Июнь, 1983 год

В лабораториях младший Каннингем появлялся редко. Раз в неделю он собирал отчёты о результатах экспериментов, количестве трупов, забракованных препаратах и изредка давал радикальные советы, после чего трупов становилось больше. Он появлялся только в подобии скупого офиса, никогда не спускаясь ниже цокольного этажа. Обшарпанные подвалы и тошнотворный запах многочисленных медикаментов вызывали у Дорана нестерпимое отвращение, поэтому с самого начала он максимально отгородился от всего происходившего в подполье. Доверив главные заботы своим людям, сам он предпочёл координировать исследования со стороны и лишь изредка поставлял приглянувшиеся экземпляры.

Сегодняшний визит не был запланирован: Дорана вызвали неожиданно. Спускаясь вниз по крутой бетонной лестнице, недовольный Доран, немного шаркая, уже предвкушал мстительную расправу над лаборантами. Он ненавидел, когда его отвлекали от дел, особенно из-за проблем с расходным материалом.

— Надеюсь, я не зря пересёк город в такой час, — с порога начал он.

Каждое слово Доран отчеканил властно и колко. В отличие от старшего брата он не разменивался на любезности и церемонии с подчинёнными, переходя к сути сразу. Впустую растрачивать время, которое в современном мире ценилось гораздо больше денег, ему казалось непозволительной роскошью даже для себя.

Он окинул беглым взглядом присутствующих в комнате — трёх лаборантов и привязанное к койке тело — и поднял брови в немом вопросе.

— Мы потеряли последний экземпляр, — робким тоном проговорил руководитель группы. — Всякие реакции прекратились около часа назад.

Каннингем презрительно скривился.

— Ради этого ты вынудил меня приехать под утро? Через час начинается восход солнца. Если, возвращаясь назад, я попаду хотя бы под один вялый луч, ты сильно пожалеешь.

— Мне жаль, — поспешно залепетал тот, — но вы сами доставили его в лабораторию. Я решил, вы захотите узнать судьбу этого образца до получения отчёта. Ведь вы лично инициировали его.

Казалось, Доран не имел ни малейшего понятия, о чём речь. Эмоции на его подвижном лице отражались живо и явно; возникшее непонимание преобразилось в недоумение, затем — в прежнее недовольство. Привычки помнить о бесполезных деталях у него не было, тем более он не запоминал людей, которых обратил для эксперимента. Но интерес возобладал. Смерив руководителя тяжёлым взглядом, он подошёл к койке и неохотно оглядел прикованного мужчину.

Мертвенно-бледный и болезненно худой, он лежал безо всякого движения, даже не дышал. Волосы свалялись и потемнели от грязи, спадая сальными прядями на приоткрытые остекленевшие глаза. Каннингем не узнавал его. Он получше запахнулся в медицинский халат, накинутый поверх серого костюма, натянул латексные перчатки, забрал у лаборанта фонарик и с заметной брезгливостью коснулся лица бездыханного вампира. Оттянув испещрённое фиолетовыми венами веко, Доран посвятил прямо в глаз. Никакой реакции.

— А, — его вдруг осенило. — Лейтенант Шаттери.

Настроение Дорана изменилось. Наконец вспомнив, кто лежит перед ним, он повеселел и вновь обратился к руководителю:

— С чего вы взяли, что он мёртв?

— Подопытный не реагирует даже на кровь.

— Вы про эту синтетическую дрянь?

Доран кивнул на пластиковые пакеты, покоившиеся в холодильной камере в углу. От одного вида клонированной крови его желудок скрутило так, словно он учуял самые гнилые помои. Возможно, это спорное открытие и стало спасением для целой социальной прослойки вампиров, которым плевать, что они едят, но Доран относился к тому консервативному меньшинству, что считали потребление клонированной крови из пакетов большим унижением, чем переход на кровь животных. Он был бы рад обвинить брата в лицемерии, швырнуть ему в лицо все разработки, направленные якобы на улучшение жизни и облегчение отношений с людьми, но не мог. Фергас не предавал свою философию и по примеру многих перешёл всё на ту же клонированную кровь, искренне не понимая негодования Дорана. Для Дорана всё выглядело так, будто старший брат питался дохлыми крысами.

Однако для проведения экспериментов клонированную кровь он считал подходящим сырьём. Таким недовампирам, как все новообращённые, запертым в здешних подвалах, иное не требовалось. Раздразнить, разбудить жажду, вколоть очередной экспериментальный состав — лишь для этого годились те кровавые помои.

— Сколько прошло с возбуждающей инъекции? Когда он перестал подавать признаки жизни?

Лаборанты замялись, и недавняя улыбка Дорана вмиг погасла.

— Вы ведь укололи его? — уточнил он пугающе тихо и вкрадчиво.

Глаза нервничающего руководителя забегали. Он что-то сбивчиво залепетал, но вперёд вдруг выступил один из помощников. Юноша почти пылал от плохо скрытого возмущения и какого-то внутреннего протеста. На акционера компании он смотрел с вызовом.

— Инъекция адреналина убила бы его ещё раньше, — выпалил он. — Его тело постоянно находилось на грани, невозможно выдержать столько, сколько выдержал он. Все остальные продержались в разы меньше. С него хватит.

Доран аккуратно отложил диагностический фонарь на тележку. Юноша неподвижно стоял на месте, напряжённый как струна, и не сводил с него глаз. Когда Доран приблизился, казалось, что он сейчас вцепится в мальчишку и порвёт в клочья, уподобляясь скорее волку, чем вампиру.

— Что за нахальная тля? — ничего хорошего ледяной тон для юнца не предвещал. Они стояли так близко, что судорожное дыхание взвинченного, но старательно державшего себя в руках Дорана касалось чужого лица.

— Интерны, их приставил ваш брат, — протараторил руководитель.

— Интерны, которые считают себя вправе мешать ходу эксперимента? — он ещё сверлил взглядом переносицу уже стушевавшегося вампира, будто надеялся насквозь просверлить его мозги. — На кой здесь тогда вы?

— Боюсь, он прав. Тело подопытного Шаттери достигло всех возможных лимитов, и приведи мы его в возбуждённое состояние раньше...

— Не мелите чушь, его регенеративные способности выше, чем у прочих. Это полный успех. Я не зря тратил время на изучение военных, у них лучшие физические показатели. Идеальное сырьё для опытов. Я бы сказал, что наш лейтенант воздушного флота входит в тройку лидеров вместе с десантом и морской пехотой.

— Конечно, всё так, и ваши фавориты держатся лучше остальных, но его сердце уже было на грани. Очередной нагрузки оно в любом случае не выдержало бы.

— Колите сейчас.

В комнате воцарилась тишина. Все трое, не веря собственным ушам, смотрели на равнодушного Дорана почти с ужасом.

— Но... он уже мёртв.

— Вы ждёте, чтобы я сам это сделал?

Лаборанты переглянулись. Подавленный зрительной схваткой с Каннингемом интерн двинулся было с места, но руководитель остановил его и занялся сам. Доран пристально следил за всеми манипуляциями: как состав исчезает из ампулы и наполняет тонкий шприц, как игла пронзает серую стянутую кожу и медленно входит в вену. Он словно ждал, что его приказу воспротивятся в последний момент, что даже в теории было невозможно. Тем временем интерны туже стянули на конечностях бездыханного тела фиксирующие ремни. Все отступили от койки и притихли в ожидании.

Прошла только половина минуты, а Дорана уже охватило злое нетерпение. Велев открыть "мертвецу" рот, он сдернул с плеча халат, пиджак и закатал рукав сорочки. С расстёгнутого манжета на пол упала серебряная запонка и с приглушённым звоном отскочила под кровать. Увидев, что он взял в руки скальпель, руководитель тотчас метнулся к нему:

— Мистер Каннингем, не нужно...

Но Каннингем уже полоснул лезвием по запястью.

На потрескавшиеся губы упали первые багровые капли. Доран ни секунды не сомневался в правильности своих действий. Приказав лучше зафиксировать голову, он поднёс руку почти к самому рту, капая кровью на зубы, онемевший язык и неизменно попадая в горло.

Первый едва слышный вдох никто не успел заметить — тело конвульсивно вскинулось, и Гилберт захрипел. Отшатнувшийся Доран испуганно замер, но почти сразу приблизился снова, теперь спокойно наблюдая за стянутым ремнями вампиром, которого отвратительно корчило в ломке.

— В следующий раз, когда снова сочтёте кого-то дохлым, потрудитесь привести в действие соответствующий протокол, прежде чем вызывать меня.

Он облокотился на подушку, с притворной теплотой глядя в расширенные зрачки Гилберта, сейчас скрывшие радужку.

— С возвращением в мир живых, лейтенант. Господа учёные хотели выбросить ваше тело на свалку, но вы вновь обязаны своим перерождением мне. Надеюсь, мой голос ещё будоражит ваше сознание?

— Маловероятно, — вернув былую уверенность, руководитель кратко хмыкнул, выбивая из шприца с новым составом пузырьки воздуха. — Признаки некой сознательности фиксировались только после транквилизаторов, когда мы позволяли ему сон.

На несколько секунд Гилберта скрутило в очередной судороге, и его лицо исказила гримаса боли. Он дышал сбивчиво и часто, пока мучимое жаждой тело горело в лихорадочном огне.

— До чего дивное зрелище, — промурлыкал Доран, почти влюблённый в эти мучения. — Когда в последний раз он полноценно ел?

— Почти неделю назад, — откликнулся второй интерн, молчавший прежде, и вооружился планшеткой, готовясь вести запись.

— Так, может, он загнулся от истощения?

— Он выдерживал без крови и более долгий срок. Или... Думаете, нужно позволить ему насытиться?

— Ни в коем случае, — Доран выпрямился. — Чем сильнее ломка, тем лучше будет виден результат в случае успеха. Сытому вампиру проще подавить жажду. Полученный в таком состоянии эффект не принесёт пользы, а мы ведь стараемся ради общего блага.

Не уловить презрительную иронию в последних словах было трудно, Каннингем её не скрывал.

Присутствующие перегруппировались: место Дорана возле подопытного заняли двое лаборантов, третий остался в изножье кровати, чтобы одновременно видеть настенные часы и Гилберта. Доран отошёл к двери.

— Эксперимент номер шестьдесят два, — озвучил интерн с планшеткой, включив диктофон. — Испытывается препарат на основе экстракта гаудиума по купированию жажды крови, образец номер двадцать семь. Эксперимент проводит доктор Арне Греджерс, подопытный — Гилберт Шаттери. В осуществлении эксперимента помощь оказывают интерны — Нил и Освальд Найтингейл.

При упоминании Найтингейлов, взгляд Дорана изменился. Их отец, Лиам, помог основать компанию и финансировал часть исследований, но не входил в совет директоров. Найтингейлы стремительно пробивали себе дорогу в финансовой среде и криминальных кругах, больше уподобляясь политике оборотней. Своё влияние в высшем свете они уже приобрели. Доран считал это куда более разумным шагом, чем инвестиции в медицину и биотехнологии, направленные в большей степени на пользу людям, чем вампирам, однако Фергас решил иначе.

Он по-новому оценил обоих вампиров, теперь утвердившись в мысли, что эти юнцы — юнцы на самом деле. Они не просто выглядели на двадцать, они в самом деле прожили всего лишь двадцать лет. И Нил, и Освальд относились к совсем юному поколению, заставшему всю эту неразбериху с агрессивным стремлением вампиров интегрироваться в человеческое общество. Таких детей отправляли учиться в обычные школы, в обычные университеты, где они проводили годы с разномастным отребьем вроде оборотней и людей. Неудивительно, что отравленные человеческой моралью и звериными идеалами, эти юноши умудрялись сочувствовать кому-то вроде Гилберта и перечить из-за этого прямому руководству.

— Из наблюдателей присутствует Доран Каннингем.

Инъекция гаудиума также вводилась внутривенно. В течение следующей минуты тело успокоилось, обмякло, его перестало корчить, наконец закрылись глаза. Дорана это вполне устроило, но наученные опытом лаборанты не сводили напряжённые взгляды с расслабленного, будто уснувшего Гилберта.

Через две с четвертью минуты от начала его дыхание изменилось.

Освальд тут же зашуршал карандашом в планшетке, а Нил ещё раз проверил надёжность всех ремней. За время этих манипуляций дыхание Гилберта сделалось совсем тяжёлым. Он надсадно сипел, как если бы ему сдавили грудь, почти перекрыв воздух.

С четвертой минуты вернулись судороги. Короткие, слабые, но нестерпимо болезненные. Глаза измученного Гилберта приоткрылись.

— По-моему, хоть это и странно, — Греджерс проследил направление его взгляда, — он смотрит прямо на вас.

— В самом деле?

Каннингем снова оказался рядом. Он изучал покрытое холодным потом лицо Гилберта, не замечая его самого, его кричащий от боли взгляд и только выискивая неведомые изменения.

— Полно, лейтенант, в вас кроется куда больше сил.

— Возможно, близость вампира, который обратил его, пробуждает подавленные препаратами инстинкты, — задумчиво обронил Греджерс, и Освальд тут же заскрипел карандашом, на всякий случай фиксируя эту мысль. — Впервые наблюдаю у него такую осознанность. Вряд ли он вообще отдаёт себе отчёт, где он и кто он, но кто вы — понимает превосходно.

С ласковой улыбкой Доран склонился к мучимому периодическими судорогами Гилберту.

— Очень больно?

Склонился, уже держа в руке шприц. Он наполнил его извлечённой из внутреннего кармана ампулой, ещё стоя у двери, и теперь аккуратно ввёл иглу в колпачок катетера внутривенной капельницы.

— Что это, эндорфины?

— В его состоянии эндорфины бесполезны, — Доран не обернулся к Греджерсу, пока не опустошил шприц.

— Но мы не знаем, как его организм отреагирует.

— Вот и узнаем. Вряд ли он умрёт от дозы человеческого наркотика, если не умер до сих пор.

Отложив пустой шприц на тележку и стянув перчатки, Каннингем потерял интерес к происходящему. Он вдел руку обратно в рукав пиджака, поправил манжет сорочки и только теперь обнаружил пропажу запонки. Властным кивком велев Нилу найти ювелирное украшение, он с удовольствием отметил, как посерело лицо последнего, когда он нехотя опустился на колени рядом с койкой.

— Зрачки сузились, — подал голос Освальд.

Уже застёгивая найденную запонку, Доран в последний раз глянул на терзаемого дрожью Гилберта. В холодном свете люминесцентной лампы сверкнул зелёный александрит, обрамлённый серебром, и отразился в мутных глазах. Несчастный вздрогнул, натужное дыхание на миг сбилось. Доран замер и снисходительно улыбнулся.

— До сих пор в сознании? — его голос прозвучал на удивление тихо, словно с долей заботы. Доран шевельнул рукой, чтобы запонка снова блеснула, и веки Гилберта опять дрогнули.

— Не издевайтесь над ним, — не выдержал Нил.

Каннингем спрятал руку в карман и вперил колючий взгляд в мальчишку. Улыбка из снисходительной превратилась в злобную.

— А почему бы и нет? Может, в наркотическом угаре ему привиделся свет в конце тоннеля, или парад фейерверков, или сноп светлячков в дремучем лесу.

Он развернулся и вышел без каких-либо напутствий на прощание. Однако ещё до возвращения домой, только находясь в пути, Доран распорядился, чтобы Нила Найтингейла раз и навсегда отстранили от работы в этой сфере. Сердобольные юные вампиры, изуродованные человечностью, даром не нужны в таких проектах.

Через два дня пришёл недельный отчёт, сообщавший о тотальных неудачах в ходе всех семидневных экспериментов.