Во второй раз в колонии все было намного хуже, практически во всех отношениях.

Во-первых, Микки чувствовал себя действительно погано. Его трясло, и он ощущал себя больным и просто потерянным, и удрученным, как будто ему был нужен Галлагер, и он забыл, что Галлагера там не было. Умом он понимал, что все было скорее наоборот, что это Микки бросил Галлагера, когда ударил того копа, но логика здесь не играла никакой роли. Микки хотел Галлагера, а Галлагера там не было.

Кроме того, правда заключалась в том, что Микки чувствовал себя полным дерьмом, желая Галлагера, хотя и знал, что между ними был только секс. И это тоже было из-за Микки, потому что Галлагер был натурой романтичной и, вероятно, хотел, чтобы они ходили по улице, держась за руки и все такое.

Все эти эмоции заставляли Микки чувствовать себя уязвимым в том месте, где он не мог позволить себе быть уязвимым. Это было похоже на зловоние, от которого он не мог избавиться, и Микки знал, что в колонии для несовершеннолетних опасно иметь такой прицепившийся к нему аромат.

Не прошло и двух дней после его возвращения, как кто-то попытался предпринять некоторые действия. Поначалу Микки подумал, что это просто какой-то мудак решил поумничать. Микки решительно и без всякого аппетита разглядывал свою супообразную государственную тюремную еду, когда на сиденье прямо напротив него скользнул парнишка. Микки оторвал взгляд от еды, чтобы посмотреть на парня, потому что даже при том, что он чувствовал себя не в своей тарелке, он знал, что есть вещи, которые вы должны сделать, чтобы защитить себя в колонии, и одной из таких вещей была осведомленность о людях вокруг вас.

Пацан был крупным, каким Микки никогда не будет, с крепкими мускулистыми руками и его вьющиеся черные волосы уложены в тугие маленькие узлы вокруг головы. Его кожа блестящая и темная, и он из тех парней, на которых Микки мог бы украдкой бросить взгляд, если бы был снаружи.

Микки не опустил глаз обратно к еде, потому что это был признак слабости. Вместо этого он поерзал на стуле, тяжело вздохнув, как будто едва мог выносить это дерьмо, и помешал вилкой растворимое картофельное пюре и жидкую подливку.

Парень ухмыльнулся ему, поджав губы и послав Микки воздушный поцелуй. В любом другом месте этого было бы достаточно для Микки, чтобы начать драку. Здесь же это была угроза.

Колония для несовершеннолетних немного отличалась от тюрьмы для взрослых. Большинство преступников были здесь только на пару месяцев. Максимум, на несколько лет. Не было никакого реального оправдания для того, чтобы заиметь постоянную тюремную суку. Но это не значит, что тут не трахаются. Это было просто более грубо, явно больше о демонстрации власти и положения и меньше об утолении потребностей. Микки совершенно точно не может быть здесь добычей, даже если это не заботит его отчасти. Пусть они его трахают. Не то что бы он к этому не привык.

Просто в нем говорил его страх, и Микки заставил себя засунуть в рот немного картошки и встретился взглядом с парнем. Он вытащил вилку изо рта, а затем небрежно, не сводя глаз с другого парня, разломил ее пополам. После чего он одарил парня своей самой безумной улыбкой, той, которую он перенял от Мэнди, ее «ты-не-хочешь-трахаться-с-этим-это-трахнет-тебя-в-ответ» улыбку, которую она использовала на жутких чуваках в метро.

Парень только ухмыльнулся, и Микки понял, что тот что-то замышляет, и что Микки совершенно не удалось от него отделаться. Но это было что-то, о чем стоило побеспокоиться позже. Микки использовал ложку, чтобы съесть свое желе, с печальным, несвежим маленьким мазком взбитых сливок сверху, и заставил себя сосредоточиться на парне, делая мысленные заметки о том, как лучше всего защитить себя от превосходящего по росту и весу противника, и говоря самому себе, что пора завязывать нахуй с Йеном Галлагером, иначе его убьют.

***

Микки тихонько разведал вокруг и узнал, что парня из кафетерия зовут Дарнелл Майклсон и что он имел некую репутацию по «обработке» новых парней. Кроме того, ему оставалось всего три месяца до освобождения из колонии, так что Микки не придется долго с ним мириться. Но достаточно долго, понял он.

Микки на самом деле не хочет начинать заваруху. Он прикинул, что если не высовываться и спокойно провести остаток срока, положенного ему по старым обвинениям в магазинных кражах, то все, что должно было случиться дома, обязательно случится, и он сможет выйти и либо продолжать жить своей жизнью, либо сбежать, поджав гребаный хвост, в зависимости от того, как все это утрясется.

Так что Микки не принял меры, что, как оказалось, ему, возможно, и следовало сделать.

Ради своего же блага Микки был начеку в самых небезопасных местах. Любой, кто приближался к нему в душе, рисковал потерять конечность. Он был особенно бдителен, когда вокруг было меньше людей.

Дарнелл все равно добрался до него.

Парень был выше Микки примерно на четыре дюйма и превосходил его в весе не меньше чем на сорок фунтов (это 10 см в росте и 18 кг. в весе). Он был жесток и первым вцепился в горло.

Микки — самый младший из пяти братьев, он всегда был самым маленьким, но самым лучшим бойцом. Если от него ждали, что он потерпит поражение, то он сражался до последнего. И Микки был тем, кто научил Мэнди ее грязной обороне. Он не боялся ударить туда, где больно. Поэтому, когда Дарнелл бросился на него, Микки даже близко его не подпустил. Он засадил своими тюремными ботинками Дарнеллу в промежность так сильно, что парня пришлось госпитализировать для оказания медицинской помощи.

Позже до Микки дошел слух, что одно из его яиц лопнуло и его пришлось удалить. Микки было пофиг. Дарнелл выбыл из игры до конца его пребывания в колонии, и это было все, что заботило Микки.

После этого никто больше не приближался к нему напрямую, но Микки практически мог чувствовать, как они кружат, — акулы, учуявшие кровь в воде. Несмотря на то, что он был одиночкой, бледным и низкорослым и излучал флюиды, как будто он добыча, он не легкая добыча, и они достаточно хорошо усвоили это.

Микки лежал на своей койке, поглаживая руки и пытаясь уговорить себя вернуться к реальности, где он был ебаным Милковичем и задирой, и никто, блядь, не хотел с ним связываться. Он понятия не имел, почему это стало таким трудным. Это было место в жизни, которое он выкроил под себя много лет назад, и оно всегда подходило ему как старая куртка, изрядно поношенная и давно сроднившаяся с его телом. Это должна быть легкая, старая посадка.

Вторая неделя прошла лучше, потому что Микки как-то умудрился, возможно, просто усилием воли, стряхнуть с себя страх и начать действовать. Он использовал отведенное ему телефонное время, чтобы поговорить с Игги, который был последним Милковичем, отбывшим срок в колонии, и сделал подробные мысленные заметки о союзниках и врагах, с которыми Игги имел дело, находясь внутри, а затем он отыскал старых союзников, которые были у него самого, когда он попал в колонию впервые. Некоторые из них были все еще здесь со времен его первой отсидки, некоторые были снова брошены за решетку после непродолжительного пребывания снаружи.

Он довольно быстро вычислил систему для контрабандных товаров — это всегда были ребята из почтового отделения, и заключил сделку, чтобы организовать поставки кое-каких тяжелых наркотиков, — кокс и кетамин от Игги и Джоуи. Это значительно помогло. Постепенно Микки вернулся в свое прежнее состояние, и перестал чувствовать себя так, как будто он в одном колебании от падения с тонкого туго натянутого каната. Больше не добыча.

Хотя он должен был догадаться, что лучше не устраиваться поудобнее. На третьей неделе к нему подошел кто-то еще, кто понял, что Микки Милкович не был добычей.

В колонии, если ты не жертва, ты — хищник.

***

Парнишка отчаянно жалок — первая мысль Микки. Он был выше Микки примерно на полтора дюйма, но стройнее, и Микки без колебаний одолел бы его в драке. Когда он скользнул на стул напротив Микки в кафетерии, тот поднял на него глаза, вероятно ожидая, что воспоминание о жалких раздавленных шарах Дарнелла достаточно потускнело для того, чтобы кто-то другой попытался взять над ним верх.

Однако он сразу же понял, что это не так. По сравнению с этим пацаном, даже Йен выглядел сурово.

Лицо у него было круглое и одутловатое, а рыжеватые волосы стремительно торчали в разные стороны пучками кудрей, более непослушных, чем у Липа Галлагера. Он улыбнулся Микки, его тонкие губы приоткрылись, чтобы показать, ей Богу, щель между зубами.

Микки сунул в рот полную вилку омлета. «Этот мальчишка сам себя убьет», — подумал он.

— Эй, — сказал парень, улыбка все еще была приклеена к его лицу, как будто нарисованная на нем. — Ты ведь Милкович, верно?

Микки хмыкнул, сгорбившись над тарелкой и мрачно тыча пальцем в небольшое количество белой жижи, скопившейся вокруг его омлета. Как вообще можно было сделать яичницу-болтунью жидкой?

— Я Тоби, — представился пацан, можно подумать, Микки спрашивал. Микки агрессивно помешал яйца вилкой, прежде чем наколоть кусок и поднять его, чтобы изучить.

— А мне типа не насрать? — лениво протянул он.

Улыбка мальчишки — Тоби — стала шире, как будто Микки отпустил смешную шутку.

— Не-а, — сказал он. — Но ты, возможно, захочешь услышать, что я скажу. Я могу быть полезен для тебя. И твоего бизнеса.

Микки не ответил, просто съел свой непривлекательный омлет. Такие люди никогда не знают, когда надо заткнуться. В конце концов парнишка наговорится сам.

— Я здесь часто бывал, — сказал Тоби, кивая своим собственным словам. — Я многих знаю. — Многие его поколачивали, — догадался Микки. — Это моя третья ходка. Возможно, на этот раз я останусь здесь до восемнадцати лет. — Он оценивающе посмотрел на Микки. — А ты нет.

Микки начинает складывать воедино то, чего именно хотел парень. Это правда, что если бы Микки оставался вне подозрений, продолжал посещать свои занятия и делать успехи, то вполне вероятно, что он оказался бы за пределами этого места по истечении нескольких месяцев. Несмотря на это, он строил аккуратную маленькую империю, занимаясь поставками наркотиков. Этого достаточно, чтобы некоторым здесь было комфортно с одолжениями и контрабандой. Через несколько месяцев это станет бесполезным для Микки, но не для этого парня.

Он бросил на Тоби действительно оценивающий взгляд.

— У тебя нет ничего, что мне нужно, — отрезал он. Хотя это была ложь. У каждого в колонии есть что-то стоящее для обмена.

Пацан показал щель между зубами. Он знал, что Микки по крайней мере немного заинтересован, потому что в противном случае Микки выбил бы из него все дерьмо и ушел.

— Я могу взять на себя некоторые из наиболее утомительных моментов бизнеса. Я могу заняться взиманием и распространением для тебя. Изучить все входы и выходы. Ты не должен мне ничего отдавать, пока не выйдешь. Тогда просто познакомь меня с твоими поставщиками и позволь мне продолжить бизнес. Если тебя снова посадят, тебе не придется беспокоиться о том, чтобы заново организовать его.

— У тебя нет такого влияния, чтобы быть моим правопреемником, говнюк.

Парень пожал плечами, потому что он, должно быть, понял это еще до того, как подошел к Микки.

— Поэтому я и угрожаю им тобой.

Микки знал, что оно того не стоит. Был миллион причин сказать «нет». Но он привык к тому, что кто-то должен был прикрывать его спину. Конечно, обычно это один из его братьев, и они действительно способны на такую работу, но их здесь не было, и, откровенно говоря, Микки не ожидал никаких других предложений. Он вскрыл верхнюю часть своего пакета молока и выпил все за один присест, прежде чем смять пустую упаковку в руке и бросить ее на поднос.

— Да, хорошо, — сказал он, прежде чем встать, чтобы убрать свой поднос. Он не оглядывался, но готов был поспорить, что если бы он это сделал, то увидел бы чертову щель между зубами парня.

***

Дело в том, что Тоби был огромной занозой в заднице Микки. Парень ввязывался в большее количество драк, чем кто-либо из тех, кого Микки когда-либо видел, и даже не потому, что был мудаком. У него просто была блядская привычка открывать рот и говорить совершенно не то, что надо. И он понятия не имел, как защитить себя. И дело не только в том, что он не умеет драться, хотя он и не умеет, но и в том, что он не знает, когда надо заткнуться или когда еще немного, и он переступит черту между просто раздражающим и тем, кому вот-вот надерут задницу.

И поскольку Микки — самый тупой ублюдок в тюремном блоке, он сделал этого придурка своей ебаной проблемой. Итак, в первую неделю после того, как Тоби подошел к нему в столовой, Микки был вовлечен в то, чтобы надрать задницы не менее чем трем разным заключенным, и он молча возблагодарил любого Бога, какой бы ни был во Вселенной, что Тоби по крайней мере знал, что нельзя облажаться с людьми, связанными с бандой.

Микки бежал бы от него, как от чумы, но дело в том, что Тоби был на самом деле не так уж плох, пока не устраивал неразберихи, с которой потом приходилось возиться Микки. Как только стало известно, что Микки прикроет Тоби, если кто-то попытается смыться не заплатив, у Микки внезапно стало намного меньше работы, и он мог в основном сидеть сложа руки и позволить торговле идти своим чередом.

Тоби, вероятно, прикарманивал себе немного. Микки бы так и сделал. Он не выражал недовольства по этому поводу, пока ожидаемый доход продолжал поступать, и Микки ничего не нужно было делать.

И вообще Тоби был не такой уж плохой компанией. Они начали тусоваться, или как там это называется в колонии. Они проводят свое время прогулок вместе во дворе. Когда у них общие занятия, они сидят рядом друг с другом. Тоби потратил деньги, которые его родители положили на тюремный счет, чтобы купить сигареты для Микки, и сидел на койке Микки, а Микки лежал на спине и неторопливо курил.

Тоби раздражал тем, что всегда говорил не те, мать его, вещи, и не в то время, но когда Микки смотрел, как это происходит с кем-то другим, это было почти смешно.

Это вроде как иметь друга. У Микки никогда раньше не было друзей, так что трудно сказать наверняка, но он почти не сомневался.

В следующий раз, когда пришла новая партия, в ней был маленький пакетик, с где-то тридцатью таблетками Окси. Микки всегда нравился Окси, нравился его мягкий кайф, то, как он заставлял его словно онеметь, а все остальное — притупиться и поблекнуть, не расслабляя его полностью. Он не связывается с более тяжелой наркотой в колонии. Это не стоит риска быть пойманным, и Милковичи не отличаются тем, что они тонки со своими максимумами.

Хотя, он не возражает против Окси и раз уж «эй, почему бы и нет, они друзья», он даже пригласил Тоби принять участие. Тоби не говорит «нет».

Они принимали свои таблетки на койке Микки. Микки сидел на своей постели, а Тоби — на полу, прислонившись к ней. Микки испытывал приятное чувство кайфа, — давненько этого не было. Микки не болтает, когда он под кайфом. Он соскальзывает прямо в ту зону, где все для него легко, где все было тихо, и где он просто сосредоточен на удовольствии. Но, кроме как на Тоби, сосредоточиться не на ком, а Тоби, по-видимому, был болтливым ублюдком, когда под кайфом. Это был наименее любимый тип Микки.

Все, о чем Тоби хотел поговорить — это о девушке, которая ждет его на воле. Микки было начхать на романтические проблемы мальчишки, но он не мог собраться с духом, чтобы сказать об этом.

— Чувак, Дженни, у нее такие изгибы, понимаешь, — сказал Тоби, демонстрируя расплывчатые очертания в воздухе, которые могли означать что угодно. — Она такая улетная. Ругается как матрос, но она действительно умна. Намного умнее меня. Слишком хороша для меня на самом деле, но я думаю, что она будет ждать меня. Я заделал ей ребенка, прежде чем попасть сюда. Я, наверное, никогда не увижу эту чертову штуку, пока она не станет малышом, но никто не хочет связываться с девушкой с ребенком, поэтому я думаю, что она, вероятно, все еще будет ждать меня, когда я выйду. Хотя, наверное, это хорошо, что меня загребли, когда я это сделал. Ее отец собирался заставить меня жениться на ней.

Микки позволил этому словесному поносу пройти мимо его ушей и медленно покачал головой из стороны в сторону, наслаждаясь нахлынувшим на него головокружением.

Внезапно перед ним возникло лицо, и Микки посмотрел в голубые глаза, которые были на несколько тонов бледнее его собственных.

— Ты там в порядке, Милкович? — ты не очень-то много говоришь.

Микки тяжело вздохнул. Лицо Тоби так близко, что когда он снова вдохнул, то почувствовал в своем дыхании вкус только что выкуренной сигареты. Тоби стоял на коленях, чтобы смотреть Микки в лицо. Он наклонился вперед, как бы изучая глаза Микки, и ухватился руками за его колени, чтобы сохранить равновесие.

— Ты вообще мало говоришь, да, приятель? — спросил Тоби. Его руки скользнули немного выше, остановившись на бедрах, и Микки определенно должен был оттолкнуть его сейчас.

Микки перевел взгляд с Тоби на его руки. Тоби ровесник Галлагера, на год моложе Микки, но его руки уже мужские, такие, какими у Йена только начинали быть — худые пальцы с костлявыми костяшками и широкими ладонями.

— Разве ты только что не говорил о своей девушке снаружи? — пробормотал Микки, глядя на эти руки. Они не двигались, они просто были там, на его бедрах. Выше, чем они имели какое-либо право быть.

Тоби пожал плечами.

— Я здесь на некоторое время, чувак. И ты, кажется, не возражаешь.

Микки подумал, что ради приличия он должен хотя бы притвориться, что возражает, но не стал протестовать, когда руки Тоби скользнули выше. Тот опустился так, что его задница уперлась в пятки. Его губы оказались на одном уровне с коленями Микки. Если бы Микки раздвинул ноги, то они оказались бы примерно на одном уровне с его членом.

— Я не гей, — сказал Микки. Губы Тоби дрогнули, и он поднял свои бледно-голубые глаза на Микки.

— Я тоже, — согласился он. — Дженни, помнишь? Но я здесь еще на два года, чувак. На безрыбье и рак рыба. Ты хорошо отнесся ко мне. Это будет не первый мой минет. Я даже неплох в этом. Тебе бы понравилось.

Он надавил Микки на колени, и тот позволил им раздвинуться. Он чувствовал себя странно. Микки обладал властью в этой ситуации, и он не был полностью уверен, что хочет этого.

Тоби наклонился вперед, дыша на промежность Микки. Микки все еще был одет, но чувствовал легкое тепло его дыхания. Микки хрустнул шеей, пытаясь соображать сквозь приятный туман Окси.

Тоби, похоже, подумал, что молчание Микки равносильно согласию, потому что он наклонился вперед и начал водить ртом по штанам Микки, облизывая форму его члена и яичек через ткань. Член Микки нерешительно дернулся, и Тоби бросил на него веселый взгляд.

— Ты хочешь снять штаны, или ты хочешь, чтобы я сделал это через них? — спросил он. — Это же не по-гейски, если я на самом деле не трогаю твой член, верно?

Микки наблюдал, как Тоби продолжал скользить ртом по его члену через штаны, слюна медленно растекалась мокрым пятном на его брюках. Его член проявлял интерес, но в основном Микки просто думал, что это совсем не горячо. Тоби довольно забавен, но он напоминал Микки Липа Галлагера, и это было тревожно на нескольких разных уровнях. Во-первых, Лип Галлагер — мудак и умник. Во-вторых, это сразу заставило Микки подумать о Йене, который был определенно более привлекательным, и Тоби совершенно точно проигрывал при этом сравнении.

Микки схватил Тоби за волосы и отвел назад. Он потянул не сильно. Тоби ему все еще нравился. Тоби медленно моргнул, глядя на него ленивыми от Окси глазами.

— Я выхожу через несколько месяцев, — сказал Микки. — Я не настолько отчаялся. И я не гей.

Губы Тоби скривились в легкой ухмылке, как будто он знал истинное значение этого утверждения, но он только пожал плечами и полез в карман рубашки за пачкой сигарет.

— Ладно, приятель, — сказал он, зажимая сигарету между губами и закуривая ее. — Дай мне знать, если передумаешь.

Микки кивнул и, в интересах сохранения альянса, принял сигарету, которую ему протянул Тоби. Его член был наполовину твердым и прижимался к прохладному влажному пятну на штанах.

Микки закинул ногу на койку и лег, затянувшись сигаретой и выпуская дым в воздух, пока Тоби не вернул ее себе. Он решил просто наслаждаться своим кайфом и не думать о том, что в те несколько минут, когда рот другого парня был прижат к его члену через два слоя ткани, он чувствовал, что предает Галлагера.

На следующий день он передал весь бизнес Тоби.

Глаза парня блеснули.

— Эй, приятель, это из-за вчерашнего? Потому что я просто валял дурака. И я действительно не гей, — запротестовал он.

Микки пожал плечами.

— Ничего особенного, чувак, — успокоил он. — Скоро я смогу выйти по испытательному сроку. Просто не хочу все испортить из-за какой-то глупости. Ты все равно собирался заняться этим через несколько месяцев. С таким же успехом мог бы начать раньше.

Тоби уставился на него, и Микки знал, что тот пытается понять, собирается ли Микки найти его позже в каком-нибудь уединенном месте и выбить из него всю дурь. У Микки была сотня сценариев, в которых он, вероятно, принял бы его предложение. Это просто не был один из них.

— Ну ладно, приятель, — сказал Тоби. — У нас все в порядке?

Микки кивнул.

— Да, чел. Если тебе понадобится подкрепление, дай мне знать. Я помогу. Просто не хочу испортить свои шансы выбраться отсюда пораньше, понимаешь?

Тоби склонил голову набок.

— У тебя тоже есть девушка, которая тебя ждет? — спросил он.

Микки поднял руку в небольшом раскачивающем движении.

— У меня есть кое-кто на стороне. Ничего особенного, мы иногда просто трахаемся. Было бы неплохо к ней вернуться, — сказал он.

Тоби едва заметно прищурился, услышав это местоимение, и Микки понял, что на самом деле тот не купился.

— Круто, мужик, — тем не менее одобрил он.

***

Когда Микки вышел, на сей раз Йен его не ждал. Ну и ладно, сказал он себе. Он на это и не рассчитывал. Они с Галлагером расстались на плохой ноте, когда Микки упекли в этот раз. Галлагер его не навещал. Если бы Мэнди не сказала ему, он бы ни за что не узнал, что Микки сегодня освобождается.

Мэнди пропустила школу, чтобы заехать за ним утром, и Микки с большой осторожностью не задавал ей вопросов о Йене.

— Ты сегодня идешь в школу? — поинтересовался он.

Мэнди приподняла бровь, глядя на него.

— Хрен там, — усмехнулась она. — За каким хуем мне это делать?

Микки задумчиво пожал плечами.

— Решил зайти и забрать немного деньжат, которые кое-какие придурки задолжали мне за кокаин, что я толкнул, прежде чем меня накрыли.

Теперь обе брови Мэнди поползли вверх.

— Ты что, блядь, серьезно? — спросила она. — А это нихуя не может подождать? Мы собирались отпраздновать твой выход.

Микки пожал плечами.

— Мы можем накидаться сегодня вечером. Я не хочу, чтобы эти долбоебы думали, что они могут надуть меня только потому, что я не был рядом некоторое время.

Мэнди все еще смотрела скептически.

— Да делай, что хочешь, — сказала она. — Но окажи услугу, не ходи ни на какие занятия. От меня не отвяжутся, если ты появишься, а я нет.

Микки сильно ударил ее по руке.

— По-твоему, я выгляжу ебаным идиотом?

Она вскрикнула и сильно вцепилась в него своими длинными ногтями, пока он не вывернулся, ругаясь, когда увидел кровь, хлынувшую из царапины.

— Да, черт возьми, — огрызнулась она.

Микки потер болючее место на небольшой ране и рассмеялся. Он пиздец как скучал по Мэнди.

***

А еще он охуенно скучал по сексу. Вероятно, ему следовало бы принять предложение Тоби, но, как бы то ни было, сейчас он был вне игры. Он мог бы получить любой член, который хотел. С таким же успехом он мог бы получить его от Галлагера. Это избавило бы его от хреновой тучи хлопот по выслеживанию какого-нибудь другого педика, которому он позволил бы трахнуть себя.

У Микки уже несколько месяцев не было секса ни с кем, кроме собственной правой руки, так что он чувствовал, что имеет полное право выследить Галлагера прежде всего остального. Ему просто не терпелось утолить потребность, вот и все. Это ничего не значит.

Долбаные армейские фанаты тренировались на поле с беговыми дорожками, и он знал, что у Галлагера стояло на все это дерьмо с оружием и патриотизмом, поэтому направился туда и, перегнувшись через проволочную ограду, стал изучать лица людей, практикующихся в маршировке. Все они казались почти одинаковыми, волосы спрятаны под шапками, а тела — под бесформенной униформой.

Микки внимательно изучал каждого из них, но нигде не видел высокой фигуры Галлагера. Может быть, Галлагер понял, что вся эта хренотень — пустая трата времени. Но это совсем не похоже на то, что он мог бы сделать.

Микки проскользнул через дыру в заборе и пошел вдоль трибун, пытаясь вспомнить, каким будущим воякам он продавал товар в прошлом. Если бы он мог придумать что-нибудь, то, вероятно, сумел бы запугать их и заставить выложить какую-нибудь информацию о Галлагере, если бы намекнул, что рыжеволосый задолжал ему немного денег.

Как оказалось, ему даже не нужно было заходить так далеко, когда он проходил мимо трибун и заметил под ними камуфляжную форму и некоторые предательские стоны и проклятия.

Микки проглотил горькую усмешку и приклеил на свое лицо более естественную. Вряд ли нашлось бы много людей, которые взяли бы тайм-аут от своего сборища онанистов по Американской армии, чтобы иметь реальный оргазм под трибунами. Одной из этих фигур определенно был Галлагер.

— Эй, что тут происходит? — крикнул Микки, выглядывая из-за сидений. Он не мог видеть Галлагера, но видел Бобби Ву, с его торчащим наружу и болтающимся членом. Микки скривил губы. Бобби Ву раздражающ до пиздеца. Он не мог понять его привлекательности.

Микки не остановился, чтобы посмотреть на то, как Бобби и тот, кто, должно быть, был Галлагером, торопливо натягивают одежду, пробегая мимо мест для зрителей и огибая трибуны, подтягиваясь через распорки и прыгая туда, где Ву напяливал штаны, а знакомое высокое бледное тело с яркими волосами надевало майку. Сердце Микки дрогнуло, но он не обратил на это внимания.

— Смотрите-ка, что у нас тут, — пропел он, легко перепрыгивая через металлические опоры и направляясь к двум парням.

Галлагер помедлил, натягивая майку, и Микки воспользовался возможностью подольше насладиться видом его плоского живота.

— Микки?

Ву выглядел немного успокоенным тем, что их нашел не учитель. Микки внутренне закатил глаза. Он должен был нервничать больше, а не меньше.

— Я думал, ты все еще в колонии.

Микки одарил его небольшой натянутой закрытой улыбкой.

— Уже нет, — сказал он бойко, а затем убедился, что Галлагеру от него будет мало толку на некоторое время, нанеся удар прямо ему по яйцам.

Ву рухнул как сучка, а Микки продолжал ухмыляться. Он нанес ему еще несколько ударов ногой, просто для удовольствия.

— Ты тут занимался недогейским сексом или что-то в этом роде? — спросил он, целясь в мягкий живот Ву и выбивая из него весь дух. Галлагер запрокинул голову и отвернулся, чтобы скрыть свое веселье, но Микки видел это. Судя по всему, Галлагер не очень-то был привязан к надоедливому Бобби Ву. Хорошо.

— Нет, нет, я клянусь, — закашлялся Ву, но Микки не вчера родился, поэтому он просто нанес еще один удар ногой. — Почему ты все еще избиваешь меня? — наконец-то воскликнул Ву. — Он тоже это делал, — сказал он, выразительно махнув рукой в сторону Йена.

Микки покачал головой. Больше никакой преданности в отношениях секс-приятелей.

— Это ведь ты принимал в задницу, верно? Так что, ты же и получаешь. — Микки увидел, как ухмылка Йена стала еще шире. Он присел на корточки, дружески приобнял Бобби за плечи и схватил его за воротник, притянув достаточно, чтобы заглянуть ему в лицо. — Уяснил?

— Да, да, — задыхаясь, пробормотал Бобби, отчаянно кивая.

— Хорошо, — сказал Микки. — Пиздуй отсюда нахуй. — Микки позволил ему встать и в последний раз пнул по заднице, смотря ему вслед, пока тот все еще пытался подтянуть боксеры и штаны. Затем повернулся, чтобы, наконец, как следует рассмотреть Галлагера. Он выглядел еще более высоким и подтянутым, чем тогда, когда Микки отправили в колонию, и уже в то время он не был ни коротышкой, ни костлявым.

Микки подумал о том, как они расстались, как отвратительно это было. Как отчаянно действовал Галлагер и как больно было Микки. Как Галлагер предал единственное правило, которое установил Микки.

Галлагер смотрел на него с мягкостью во взгляде и положении губ, как будто он был готов расплыться в улыбке. Очевидно, он не держал зла. Так что Микки тоже решил не делать этого.

— У тебя еще осталось желание потрахаться, или ты все спустил в задницу этому пидору? — самоуверенно спросил он. По лицу Галлагера расплылась улыбка, и Микки почувствовал, как у него слегка скрутило живот, потому что Йен выглядел так хорошо.

Йен перепрыгнул через одну из перегородок, скользнув за спину Микки, и они оба уже работали над своими ремнями, легко возвращаясь к своей старой схеме.

Микки спустил штаны и боксеры вниз по своей заднице и почувствовал, как Галлагер аккуратно прислонился к его спине, следуя за ним, когда Микки наклонился, чтобы опереться на сидения перед ним. Руки Галлагера скользнули вверх по рукам Микки, на мгновение сомкнувшись вокруг них там, где он держался за трибуны. Он слегка сжал руки Микки, и, хотя он ничего не сказал, у Микки сложилось впечатление, что Галлагер хочет, чтобы он держался и не отпускал.

Микки позволил легкой дрожи пробежать по его спине, но перестроил свою хватку так, чтобы держаться крепче. Галлагер засмеялся прямо в ухо Микки.

— Хороший мальчик, — пробормотал он, отстраняясь, чтобы снять штаны.

Микки закрыл глаза. За это он мог бы многое простить.

***

После Микки вытряхнул сигарету из пачки и решил больше не попадать в колонию, потому что, Господи Боже, как же ему этого не хватало. Галлагер тоже казался чертовски довольным собой, но Микки решил выложить все начистоту, просто на тот случай, если Галлагеру взбредет в голову впасть в истерику из-за стычки, которая произошла между ними до того, как Микки очутился в тюрьме.

— Черт, это было здорово, — вздохнул он, сунув сигарету в рот. Затем «скучал по тебе» сорвалось с его губ, как будто просто поджидая минутного отсутствия внимания со стороны Микки, чтобы ускользнуть. Микки скрыл внутреннюю дрожь. Возможно, это было слишком откровенно, даже если это было правдой.

— Неужели? — голос Галлагера звучал так, словно он был удивлен.

Микки решил действовать беспечно.

— Да, приятель, — сказал он, затягиваясь сигаретой. Затем, чтобы не дать Галлагеру расслабиться или подумать, что он был единственным, кто имел какую-то интрижку на стороне, — в колонии трахать должен был я. — Он повернул голову и искоса взглянул на Галлагера, который присел на корточки рядом с Микки. — Иначе я бы кончил чьей-нибудь сучкой, верно?

Лицо Галлагера слегка вытянулось, как будто он был охуеть как разочарован тем, что Микки не берег себя для него, пока был за решеткой. Как будто Микки не поймал его только что по самые яйца в другом парне. Ебаный лицемер, с нежностью подумал Микки. И ему совершенно не хотелось заверять Йена, что он даже не получил приличного минета в тюрьме, только чтобы стереть этот крошечный оттенок разочарования. Он просто этого не сделал.

Вместо этого он предложил Галлагеру свою сигарету, — довольно скромное предложение мира, если вы не знаете, как чертовски защищал Микки свой ограниченный запас сигарет, и пошел на одну небольшую уступку.

— Приятно снова переключиться.

В конце концов, не было никаких причин позволять Галлагеру думать, что малолетка полностью изменила его.