука, кажется, начинает ехать крыша. А ведь буквально минуту назад кое-кто сопротивлялся и боялся, что их застукают.

Чонгук с трудом разгоняет плывущие перед глазами круги, у него больше нет сил сдерживаться, рука сама тянется к ремню. Однако Сури вдруг отпускает его шею и осторожно, но твёрдо сжимает его запястья ледяными пальцами. Напряжение в штанах достигает пиковой отметки, Чонгук ощущает себя тикающей бомбой, поэтому действия Сури вызывают в нём глухое раздражение.

— Подожди, — срывающимся от волнения голосом просит Сури. Она отводит взгляд и в нерешительности прикусывает губу.

Чонгуку приходится приложить определённое усилие, чтобы не закатить глаза. Ну что опять? Неужели после этого она снова собирается спорить и отнекиваться?

Однако когда с языка уже почти срываются полные негодования и обиды слова, Сури вдруг сама тянется к ремню. Чонгук несколько мгновений молчаливо наблюдает за её действиями, а затем всё-таки поднимает взгляд. Сури боязливо обхватывает пряжку, её пальцы дрожат и соскальзывают, а щёки становятся настолько красными, что даже темнота не может это скрыть.

Втянув носом воздух, она невнятно мямлит:

— Я хочу… — и запинается. Её пальцы в очередной раз срываются, но она всё равно упрямо ковыряется в пряжке до заветного щелчка, затем тянет ремень на себя, вытаскивая тот из петель.

У Чонгука глаза на лоб лезут от такого расклада.

— Ты ч-чего? — едва переборов детский испуг, выдавливает он. В голове не укладывается, что Сури, до сих пор умудряющаяся только сопротивляться и обманывать себя и свои желания, наконец-то проявляет инициативу. И какую!..

Вместо ответа Сури вдруг отталкивает Чонгука и слезает со стола. Помедлив немного, она выдыхает, поворачивается так, что теперь Чонгук оказывается прижат задом к краю столешницы. От внезапной догадки в горле пересыхает.

В богатой порно-коллекции Намджуна есть фильмы, которые тот гордо называет «жемчужинами». Это «жемчужины» лежат спрятанными глубоко и надёжно, под печатью пароля и честного слова остальных мэмберов, что они туда не лезут ни руками, ни другими частями тела. Однако Чонгука не зря называют способным. Поэтому когда он всё-таки отыскал нужные ролики (Да благословят все боги разом простецкие пароли на компьютере Ким Намджуна!), его это взбудоражило настолько, что потом полночи пришлось просыпаться от болезненной эрекции.

В одном из этих роликов женщина делала мужчине минет. И теперь Чонгуку предстоит испытать то же.

Ощутив нарастающую панику, Чонгук ловит себя на мысли, что не готов. Он знает, что такое секс, пробовал его ещё до приснопамятных «дополнительных занятий», но ему всё равно нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о настолько резкой смене ролей.

— П-подожди, — сипит он. Пятиться ему некуда, позади находится незыблемая твердыня в виде стола, а прямо перед ним стоит Сури. И, судя по изменившемуся взгляду, она настроена решительно.

По спине простреливает дрожь, ладони едва не соскальзывают со столешницы. Чонгук с трудом сглатывает, круглыми глазами глядя на Сури. Ему это точно не снится?

Сури поднимает голову и накрывает ладонью оттопырившуюся ширинку. Запрокинув голову, Чонгук сдавленно шипит сквозь стиснутые зубы. Перед глазами плывёт марево из жара, испарины и густых запахов. Ему не хватает воздуха, хочется дёрнуть верхнюю пуговицу рубашки, но каким-то чудом ему удаётся удержаться. Однако прийти в себя так и не получается. Он на грани взрыва.

Снова посмотрев на Сури, Чонгук на миг задерживает дыхание. Она ловит его горящий взгляд, неловким жестом поправляет очки и, подумав, задирает юбку ещё выше. Тонкий чёрный капрон ловит отсветы фонарей с улицы, ажурное кружево так заманчиво блестит, что хочется опять прикоснуться к нему. Однако когда Сури всё-таки опускается на колени, в голове Чонгука образуется вакуумная пустота. Он не может ни думать, ни соображать, ни анализировать. Он весь сосредоточен на её губах. И на том, что именно они сейчас будут с ним вытворять.

Сури берётся за молнию. Она щелкает пуговицей и неловко дёргает штаны вместе с трусами вниз. Чонгук вздрагивает от коснувшегося кожи прохладного воздуха. Дыхание снова замирает в груди, когда Сури обхватывает член ладонью. Её пальцы по-прежнему ледяные, игра контрастов срывает с губ первый глухой стон. Зажмурившись, Чонгук неосознанно толкается вперёд, и Сури, повинуясь, делает несколько движений рукой. В голове вспыхивают и гаснут несколько крепких ругательств. Чонгуку так приятно, что хочется взвыть в голос, но привычное хладнокровие мешает открыто проявлять эмоции. Поэтому он подбирается, внутренне сжимается и, наконец, выдыхает — медленно, спокойно.

Опять посмотрев на Сури, Чонгук дёргается от появившегося в её взгляде лукавства. От неё, видимо, не ускользает выражение его лица, поэтому она дожидается, когда Чонгук приходит в себя, накрывает член второй ладонью и мягко царапает головку ногтем. Чонгуку кажется, что он глохнет. Вернее, глохнет, слепнет и умирает, потому что ощущения получаются ошеломительными. И это — при участии одних только рук. На миг появляется желание прекратить эту пытку, поднять Сури на ноги и, стянув с неё нижнее бельё, получить разрядку. Но вместо этого он только крепче стискивает край столешницы и молится, чтобы не упасть в обморок.

Ладони Сури скользят по его члену, пальцы задевают головку, под закрытыми веками цветными пучками вспыхивают искры. Чонгук старается не дёргаться, но бёдра сами двигаются вперёд. В груди клокочет глухой рык от нетерпения, приходится буквально наступать себе на горло, чтобы не сорваться. Так что к моменту, когда разгорячённой кожи всё-таки касаются губы, он почти валится с ног. Слишком долго сдерживался, слишком долго ждал.

Язык проходится по всей длине члена вверх и вниз. Чонгуку кажется, что его прошивает насквозь мелькнувшей на улице молнией. Закрыв глаза, он опять запрокидывает голову и, почувствовав, как Сури втягивает головку в рот, куснув её зубами, уже даже не пытается справиться с тяжёлым дыханием. Ему становится душно от ощущения влажности и теплоты её рта, но это не неприятно. Напротив — теперь Чонгук понимает того актёра из порно-ролика. Это действительно крышесносное ощущение.

Сури придерживает член у основания, пока её губы и язык вытворяют с ним невообразимые вещи. Она то ускоряет, то замедляет темп, превращая удовольствие в пытку, пальцы осторожно поглаживают кожу, в то время как ногти всё равно задевают её ощутимо, почти болезненно. Чонгуку вздрагивает от этого, но ему нравится. Нравится, когда её язык горячо и влажно скользит по члену, нравится, когда губы мягко сжимают головку. Он и подумать не мог, что это так приятно.

Сури опять меняет темп на более быстрый, и Чонгук, до скрипа сжав зубы, сдёргивает с её головы резинку и зарывается пальцами в волосы. Он с трудом может представить, как именно она ощущает себя в этот момент, но желания двигаться навстречу это не умаляет. Так что Чонгук, охнув, когда она в очередной раз прикусывает головку, порывисто подаётся вперёд. Сури мычит в ответ на это, но не сопротивляется. Она послушно вбирает член глубже.

Из горла вырывается очередной стон, только теперь — сильнее и громче. Колени становятся ватными от накативших ощущений. Чонгуку приходится убрать одну руку с головы Сури, чтобы опереться на стол. Второй он сильнее сжимает волосы на её затылке и с рыком снова толкается вперёд. Сури сдавленно выдыхает через нос, крепче сжимает член у основания, но по-прежнему не протестует — лишь шире распахивает рот, предоставив ему полную свободу действий.

Перед глазами Чонгука туман. У него дрожит всё, что только может дрожать, таких головокружительных ощущений он пока ещё не испытывал. Традиционный секс — приятная штука, но оральный секс — это точно что-то особенное. Особенное настолько, что теперь Чонгуку очень хочется снова закопаться в фильмотеку Намджуна и пересмотреть некоторые материалы. Для общего развития, так сказать.

Закусив губу, чтобы подавить дерущие горло стоны, Чонгук чувствует скрутившее руки напряжение. Он всё ещё стискивает волосы на затылке Сури и никак не может оторвать от неё взгляда. Её положение, вид и полное ощущение власти творят с ними странные вещи — ему кажется, что на плечах лежит многотонная плита. Внизу живота кипит раскалённая смола, член почти горит, так что каждое движение языка похоже на рассекающее кожу лезвие. Сури сильнее втягивает его в рот, почти давится от усердия, и когда Чонгук ловит её взгляд, он понимает, что вовсе не в его руках находится полная власть. В её. Это она контролирует процесс. Она контролирует его. Полностью, без остатка.

Пах сковывает напряжение, похожее на трясину. Чонгук вздрагивает, толкается вперёд последний раз и, не сдержав громкого возгласа, кончает. Оргазм сперва наваливается на него, вжимает в пол, а затем по телу разносится ощущение блаженной лёгкости. Ему кажется, что сдерживающие его нити наконец-то рвутся вместе с остатками смятения. Он обретает крылья, болью и наслаждением прорывающие кожу на лопатках.

Услышав сквозь пелену нахлынувших ощущений тихое мычание, Чонгук приоткрывает зажмуренные глаза, пару секунд тратит на то, чтобы осознать своё положение, и лишь затем разжимает сведённые судорогой пальцы. Сури тут же отшатывается и, не удержавшись, валится на пол. Получается так нелепо и мило, что губы трогает усталая улыбка.

Закашлявшись, Сури вытирает тыльной стороной ладони рот и, поправив очки, укоризненно качает головой.

— Ты, блин, хоть предупреждай, когда кончать собираешься. Я же чуть не захлебнулась.

Привалившись к столу, Чонгук хрипло смеётся, чувствуя себя выжатым лимоном. И пока он вяло вспоминает пароль к нужной папке в компьютере Намджуна, Сури поднимается на ноги. Она одёргивает юбку, заправляет волосы за уши и с лёгким оттенком превосходства спрашивает:

— Ну что, удовлетворили мы твою эротическую мечту?

Чонгук, вынырнув из круговорота мыслей, поворачивается к ней. Он облизывает пересохшие губы.

— Возможно.

Сури, до сих пор уверенная, что одержала сокрушительную победу, невольно осекается.

— В каком смысле? — прищуривается она.

Чонгук, ухмыльнувшись, пожимает плечами. Одну эротическую мечту они удовлетворили — она права. Но кто сказал, что она была у него единственной? В голове Чонгука много фантазий, и они точно не ограничиваются только местами и позами.

Лицо Сури вытягивается, глаза становятся круглыми как монетки. Она невольно отступает, но Чонгук успевает перехватить её и снова притянуть к себе. В кармане лежит стыренная у хёнов пачка презервативов, он не собирается уходить, пока не израсходует их все. И Сури, судя по мелькнувшему в её взгляде предвкушению, совсем не против этого.