Расколотый проливом остров встречает тишиной сторожевых высоких башен. Они горделиво возвышаются на ледяных склонах, и на их шипастых коронах и каменных стенах, подобно статуям, сидят пеплохвосты. В самом низу, через узкий пролив, тянется цепь кораблей под наблюдением мерцающих рыжих глаз крепости.
Совсем недалеко, на неприметных морских скалах готовится другая драконья стая. Волны бьются о камни и невидимые хвосты драконов, сжавшихся в единое крылатое прозрачное нечто, у которого была видна только голова — громадный громорог и его всадник, припавшие к камням, как их продолжение. Когда от чёрного пятна острова отделяются рыжие точки кораблей, драконьи крылья мажут темноту.
В густой тьме разнокрылы вливаются на борт с робким шуршанием крыльев, как невидимый поток, и заливают его кислотой. Без криков и рычания они сначала сжигают горны и трубы, а затем и невезучих людей. Раненые охотники видят рогатого всадника, шагающего сквозь огонь, расползающийся по палубе, прежде чем их настигнет драконья пасть.
* * *
— Ты был прав! Иккинга нет на первых кораблях, — Валка начинает говорить сразу же, как заходит в палатку Вигго, — В проливе была обманка, Стоик захватил их корабли, Иккинга там не было с самого начала.
Она уверена и в своих словах и видениях. Корабли, молча съедаемые кислотой в танце невидимых крыльев были такими же отчетливыми, как пустая камера и пустые трюмы. Иккинга нигде не было.
— Значит, атакуем второй флот, чтобы проверить его. — Вигго снова отворачивается от неё к картам.
— Ты говорил, что считаешь третий путь правильным, разве нет?
Валка щурится в спину Вигго, который не отвлекается от своих мыслей. В углу палатки дремлет Игнис, пускающий дым из ноздрей, и проходит несколько долгих мгновений тишины.
— Я думаю он доплывет до Осколков короны всем флотом, а затем разделится и на одном корабле попытается скрыться и доплыть до небольшого дикого острова, а оттуда уже и до границы земель Драго. — Вигго жестом мягко подзывает к себе Валку, и та подходит, окинув карту взглядом.
На бумаге чернеют линии крупного острова, разбитого надвое тем самым проливом, рядом с которым горели от кислоты охотники. Верхняя часть острова выглядит как зубастая корона, склонившаяся от удара, а от неё ещё выше идут небольшие острова, создавшие запутанный лабиринт с множеством входов и выходов. Те самые Осколки.
— Нам нужно полететь напрямую. Осколки — это неприятные для кораблей острова с рифами и плохими берегами, но их много и корабли могут скрыться от чужих глаз, проплыв незамеченными.
— Они не останутся незамеченными для тех, кто видит мир сверху.
— Верно, — Вигго улыбается и смотрит на неё, а затем снова на карту, — Гриммель это знает. Они — вторая приманка, и мы сможем быстро добраться до неё, а затем и до него.
Валка обдумывает план, сложив руки на груди, и комната погружается в тишину. Игнис приоткрывает один золотой взгляд, когда Валка смотрит на него. Вигго молчит или в ожидании, или в своих мыслях.
— Он может оставить ловушку для нас там. Яд или болезнь на телах прокаженных, — её голос звучит мрачно даже для неё самой, но Вигго даже не вздрагивает.
— Те, кто проверят трюмы пойдут в масках и костюмах. После проверки промоем противоядием.
Валка приподнимает брови от удивления, а потом согласно хмыкает. Это хороший план. Остаётся только поторопиться и успеть вовремя.
— Тогда вылетаем сегодня через несколько часов. Тебе стоит отдохнуть, как и остальным. — от прикосновения к плечу Вигго глубоко вздыхает, но Валка видит по его глазам, что он не смеет спорить с альфой стаи и матерью своего нареченного (пускай и хочет), — Будем лететь до Осколков и днём, и ночью так быстро, как только сможем.
* * *
Ледяные и каменные острова встречают охотничьи корабли запутанными цепями, и Гриммель приказывает сбавить скорость. Медленной тягучей линией корабли выстраиваются и плывут за первым, самым небольшим, которым Гриммель управляет уже в одиночку. Снежный белый туман стелется над головами людей густым полотном, в которой Гриммель поглядывает время от времени в поисках драконьих силуэтов. Они не должны напасть на них здесь. Они отвлечены Северным проливом, а те, кто догадался лететь сюда, не должны прибыть так быстро. Гриммель надеется на это.
Они аккуратно обходят рифы и ледяные шипы, которые изредка царапают борта кораблей, если те подходят слишком близко. Волны мирно пенятся и расходятся чёрными кругами, потрескивают куски льда и в воде, и в голубых скалах вокруг. Из драконов в небе летят только его смертохваты, но они молчат и летят низко к воде, чтобы остаться незамеченными, если там, на другой стороне шипастых лабиринтов, окажутся лишние глаза. Гриммель не думает, что там кто-то есть, но скрытность ещё никому никогда не мешала. Особенно, когда ему в затылок дышит возможный шторм.
Его отголоски гремят в далёком синем горизонте, как призраки в ночи, и тают когда через несколько дней они доплывают до сердца Осколков. Гриммель ведёт плечами, чтобы сбросить остатки ведения и усталости. Правда ли там были молнии, или это видение усталого разума — не важно. Они добрались до Сердца этого лабиринта. Грубые берега и неприветливые скалы вокруг большого острова отпугивают крупные корабли, но позволяют причалить малым. Судна бросают якоря в холодные воды, а Гриммель подзывает одного дракона, чтобы перебраться на другие корабли и отдать приказ.
На утро судна отплывают и направляются вперёд, дальше по извилистой тропе из островов, чтобы выбраться из Осколков в открытое море. Только один, самый небольшой и быстрый корабль направляется в другую сторону, к другому пути из лабиринта под сопровождением смертохватов.
Через несколько дней Осколки загорятся и закричат. Всё начнется с молний и закончится опаленными стрелами на берегах. Охотники так и не смогут выйти из цепочки островов, а всадники не найдут своего вождя. Голодный и одинокий лабиринт похоронит в себе остатки кораблей, и начнётся новая погоня и шторм на горизонте для одного единственного уцелевшего судна, уже покинувшего цепь островов.
* * *
— Ты знаешь, какой самый распространенный способ унижения и слома пленников? — Гриммель стоит перед ним со своим привычным высокомерным видом, сложив руки за спиной, — Особенно среди уставших в изнурительных походах и пьяных от крови мужчин?
В животе начинает ворочаться тревога, и Иккинг сглатывает жирный тошнотворный ком в горле. С кожи не сходит ощущение чужого пристального взгляда, но Иккинг не поднимает свой в ответ. Он слишком устал, и даже собственное дыхание ощущается невесомым трепетом.
— Знаю.
Если бы не яд, то он бы промолчал. Темноты и тишины слишком много для него. Это невыносимо, но самое ужасное, что Гриммель стал маяком в этом безумии. Иккинг ещё раз глотает тревогу и выдыхает страшные слова:
— Вы хотите меня изнасиловать?
Ему самому не хочется верить в то, что происходит, и только из остатков упрямства, а не сил Иккинг смотрит на Гриммеля. Тот встречает его обманчивой улыбкой, которая всё больше походит на оскал, а внутри холодеет замеревшее дыхание.
— Не я. Ты мне не интересен в таком плане, — Он бессердечно усмехается, но от ответа не становится легче.
— Ваши солдаты…? — Иккинг не осознает, что плачет до тех пор пока слезы не попадают на его сухие губы, а щёки не становятся подозрительно влажными.
Не понятно от чего: от его слёз или от предстоящего унижения, но ухмылка охотника растёт, как тонкий полумесяц. Сердце снова проваливается в желудок, а затем и вовсе исчезает, когда за дверью раздаётся заинтересованный стрекот и тяжёлое, нетерпеливое перешагивание клешней.
— Нет. Не солдаты.
Гриммель чеканит каждое слово, пока бешеный взгляд Иккинга мечется то к двери, то к нему. Вся надежда увидеть хоть каплю человечности в чужом лице пропадает, когда ему отвечают ехидной приподнятой бровью и одновременно с этим искривленным в отвращении ртом.
— Пожалуйста, пускай это будете вы!
Гриммель равнодушно смотрит и на его слёзы, и на панику, скривившую лицо, и отпускает свою ухмылку. Теперь на нём только маска из раздражения.
— Пожалуйста! Лучше вы!
Охотник брезгливо отдергивает свой плащ, когда Иккинг пытается ухватиться за него без остатков достоинства. Мир чёрно-рыжий, из огней и теней, лицо впереди отворачивается, и свист режет уши. Их закладывает. Мир переворачивается. Слышится топот тяжёлых лап и чье-то скуление, всхлипы, шаги и шорохи, шипение драконов друг на друга.
— Замолкни и прекрати рыдать. — доносится раздраженный вздох, и тогда до Иккинга доходит, что это звенят его всхлипы.
Рот сам закрывается, слёзы начинают остывать и засыхать, а в тёмном углу пробегает медный отблеск драконьих глаз. Иккинг не чувствует, как перестаёт дышать, и не понимает, что уже лежит на спине, опрокинутый чёрным драконьим носом у бедра. Вокруг носится целый хоровод из шагов, щелчков и шипения, и голос проклятого драконоубийцы становится последним, что он слышит перед полнейшей темнотой:
— Думаю, с твоей любовью к драконам тебе не привыкать. Наслаждайся, вожак. Они долго этого ждали.