Уже стемнело, похолодало настолько, что дыхание вырывалось паром изо рта. Здесь не было электричества, и Куроко спотыкался на обломках. Но на ногах держался, пока ему не подставили подножку. Вместо бетонного пола он упал вдруг на матрас, и хотя удар от падения это смягчило ненамного, все же ничего себе не разбил. Кругом заржали: неприятно, гнусно. Куроко все пытался сосчитать, сколько же их, и не мог сказать точно: трое или четверо.

И вдруг зажегся свет: яркий, бьющий по глазам — прямо снова засмеялись — подсветка на телефоне. Куроко сощурился. Ханамия опустился перед ним на корточки, и щеки коснулся холодный металл. Куроко смотрел бы прямо в глаза, если бы не этот свет, он не боялся и не вздрогнул и от этого прикосновения.

— Хорошее место, правда? Глухое, спокойное. Мне интересно, ты вообще кричать умеешь? Как думаешь, что понадобится, чтобы заставить тебя закричать?

Предметы понемногу выплывали из темноты, телефон поставили так, чтобы свет от него падал на матрас. Куроко понял, что здесь пятеро, и на всех медицинские маски и капюшоны. 

«Но ведь я знаю, кто он. Чего Ханамия хочет этим добиться?», — подумал он отстраненно. Он будто смотрел омерзительный фильм и был слишком обессилен и болен, чтобы выключить его. Просто фильм, не более. Мерзкий фильм тоже бередит душу какое-то время, но вскоре забывается.

Нож скользнул вниз, по шее, острием уперся в ключицы. Ханамия расстегнул его толстовку, и лезвие поползло ниже, оставляя едва различимую борозду. Куроко не сопротивлялся, да и как он мог, ведь это было не его тело. Можно сколько угодно кричать персонажу на экране: «Беги!», но побежит он или нет зависит только от него. А этот Куроко не шевелился и молчал. Его не трясло, он смотрел спокойно и даже как-то безразлично.

— Эй, — закончив с футболкой, Ханамия шлепнул его тыльной стороной ладони по щеке. — Ты понимаешь, что с тобой сделают? Ради чего?

Куроко отвернувшись прикусил губу, но быстро справился с собой. Отвечать он не собирался. Вокруг снова раздались смешки, на этот раз еще более отвратительные, в них слышалось предвкушение.

— Я мараться не собираюсь, — дернув плечом, сообщил Ханамия, достал свой телефон, и на его панели зажглась красная лампочка. — Но я могу снять наше веселье на видео.

Куроко не сразу понял, что случилось, как тот истукан на экране, которого отвратительно играл похожий на бревно актер, вдруг подчинился ему, рванулся с места в спасительную темноту, но там его ждала очередная «маска». Его схватили, снова уронили на матрас, придавив сверху, прижав руки. Куроко опять перестал сопротивляться, дышал тяжело, глядя в темноту, снова пытался вернуть себе ощущение, что это происходит не с ним. И не мог.

И тогда вдруг стало тихо. Сначала Куроко показалось, что это затишье перед штормом, и где-то за кругом света они просто решают, кто начнет. И тогда, сквозь звон в ушах, он вдруг услышал шаги — твердые, уверенные. Будто в логово гиен входил лев, отобрать добычу и поддать этим тварям железной лапой по заду, для скорости.

— Успел. — сказал он, и Куроко узнал голос Теппея. Стало невыносимо стыдно, казалось, лучше было и не спасал, лишь бы никто не видел его таким слабым, прижатым к грязному матрасу. Руки тут же отпустили, и Куроко сел, застегнул толстовку. На его ногах еще сидел Ханамия, смотревший неотрывно в сторону Теппея, который прервал его веселье.

— Отпусти его.

— Смотрю, ты в гражданке. А пистолетик прихватил? Или из пальцев нас перестреляешь? — ёрничал Ханамия, поигрывая ножом. — Нас тут пятеро, если ты не заметил. Знаешь, что было бы весело…

— Я вызвал полицию.

— И что ты им сказал? Что банда отморозков отправилась гулять с твоим другом?

— Что офицер Киеши Теппей просит подкрепления при поимке банды киллера Ханамии Макото. И что есть доказательства — поимка с поличным их очень обрадовала.

— Да? — вдруг резко развернулся к нему Ханамия, улыбаясь. — И где же эти люди? Чего ты тогда в одиночку приперся сюда, Чак Норрис?

— Потому что боялся опоздать. И не зря.

— Хм… Я никак определиться не могу, что мне было бы интереснее. Трахнуть его у тебя на глазах или убить. А с другой стороны, отчего бы не совместить?

— Куроко, ты должен подойти сюда, иначе я не смогу тебе помочь, — мягко, словно ребенку, сообщил Теппей. 

Раздался неясный шум, и Куроко вздрогнул, когда шорох в темноте сменился звуками борьбы. Он по-прежнему не видел, что происходит вне круга света. Ханамия хмыкнул спокойно, приставил нож к горлу Куроко, но тот извернулся, будто мелкий зверек, укусил запястье, что держало нож и юркнул за круг света, к двери. Там снова что-то зазвенело, кто-то загремел по лестнице вниз, и раздался топот убегающего Киеши, который не умел передвигаться тихо.

Как-то очень ловко пять человек смогли и выходы перекрыть, и склад просматривать. Киеши нахмурился и замер настороженно — слишком громкими были его шаги, его дыхание, казалось, что просто попытка выпрямиться выдает их обоих.

— Они ведь не будут нас убивать? — спросил Куроко, и голос его показался слишком громким в этом старом, дряхлом, насквозь худом помещении. — Ведь он же блефовал. Ему не нужны трупы.

Киеши хотел бы тоже в это верить, но он помнил фотографии в деле Ханамии, которое повесить на него не удалось, потому что не нашлось улик, хотя было три трупа. Что-то жуткое, леденящее поднималось из души. Киеши казалось, что люди перестают бояться смерти, когда им есть за что умирать. Человек не сунется в горящее здание, если только в нем не плачет ребенок.

Киеши потом говорил уверенно и холодно, объясняя заведомо провальный план. А Куроко застыл, слыша его слова через нарастающий шум в ушах, и отказывался от этого плана. В шкаф его затолкал Теппей, но выдал этим себя...

Но этой ночью Куроко снилось, конечно, не это. Ему снился странный сон, вроде даже не кошмар. Он ехал один в автобусе, и не мог вспомнить, куда направляется. Сидел на самом последнем сидении, и смотрел на спины всех остальных пассажиров. Они были знакомы ему: друзья, коллеги по работе, те, кого давно не видел. В руках Куроко что-то зашевелилось, как шевелятся пойманные в ладони крысы, и опустив глаза он увидел механическое железное сердце, которое ему присылали накануне. Оно билось как настоящее.

Куроко снова проснулся, будто вынырнул из глубокого бассейна.. Он осмотрелся, пытаясь успокоиться, но что-то все еще подсказывало, что ничего не кончилось. Приснившийся кошмар — просто глупый бред, и не страшен в сравнении с тем, что происходит в его реальности. Куроко повернулся на бок, чтобы спуститься с кровати, но тут на него опустилась тяжелая рука. Он попытался осторожно выскользнуть, но замер, когда пальцы Кагами сжались и тот негромко спросил:

— Ты куда?

— В ванную. Хочу умыться.

— Выпей снотворное. От кошмаров я тебя защитить не смогу, — посоветовал Кагами, все еще не отпуская руку.

— Они нестрашные, — ответил Куроко, уже и сам в это поверив. — Не страшнее реальности.

Аомине утром делал нечто странное: выливал молоко из пакета в раковину. Услышав на лестнице шаги Кагами, включил воду, смыв белые следы, и, обернувшись, швырнул в него пустым пакетом, скорее приказав, чем попросив:

— Молока купи.

Кагами, протиравший сонно глаза, увернуться не смог, посмотрел раздраженно, но, видимо, разглядев что-то в лице Аомине, а может быть помня о том, что должен просить его, молча поднял пустой пакет, донес до мусорного ведра, прохладно спросил:

— Еще что-нибудь?

— Пива было бы неплохо. Но это сам смотри.

Решив, что Аомине смягчился, раз посылает его в магазин, а не паковать вещи, Кагами успокоился.

Как только дверь за ним закрылась, Аомине перевел взгляд на лестницу. Куроко все еще спал и не спускался.

Аомине разбудил его почти ласково — открыл дверь, постучал по косяку костяшками пальцев, распорядился:

— Одевайся. И спускайся в гараж. Я жду там, — Аомине уже был одет в джинсы и толстовку. Куроко, сонно моргая, осмотрелся, спросил:

— А Кагами?

— Заводит машину. Давай быстрее, нужно съездить кое-куда.

И Аомине закрыл дверь, решив не подгонять Куроко своим присутствием. К машине он тоже не пошел, ждал в гостиной. Спускавшийся Куроко хмурился, что-то заподозрив.

— Что-то изменилось?

— Да. И это срочно.

Куроко заглянул в глаза Аомине и встав от него на расстоянии вытянутой руки, спросил серьезно:

— С Кисе что-то случилось?

Аомине не справился с эмоциями, видимо, проскользнуло на его лице что-то, потому что в следующее мгновение Куроко бросился в сторону, но упал на пол, получив разряд электрошока в спину. Слабый на самом деле, потому что он еще оставался в сознании, когда Аомине сковал его руки за спиной и заклеил рот.

Он ничего не объяснил, не просил прощения. Сейчас ему было все равно. Аомине перешел в режим автопилота, в голове стучала только одна мысль: «Кисе у них. Они убьют Кисе, если не получат Куроко».

Кагами успел купить молоко и бутылку минеральной воды, звонок телефона застал его на кассе. Обычно просто угадывать, кто звонит, когда номер телефона известен только троим, но все же Кагами ожидал Аомине или проснувшегося Куроко, но никак не взволнованный голос Акаши:

— Ты где? Аомине рядом?

— Рядом с домом. Что происходит?

— Кисе не вышел на работу. Дома его тоже нет. Трубку не берет. Аомине тоже перестал отвечать на звонки.

Можно было сказать: «Паниковать не время, Кисе мог проспать, Аомине может не услышать телефон», но что-то подсказывало Кагами, что паниковать как раз пора.

Он запихнул Куроко в багажник, словно тот был мертв. Аомине казалось, что если он положит его на заднее сидение и хоть раз столкнется взглядом, то не сможет действовать решительно. К тому же, их могла заметить полиция.

Акаши обещал, что в зоне риска будут только они трое: свидетель, Кагами и он, Аомине. Что максимум, что ожидает Кисе — неприятная необходимость снова увидеть то видео, но он-то переживает. Что Кисе в безопасности, и Акаши приставит ребят следить, чтобы с тем ничего не произошло.

Но утром, еще до рассвета, пришло другое видео. Аомине и сам не знал, чего ожидал, когда открывал его.

Комната с серыми стенами, без опознавательных признаков. Так выглядит, наверное, любой подвал или гараж. Аомине и сам понял, кто сидит перед камерой, еще до того, как с головы Кисе сняли мешок. И люди вокруг — в масках, и хотя он знал, кто это, доказать все равно ничего бы не смог.

«Сюрприз», — протянул голос Ханамии, Кисе тем временем старался не смотреть в камеру, будто это всего лишь стекло, за которым можно увидеть Аомине, а смотреть ему в глаза после того, как так сильно его подвел — стыдно.

— Ты ведь знаешь, что случится, если Куроко не окажется у нас? — снова Ханамия, откуда-то за камерой. Облокотившись на стул, к которому прикован Кисе, стоял кто-то другой, в маске, и Аомине понял кто это больше по тому, что могло бы на него больше воздействовать, чем по фигуре или расхлябанной позе. — У тебя есть шесть часов. Это время Кисе будет в безопасности, с ним будут обращаться хорошо. Дальше у тебя будет еще шесть часов, чтобы застать его живым.

Тот, кто стоял рядом со стулом, перехватил волосы на затылке Кисе в кулак, заставив того поморщиться, поднял его голову так, чтобы тот смотрел в камеру, и омерзительным голосом Хайзаки закончил:

— Хотя, конечно, можешь не торопиться особо. От него не убудет, если мы часик-другой поиграем.

Аомине даже машину сейчас толком вести не мог, перед глазами все плыло. Ему хотелось, чтобы его остановил патруль, заподозрив вождение в нетрезвом состоянии, обнаружил Куроко в багажнике и задержал, и в то же время он страшно этого боялся. Хотелось, чтобы в конце концов догнал Кагами, дал в челюсть, развеяв этот туман, гипноз, заставлявший его делать что-то настолько отвратительное. Менять жизнь Кисе на чужую, для кого-то тоже ценную, и все же…

Было бы проще, не знай он Куроко. Он мог хотя бы думать адекватно, не люби он Кисе. Но его образ, связанного, беспомощного, отпечатался внутри каленым железом, с ощутимым запахом паленого. Ханамия мог ему иголки под ногти загонять, и это все равно не было бы настолько больно.

У них был разговор накануне задания. С Кисе.

— Что за видео у них? Такое, что тебе его опаснее показывать, чем кому-то еще.

Аомине спросил, когда они были в ссоре. Он не стал бы портить Кисе хорошее настроение. Тот, до этого хмуро убиравший устроенный Аомине беспорядок в спальне, опустил сложенную одежду на кровать, сел напротив, глядя в глаза. Аомине сказал Акаши только, что у Имаеши есть какой-то несерьезный компромат. Он не хотел говорить про Кисе, ему хотелось сохранить их отношения в тайне как можно дольше.

— Мне было пятнадцать, — Кисе произнес это так, будто сейчас рассказал уже всю историю, и это была точка.

— Это было добровольно?

Аомине при упоминании видео тоже отчего-то представлялось задорное порно с парой-тройкой накаченных футболистов. И все же, он уже слишком хорошо знал Кисе.

— Нет.

— Кто это сделал? — хмуро спросил Аомине.

— Неважно. Он уже сидит.

— За то, что на видео?

— Нет. Иначе оно бы попало в улики. За другое. А когда выйдет, я сделаю так, чтобы он снова сел, — заверил Кисе и продолжил собирать одежду, все так же яростно, хотя теперь его гнев был направлен на другого человека.

— Это был твой первый раз?

— Да… То есть нет. Черт.

— Тебе же было пятнадцать.

— Если тебе это так принципиально, член он в меня не совал. Зато делал массу других омерзительных вещей… Если к тебе попадет это видео — не смотри его. Обещаешь мне?

— А что мне за это будет? — тут же перешел на несерьезный тон Аомине.

— А чего тебе еще не хватает? — уже ласково и игриво спросил Кисе.

— Секса на дежурстве, например, — пожал плечами Аомине как можно беззаботнее. Кисе снова стух, смерил его не то, чтобы злым, но усталым взглядом прежде чем ответить:

— Нет.

Теперь Кисе снова был жертвой, хотя ему давно не пятнадцать, и работа не для слабаков.

Аомине не мог сейчас думать о Куроко как о том, с кем они мыли щенка и закапывали его же на заднем дворе. Для него сейчас это был просто свидетель. Конечно, при выборе между свидетелем, которого знал около недели, и Кисе, Куроко был в проигрыше. При выборе между долгом, справедливостью, и смертью любимого человека в мучениях…

При том, что Кисе выглядел открытым и чуточку слишком доступным, Кисе всегда был его. И ничьим больше. Только перед ним раскрывался, только его хотел, только ради него преодолевал себя, и, даже думая, что никогда и ни с кем не захочет секса, хотел Аомине. Кисе сам все это ему рассказывал. О том, что Аомине был для него светом еще со школы, и как он пытался смириться с тем, что тот пользуется популярностью у девушек. О том, как потом испортился Аомине, и тогда стало казаться, что даже если Кисе что-то бы и попытался ему сказать, тот бы просто воспользовался им. Он больше трех часов ждал, пока проснется Кагами, чтобы отослать того в магазин. За это время довел себя до того, что готов был и пристрелить его, чтобы не мешался. Но нельзя было поднимать шум. Хотя кто знает, на что бы он решился, еще через час.

Ехать оставалось еще часа полтора. Он должен успеть. Он наделся, что там его будет ждать Кисе, невредимый. Потому что тогда, при виде того, ради кого он на это пошел, он сможет отдать им Куроко...

Он был более чем уверен, что убийство свалят на него. С Ханамии станется приставить пистолет к виску Кисе и приказать убить свидетеля. И Аомине снова сделает выбор не в пользу Куроко.