Каждую ночь тьма струится под руками и на острие меча, когда Гриммель замахивается и примеряется. Его тело изранено и облито кровью (и своей, и чужой), ему тяжело стоять на ногах и, кажется, он сейчас рухнет вперёд прямо на дракона. Единственное, что его держит – ненависть. Жгучая и опасная, пропитанная ядом и желанием мести. От этой злости в руках появляется сила и острие меча перестает дрожать.

Ночная фурия под ним стонет. Смотрит испуганно и слезливо, тяжело выталкивая из себя кровавых вздохи. Её глаза зелёные-зелёные, как летняя трава, яркие и до боли знакомые. Живые. Обманчиво человеческие – каждый дракон лжив, он не должен этого забывать.

Они отняли у него всю семью, которая была. Они отняли Иккинга.

Охотник впервые жмурится перед убийством, но проходит мгновение и меч привычно утопает в драконьей коже с голодным хрустом. Плоть трескается, дрожит от вопля, и мужчина вгоняет меч ещё глубже, ещё, прямо до сердца, чтобы тварь задохнулась в крике. Изумрудный цвет сверкает несколько мгновений, но потом затухает и наступает тишина. Гриммель смотрит жадным взглядом, не замечая в глазах слёз, и уже хочет уходить, но чешуя начинает рассыпаться и слезать уродливыми лентами. Тьма обваливается пеплом на пол, обнажая из своих лоскутов человеческое тело, и сердце у охотника боязливо поджимается. 

На него смотрит Иккинг. Парень плачет, стонет в красном цвете и силится дышать, но не проходит и мгновения перед тем как он вздрагивает и замирает с кровавыми губами. Ладони Гриммеля липко-красные, умытые человеческой кровью. Он начинает задыхаться и сон трескается пополам.

Его Иккинг с мёртвыми глазами приходит к нему каждую ночь.

Быть может поэтому он так мало спит.

Видеть эти кошмары невыносимо тяжело, несмотря на то, что Гриммель пытается взрастить в себе ненависть к мальчишке. Не получается, точнее, получается, но не до конца: злость кипит на поверхности, но ему страшно признаться, что в глубине он все ещё хочет вернуть своего ребёнка, показать ему, что он ошибся и как нужно жить правильно. После этого ненависть уже обращается на самого себя за наивность и слабость.

Иккинг выбрал не его. Он выбрал драконов. Ночную фурию.

Ему стоит помнить об этом.

Его сын выбрал дракона.

Под рёбрами не перестаёт стонать невидимая рана, которая железом сковала те остатки человеческого, что таились в нем; кровь охладела, глаза, уставшие от слёз, теперь мутнеют истощенным осколком, не говоря уже о том, что он потерял интерес к чему-либо кроме поисков. Даже к охоте. 

Иногда ему даже смешно от того с какой легкостью Иккинг забрал у него его самого. С какой легкостью мальчишка вырвал ему сердце и ушёл, и что самое смешное: Гриммель всё ещё  хочет его вернуть. Он бы заплакал от горечи, если бы на это были силы и слёзы, но этого нет и он просто пусто смотрит перед собой сухими глазами. В глубине души ему хочется, чтобы Иккинга мучали такие же ужасные кошмары, ведь это будет значить, что его помнят.

Возможно скоро он сам об это спросит: они нашли драконье гнездо, где прячется ночная фурия и её всадник. 

Скоро Гриммель найдет его и вернет домой.

* * *

Перед тем, как он пал, Иккинг видел рассвет: яркий, пунцово-золотой с красными отблесками, как расплывшаяся кровь на воде. Они летали с Беззубиком по красному небу и все кошмары плавно уплывали из его груди. Больше не было страха. Не было охотников. И не было Гриммеля, возвышающегося над ним с мечом в руках.

Ему часто снился этот сон: он обращен немым драконом, перед мордой виднеются две черные лапы и длинный хвост, а потом на его зов о помощи приходит Гриммель. Нож бьет точно в шею, но из-за дрожащих рук удар смазанный и очень болезненный, долгий. Чешуя трескается, вываливая наружу его настоящее тело, но уже поздно и всё, что Иккинг видит перед собой – это чужие злые глаза.

Всадник закрывает веки и делает глубокий вдох через нос. Утреннее розовое солнце мягко ласкает кожу, пытается успокоить, но Иккинг всё равно чувствует отголосок влажных слёз под ресницами. Беззубик урчит под ним и черпает крыльями нюдовые облака, направляясь прямо в сторону света: дракон знает, что его всадник очень любит летать навстречу солнцу. Между собой они называли это: “Улететь в Завтра”.

— Всё в порядке, братец, — Иккинг наконец-то открывает глаза и смотрит на небо под крыльями фурии, — Я почти отошел от кошмара.

Он продолжает гладить шершавую и теплую чешую Беззубика, не отрывая взгляда от  рассвета. Все кошмары начинают забываться, страх растворяться в свете, а тревоги уплывать вместе с ветром.

Он думает о своей стае в Ледяном гнезде и о том, что нужно сменить повязки раненным драконам в убежище. Розовый напалм сменяется пепельным оттенком голубого, когда они спускаются с высоты, а затем в них летят сети. Беззубик пытается увернуться, но охотников много и розовые облака над ними – последнее, что они видят перед падением.

Беззубик успевает схватить Иккинга лапами и закрыть собой, когда их обманчиво ласково ловит вода, а потом тяжелую сеть вытягивают на корабль, с грубым всплеском бросая на борт. Смертохваты радостно стрекочут, переминаясь на передних лезвиях, остальные нарезают круги в воздухе, пока их хозяин хмуро смотрит на ночную фурию и её всадника. Дракон пытается защитить бессознательное тело наездника, но проигрывает: на челюстях щелкает намордник, крылья связаны ремнями, и он остается беззащитным и усталым.

Кто-то подносит Гриммелю топор, но он не смотрит на охотника, только на Иккинга в красной драконьей чешуе, которого уже успели связать, а потом снова на ночную фурию. Мужчина хмурится, поджимает губы и легонько качает головой.

— В клетку дракона. Всадника ко мне.