Окутаны тенями печали

С Хэнком определенно что-то происходит. И не в смысле, что он взрослеет, духовно растет и прочая подобная чепуха. Кажется, даже наоборот: он несется куда-то в пропасть и совершенно не пытается нажать на спасительное “стоп”. Киса, к собственному стыду, замечает это далеко не сразу. 

Хэнк становится отстраненным, холодным, таким, что Киса его едва узнает. Его не приводят в себя ни привычные подколы, ни долгие поцелуи. Хэнк как будто находится в трансе последнее время. 

Киса ждет его, как всегда, прямо перед подъездом, чтоб при случае немного покапать на мозги Константину Анатоличу. Смотреть на страдальческий изгиб бровей - особое удовольствие, тем более после того, как вскрылась вся правда. Киса хмыкает себе под нос, зная, что мать такое бы не одобрила, но он ничего не может с собою сделать.

Ветер поднимает опавшие листья и гоняет по асфальту, пытается пробраться за шиворот Кисе. Тот кутается плотнее в куртку, нахохливается весь, и прячет руки в карманы, надеясь хоть так их немного удастся согреть. От мысли, что Хэнк вот-вот спустится, начнет ругаться на его ледяные ладони и тут же примется их согревать в своих, на душе становится теплее. Киса сдержать глупой улыбки не может, дураком себя называет мысленно. 

Киса взгляд от собственных ботинок отрывает, как только слышит трель домофона. Он видит Хэнка и расплывается в привычном счастливом оскале. Так и хочется к нему броситься, но сидит на месте, терпеливо ждет. Хэнк выглядит особенно угрюмо, при том угрюмее, чем все прошлые дни. На звонкое Кисино: “Как дела, ментеныш?” отзывается лишь вялым пожиманием плеч и даже глаз на парня не поднимает. Киса от этого теряется, неловко на месте топчется и не знает, как подступиться. Неуютная атмосфера сгущается и давит на грудь, не давая нормально дышать. С ними такого раньше не бывало. 

Молчание давит, как и понурый вид Хэнка. На него только взглянешь, а уже кажется, что сейчас в петлю полезет. Кису от этих мыслей передергивает. Глупости это все. Успокаивает себя, что у Хэнка неудачный день, что ему не просто.

Но это повторяется из раза в раз, изо дня в день. Когда они остаются вдвоем в мастерской Киса привычно запрыгивает на стол, усаживается поудобнее и на Хэнка смотрит, глазами озорно поблескивая. Внутри все подрагивает в нервном предвкушении, так он соскучился. Тянется к худи, коленками с его боками мягко встречаясь, и наклоняется для поцелуя. Не успевает даже общего воздуха вдохнуть, как Хэнк отстраняется, сбито бормоча что-то несуразное себе под нос.

- Чего такое? - Киса растерянно следит за ним, только сам Хэнк все равно на него смотреть не желает.

- Все нормально, нет настроения, - бурчит тихо из другого угла помещения.

- Настроения у него нет, сука, - Киса злится. Киса не понимает. Киса чувствует себя использованным и брошенным.

Он загорается, как спичка, мгновенно слетая со стола. Отпинывает мешающий стул так, что дешевая пластиковая спинка надламывается. Раскалывается и летит к выходу, прямо как остатки нервов Кисы. 

- Вот так да?! - так его злость захватывает, что руки начинают трястись, - Потрахались немного и все, сорян, пиздуй?!

- Че ты завелся-то? - голос у Хэнка напряженный, прямо как тогда, у служебной тачки Хэнкина. Кису охватывает то же ощущение, ярость клокочет внутри.

- Я-то заведенный! - подлетает ближе, резко за плечо хватает и разворачивает к себе лицом, - А вот у тебя проблемы с этим походу! Что нашел себе кого получше, чтоб хуй усерднее сосал, а?! 

- Заткнись уже! - Хэнк наконец смотрит на него, и в глазах ничего кроме боли. 

- А ты заставь меня!

Хэнк хватает его за грудки, грубо в стену впечатывая так, что аж дух вышибает. Останавливается прямо лицом к лицу, так, что чужое бурное дыхание кожу щекочет.

- Да тебя ж хрен заставишь, - Хэнк тараторит, будто боится, что смелость пропадет и не сможет договорить. - Только о себе, блять, и думаешь, ни о ком другом. А то, что я себя уже не вижу в зеркале, тебе похер. Одни мозги вышибленные и песок, больше нихера. Только они везде. Да я вот даже рядом с тобой стою, а уже ничего не чувствую и не вижу, только песок этот ебучий и кровь на нем, понял?

Хэнк замолкает, крылья носа раздуваются, а глаза у него совсем мертвые. Кисе страшно, но не за себя. Страшно за него, за эти мертвые глаза, в которых ни малейшего намека на слезы нет. Да вообще ничего нет. 

Хэнк отпускает его, отталкивает даже, снова хорошо приложив о стену. Киса безвольной куклой себя чувствует, ноги подкашиваются, и он сползает медленно на пол. Вдохнуть не может от ужаса, на бетон под ботинками смотрит, глазами за высохшие пятна бензина и масла цепляется. Хэнк свой рюкзак забирает и вылетает из мастерской, грохнув дверью напоследок. 

- Кретин, - говорит самому себе Киса, затылком прикладываясь о стенку, надеясь, что хоть так мысли в порядок придут. Но ничего кроме злости на самого себя и опустошения от ссоры внутри нет.  

Как можно было не заметить? Как можно было не понять?

Еще тогда, после убийства бармена, следовало понять, что Хэнк не в порядке. Когда он сидел крохотный на песке, сжавшийся весь и бездумно ковыряющий грязь на собственном ботинке, стоило бы понять, что он сломался. Кисе тяжело признавать это, но по-другому состояние друга не получается назвать. Но он думал, что Хэнк такой же, что ему все нипочем. Тем более, это ж их (его) Хэнк, как он может… сломаться?

- Блять, - ругается тихо Киса, торопливо поднимаясь и ищет телефон в карманах. 

Он не знает, что ему делать, но нужно как-то ситуацию исправлять. Должен же быть хоть какой-то выход. Хочет тут же Хэнку написать  извиниться, сказать, что они вместе справятся или еще что-нибудь в этом роде. Но в итоге тупо пялится в экран, в надежде, что слова сами собой сложатся. Хотя какие слова тут вообще могут помочь? 

Мысли тягучие, как нуга, совершенно не собираются во что-то здравое. Кисе уже кажется, что Хэнк его слишком сильно головой о стену приложил. Мучиться ему приходится до тех пор, пока не вспоминается рассказ Мела. О том, как однажды Анжелка, измученная одиночеством и тоской, повезла его на скутере за город. Мел тогда говорил, что с тех пор только так голову и удается проветрить - просто выйти в степь и смотреть на звезды. Идея дурацкая, приторно-сладкая, но другой у Кисы не появляется.

Он собирается с силами, чтобы подъехать к дому Хэнка, лишь к вечеру. Поднимает глаза и видит, что в окнах квартиры горит свет. Киса нервно улыбается, хочется потянуться за самокруткой, спрятанной в кармане, но он не совсем дурак. Сейчас точно нельзя облажаться. А оказаться скрученным ментами, с переживающим за него Хэнком - это и есть то самое “облажаться”.

“можешь спуститься?”

Киса отправляет сообщение и тут же прячет телефон в карман - слишком страшно. Молча к скутеру своему прислоняется и ждет. Как всегда в этом дворе гораздо холоднее, чем во всем городе. Ветер тут то и дело задувает, пробирается под одежду и заставляет мурашки табунами бегать по коже. Киса, непереносящий холод вообще, ежится и хлюпает замерзшим носом, но с места не двигается.

Вибрация телефона заставляет сердце пропустить удар. Ужас сдавливает грудную клетку - таких чувств Хэнк еще в нем не вызывал. Но Киса все равно тянется за телефоном, смотрит на короткое сообщение и выдыхает.

"ок"

Удивительно, что после сегодняшнего он не пререкается, не спорит, даже не игнорирует. Видимо у него сил на ссоры не осталось. Да что уж говорить, у Кисы их тоже нет. Его словно головой в ледяную воду окунули. 

Хэнк довольно быстро спускается, что удивительно, но объясняется все обрывочным:

- Отец со смены еще не вернулся, - оба догадываются о какой смене речь идет, но думать об этом не хочется. Не до этого сейчас. 

Киса хочет его по плечу ободряюще хлопнуть или вообще в объятья утянуть, но не знает, понравится ли это Хэнку. Теперь он его, кажется, совсем не знает. И это вызывает такую неожиданную боль, что Киса невольно пошатывается на подкосившихся ногах. Чувствует себя при этом крайне глупо, как младшеклассник, ей богу. Ему приходится прислониться к скутеру, ухватившись рукой за руль, чтобы нелепо не свалиться на землю.

Киса неловко откашливается, собираясь с силами, чтобы заговорить с Хэнком. Раньше это было просто, между ними не было неловкости вообще, но после сегодняшнего все перевернулось с ног на голову. Теперь Киса совершенно не знает, как подступиться, чтоб не сделать хуже. 

- Поехали? - спрашивает наконец, кивая в сторону скутера.

Хэнк и тут его удивляет. Он отвечает кивком и подходит ближе, пока Киса устраивается за рулем. Усаживается позади, знакомым движением талию обхватывает так, что дрожь по всему телу Кисы пускает. Тот только зубы сжимает и напоминает себе, что сейчас не до этого. Но все равно от крепких рук, сцепленных в замок на его животе, становится тепло внутри, а дурацкая улыбка так и просится на волю. 

Они едут далеко, выезжают из спального района и прямиком направляются к выезду из города. Хэнк молчит всю дорогу, даже руками не шевелит, как каменное изваяние позади замирает. Киса сосредотачивается на темной дороге, освещенной только светом луны - фонари кончились еще на полпути из города. 

В степи как всегда тихо, только далекая темная полоска гор взрезает горизонт. Киса сворачивает с трассы на проселочную дорогу, глушит мотор и замирает. Глубоко вдыхает, прежде чем легонько хлопнуть Хэнка по окоченевшим рукам.

- Все, приехали, - слезает на землю, потирая замерзшие ладони. Сколько раз сам себе напоминал с подачи Хэнка, что стоит купить перчатки, но все время забывал - не хотел. Зачем нужны перчатки, когда есть Хэнк, который всегда с ворчанием, но согреет. Теперь понял зачем. 

- На звезды посмотреть меня притащил? - Хэнк наконец подает голос, что вызывает у Кисы ухмылку. Конечно, он тоже помнит эту историю.

- Ага, видишь как видно их хорошо? - и голову задирает для виду, хотя плевать ему на эти звезды, какими бы яркими они ни были, - Смотри, наслаждайся, пока это небо в клеточку не превратилось.

Хэнк на это тихо совсем невесело хмыкает, руки на груди скрещивает и устраивается рядом с Кисой. Стоят бок о бок с запрокинутыми головами и делают вид, что звезды разглядывают. Киса думает ненароком о том, что им стоило бы раньше сюда съездить. Чтобы просто вот так постоять, покурить и на звезды посмотреть. 

Собраться с мыслями очень сложно, тут без помощи не получится. Достает самокрутку, и плевать ему, что Хэнк будет против. Ему сейчас нужно хоть откуда-то смелость взять, чтоб решиться на разговор. Затягивается глубоко и выдыхает сизый дым, почти невидимый в такой темноте. Да тут он едва ли лицо Хэнка различить способен, чего уж говорить о прочем.

Удивительно, но Хэнк тянется за сигаретой. Киса не сопротивляется, отдает самокрутку и смотрит на чужие губы. Старается не думать о знакомых любимых чертах, иначе сделает опять какую-нибудь дурость. 

- Борь, - голос предательски хрипит, а чужое имя режет слух, - Че происходит? 

Хэнк молчит, видно только, как он затягивается поглубже, прежде чем вернуть окурок хозяину. Киса забирает его, но внимательного взгляда от друга не отводит.

- Так вот чего ты сюда меня привез, - Хэнк качает головой, коротко фыркая, - Заботу решил включить?

- Да, а че мне еще делать? - спрашивает тихо, полушепотом, словно если повысит голос - все разрушится. Как будто бы на руинах есть чему разрушаться. 

Хэнк отрешенно перед собой смотрит, только сжимающиеся пальцы выдают его состояние.

- Мне не насрать, - признается Киса, потупив взгляд, - Я ж… Ну… 

Слова путаются на языке, не выходит связать их во что-то красивое. Ему бы красноречие Мела не помешало, ну или на крайний случай смелость Гены. Но он не Мел и не Гена, все, что у него есть вагон ярких не сдерживаемых эмоций и неумение говорить о чувствах. 

- Я типа беспокоюсь, - сдавленно выдает он, чувствуя как под боком Хэнк шевелится. 

Посмотреть и проверить страшно, поэтому так и стоит рассматривая примятую сухую траву под кроссовками.

- Я же… - голос дрожит совсем на грани, еще немного и Киса лопнет от чувств.

Он так много сказать всякого хочет, но даже в мыслях боится признаться. Так что язык не поворачивается сказать хоть что-то из желаемого.

- Я знаю, я тоже, - наконец говорит Хэнк и впервые за столько времени сам касается Кисы. Совсем мягко его ледяную ладонь в своей потеплевшей сжимает. Киса поднимает на него взгляд и сталкивается лицом к лицу. 

Неловко улыбается и понимает, что его на глупое хихи пробивает. Их обоих пробивает. Совсем негромко, но они смеются, уткнувшись друг в друга лбами. Кисе так хорошо становится от того, что с Хэнком можно вот так просто. С ним легко говорить, он понимает его почти без слов, он также умеет делать вид, что все хорошо, хотя на деле все рушится. 

- Давай свалим, - идея загорается в голове яркой неоновой веской, - Соберем шмотки и укатим из этой дыры.

Идиотская затея, глупая и опасная, но какая же сладкая и спасительная. Так и хочется представить их вдвоем, где-то далеко отсюда, чтоб этого проклятого моря больше никогда не видеть, чтоб не было песка, чтоб больше никакой крови. 

- Давай, - внезапно соглашается Хэнк, после чего утыкается Кисе в ворот куртки. 

Тот обхватывает его руками и крепче к себе прижимает, чувствуя, как сильное тело под руками сотрясается мелкой дрожью. У Кисы на душе кошки скребут, но он молчит, держит Хэнка в руках и только крепче к себе прижимает. Думает о том, что вдвоем они смогут справиться со всем. В конце концов они обязательно будут в порядке.