— Тебе идет, — смеется Хаски, рассматривая Кая. Вместо рясы на нем дорогая рубашка, застегнутая под самое горло, и поверх ворота — темный ошейник.

Кай потратил все сбережения на эту авантюру — чтобы купить карету, дорогую одежду.

Более того, пришлось в городе задержаться, подкараулить одного из богатых вампиров, у которых были «рабы». Тут, вблизи стен, они вели себя нагло, не прятались. Даже девушку-рабыню он притащил в трактир.

Кай убил его, вежливо попросил у девушки ошейник. Гравировку ему исправил местный мастер и, повертев в руках, прежде чем отдать, цыкнул задорно:

— Какую интересную штуку задумал ты… Кай.

Лучше, конечно, было бы дождаться оборотня, забрать с трупа его знаки отличия и клановой принадлежности, но на это не было времени.

— Ну что, что? — Хаски не спешит одеваться. — Помог бы тебе тут твой рыцарь? Кем бы притворился?

Кай молча прикладывает пальцы к глазам, словно у него болит голова. Хаски это не останавливает, он пересаживается на скамейку к Каю, тянет его к себе.

— Отличная идея. Потрясающая просто. Я начинаю понимать этих за стеной, зажравшихся. О, если бы ты был моим личным человеком…

— Вещью, — поправляет Кай.

— Я не обращался бы с тобой как с вещью.

— Они все просто смотрели. Продолжали пить и смотрели, как девушка ему подливает. Девушка, у которой и жизни-то не было, — негромко вспоминает Кай, все еще держит пальцы на веках. Хаски фыркает, оценив, что Охотник не в духе, отсаживается дальше.

— Кай, а что они могут? Мы заведомо сильнее вас. Один попробует сунуться — ему голову об стол разобьют. Нарвешься на богатого вампира толпой — завтра же вернется его семья, и весь город будет гореть. Разве у вас, людей, не так? Разве ваши господа не распоряжаются своими крестьянами, как скотом?

— У нас нет рабства, — возражает Кай.

— Ох, тебя, кажется, из монастырей-то на время обучения не выпускали, да? И в деревнях с народом только по поводу умертвий общался? И ничего даже отдаленно не слышал, да? Мало ли, тебе расскажешь, а ты, может, и мстить пойдешь…

— Хватит, — обрывает Кай, наконец открыв глаза.

Хаски после этого лезет одеваться на свою половину.

У них почти весь день уходит, чтобы добраться до замка. Двое оборотней — лакей, что сидит на задворках, и кучер — были найдены Хаски в лесах, согласились на это как на развлечение и возможность попасть за стену. Эти оборотни из превращенных, когда-то бывших людьми, и Хаски предупреждает, что они могут сбежать в первую же ночь. Не зная, кто такой Кай, они посматривают на него с хищным интересом, шпыняют, когда того не видит Хаски, и выглядит это в целом достаточно похоже на нужный им вариант.

— Нас ведь не раскроют? — запоздало спрашивает Кай, когда карета останавливается у рва вокруг замка. Хаски смотрит с интересом, улыбается и гордо утверждает:

— Не бойся, я с родословной. Видишь, какой ты молодец, что не стал на меня ошейника надевать?

Это правда, ошейник потом не снять, если он есть — то на всю оставшуюся жизнь. Конечно, потомственные их никогда не надевают, чаще люди, которые, вдруг оказавшись по ту сторону, не знают, куда себя деть.

Когда их впускают слишком легко, Кай успевает подумать, что и он о Хаски почти ничего не знает.

===

Они впервые встретились в лесах, когда Кай только недавно познакомился с Дродом. Где-то на тропинке, в поисках места для ночлега, Кай услышал в лесу шум и вой. Среагировал на них так же, как на горн Охотников: сорвался с места, нырнул в чащу.

На поляне с руинами каменного дома они и дрались — волки против пса. Собака проигрывала, была к тому моменту ранена. И за всем этим с самой высокой точки каменных обломков наблюдал спокойный огромный волк.

Кай окликнул, потянул из-за пояса нож. Волки отвлеклись от жертвы, переключились на него. Вожак заинтересованно повернул голову. Стоило Каю сделать шаг к противникам, из темноты потянул назад за рясу запыхавшийся Дрод, зашептал:

— Сэр Кай! Вы не видите?! Это же оборотни. Не лезьте в их войну! Они сами друг друга перегрызут.

— О чем ты? — переспросил Кай, тогда еще пытавшийся делать вид, что правил свого ремесла не нарушает. — Я вижу, что два волка пытаются загрызть чью-то собаку. Я же Охотник, я могу отличить оборотня от волка или собаки.

Было ли это сложно? Да, пожалуй что и было, и Дрод зря прибежал за ним сюда. Если бы Кая загрызли, то он был бы следующим, а потом вернулись бы уже к раненной собаке.

Пес не пытался бежать или уползти, он наблюдал внимательно, как дерется Кай. Как тот подхватил носком ботинка камень покрупнее, пнул в морду одному волку, сшиб другого, полоснул ножом по боку и потом, уже пытавшегося отползти, добил ударом в голову. Подол рясы обернул вокруг руки, которой защитился от второго опомнившегося, воткнул нож в горло, смахнул с рук труп.

Тогда встал вожак. Без спешки спустился со своего почетного места, остановился напротив Кая, расставив лапы, глядя в глаза Охотнику.

А потом сорвался и удрал в лес.

Кай догонять не стал. Поодаль лежало еще двое загрызенных волков, пес дышал тяжело, продолжал смотреть. Когда Кай над ним наклонился — закрыл глаза, словно все, за него отомстили, можно умирать.

Кай взвалил его на плечи, как добычу.

Так и явился с ним в поместье — ближайшее человеческое жилище, до которого они дошли. Хозяин взглянул на Охотника, на рыцаря, на мертвую, по его мнению, собаку, и все же впустил их и ткани для перевязки дал.

Хаски думал, что Кай правда глупый и перепутал его с собакой, поэтому первая встреча с ним лицом к лицу, а не лицом к морде, была сюрпризом. Подкрался к Каю со спины собакой, превратился и на кровать опрокинул уже человеком.

— Почему ты не убил вожака? Почему решил выходить меня? — спросил Хаски, пока Кай пытался выбраться из-под него. Ножны с поясом и оружием лежали в другом углу, и отчего-то Кай казался ему без них безопасным. Мнение Хаски поменял, как только получил коленом в раненное брюхо.

— Не люблю, когда толпой нападают, — бросил Кай, поднимаясь. — Если хочешь поквитаться — сначала долечись.

Кай был необычным. Такими не бывали ни Охотники, ни люди. Ни прочая живность. Хаски сначала просто наблюдал, потом откровенно любовался, а потом оценил масштаб своего увлечения. Врать себе не стал — он хотел Кая. Как красивую вещь, как редкое животное, и в то же время как человека.

Кай удивлялся, что его можно любить. Хаски удивляло — а как же нельзя-то? Он подозревал, что Дрод ему соперник, но убедился, что тот слишком правильный, чтобы думать о Кае так. Ревновал к каждой крестьянке, на дух не переносил Тима не потому, что он пытался убить Кая, а потому, что для Кая он был легендой. Куда уж остальным до Тима.

И все же Хаски любил в Кае каждую деталь его характера и вида, и всего его в целом. Обычно во всем нетерпеливый, с Каем он мог подождать, если в конце ожидания ему готовы были отдать Охотника.

===

— Неплохо, неплохо, — Хаски осматривает высокие потолки замка, потом переводит взгляд на сидящих напротив хозяев. Между ними метра три и низкий лакированный столик. — Давайте сразу к делу. Слышал, что у вас можно купить… человечины.

— Вы же понимаете, что мы торгуем не мясом, — начинает лысый с узкими щелочками глаз, всем своим видом похожий на яйцо. — Наш товар ценнее.

— Знаю-знаю! — Хаски радостно хлопает Кая по пояснице, потом притягивает к себе одной рукой, второй сжимает подбородок, заставив поднять лицо. — Я, короче, увлекся. Думал ну раб и раб… Но как-то заворожило меня. И вот отец тут на днях заявил: «А почему бы мне не попробовать твоей человечины?» А сам раньше плевался, и в меня в том числе, что с человеком связался. Но у него на лица так себе память. Так что — мне бы кого похожего. Отцу подсунуть, он и не разберет.

— Вы же понимаете, что товар не дается на время и не возвращается потом, — предупреждает второй — плечистый, заросший рыжей бородой до самых бровей.

— Так я и не буду возвращать. Я влюбчивый и совсем не против двоих людей такого типа.

Наверное, Хаски издевается, но со спины рука переползает на бедро, хозяйски поглаживает задницу Кая. Чтобы выражение лица оставалось все таким же безразличным, Охотник подсчитывает, сколько денег пустил на этот маскарад. Вспоминает, сколько времени заняло у него набрать эту сумму, не считая трат на текущие дорожные расходы.

— Хороший тип, — рассматривает его пристально лысый. — Дорогой, должно быть… Такого редко встретишь. Наверное, вы много за него отдали?

— Дорого? — Хаски смеется, перестает мять Кая, наклоняется к собеседникам. — Ни монеты. Его слуги из какой-то деревни глухой притащили. Ему лет десять тогда было. Я сам его воспитывал.

— И как? Послушный?

— Был бы послушный, было бы неинтересно. Но от послушного я бы тоже не отказался — разнообразие.

Карета с лошадьми больше сотни монет. Пятьдесят стоила одежда одного только Хаски. Двадцать пять на Кая.

— Я бы не поиграл с мальчиком младше этого. Кая очень нравилось растить, но теперь он уже полностью сформирован. Никаких сюрпризов.

— Можно ли рассмотреть получше? — сладко улыбаясь, продолжает лысый. — Чтобы точнее понять, что вам нужно.

Хаски снова хлопает его по спине, и Кай послушно поднимается, навстречу поднимается и лысый.

По пятьдесят пришлось заплатить каждому оборотню, которые их сопровождали. Пришлось бы платить раза в три больше, если бы они знали, что едут предавать своих же, а не сопровождать богатого оборотня в поисках приключений.

Хаски наблюдает, не отводя глаз и, кажется, не моргая даже. Лысый наклоняется, обходит Кая кругом, кивает многозначительно. А потом тянет руки к ошейнику, и Хаски мгновенно реагирует:

— Отгрызу.

— Заказчик очень ценит его, это видно. И понятно… Он может раздеться?

— Нет, не может, — с оттяжкой отказывает Хаски. — Сколько времени займет подборка?

— Завтра предоставим варианты, — подает голос рыжий, все это время смотревший за Хаски, а не его игрушкой. От лысого еще один прямой взгляд в глаза Каю, потом он возвращается на место, приговаривая: — Вы можете отдохнуть ночь здесь. Мы не выгоним гостя на улицу. Это за символическую плату. Как вам постелить?

— Нам в одной комнате.

===

Хаски еще остается на обед, Кая отправляют в комнату только потому, что есть то же самое он не будет. Возможно, кого-то пришлют с едой потом, а может, и вовсе забудут: он не такой важный гость.

Кая провожает до комнаты в дальнем крыле сморщенный слуга из тех, которых Барс когда-то емко назвал «крысами». Слуги эти правда похожи на лысых бесхвостых крыс. Если такой нападет — Кай может защищаться, и потом сказать, что так учил его хозяин. Главное не защищаться слишком профессионально.

Оказавшись один в комнате, Кай тренирует терпение. Можно прекратить изображать куклу без эмоций, начинать тихо злиться. Проявлять свою злобу как-то еще — нельзя. Его могут подслушивать.

Вещи в сундуке у кровати. Кай чуть ослабляет тугой ошейник, рассматривая крышку.

===

За ужином Хаски кусок в горло не лез, хотелось побыстрее развязаться с этикетом, подняться в выделенную им комнату. Конечно, у Кая теперь достаточно времени на то, чтобы осмотреться, потому что они тут не бесплатно, и хозяева начнут оттягивать момент вручения нового товара. Будут заведомо приводить не тех, извиняться.

А еще следить станут за каждым их шагом и даже ночью одних не оставят. У Хаски уже созрел отличный план и, влетев в спальню, он приглушенно окликает:

— Кай, тебе сегодня придется постараться.

В кровати комком посередине возвышенность. Скорее всего, у Кая окончательно испорчено настроение, и на долю секунды Хаски становится стыдно, но это быстро проходит. Он забирается на кровать, шепчет уже около комка:

— Они будут слушать. Всеми своими ушами и ушами слуг. Ты же понимаешь, что сегодня отказаться не сможешь. Так нужно для дела… Для твоего прикрытия…

И осторожно гладит возвышенность. Рука проваливается в мягкое, придавливает, но стоит убрать — одеяло выпрямляется снова. Хаски сжимает комок посреди кровати, потом откидывает одеяло — внутри навалена одежда, сложенная так, чтобы казаться скрючившимся человеком.

===

— Доброй ночи, — неуверенно здоровается Кай, и из клетки оборачиваются к нему несколько пар глаз. Говорили, что детей пропало пятеро. В клетке человек тридцать обоих полов, возрастом лет до пятнадцати. Кто-то ахает, младшие тянутся к прутьям, к Каю ближе. Старшие неодобрительно смотрят на задыхающуюся в руке Охотника «крысу».

Тридцать. И вокруг — земли нечисти. Стоит увести этих людей на пару метров, как за ними потянется хвост желающих полакомиться. Все в карету не влезут, а Каю очень не хочется выбирать, кого забрать с собой, а кого оставить тут, с мрачным будущим — рабство или стать мясом.

В этих землях давно пора навести порядок, да только если послать сюда Охотников, они так и сгинут, потому что на одного придется по десятку-другому нечисти, причем не самой слабой.

Самое ужасное, что Кай уже себя сдал — двое убитых охранников у подземелья, еще пятеро тут, все еще кряхтящий в его руке слуга, который согласился проводить. Кай выдыхает через зубы пару раз, его неуверенность не скрывается от более старших детей.

— Зачем ты это сделал? — зло спрашивает мальчик у прутьев. У него на руках маленькая девочка, похожая на него. Сестра? — Когда они злятся, становится хуже. Тебя просто убьют, а нас оставят без еды на три дня…

Вместе с этим к Каю возвращается и решительность.

— Эй, я вас вытащить пришел. Так что рот закрой и готовься домой вернуться.

«Меня не просто убьют, — думает в это время Кай. — Когда это Охотников тут просто убивали? И Хаски вместе со мной засадят в соседнее помещение, где пыточные инструменты по столу разложены. Все равно что в паутину забраться, а паука не повстречать. Надо убить палача, на случай, если правда все провалится. Только толку-то, будто остальные не найдут, к чему раскаленное железо приложить».

— Были уже такие, — возражают недовольно из другого угла. — Спрашивали, чего сидим, чего ждем… Бежать надо. Их потом снова в клетку возвращали — с глазами выжженными.

«И мне тоже выжгут, — сам себе говорит Кай. — Купить их всех? Денег не так много осталось, на одного не хватит даже. Да и… этих всех купишь, а они новых притащат из-за стены. Прибыльное дело-то — они похищают, а Охотники выкупают. Так у всей церкви денег не хватит».

— Ну, значит и мне выжгут, так все не вам же, — пожимает плечами Кай, разворачивается возвращаться наверх, потому что здесь он пока ничего сделать не может — там еще опасно, чтобы выпускать детей. И, когда разворачивается, сзади, со спины, раздается отчаянное, в несколько голосов:

— Куда?

— Дяденька, а мы?

— Ты ведь вернешься? Ты нас не оставишь?

— Не уходи, они же убьют тебя.

— Дядя! Дядь! — зовет мальчишка лет восьми, вцепившись в прутья. — Я их настоящих видел! Иди сюда, тебе расскажу. А то ты же думаешь, они просто оборотни, а про таких раньше никто не слышал.

Кай слушается, подходит ближе, опускается на колено.

===

Они ждут его у выхода из подвалов, в окружении всего троих слуг. Ждут смиренно, спокойно — лысый сложив руки на объемном животе, рыжий ковыряясь в зубах.

— Нельзя разгуливать по дому. Хозяин был прав, ты невоспитанный слуга.

Кай закрывает за собой громоздкую дверь в подвал. Да, конечно, на нем по-прежнему ошейник и дорогая рубашка, но верить в то, что он ничем себя не выдал — глупо. Просто для этих существ он — мышка, с которой можно поиграть.

— Ничего. Я перевоспитаю, — кивает рыжий. Сейчас, когда они стоят, когда вокруг них слуги, заметно, что они на полтела выше прочих людей. Кай все еще молчит и смотрит все той же куклой без чувств. — Тем более, что хозяин твой погиб скоропостижно. Но мы позаботимся о тебе, не волнуйся.

— Я даже попросил его убить без мучений, — с улыбкой рассказывает лысый, раздувается больше. Слуги отходят назад, уступают ему место. — Я в некотором роде даже благодарен ему. Привез к нам такой экземпляр.

— Ты же не думаешь, что мы можем продать его? — спрашивает рыжий, кошачьим движением падает на пол на четвереньки, выгибает спину, отращивает хвост.

— После того как я с ним закончу? Если только на мясо, — расплывается в улыбке лысый. На нем трещит сюртук, лопается кожа, как скорлупа.

— Мясо… Тоже неплохо. Говорят, охотничье мясо очень вкусное. Можно по хорошей цене продать.

— Я бы и сам поел, — расплываются черты лысого, словно лицо, натягивается на большой шар. Из-под скорлупы появляются шесть ног, похожих на огромные паучьи. Рыжий становится чем-то вроде кошки со странной мордой. Ребенок все-таки сильно преувеличил, но Кай чувствует, как при внешней невозмутимости у него дрожит рука, когда он хватается за нож за спиной. В смерть Хаски он не верит, но если к нему кого-то подослали, то это его задержит. Сколько Кай сможет сражаться с обоими?

Вторая проблема — эти оборотни на четвереньках в два раза выше человека, в своей собачьей форме против них Хаски как маленькая собачка против волкодава.

Но за спиной дети. Детство для Кая больная тема. Нравится смотреть, как бегают друг за другом стайки детей в деревнях, как дерутся на палках в улочках городов и растут обычной, мирной жизнью. И страшно, когда что-то такое, мерзкое и убогое, пытается перечеркнуть их детство. Это хуже жестокого отца, потому что оттуда еще можно было сбежать. Эти дети оказались в ситуации, из которой никуда не денешься. И когда Кай представляет себя на их месте, ему кажется, что он бы не стал сидеть сложа руки, и ему просто выжгли бы глаза.

Проходит дрожь, Кай бросается вперед.

Нож выбивает искры из белого панциря паука, но не царапает его. Тот заходится смехом, белое пузо на тонких ножках подрагивает. Выскочив из-под этой махины, Кай машинально, почти не глядя, разрубает череп одному из слуг, остальные опасливо отскакивают. Одна из паучьих лап в эти секунды подхватывает Кая за ошейник, вздергивает вверх. Лапы более хрупкие, но рубятся тяжело, как кости. Срезав конечность, Кай кончиком лезвия подцепляет и ошейник. Неаккуратно, и на подбородке остается царапина, но разрезанный ошейник падает на пол. Кай видит, как бросается к нему рыжая кошачья морда, успевает достать из-за пояса пистолет и выстрелить в глаза. Существо падает на спину, орет, прикрыв морду лапами. Только после этого Кай вспоминает, что выстрел лучше было потратить на то, чтобы пробить панцирь белого, а времени перезаряжать уже нет.

Кай отбивается от одной лапы, от второй, успевает увернуться от третьей, четвертая больно клюет его в бок, и следующая, только-только отбитая, хватает Кая за ногу, тянет снова под твердое брюхо. Если его хотели убить сразу, достаточно было бы сейчас ткнуть в печень или сердце, но белая скорлупа нависает, лицо опускается ниже, чтобы лучше рассмотреть Кая. Свободная лапа подцепляет его правую руку за запястье, сжимает и тянет, намереваясь оторвать.

Кай видит только, как что-то продолговатое, железное, с громким стуком ударяется об лысую голову, отвлекает противника. Он разворачивается, не отпуская Кая, и в это же время в спину ему ударяется что-то мягкое, похожее на шерстяной мешок.

— Я сказал, руки отгрызу, если его тронешь, — Хаски стоит на верху лестницы, у перил. Щека разорвана, в дыру проглядывают зубы, но в целом держится на ногах уверенно, чего не скажешь о Кае. Паук только теперь всматривается в то, что Хаски в него швырнул, узнает кого-то из слуг. Кая он швыряет по полу коту, который уже стоит на всех лапах, с морды у того струйкой стекает вязкая темно-вишневая кровь. Пока Кай до него катится, он успевает переложить нож в левую, здоровую руку и рубануть в мягкую подушку потянувшейся к нему лапы. Тут Кай справится, а вот как Хаски собрался драться с чудовищем, которого даже охотничий нож не берет — непонятно.

— Я передумал, — рычит рыжий, стряхивая кровь с лапы крупными каплями. Кай впервые видит, чтобы оборотень в зверином облике разговаривал. — Я башку тебе отгрызу, остальное доедим. Тебя проще убить сразу, чем возиться.

«Тим бы справился». Эта мысль окончательно помогает ему собраться. Хаски не победит, Хаски может только задержать. И единственная надежда сейчас и для людей в подвале, и для Хаски, не великий Тим, а сам Кай. Тим в этот момент даже не человек, а переходящий титул спасителя, который делает нечто невозможное. Кай сам становится этим светом.

Пес слишком юркий, чтобы попасть по нему, и белое существо паучьими лапками делает дыры в мраморном полу, роняет вазы, а зацепить не может. Хаски, словно издеваясь, отскакивает, но остается в пределах досягаемости, он играет с противником.

— Отгрызешь, значит, — гремит паук, всем корпусом разворачивается туда, где должен сражаться Охотник. И замирает — в лоб ему смотрит дуло пистолета. Но выстрел же был уже? Охотнику некогда было перезаряжать.

Рыжая меховая глыба дышит часто, глубоко, загребает пол лапами, но только размазывает по нему кляксы крови. Кай стреляет.

После этого, считая, что драка окончена, Хаски приподнимается снова превратиться, потому что осталась только мелюзга, но Кай командует, как хозяин, словно это на Хаски его ошейник:

— Не упусти никого из слуг! Если они сбегут и расскажут о случившемся, тут появятся твари похуже.

Хаски мог бы возразить, мог бы послать Кая к черту, но Охотник прав, и Хаски бросается к Каю. Убивать, чтобы защитить его.

===

Пока Хаски пытается отдышаться, вином полощет рот от гнилой крови, Кай, сидя на лестнице, заматывает обрывком грубой ткани правую руку, ощупывает ее и морщится.

— Не сломана, — выдыхает он, мгновенно от покоя переходит к новым действиям — поднимается, командует: — Всех сразу не увезем… Придется два раза съездить. Те, кого ты нанял, либо разбежались, либо мертвые уже. Сможешь один управлять?

— А ты? — морщится Хаски, прикладывая платок к порванной щеке. Дня за три эта рана зарастет, а пока так.

— Побуду тут, — спокойно отвечает Кай.

— Что значит «побуду»? — тут же срывается Хаски, пытается поймать забинтованную руку, но Кай отступает от него на несколько шагов. — Тебя сожрут тут.

— Не сожрут. Возвращайся скорее, и не сожрут, — отрицательно качает головой Кай. — А что ты предлагаешь? Взять самых молодых? Забрать только девочек? Считалкой выбрать, кого спасать? В карету все не поместятся.

— Туда и обратно — это сутки, даже если менять тут лошадей. За сутки сюда много чего приползти может.

— Это замок, — пожимает плечами Кай. — Просто не буду открывать.

— И кого они кликнут, если ты не будешь открывать? Кай, тут другие звери. Тебя как человека тут сожрут и не подавятся. Да ладно сожрут, ты же видел, что тут водится! Они могут тебя на части рвать и при еще живом конечности доесть!

Кай почти не слушает — перезаряжает пистолет, идет открывать подвал.

— Кай! — окликает Хаски, и в голосе его слышится рычание. Но, когда Кай оборачивается, оборотень выглядит растерянным, бессильным. — Не умирай, хорошо? Не смей умирать, пока я тебя не попробовал. Я что, зря ждал, как дурак?..

— Хорошо, — кивает Кай. Спокойный, уравновешенный и совершенно лишенный эмоций, словно копирует кого-то.

===

А все же первыми отправляют детей помладше — их и помещается в карету больше, и старшие более понимающие. Кай снова запирает их в клетке, обещает:

— Я постараюсь вернуться, если что-то пойдет не так.

— Зачем? — спрашивает один из остающихся парней, но поджимает губы, зная ответ, отрицательно мотает головой. — Спасибо.

Кай сам убьет всех оставшихся, если его прижмут. Это будет лучше, чем когда до них доберутся чудовища.

Хаски он еще провожает. Оборотень переодевается в более простую одежду, чтобы не вызывать подозрений, управляя лошадьми в богатом камзоле. Он больше не нервничает и, сверкнув в сторону Кая взглядом ярких глаз, обещает:

— Ох и должен ты мне будешь за это, не расплатишься.

— Возвращайся, чтобы я смог расплатиться, — кивает Кай и улыбается, пожалуй, впервые с начала этой авантюры.

Трупы свалены в пыточную, причем главные оборотни закрывают вход в нее. Кай занимается тем, что отмывает от крови мраморные полы, убирает осколки. После наступления темноты он слышит крик у подъемного моста — новый покупатель приехал.

Кай быстро споласкивает руки, насухо вытирает, снова застегивает дорогую рубашку и выходит к воротам встретить гостей.

Из кареты вываливается двухметровый оборотень в шубе из другого оборотня. Что-то вроде знака силы, которого Кай никогда не понимал. Развеселый гость пьян и едва держится на ногах, смотрит на Кая свысока, но с интересом.

— Хозяев зови! — машет повелительно он.

— Они ожидают в общем зале, пройдемте, — кивает Кай и по возникшей паузе понимает — что-то не то. Не доиграл, не дотянул. После этого он кланяется низко, втягивает голову в плечи, чтобы не видно было разреза на ошейнике.

— А выпивка там есть? — веселеет оборотень.

— Все для гостей.

Каю, наверное, стоит улыбнуться, но он не может решить — учат слуг быть приветливыми и делать вид, что им все нравится, или нет?

Остаются у кареты слуги, довольные тем, что отдохнут наконец, за Каем по пятам топает широкоплечая туша в шубе.

— А что, — доверчиво начинает гость, — хороши у хозяев девочки?

Кай смотрит на него через плечо, кивает молча, поджав губы.

— Что-нибудь светлое есть? Чтобы и волосы, и кожа молочного цвета.

— Это сложнее, придется подождать, — мягко продолжает Кай, открывает дверь в главный зал и остается за порогом. — Проходите.

Оборотень входит, но делает только два шага, замечает подвох.

— Э, а хозяева-то… — начинает он, а договорить или развернуться полностью не успевает — лезвие втыкается в подбородок, выходит в переносице.

===

Утром подмораживает, и земля покрывается инеем. Кай почти засыпает, поджидая новых гостей в пустой карете недавнего гостя. А потом слышит: кто-то подгоняет лошадей, мчится, как на пожар. Отчего-то он и не задумывается, что это может быть опасность, что кто-то пришел за ним.

Хаски спрыгивает, мчится к открытым воротам, и Каю приходится окликнуть его, показавшись из кареты.

— Меня заметили, — обеспокоенно сообщает бледный Хаски. Сонливость как рукой снимает, Кай бежит внутрь, к запертым в подвале детям.

Может, им везет вплоть до полей вблизи врат, может, засада ждала именно там, но первое, что замечает Кай — пыль. Потом уже волчью свору. Где-то позади нее светлеет что-то еще, более громоздкое, но из-за пыли неразборчивое.

— Успеем! — орет Хаски, подгоняя лошадей. Кай при этом бешеном беге прямой, как тополь, смотрит в ту сторону, откуда их нагоняют, держит наготове нож, но против такой толпы — что он может? Хаски кричит еще что-то, но уже не разобрать, ветер относит слова назад. Каю приходится наклониться к его уху, чтобы произнести: «За пару метров у ворот тормозни». Хаски делает вид, что не расслышал, продолжает гнать. И только когда понимает, что Кай спрыгнет и так, на полной скорости — тормозит лошадей.

Кай приземляется на замерзшую грязь, но неудачно — не удерживается на ногах и падает на колени. Поднимается, отряхивается без спешки. Карета и стая от него равно удалены, Кай посередине между этой лавиной и теми, кого стоило таких усилий спасти. Рука побаливает, но не смертельно, и вполне себе двигается.

— Да ты никак сдохнуть смертью храбрых решил, — раздается задыхающееся где-то со спины. Кай оборачивается осторожно, хотя голос узнает. Мэтс, с которым они были в одной команде, когда защищали город от умертвий, и Стейн, которого вообще на той маленькой войне не было. И позади шумно бежит, громыхая латами, Дрод. Кай прикидывает, что рыцарь, наверное, с кем-то из Охотников, но тот успевает сказать только:

— Я искал тебя.

Время на разговоры заканчивается, первая волна врезается в них.

===

 Лекарь — заросший седыми волосами старичок намного ниже Кая. Смотрит на его руку, вертит ее в своих узловатых пальцах, потом молча выходит. По руке ручейками начинают расползаться подкожные кровоподтеки, да и само запястье припухло.

Больше всего хочется голову руками закрыть и орать так, чтобы и на той стороне стены слышали. Потому что там, за стеной, творится какой-то кошмар, до него не дотянуться и не исправить в одиночку, и пусть Кай вытащил этих детей, а скольких он еще не смог спасти, потому что не знал, где искать? 

К тому же проникнуть за стену ему помогла черта, доставшаяся от родного отца, которую Кай так в себе ненавидел. А именно внешность, совсем не сурового Охотника, какими были Тим, Мэтс — да все были, кроме Кая. Внешность хорошенького мальчика.

Старик возвращается с узелком ледяных осколков, опускает его Каю на руку, идет растирать что-то в горшочке.

— Месяц будешь сидеть в деревне. Никуда не пойдешь. Ты пока калека.

— Так это лечится? — морщась, спрашивает Кай.

— Лечится, — кивает старик, возвращается к своему занятию, и больше ни слова из него не вытащить.

Мэтс у его сторожки балуется — пускает пар изо рта, но при виде Кая тут же подбирается, улыбается широко.

— Разрешили пока отдохнуть? — спрашивает он. Кай не выглядит радостным.

— Месяц на одном месте… Кто меня вытерпит?

— Иди в столицу. Там раненным Охотникам праздник каждый день. Жаль, я со своей царапиной пойти не могу, — Мэтс вытягивает руку вперед, на тыльной стороне ладони отпечаток когтей, выглядит больно. Кай отводит взгляд, думает о чем-то, прежде чем буркнуть:

— Не хочу в столицу.

— Тима там нет.

— Дело не в нем, — Кай проходит мимо, Мэтс бежит за ним.

— Ладно, не ходи туда. Оставайся в деревне. Ты им детей вернул. Ты им дыру в стене залатать вроде еще обещал?

— Нет никакой дыры в стене. Есть богатые оборотни и алчные стражники. Я проверял.

— Ну и хрен с ним. Они тебя все равно боготворят и год вытерпят и забесплатно кормить будут. Какой еще дурак попрется на территорию нечисти в одиночку.

— Тим.

Останавливаются оба — Стейн сидит на поленнице, смотрит на закат с таким видом, словно сегодня уже с жизнью прощался. Продолжает неспешно, гордо:

— Я с ним на ту сторону как-то ходил. В их город.

— Тим оттуда бы живым не выбрался, он бы не стал прятаться, — возражает Кай и — не верит. Стейн смеется беззвучно, хлопает себя по колену и с той же гордой улыбкой рассказывает:

— Да они все расступались перед Тимом. Если не отдашь, говорит, кого похитил, я тебе конечности отхвачу. А образина ее сожрать уже успела. Тим там при всех ей брюхо вскрыл. А остальные смотрели во все глаза и ничегошеньки не делали.

Каю вспоминается вампир в баре, у которого они отобрали рабыню ради ошейника. Такие же равнодушные люди вокруг, которые могли только смотреть.

Две территории как песочные часы. Немного людей за стеной, немного ошалевших от власти нелюдей тут.

Мэтс остается спрашивать еще о чем-то. Кай уходит незамеченным, перестав мгновенно быть героем или просто человеком, совершившим что-то невероятное.

И натыкается на картину, которую можно считать наградой за его подвиг: Дрод и Хаски разговаривают, пока рыцарь переливает воду из колодца в корыто ведрами.

— Сэр Кай вправе сердиться… Но я много думал о той ссоре. Кто бы он ни был, разве не важнее то, что он делает? Возможно, я испугался. Что Кай проявит симпатию и ко мне, а я не смогу ответить не потому, что он плохой… а потому, что мне покажется это мерзким.

— А теперь что же, готов ответить? — ехидно спрашивает Хаски, но в голосе слышится нервозность. Кай ведь и сам ему не так давно говорил, что просто не привык, чтобы его любили.

— А теперь думаю, что Кай не будет бросаться на всех. Он не такой… ветреный.

— Это точно, — Хаски смеется, но тут же меняет тон на серьезный: — Кай мой. Мне плевать, даже если он попытается сбежать — его проблемы. Он обещал себя мне.

— Почему я этого не помню? — включается в разговор Кай. Хаски, должно быть, почуял, что он тут, — во всяком случае, продолжает так же спокойно, не оборачиваясь:

— А ты забыл, чтобы совесть не мучила, когда ты попытаешься сбежать.

— И что тогда будет, если попытаюсь? — с вызовом спрашивает Кай. Хаски оборачивается, отвечает серьезно:

— Я догоню.

===

Кай просыпается ночью оттого, что открывается тихо дверь. Лежит под одеялом и не шевелится, делает вид, что спит. Кровать приминается, негромкий голос Хаски произносит:

— Ох, и задолжал ты мне за эту авантюру, Кай. Не расплатишься.

Кай молча открывает край одеяла, на минуту становится холодно, потом к нему прислоняется горячее тело Хаски. Колено просовывается между его ног, но руки Хаски даже не касается.

— Сколько? — устало спрашивает Кай.

— Давай-ка посмотрим… Для начала, — тянет Хаски, гладит по спине через грубую ткань льняной рубашки, прижимается щекой к щеке Кая с той стороны, где нет креста. Охотник только прикрывает глаза и убирает руку выше, чтобы не зацепить. Хаски губами задевает шею, мочку уха, рукой спускается ниже, забирается под рубашку, гладит спину, пальцами перебирает позвонки. Кай не шевелится, словно терпит, потому что, да, задолжал.

А затем резко, без перехода, Хаски переворачивает его спиной на кровать, прижимает к ней за плечо и сначала широко проводит языком по губам, на обратном движении протискивает его между зубами. Агрессия и нетерпение снова сходят на нет, Кай осторожно отвечает, поднимает здоровую левую руку и, когда Хаски пытается отстраниться, за ворот тащит его снова к себе. Осмелев от такой активности, оборотень поспешно тянет с него рубашку, и Кай ломается — начинает смеяться ему в губы.

— Что? — не понимает Хаски.

— Да блин, — фыркает Кай, — так вдруг смешно стало, когда представил, что ты меня сейчас… Собаки бродячие представились. Они довольно смешные, когда встанут где-нибудь на площади и…

— Мы не на площади, — напоминает Хаски, пытается снять с Кая рубашку, пока поцелуй разорван.

— Ну да. Но просто… Правда смешно, извини.

— Скоро будет не смешно, — рычит Хаски, опять притягивает Кая к себе, но тот вместо ответа смеется уже в голос, зажимает рот рукой.

— Прости, — извиняется он. — Да, я понимаю, ты сюда пришел, а я…

Хаски пытается заставить его замолчать, лезет еще с поцелуями, царапает спину, бедра, и сам уже бесится из-за того, как к этому относится Кай. Еще свеж в голове образ Охотника послушного, в шелковой рубашке. Кай поддается, обнимает за шею, но никак не может перестать смеяться — уже не в голос, сдерживается, но его все равно трясет. Потеряв терпение, Хаски его отталкивает.

— Да ну нахер, — бросает раздраженно Хаски. — Сам придешь!

===

Светловолосый Охотник появляется в деревне через неделю. Обойдя ее по периметру, находит старосту, о чем-то беседует с ним, потом направляется прямиком к небольшому домику в центре. На крыльце уже сидят двое, которых при первом осмотре тут не было: рыцарь справа опирается на тяжелый меч, оборотень (все еще без ошейника, черт бы его побрал) слева, ковыряет в клыках.

— Добрый день, — мягко здоровается рыцарь. — Чем можем помочь?

— А то не знаете? — склонив голову набок, огрызается Тим. Оборотень усмехается, пожимает плечами:

— Как ты думаешь, сколько мы с тебя возьмем, чтобы пропустить к Каю?

— Нисколько. Просто не пропустите, — вздыхает Тим, начинает распутывать цепь. — Только через ваши трупы.

Рыцарь поднимается, но меч по-прежнему воткнут в землю. Тиму ничего не будет за убийство оборотня, тем более не принадлежащего Охотнику, а без ошейника он именно вольный. А вот за рыцаря его не похвалят.

— Тим, вы легенда для Охотников, и я уже говорил, что вырос на сказках о вас. Но Кай ничего плохого не сделал. Более того, он еще многих может спасти. Отбросьте ваши распри, помиритесь. Вы общее дело делаете. Вы спину друг другу прикрывали.

— А сам он не хочет поговорить? — Тим словно и не слышал.

— Ему язык вырвали, — врет Хаски легкомысленно. — С нами поговори, мы передадим.

— Хорошо, вопрос к вам, — кивает Тим, перестает скользить взглядом по окнам. — Что Кай рассказывал о нашей ссоре? Обо мне?

Дрод теряется, оборачивается к Хаски, тот пожимает плечом, и рыцарь отвечает:

— Он спас от вас вампира, который теперь служит вам.

— Еще что-то? — кивает Тим.

— Мне казалось, это противоречие характеров, — Дрод распаляется. — Просто… Вы с Каем очень разные, и тебе нужен был только повод.

Тим сразу теряет интерес к разговору, разворачивается уходить:

— Пусть выздоравливает.

Хаски и Дрод, уже готовые драться, да что там, умирать готовые, застывают каждый на своих местах, опешив от такого развития событий. Они провожают Тима взглядом, и каждый ждет, что следующим шагом Охотник развернется, передумав оставлять их в покое.

— Получается, — когда он скрывается из вида, радостно, задыхаясь от этого чувства, заключает Дрод, — Тим правда не такой злой, как показался. Может, он не всерьез гоняет Кая? Он же никогда его не трогал…

— Просто Кай быстро бегает, — отзывается Хаски, беспокойно втягивая носом воздух.

===

Мир то переворачивается, то снова возвращается на место. Близится зима, и при каждом выдохе изо рта Кая вырывается облачко пара. Лучше было повредить руку зимой, когда в дороге проблемы с ночевкой грозят проблемами и со здоровьем, но ноябрь отдохнуть в тепле — тоже неплохо. Но совсем без дела Кай сидеть не может. 

Зацепившись ногами за перекладину, он подтягивается к ней, снова отпускает, повиснув вниз головой. Третья неделя отдыха, и рука уже почти не болит, если не напрягать ее, и от безделья мутит. Конечно, Охотников полно и без него, и бывало так, что месяц-два никаких заданий не попадалось, но все равно каждый день у Кая ощущение, что где-то там, далеко, кто-то умирает без его помощи.

В очередной раз подтянувшись наверх, Кай нос к носу сталкивается с мелким волосатым существом с выпирающей нижней челюстью. Останавливается на секунду, потом спрыгивает на пол и отходит на шаг назад, зацепив ворох соломы ногой.

— Охотник? — спрашивает существо. В вороте расстёгнутой рубашки — татуировка, Каю даже говорить ничего не нужно, существо кивает удовлетворенно. — Да, вижу… А что будешь делать, Охотник, если люди воду мутят?.. Или вы только чудовищ убивать горазды?

— Есть очень много всего, что я не могу, — подтверждает Кай. — Но если это разбойники или мародеры, то никто не запрещает нам разбираться и с ними.

Существо скучнеет, дергает большими ушами.

— Нет… Горожане простые.

— Что же они делают? — Кай вытирается рукавом от пота. Если выгоняют из города и домов таких существ — то тут Кай не помощник.

— А внешне так-то ничего. Люди как люди. Ходят, яблоки на базаре покупают. А ночами, страшно сказать… Своих же едят.

— Зачем? — Кай все еще не знает, может ли этому верить.

— Да мне-то знать откуда? Я в том трактире домовой. Вечером люди селятся, и хорошо все. Кормят вкусно, люди приветливые… А ночами жуть какая-то. У трактира соберутся, чужаков из комнат выволокут и тащат куда-то… И больше не видно их потом.

— Похоже на разбойников, — Кай уже прикидывает, сможет ли драться со своим запястьем. Оно не болит — значит сможет, а лекарь, допустим, давал время для окончательного выздоровления. Вернется, когда все проверит, и досидит неделю в тишине и покое — так думает Кай. Чувство страха щекочет внутри, и даже если домовой врет, Каю нужно проверить. Он ночами спать не будет, если не узнает, правда ли это.