— Чем сегодня займемся? — Паймон взмывает над головой Люмин, пока та наблюдает за просыпающимся над пляжем солнцем из беседки. — Может, останемся сегодня дома? Отдохнем? — спрашивает она с надеждой. — Хотя какой тут отдых! Столько всего еще обустроить нужно! У Паймон до сих пор нет своей спальни! — в ее голосе сквозит обида, но она тут же смягчается: — В последнее время ты много работала. Теперь мы экономим на жилье и можем чуть реже выполнять эти дурацкие поручения, — Паймон хмурится, будто вспоминает что-то неприятное.

Люмин до сих пор с трудом может поверить, что спустя такое продолжительное время после всех этих бесконечных скитаний по ночлежкам, у них наконец появилось место, куда они могут вернуться, где бы не находились. Это поистине очень щедрый подарок, за который она всегда будет благодарна.

— Я подумывала наведаться сегодня в Лиюэ, — наконец отвечает она, оторвавшись от любования пейзажем.

— На то есть какие-то особенные причины?

— Что? Нет!

— И это никак не связано с тем, что братик Чайльд в своем последнем письме писал, что вот-вот должен вернуться? — не унимается Паймон.

— Нет, Паймон, это никак не связано, — Люмин отводит взгляд и тяжело вздыхает, вставая со скамьи. — И поторопись, иначе оставлю тебя здесь на весь день с Пухляшом!

— Ну уж нет! Паймон тоже хочет увидеть братика Чайльда!

— Чайльд тут не при чем!

***

— Ну и где мы будем его искать?

— Кого?

— Братика Чайльда, конечно! — Паймон кружит над макушками людей, пытаясь высмотреть в толпе гуляющих по Лиюэ людей ту самую небрежную рыжую копну.

— Мы не будем его искать. Возможно, он даже не вернулся из Снежной. Я иду к Катерине, а ты — как считаешь нужным, — Люмин хмурится и закусывает губу, ловя себя на том, что и сама неосознанно осматривает собравшихся на площади людей, пытаясь уловить в них что-то знакомое. Ничего конкретного — просто знакомое.

Она до последнего старается держать лицо и не сдаваться под напором Паймон, но с каждым разом становится все сложнее — и, наверное, Паймон догадывается. Нельзя сказать, что она соскучилась по Лиюэ, и что работы в Мондштадте поубавилось, но после последнего письма от Чайльда — она хотя бы себе признаться в этом может — ее тянет сюда больше обычного. Люмин же свой визит оттягивала до последнего. Ну в самом деле, не такие уж у них и близкие отношения, чтобы она после пары строчек с места сорвалась. Да и определенной даты он не называл: быть может, он и правда еще не вернулся.

Люмин все еще кажется до жути абсурдным, даже отчасти немного пугающим, что рядом с таким человеком она чувствует себя в большей безопасности, чем с кем либо. И это с Чайльдом, который постоянно вызывает ее на поединки. Их встречи всегда заканчиваются одинаково: серьезными ранениями для обоих — не смертельно, конечно, они за этим следят — но все же. Самый настоящий абсурд.

По крайней мере, это один-единственный, быть может, человек, которого она не ловила на лжи. Да, он чуть не разрушил Лиюэ в попытках завладеть сердцем Чжунли, но если подумать, то напрямую ее это никак не касается. Ей просто повезло-<i>не повезло</i> быть по другую сторону баррикады.

Люмин всего лишь хочет, чтобы Итер был рядом. Она не хочет занимать ничью сторону. Давно уже сама не понимает, кто тут прав, а кто виноват. Знает лишь то, что есть люди, с которыми она может дать себе слабину. Сильная, с мечом наперевес, вся в синяках и ссадинах, которые не сойдут еще несколько дней, как бы их ни обработали после. Знает лишь то, что есть ссадины куда страшнее — только глубже загляни, узнай, о чем он там себе думает — уже не сможешь от него отвернуться.

 — Ой, смотри, господин Чжунли чай пьет! — Паймон указывает на террасу ресторанчика напротив и, не дождавшись ответа, устремляется вперед. Люмин же остается только тяжело вздохнуть и последовать за ней.

— Господин Чжунли! — Паймон машет ему рукой. — Снова рассказываешь свои истории?

— Люмин, Паймон, добрый день! — он чуть заметно кивает. — Сегодня я слушатель. Хотите присоединиться?

— Мы в Лиюэ по делам, — отрезает Люмин, пока Паймон не вставила свое слово и ненароком не осталась здесь.

— Понимаю, искатели приключений всегда так заняты, но вам следует хотя бы иногда давать себе отдохнуть.

— Вот и я ей все о том же толкую! — подхватывает Паймон, косясь на Люмин. — Кстати, господин Чжунли, ты не знаешь, вернулся ли братик Чайльд в Лиюэ?

— Братик Чайльд? — Чжунли изгибает бровь, чуть заметно улыбается и смотрит на Паймон с нескрываемым удивлением. — Не знал, что вы так близки.

— Мы не…

— Мы как-то сидели с его братом, вот и подружились! — перебивает Паймон.

Вот же невыносимая болтушка.

— Вернулся, — Чжунли больше ничего не спрашивает и кивает, за что Люмин ему безмерно благодарна. — С пару дней уже в Лиюэ, насколько мне известно. Думаю, вы сможете найти его в Золотой Палате.

Люмин думает, что это последнее место, где его можно найти по возвращению из Снежной. Чайльд не раз говорил, что предпочитает проводить там как можно меньше времени: говорит, что дело в постоянном надзоре. Люмин же кажется, что он не чувствует себя там на месте, но свои догадки вслух предпочитает не озвучивать.

Только вот это совсем не важно: они все равно не пойдут искать его нарочно.

— Приятно было с тобой увидеться, господин Чжунли! — Паймон взмывает в воздух.

— Если будет время — присоединяйтесь к чаепитию, — Чжунли поднимает полупустую чашку перед собой и сдержанно кивает. Люмин отвечает тем же, поворачивается к Паймон и сурово на нее смотрит.

— Ну что ты так смотришь? — Паймон закатывает глаза и упирает маленькие кулачки в бока. — Неужели тебе нисколечко не интересно?

Она предпочитает проигнорировать этот вопрос и молча шагает по направлению к Катерине.

Время летит быстро, если подумать: кажется, что Чайльд отправился в Снежную только вчера, но прошло уже несколько месяцев. За это время у нее скопилось достаточно писем, которые она хранит в ящике прикроватной тумбочки: там, в основном ничего особенного — Чайльд рассказывает о Снежной; о том, как проводит время с семьей; присылает рисунки своих братьев и сестры, которые они рисуют специально для нее и Паймон. Раньше они могли довольно долго не пересекаться, но знание, что его нет в Лиюэ, как-то неприятно отзывается внутри — наверное, по отношению к самому Чайльду такие мысли эгоистичны.

— Люмин, мне очень жаль, но сегодня ничего нет, — Катерина жмет плечами и разводит руками. — Приходи завтра, я что-нибудь для тебя приберегу.

— Ха! — издает победный клич Паймон. — Выходной!

— А ты и рада! Посмотрим, как ты заговоришь, когда не останется денег на твои любимые лакомства!

— Такого не случится, — она дуется, — Паймон за этим проследит. Кстати, о еде. Из «Народного выбора» так вкусно пахне-е-е-ет! Люмин, раз уж мы здесь, давай возьмем что-нибудь перекусить и посидим на пристани?

— Ладно, — Люмин было хотела отказаться, потому что все еще немного раздражена сегодняшним поведением Паймон, но желудок протестующе воззвал ее к благоразумию. — Кушаем и отправляемся заниматься делами домой, иначе так и останешься без спальни!

***

— Рыбка! Рыбка!

— Потерпи, пожалуйста, немного, — она отводит в сторону руку с ароматным свертком, чтобы та не смогла его схватить.

— Люмин, давай здесь свернем и пройдем между домами, так быстрее доберемся!

Люмин прикидывает в голове дорогу до пристани и в конце концов соглашается — так действительно быстрее.

— Рыбка! Рыбка! Рыбка! — напевает Паймон себе под нос. — Вкусная ароматная рыбка от шеф-повара Мао. Самая вкусная рыбка!

— Паймон, пере…

Люмин не успевает закончить и издает странный звук, который сам ее пугает, помимо всего прочего: ее грубо оттягивают в сторону так, что она едва удерживает в руке сверток с рыбой, дыхание перекрывает — чья-то большая ладонь зажимает ей рот и нос. Люмин не теряется и отклоняется вперед: на удивление, это дается ей достаточно легко, учитывая, с какой силой ее потянули с мгновение назад. Уступать она не собирается, поэтому пользуется положением и отводит локоть назад, безошибочно попадая по обидчику.

— Вот же блин, Люмин, — слышит она приглушенный голос позади себя — узнает сразу же. Чувствует, как чужая ладонь соскальзывает с лица, и дышать становится значительно легче. — Больно вообще-то!

— Ты что? — Люмин хочется разозлиться, замахнуться еще пару-тройку раз, чтобы неповадно было со спины подходить, но ее запал очень быстро теряется. — Дурак совсем? — разворачивается, смотрит на него исподлобья сурово так, насколько сама сейчас может выглядеть.

Встречается взглядом со смеющимися голубыми глазами — не теряйся — рукой в черной перчатке, скользнувшей от носа к губам, рястянутым в улыбке. Вот же идиот, кровь из носа хлещет, а он лыбится — ах да, абсурд вернулся в ее жизнь.

— Нос мне разбила, — тихо говорит он и выпрямляется наконец. Смотрит сверху вниз, еще шире улыбается. — Вот это, конечно, прием.

— Скажи спасибо, что только нос разбила! — Люмин усмехается и отворачивается, сталкиваясь взглядом с чересчур довольной Паймон.

— Привет, братик Чайльд! Давно не виделись!

— Привет, мелкая! И правда давненько уже? Сколько прошло?

Четыре месяца, хочется ответить, но вслух не озвучивает.

— А, это и не важно, я вернулся! — Чайльд раскидывает руки. — Обнимемся?

— Дурак? — она вскидывает бровь и складывает руки на груди.

— Ну, попытка — не пытка? — он поджимает губы. — Тогда, может, проверим, кто из нас сильнее? Я, знаешь ли, без дела не сидел!

— Я тоже не сидела! — парирует Люмин. — Не думай, что сможешь победить! У тебя никогда не выходит. Но мы шли есть, — она опускает взгляд на сверток в руке, потерявший свой первоначальный привлекательный вид.

— Давайте поедим вместе! Я угощаю! — Чайльд разворачивается, делая два шага вперед, будто ему совсем не нужно ее — Люмин — согласие.

— У нас есть ед…

— Не слушай ее братик, — Паймон проносится мимо нее и равняется с Чайльдом. — Мы только за!

Спелись.

***

— Очень больно? — Чайльд опускается перед ней и рассматривает рассеченное колено. — Надо обработать.

— Ты себя видел? — Люмин смеется и закашливается. Грудная клетка зудит от боли, но она не подает виду. — Ты же обещал, что больше не будешь использовать глаз порчи в боях со мной.

— Ну… — Чайльд прикрывает глаза и дует на коленку. Люмин морщится от неприятных ощущений. — Я хотел победить.

— У тебя все равно не вышло, — Люмин улыбается, и тут же, как по щелчку, выражение лица становится непроницаемо серьезным. — Не делай так больше. И пообещай.

— Обещаю.

Люмин очень надеется, что не придет тот день, когда ему придется это обещание нарушить.