Стьюр и Бьёрг — охранники Иккинга, чьи имена он захотел узнать — с опаской сторонятся драконов в железной броне, когда Иккинг шагает к ним без капли страха и с ровной осанкой, как их родной собрат. В его руках нет оружия, только бархатные перчатки покрывают кожу от мороза и шуршат, когда он потирает пальцами. Через нос льется сухой, морозный выдох. База Драго, сердце его нынешних владений, предстаёт пепельным и промерзшим насквозь местом, чья земля больше напоминает кости, чем снег, а небо — свинцовое полотно. Не так давно оно гремело сухим и ярким громом в своей серо-синей пучине, но сейчас оно слепое и неподвижное, полное уныния, от которого хочется отвернуть взгляд. По снегу лязгают железные хвосты и морды, когда драконы поднимаются на лапы и внимательно присматриваются к Иккингу. Их глаза поникшие для людей, хотя Иккингу удаётся разглядеть в них прежнюю силу. Огонь в их сердцах ещё не погас, пускай и побледнел от железной клетки на груди.
— Привет, — он мягко улыбается и останавливается ровно в нескольких шагах, чтобы драконы не чувствовали угрозы. — Будем знакомиться?
Иккинг говорит с ними, как говорит человек со своим другом, и драконы отвечают ему клокотанием в горле и шорохом хвостов. С абсолютно тёплой улыбкой и дружелюбными глазами он присаживается и очень медленно протягивает ладонь к первому из них — вострозубу с таким родным, знакомым бирюзовым цветом, какой бывает только у древних чистых ледников. Он видит этот цвет в глазах своей матери, на крыльях драконов, навеки верных ей, и в ледяном дыхании Ванланда, но всё исчезает, когда Иккинг быстро моргает. Немного погодя он замечает, что под горлом у него задержался вдох. Вострозуб только вопросительно склоняет голову с жёлтым глазом, а сзади слышится встревоженный голос:
— Мой Господин, вы уверены…? — снег хрустит под ногами Бьёрга, того самого, чья длинная коса отливает серебром и блестит сверкающим клинком при повороте головы. — Это дикие звери, они слушаются только Хозяина.
По плечам пробегает тошнотворная дрожь при слове: “Хозяин” и Иккинг ведет одним в сторону. На губах мелькает отвращение.
— Я уверен. — Он чувствует тревогу людей за спиной и беспокойство дракона перед собой, когда подкрадывается ещё на шаг ближе и по-особенному, как настоящая заинтересованная птица, склонят голову, — К тому же, я и сам наполовину зверь.
Он напоминает об этом без злобы или обиды. Пускай его фигура хрупкая и элегантная, как у самого настоящего человека, но под сердцем клубится и всегда будет расти драконья темнота, и охотникам не стоит об этом забывать. Бьёрг с волнением спешит извиниться:
— Прощу прощения, мой Господин-
Иккинг поднимает руку, жестом приказывая замолчать. Чужая тревога за спиной не унимается даже в тишине и подползает неприятной душной волной, но Иккинг только морщит нос. Сидя так близко к дракону он пригибается и скользит взглядом по чешуйкам. Кое-где мрачнеют шрамы от кнута и меча. Крупный, невероятно массивный, но надломленный от страха, вострозуб неуверенно склоняет голову и покорно опускает глаза вниз. Иккинг чувствует его страх и сердце начинает болеть, как за самого себя.
— Я не тот альфа, что будет ранить тебя, — Иккинг говорит вкрадчиво и мягко, как с напуганным ребёнком, — Мы с тобой одной крови, я не желаю тебе зла.
Слышат ли его люди сзади или нет — это не важно, но дракон слушает и золото его глаз теперь отлипает от земли без прежней дрожи. Рука в бархатной перчатке мягко разворачивается тыльной стороной со сомкнутыми пальцами. Драконьи ноздри расширяются и сужаются, ловят его запах и уже через мгновение к ладони жмется бронированный нос. На лице расцветает довольная ухмылка и пальцы уже чешут круглую челюсть, разлившуюся перед ним урчанием. Вслед за первым, с хитрыми взглядами к Иккингу тянут свои длинные морды дождерезы, ужасные чудовища и громороги, шумно раздувая ноздри с дымом. Драго может говорить и думать, что угодно, но теперь это драконы Иккинга тоже. Точно так же как люди, корабли и даже громоздкий, ужасный замок за спиной.
— Не такие уж и дикие. — Иккинг смеётся и оборачивается на своих охранников, стоя в железном кольце из драконьих мурчащих тел.
Голубоглазый, с чёрной смоляной косой и высоким ростом, Стьюр смотрит на драконов прищуренным взглядом, но рука отпускает рукоять меча. Замерев, как две статуи, они разглядывают Иккинга или как божество, или как демона, а тот в ответ только усмехается и отворачивается. Люди его не понимают. Только драконы могут представить, каково это иметь развязанные крылья, но без возможности летать. В его ладонях находится большая, блестящая синим отблеском под бронёй, морда громорога, и сердце начинает скорбить.
— Ты мне напоминаешь тех, кого я потерял, — Иккинг жмется лбом к драконьему носу и влажно вздыхает, и на мгновение в воспоминаниях расцветают кровавые ветви, — И я надеюсь, что мне не придётся терять ещё раз.
Когда в глазах начинают колоть сухие слёзы, он отпускает драконов и провожает их ласковым движением ладони по круглым бокам, прежде чем шагнуть в сторону. И Стьюр, и Бьёрг выпускают натянутый вдох, когда Иккинг отходит от них. Трезубец скалится на него за их спинами и Иккинг понимает, что совсем не хочет туда возвращаться. Замок в ответ, кажется, только сильнее ощетинивается.
Людей становится всё меньше, а мир тише, когда они продвигаются к окраине базы. Иккинг придерживает свой тяжёлый плащ с красным подолом, аккуратно вышагивая на чёрных каблуках по промерзлой земле и, наверное, для остальных людей он сам выглядит, как ядовитый красно-чёрный смертохват. Людей становится совсем мало, когда они подходят к промерзлому обрыву. Там внизу, в нескольких метрах чернеет морская вода, а ещё дальше от берегов тихо качаются ладьи и корабли. Самые большие из них находятся ещё дальше, ближе к глубокой гавани, собравшись вокруг самого большого и главного флагмана. Драго зовет его Завоевателем. Иккинг с пренебрежением отворачивается и подходит ещё ближе к краю.
— Мой Господин?
Волны клубятся пеной и холодом, слабо бьются об ледяной обрыв и танцуют со бледными лучами солнца. Близко к берегу на морской поверхности всплывают большие пузыри. С такой высоты он с лёгкостью может разбиться об ледяные волны. В ушах начинает звенеть, а потом и петь неясным шёпотом волны. Шаг. Второй. Последний. Из-под носка сапога вниз падает несколько кусков снега и растворяется в пучине, снежные равнины вокруг него замолкают. Иккинг задерживает дыхание и лёд опасно хрустит под ногами, но его отдергивают за локоть быстрее, чем рушится нос обрыва, и спешно отводят назад.
— Это было опасно, мой Господин, прошу не делайте этого больше, — Стьюр, всегда спокойный и холодный, теперь смотрит на него с явным беспокойством, всё ещё придерживая за локоть.
У них обоих дрожат руки. Очень медленно, но с очень глубоким и громким звуком за спинами расходятся волны и гулко ломается лёд под чужим огромным весом. Иккинг оборачивается первым. Земля вздрагивает и тонны воды с шумом разлетаются во все стороны, когда перед ним поднимается само воплощение морских северных вод и льда. Серый, пропитанный железом и пеплом на своей шкуре смутьян громоздко качает головой из стороны в сторону и расправляет корону, с которой продолжают стекать морские волны, как толстые солёные реки. Стьюр оттаскивает Иккинга назад, но их обоих успевают обдать потоки влажного, морозного воздуха, выгнав из кожи тепло. На громадных бивнях чернеют два кольца, как рабские оковы, а в его глазах Иккинг видит надвигающийся кровавый шторм, когда левиафан наклоняется к ним, затаив своё дыхание. Во всем своем великолепии и силе он напоминает многолетний ледник, украшенный чёрными обломками кораблей, разбившихся об него. Весь мир вокруг замирает, остаются только гулкий рокот льда и серые, как грозовое облако, глаза. Иккинг улавливает тонкий запаха железа и пепла от зверя, хоть и знает, что это призрак, одурачивший его чувства.
Из-за этой силы на своей стороне Драго не боялся так сильно, как только мог? Вот кого он хотел повести против Олуха?
— Дай мне подойти к нему. — Иккинг не отводит глаз от драконьих, зачарованный надвигающимся штормом в них, и цепляется за руку Стьюра.
— Это опасно-
Человеческий голос дрожит, но Иккинга не отпускают — наоборот, тянут за собой, за широкую спину в белых мехах. Сзади слышится тонкий и медленный звон обнаженного меча.
— Это мой приказ. Отпусти меня. — Иккинг знает, что его хотят защитить, но не может не обдать своего телохранителя недовольным, острым взглядом.
Не хотя, но руку мягко отпускают (пускай и не отходят). Каждый глубокий вдох смутьяна проходится сквозь грудь крупной дрожью, из уголков его большого рта струится изморозь, но в глазах нет злости, когда Иккинг неторопливо подходит к нему. Корона раскрывается шире костяным цветком. Дракон замирает перед ними, как ледяное непоколебимое изваяние. Его взгляд тяжёлый или от усталости, или от страха, а по толстой коже тянутся многочисленные шрамы. Такие, которые дракон может получить только в неволе от жестокой руки.
— У него есть имя? — Иккинг спрашивает обоих своих людей, не поворачиваясь к ним, и протягивает ладонь к серому костяному подбородку.
Шторм провожает его пальцы, а потом снова возвращается к лицу. Новая дрожь проходится сквозь тело.
— Нет. Хозяин всегда зовёт его вожаком.
Костяные наросты и шипы подрагивают, когда Иккинг с усилием чешет чешую рядом с ними, а потом улыбается, услышав утробное осторожное урчание. Ему в лицо летит большой и холодный поток снежного дыхания, и Иккинг затягивается смехом и кашлем, отряхивая волосы и лицо от инея.
— Я тебе нравлюсь?
Корона подрагивает, распрямляясь во все стороны своими тёмными лучами, и дракон делает ещё один глубокий снежный выдох. Иккинг дарит ему столько ласки, сколько может, но потом звонко трубит горн вдалеке, и в сердце снова зарождается страх. Не свой, а чужой, делимый между ними двумя невидимой связью. Иккинг ещё раз хлопает чужой нос и провожает дракона, пока тот не скроется на глубине, как мраморная глыба, медленно ушедшая на дно. Чёрные морские воды клубятся и шумят ещё несколько мгновений, прежде чем взгляд Иккинга зацепится за драконов на горизонте. Разгоняя серые облака к замку приближаются пеплохвосты, и сейчас внутри разливается особенно ядовитый и болезненный ужас. Теперь он его собственный.
***
Такой глубокий раньше и на удивление знакомый голос звучит поодаль, как встревоженное и ломкое стекло, когда Иккинг аккуратно подбирается к площади. Он крадется, как тень, опасаясь, что если его шаги услышат, то прогонят в свои покои подальше от разговоров. Слова перед ним хрустят высоким звуком, которые он ещё не понимает, но с каждым шагом они рождают в себе ужасающий смысл.
— Всадники, мой Повелитель, всадники-!
На снежном пустыре, вокруг других охотников и перед главными воротами к Трезубцу, боязливо склонив голову сидит пеплохвост и его всадник, упавший в ноги Драго. Кроган. Потрепанный и опаленный, как и его израненный дракон. Кровь на бордовой чешуе разглядеть сложно, но Иккинг видит глубокие раны и понимает, что это следы, оставленные когтями штормореза.
—...Они отступили, мой Повелитель! Они бежали!
Сердце заходится беспокойным танцем, и Иккинг делает ещё один очень тихий шаг вперёд, Стьюр и Бьёрг идут следом так же бесшумно. Некоторые охотники молчаливо бросают взгляд в его сторону.
— Сколько их было? — Драго заводится, как вспыльчивый зверь, но его голос ещё только начинает пропитываться гневом. Его фигура возвышается над говорящим, как громадная тень. — У них был предводитель?
— Пятьдесят. Валка…Вторая альфа была там-
В кровь приходит холод. Каждый из охотников замолкает. Даже отсюда гнев Драго можно ощутить кожей, но Иккинг больше не решает двигаться, ему и так слышно каждое слово.
— И где она? Ты ведь убил её? — медленным движением руки Драго подносит конец копья к чужому горлу и угрожающе надавливает.
— Н-нет, Господин-
Иккинг может проронить выдох, но легче становится только на мгновение.
— Но я ранил её дракона! Они не улетят далеко! — Кроган падает в ноги и дрожит, заглядывая в глаза Драго.
— Ты идиот! Она приведёт за собой всю стаю!
…А вместе с ними придёт пламя и лёд на могучих крыльях, ведь раненый дракон всё ещё дракон. Драго со злости бьет наотмашь другим концом копья, а пеплохвост за спиной у Крогана испуганно пригибается к земле. Его всадник вскрикивает и вытирает кровь со своей щеки.
— Мы не могли ничего сделать, против нас вышел скрилл и-!
Скрилл? В кольце людей пробегает шёпот, а Драго застывает или в страхе, или в новой волне злости. Она обдает его лицо и растягивает на нём встревоженный оскал. Все продолжают слушать.
— Там был Вигго Гримборн! Он атаковал нас на скрилле!
Иккинг выхватывает родное имя, как самое важное и самое драгоценное, и его лёгкие забывают, как сделать вдох или от радости, или от волнения. Вигго…Его избранный, его вторая душа, это он оседлал скрилла, чтобы спасти его! Толпа не разделяет ни его улыбки, ни радости, над ними кружит облако страха. Драго странно дергается и вокруг расстилается тишина. Он опасно замолкает и наклоняется чуть ближе к говорящему, не отпуская копья. Тогда Кроган на мгновение отводит глаза за его спину, чтобы заметить Иккинга, стоявшего вдалеке, как неловкая, дрожащая и стройная тень. Его взгляд меняется и мрачнеет жестоким блеском, как у акулы, почуявшей кровь. Кажется, он даже забывает о том, что перед ним нависает его смерть.
— Мы перебили половину их тварей!
В сердце Иккинга бьет невидимый нож и взгляд Крогана примерзает к его лицу. Он говорит громко, чтобы Иккинг его услышал, и его голос пышет знакомым ядовитым удовольствием. Даже на грани смерти он, как кровожадная тварь, не может не урвать себе хотя бы кусок. Хотя бы каплю чужой боли.
— Вигго Гримборн ранен, мой Повелитель, с такой раной не живут…
Кровь внутри застывает, как лёд под ногами, а Кроган, упиваясь ужасом на лице Иккинга, с улыбкой проворачивает нож дальше:
— Я клянусь, он не протянет и двух дней. Он умрёт, я обещаю, Драго!
Его Вигго умирает? Иккинг теряется, отшатнувшись от чёрно-белых пятен их фигур и позабыв как дышать.
— Мне не нужны обещания! Мне нужны их головы!
Раздаётся голос Блудвиста, как гром над головой, его терпение кончается. Крогана уводят на казнь, а Иккинг остаётся стоять поникшей тенью на снегу. Те, кто знают смотрят на него с сожалением.
***
— Мы наступаем на Драконий край сейчас же! — Драго воет разгневанным зверем, и каждый человек вздрагивает, заглянув в его перекошенный оскал.
Весь лагерь захлебывается в спешке и начинает бушевать, как волны из огня и стали. Трезубец рычит лязгом сотен клинков и капканов, драконьими цепями, горит множеством факелов и стрекочет голосами спешащих охотников. Дыхание предстоящей войны зарождается в лязге железа и шуме морских волн. Воды клубятся, как чернила от носов встревоженных, загружаемых оружием, кораблей и великого смутьяна, прикованного к Завоевателю. Тот опускает глаза и корону, когда Драго бьёт по цепям, ведущим к его бивням.
— Шевелитесь быстрее! — Он машет копьем и рычит и на людей, и на драконов, которые боязливо склоняют перед ним головы. — И где Иккинг?! Привести его немедленно!
Рабы откланявшись бегут выполнять приказ, а Драго с тяжёлой злостью на груди отворачивается к морю. Времени мало. Нужно захватить Драконий край раньше, чем раненые всадники доберутся до него. Из всех обещанных ему голов он не получил ни одной, и раз Йоханна до сих пор нет, значит он уже не вернётся. Гриммель от него ушёл и обязательно вернётся, ударив в спину, как самая настоящая мерзкая ядовитая тварь. Враги повсюду, в каждом углу и с каждой стороны, но очень скоро он перебьет их всех до единого и первым станет Драконий край.
— Мой Повелитель.
Драго разворачивается всем телом на голос раба, рядом с которым стоит его названный муж, отвернув лицо к волнам. Его взгляд затуманен тревогой и отливает красным солёным цветом, но Драго не чувствует ничего, кроме ядовитого злорадства. Конец копья аккуратно проходится по ровной линии челюсти, но Иккинг так и остаётся стоять и смотреть на море.
— Будешь держаться у меня на виду. Не смей никуда отходить, — Лезвие опускается под подбородок, а в ответ вспыхивает разгневанный изумруд.
Иккинг обжигает его взглядом, полным горечи, и кивает только из-за яда в своих венах.
***
— Мы должны спасти Иккинга. — с глухим звуком Забияка ударяется лбом об стену и выглядит больше уставшей и скучающей, нежели жалеющей свою голову.
— Забияка, Стоик велел дождаться всей стаи. — голос Рыбьего высоко волнуется, уже усталый повторять одно и то же, — Тем более с нами нет ни Астрид, ни Хедер.
— Мы должны спасти Иккинга, — снова глухой стук об стену.
Рыбьеног только тяжело вздыхает и закатывает глаза. Возможно, это бесполезно спорить с близнецами: они невыносимы, когда им скучно и ещё более пугающие, когда встревожены. Штаб Драконьего края выглядит совсем неправильно с двумя пустующими стульями, и он отворачивается от них. Слышится бульканье Барса и Вепря, и тяжёлый выдох со стороны Задираки. Он выглядел расстроенным и тихим больше всех.
— Мы должны спасти Иккинга. — удар и булькающие звуки поникшего Барса.
— Забияка, прекрати. — Сморкала звучит более раздраженно, чем обычно, и его тон угрожает вспыхнуть, как пламя на его дракона.
— Мы должны-
— Мы не можем спасти его только втроём, разве это не понятно для вас!
Даже драконы приоткрывают глаза на вскрик Рыбьенога и тот успевает раскраснеться с узлом стыда, родившемся в груди.
— Простите…
— Мы сожгли один флот втроём и с драконами, можем сжечь ещё больше, — Задирака выглядит бледным и потухшим, и даже когда под руку тычется морда Вепря, он отвечает одним ленивым хлопком.
Им всем нехорошо. Совсем. Даже драконы выглядят так словно бы заболели. Иккинг был их сердцем и сейчас и Олух, и Драконий край выглядели несчастными и мрачными, лишенными его. Особенно плохо выглядели драконы из его стаи: поникшие и бледные, равнодушные к командам, если это была не Валка или их не звали в бой, на защиту. Единственный отблеск жизни в них сверкает тогда, когда они жгут вражеские корабли, оживленные или огнём, или неутолимой жаждой мести для тех, кто лишил их сердца. Их пасти горят живым, рыжим светом вместе с глазами и тепло перекатывается на крыльях так как и положено драконам. Только после очередных пустых кораблей их горе, кажется, множится.
— Мы можем жечь сколько угодно, но это не спасёт Иккинга. — Рыбьеног садится рядом с Сарделькой и ласково гладит её по носу.
— Тогда что спасёт? — глухие удары со стороны Забияки останавливаются.
— Противоядие того редкого дракона, за которым ушла Астрид с Хедер.
Сморкала высокомерно и брезгливо фыркает, но все прекрасно знают, что за его раздражением прячется страх. Он боится, что Иккингу уже не помогут. Что он не вернётся к ним.
— Их долго нет, надо-
Задираку перебивает звонкая песня рога, и все всадники вздрагивают, а драконы оживляются. К ним кто-то летит. Рог звучит снова. На голубом горизонте, сверкая чешуей на солнце, летит великолепная Роза ветров, а за ней и Громгильда в сопровождении всадников и ранее невиданных драконов.