“Ша Хуалин бесстыдно сорвала с себя одежды. Ее изящная, как взмах кисти, фигура, ее гладкая нефритовая кожа, ее пуховые груди, подобные всхолмиям нежнейшего снега с упавшими на них пунцовыми соцветиями сливы –– все это оставило Ло Бинхэ равнодушным.

– Что может дать тебе этот холодный труп, чего не могу дать я?! – вскрикнула, подобно подраненной птице, Ша Хуалин. Он гнева ее голос звенел почти так же, как серебряные колокольчики на стройных щиколотках. – Он – холоден как лед, а я – горячее пламени, он издевался над тобой, он предал тебя – а я здесь, служу тебе верой и правдой! Так почему?..

– Скройся, – проронил Ло Бинхэ голосом сухим, как пергамент.

Ша Хуалин оставалось лишь в бессильной злобе сжимать кулаки, глядя на то, как руки Ло Бинхэ скользят по мертвенно–бледным лопаткам учителя Шэня, ныряют под складки его бледно–зеленых мантий и крепко прижимают тело, которое кажется хрупким, готовым истаять в руках, подобно кусочку сахара в кипятке или струйке ароматного дыма над курильницей.

Смотреть, не в силах занять его место, как губы Ло Бинхэ накрывают синеватые губы трупа, словно силясь отогреть его дыханием, и…”

– Сестра! – лорд пика Байчжань ворвался в покои без предупреждения.

Мысленно Лю Минъянь подняла крик, судорожно накрывая лист бумаги с только что описанным фрагментом свитками и книгами. От волнения она опрокинула бутылек с чернилами, залив весь стол и – о горе!!! – выстраданный текст.

“Нет–нет–нет, – сохраняя ледяное выражение лица, в душе Лю Минъянь вопила. – Мне так тяжело было описать в этой сцене Ша Хуалин, чтобы передать ее красоту и при этом подчеркнуть равнодушие Ло Бинхэ к ней, я не сделаю этого снова, нет–нет–нет…”

– Да, брат? – ответила она голосом, исполненным сдержанного достоинства.

Лю Цингэ нахмурился, глядя на пролитые чернила.

– Тебе нездоровится?

– Я в полном порядке. Зато на твоем лице я вижу тень обеспокоенности. Не это ли заставило тебя так спешить?

“Неужели тебя не учили стучаться?!”

Если Лю Цингэ узнает, что она пишет…

Если кто–то вообще узнает, кто скрывается под псевдонимом госпожи Люсу Мяньхуа, авторши скандальных романов о нежной страсти полудемонического принца Ло Бинхэ и его учителя Шэнь Цинцю.…

Лю Минъянь внутренне содрогнулась. Такого позора не переживет ни благородный род Лю, ни прославленный пик Саньшу.

Она взяла платок и принялась неторопливо промакивать чернила, обернувшись при этом к брату с внимательным и совершенно спокойным видом.

– Я захватил в плен одну из приспешниц этого ублюдка, – процедил с непередаваемым презрением Лю Цингэ – под “ублюдком” подразумевая, конечно же, Ло Бинхэ. – Но я не могу пытать женщину. Не могла бы ты провести допрос вместо меня?

– Что я должна узнать? – Лю Минъянь покосилась на безнадежно смешавшиеся чернила – от великолепного фрагмента с описанием грудей Ша Хуалин и любовных игрищ с трупом не осталось и следа.

– Куда. Он. Дел. Шэнь. Цинцю, – при этих словах черные глаза Лю Цингэ вспыхнули адским пламенем.

***

На хребте Цанцюн как–то не принято было держать пленников, так что камерой для Ша Хуалин послужила одна из комнат оружейной, из которой суетливые ученики Байчжаня вынесли все стойки и манекены.

Опутанная вервием бессмертных, демоница сидела в углу своей камеры, уронив голову на грудь. При появлении Лю Минъянь она вскинулась, полыхнув во тьме янтарными глазами, и мелко ощерилась.

– Ты!..

Лю Минъянь почти искренне удивилась:

– Ты меня запомнила?

– Конечно, запомнила, – раздраженно фыркнула Ша Хуалин. – Из–за тебя случился побег пленных в пещере Чиюнь, из–за тебя туда приперся этот картофельный Шэнь, из–за тебя они с Ло Бинхэ опять встретились и я окончательно застряла в злодейских шестерках!

– Но… – Лю Минъянь стало обидно. – Это даже не первая наша встреча.

– Чего? – подозрительно прищурилась Ша Хуалин. – А что еще?

Лю Минъянь ощутила себя… потерянной? Разочарованной? Уязвленной? Она все эти годы места себе не находила, обдумывая свое досадное поражение, а Ша Хуалин его даже не запомнила?

– Что с личиком? – фыркнула Ша Хуалин. Не считая Лю Минъянь старшей по званию, она не пускалась в фальшивые любезности, говоря грубо и простовато. – Так и не простила мне заточение в Чиюне? Ну давай, отыгрывайся. Мне все равно.

Голос у нее при этом решительном “все равно” дрогнул, точно колокольчик на ветру. Лю Минъянь даже стало жаль ее.

– Ша Хуалин, – как можно мягче начала она. – У меня нет ни малейшего желания причинять тебе боль. Да и разве твоему господину повредит, если ты его выдашь? Он ведь так могущественен, что…

– Да мне плевать, что с ним там будет! – свечкой вспыхнула Ша Хуалин. – Пусть катится за своим лордом Шэнем хоть в Бездну, хоть в загробный мир, хоть куда ему там еще надо!

– Если тебе все равно, – переваривая только что выплеснутую информацию, деликатно спросила Лю Минъянь, – может, ты скажешь мне, куда он все–таки пошел?

– А что мне за это будет? – Ша Хуалин вдруг успокоилась, а ее янтарные глаза вспыхнули внезапным весельем.

– Что эта скромная заклинательница может тебе дать? – как могла вежливо ответила вопросом на вопрос Лю Минъянь.

Какое–то время Ша Хуалин молчала, подрагивая кончиками острых ушей. Бог весть, что за это время пронеслось в ее голове, но под конец малиновые губы изогнулись в тонкой самодовольной ухмылке.

– В этом мире, – начала она издалека, обходительно и лукаво, – прекраснейшим из мужчин считают Ло Бинхэ. Но раз он Лин–эр не дался, то… может, ей дастся та, которую считают прекраснейшей среди женщин? Короче, я хочу, чтобы ты меня поцеловала. О как.

Лю Минъянь попыталась изобразить на лице смесь удивления и возмущения. Кажется, получилось даже правдоподобно. Но… сама она с ужасом осознала, что, только войдя в камеру, уже подумала о таком предложении.

Да что там! Ее неуемная фантазия, которой она, кажется, компенсировала необходимость всегда быть сдержанной и холодной, породила куда более… Пикантные условия! И она даже успела прикинуть – так и эдак – как это можно провернуть, будет ли у нее моральное оправдание, поможет ли это в ее писательской карьере и…

И почему–то совсем не возник вопрос – хочет ли она этого.

Лю Минъянь ощутила жгучую вину перед братцем Лю Цингэ и наставницей Ци Цинци. Их недостойная воспитанница давно пала пред очарованием норовистой беспринципной демоницы, бесстыдно скидывающей одежды по поводу и без.

Чуткое писательское сердце Лю Минъянь давно разоблачило ее ночные фантазии о повторных сражениях с Ша Хуалин как фантазии о демонице самой по себе, но скованный предрассудками разум отчаянно цеплялся за образ вожделенного реванша.

Впрочем, Лю Минъянь смогла отбросить предрассудки и выпалить, срывая вуаль:

– Я согласна.

Ша Хуалин была удивлена согласием даже сильнее, чем Лю Минъянь - просьбой.

Прежде целоваться дочери рода Лю не доводилось, но она уже прочитала – и написала – достаточно рассказов и пьес, чтобы взять инициативу. Придерживая связанную по рукам и ногам демоницу за хрупкие плечи, Лю Минъянь накрыла ее губы поцелуем.

“Тепло, – пронеслось в голове, и через секунду еще: – мягко…”. Лю Минъянь впитывала в себя это ощущение, запоминала в малейших деталях, а потом мягко прихватила нижнюю губу Ша Хуалин своими губами. Упругая. Тонкая. Темного влажная с внутренней стороны. Почувствовав, как демоница слабо вздрогнула от этого, Лю Минъянь позволила себе быть смелее.

Она неторопливо потянула верхнюю, потом нижнюю губу демоницы, осторожно прочертила влажную линию от одного уголка рта до другого языком. На секунду отстранившись, подметила, что тонкие губы припухли и стали немного ярче.

Почувствовав, как Ша Хуалин слабо дрожит в ее руках, Лю Минъянь погладила ее по голым плечам подушечками больших пальцев. И поцеловала еще раз – крепко, но сухо, успокаивая и… прощаясь.

Отстранилась она только через десяток секунд, судорожно переводя дыхание.

Лицо Ша Хуалин горело, глаза влажно блестели.

– Хватит? – спросила Лю Минъянь, чувствуя, как в груди не хватает места для судорожно колотившегося сердца.

“Понравилось?” – бился вопрос в створку зубов, но выхода не находил.

– Х–хватит… – пролепетала Ша Хуалин и странно дернулась – видимо, хотела вытереться, но руки–то были связаны.

Лю Минъянь посмотрела на сдернутую вуаль в своей руке и осторожно оттерла чужие влажные губы ее уголком.

– О чем я должна была рассказать?.. – отсутствующим голосом спросила демоница.

“И вправду, о чем?..”

– О… о лорде Шэне и Ло Бинхэ, – Лю Минъянь едва не прибавила к этому неуверенное “кажется”.

Ее мысли действительно были заняты совершенно другим.

– А… точно… – Ша Хуалин встряхнула головой, и потерянный блеск в ее глазах притух. – Сейчас расскажу.

Какое–то время она сидела молча, словно правда пыталась собрать рассыпанные пригоршнями риса мысли. Постепенно с ее лица сходил лихорадочный румянец, а дыхание выравнивалось. Наконец, успокоившись и то ли отложив чувства в дальний ящик, то ли в самом деле что–то для себя решив, выпалила:

– Как только картофельное тело сдохло…

– Картофельное тело? Какое картофельное тело? – Лю Минъянь нахмурилась, кое–что припоминая. – Ты имеешь в виду то тело с неограниченным запасом энергии ци, которое лорд Шэнь самолично вырастил из побегов Цветка луны и солнца? Чтобы оно вместило его дух после того, как прошлое его тело было разрушено в акте самопожертвования – ради стабилизации демонических сил Ло Бинхэ?

– Ну да, это картофельное тело. Так вот, – демоница раздраженно тряхнула головой, так что бусинки на многочисленных косичках зазвякали по полу. – После того, как Ло Бинхэ понял, что вернуть жизнь в эту тушку невозможно, он помчался на хребет Цанцюн.

– Но настоящего тела лорда Шэня там уже не было? – сложила два и два Лю Минъянь.

– Ага, – закивала Ша Хуалин – снова бусины забили по полу. – А вот куда он поперся дальше верхом на лунном демоническом носорого–питоне – уволь, не знаю, он запретил за собой следовать.

– Это все? – пытливо спросила Лю Минъянь.

– Ага.

Какое–то время обе молчали.

– Ну? Долго будешь думать, как меня прикончить? – мрачно спросила Ша Хуалин. – Тебя же за этим этот белый хрен вызвал?

– Ты о брате? – рассеянно переспросила Лю Минъянь. – О Лю Цингэ?

– Ага. Это ж наверняка ниже его достоинства – убивать женщину, – Ша Хуалин презрительно вздернула нос. – Давай, валяй.

– У меня есть идея получше, – тонко улыбнулась Лю Минъянь, запоздало вспомнив, что вуали на ней нет и Ша Хуалин увидит эту ее улыбку. – Хочешь, я тебя освобожу?

– Эээ… – Ша Хуалин напряглась. – Хочешь, чтобы я шпионила за Ло Бинхэ? Много хочешь: он почти все свои дела проворачивает сам, мы с Мобэем от скуки дохнем в его дворце.

– Нет, – на губах Лю Минъянь возникла совсем другая – мечтательная – улыбка. – Ты расскажешь мне о своей службе Ло Бинхэ.

Лицо демоницы от изумления вытянулось, став до ужаса умильным. Лю Минъянь хихикнула, запоздало поняв, что хихикает от нервов – подумать только, она сможет столько всего узнать! Какими новыми красками заиграет ее книга! Да к тому же… Это ведь повод задержать Ша Хуалин рядом.

Если, конечно, она согласится помочь.

От волнения Лю Минъянь прошла из одного угла камеры в другой, с хрустом раскрыла веер, обмахнулась им и так же быстро сложила.

– Чаю? – рассеянно предложила она, глядя на опутанную вервием бессмертных Ша Хуалин у себя под ногами.

– Ты издеваешься?

– Нет… – Лю Минъянь рухнула на пол перед Ша Хуалин, скрестила ноги и в молитвенным жесте сложила руки у груди. – Ну милая, пожалуйста! Я отпущу тебя, если ты все мне расскажешь.

– Ты хочешь упиться моим позором? – подозрительно спросила демоница.

“Да нет же! Я просто хочу…” – Лю Минъянь поняла, что обтекаемыми выражениями Ша Хуалин ей не убедить.

Горестно вздохнув, она рассказала как есть:

– Это нужно для моей книги о… о Ло Бинхэ и лорде Шэне. И, гхм, их чувствах. Если это растопит лед твоего недоверия, я могла бы зачитать оттуда пару фрагментов, по которым мне нужна будет консультация. Идет?

Несколько секунд золотистые глаза Ша Хуалин недоверчиво мерцали в полутьме камеры, но под конец она нехотя процедила:

– Ладно. Валяй. И чай не забудь.