— Трус, что ли?

Их всего-то трое. Нана не отводит взгляд, смотрит с вызовом, и эта чужая напускная грубость ему вообще не сдалась, потому что в глазах напротив замечает неуверенность. Да и в курсе все, что Джемин отшибленный, об этом уже давно говорят. А всё из-за Джэно — мальчишки с параллельного, от которого мотыльки в животе и радуга в голове, и солнца больше в разы.

Нана молчит — терпеливо ждёт, облизывая обветренные губы. Ему не привыкать, а Но не нужно знать, где он сейчас, потому что хорошим мальчикам следует уроками заниматься, а не руками и палками махать, рискуя получить синяки и вывихи.

— Не лезли мы к нему, он сам! — Дэсын делает чуть выступает вперёд и так замирает в ожидании. — Скажи спасибо, что не отлупили, — чуть тише добавляет, кося взглядом на Хёнхва.

— Твой мальчишка сам на нашу территорию полез.

— А у вас своя территория, значит, есть? — Джемин расплывается в улыбке. — Что-то я никаких вывесок не видел. Документы на право владения землёй имеются?

«Адвокатский сынок». Ну, да, ну, да, ага. Мама у него личность известная, Нана точно в неё характером пошёл. И заодно в её дела нос суёт ради интереса. Вот и сейчас решил умом блеснуть, пока воздух только накаляется.

— Мы его всего лишь припугнули, — вновь открывает рот Дэсын, но Хёнхва шикает в его сторону, давая понять, что они сюда не оправдываться пришли:

— Чтобы больше не видели вас на нашей территории, ясно?

— А ты разметку нарисуй. — Джемин делает шаг вперёд. — И ещё подпиши, чтобы другие знали, что вы себе половину улицы присвоили.

Хёнхва хочет сорваться с места, когда до них доносятся окрики.

— Подмогу призвал, — шипит тот, и Нана замечает бегущих в их сторону учителя По и охранника.

Как не вовремя.

***

Джэно смотрит грозно, с осуждением, но Джемин лишь пожимает плечами:

— Слушай, я не виноват, что они придурки. Просто понимаешь…

Он на мгновение замолкает, чтобы обнять. Укладывает голову на чужое плечо. Не спихивают — уже хорошо, и Джемин продолжает — поспешно, лишь бы слова не растерять:

— Когда я узнал, что они лезли к тебе, я же не мог оставить всё так, понимаешь?

— А ты понимаешь, что их было трое?

Он чувствует дрожь чужого тела в кольце из собственных рук, и тянет Джэно к себе на колени. Они вновь в том самом парке — как точка отсчёта и возврата. Нана про себя называет её автосохранением.

— Но это же не в первый раз.

Поцелуй за ухом для успокоения, но сейчас это не помогает совсем: Но начинает трясти, он стискивает руки в кулаки.

Рюкзак с Китти валяется рядышком, на скамейке, как и бита, с которой Джемин расстается только дома, да и то ненадолго. Он гладит своего солнечного мальчика по спине, уже тысячу раз мысленно принеся извинения. За то, что балбес и смог допустить подобное.

— У них ножи есть, я видел, понимаешь? Да они бы тебя самого… придурок! Да не понимаешь ты ничего!

У самого в сердце будто перемыкает, когда шея становится влажной от чужих слёз. Но и говорить, что больше не станет, не будет: это же ложь, а рядом с Но хочется быть искренним. Хочется целовать, гладить и обнимать, собирать губами соленые дорожки с щек. И пускай все смотрят — плевать, зато так честно.

— Ко мне пойдём? — заглядывает в глаза, когда чужое дыхание спустя долгое время наконец выравнивается. — Купим по пути вредного и вкусного, я угощаю.

— Ты и сам… вредный.

Джэно смотрит исподлобья, шмыгает носом.

— А ещё вкусный, да?

Мимолётная улыбка на раскрасневшемся от рыданий лице и самому дарует относительное успокоение.

— Не знаю, не проверял, — и отводит взгляд.

— Вот и проверим!

— Джемин!

Конечно, разговор ещё не окончен. Нана вздыхает, понимая:

— Да, да, хорошо, я буду прилежным мальчиком и сам нарываться не стану. И про ножи не забуду.

Джэно прикасается своим лбом к его, смотрит долго, не моргая.

— Я тоже тебя люблю, — и припечатывая: — Дурак.

Джемин согласен, что дурак. Лишь бы его солнечный мальчик больше не плакал. Особенно из-за него.