«…Север сгорит и от его трона останется только пепел и дым…» — Так сказал Дагур, когда увидел тело своего брата почти бездыханным и холодным, но не мёртвым.

Не жив и не мёртв —участь хуже смерти для великого воина. Не способный ни упокоиться с почестью в чертогах Одина, как полагает достойному человеку, ни вдыхать и чувствовать эту жизнь. Мраморный камень на кровати, некогда бывший дорогим и живым человеком. Такая участь — самое страшное проклятие для любого викинга. Для любого воина.

Его брат заслуживал лучшего. Он заслуживал сидеть одним из первых в Великих чертогах, а не лежать здесь, холодный и тихий, как статуя.

Когда Дагур смотрит на родное белое лицо, ненависть кипит в его крови, обнажив этому миру нечто страшное и ужасное. Он больше не помнит той жалости и милосердия, которому его так старательно учил его брат. Его брат почти что мёртв. Его милосердное и доброе сердце не спасло его от проклятия, так почему Дагур должен выбирать этот же путь сейчас?

Почему север должен жить и расцветать, когда Иккинг лежит здесь недвижимый?

Его брат был милосерден, его брат был справедлив и его брат был мягкосердечен даже к врагам. И куда этого его привело? Мраморная статуя в мехах, призрак, застрявший между мирами.

Дагур не даст им того прежнего милосердия, которое давал Иккинг — они не его заслуживают за всё, что уже сделали и за то, что собираются сделать.

Ищейка кричит, полный ненависти и армада содрогается от его злости, как от огня. Небо темнеет, море начинает бесноваться, как и драконы на скалах. Злость поражает их сердца и гул дрожит на пепельных берегах. Они все снова встревоженно и разбиты, как тогда в страшную ночь, когда Иккинга похитили.

«…Рухнут небеса на их головы…» — обещает мать, чья ненависть так же сильна, как и горе в её сердце.

«…Польётся кровь…» — говорит сестра с блестящими щеками.

«…И будет пламя…» — заканчивает за неё Дагур.

«…Может умереть, но его наследие должно жить…» — шепчет Астрид, бросая взгляд, полный надежды и сожаления, на кровать.

И Дагур кивает, молча соглашаясь с ней. Кровь любого охотника теперь будет на его руках. Он перережет их всех, выжжет дотла, вырвет с корнем из севера, а затем и из всего архипелага. Вся это чёрная, кованная железом и умытая кровью драконов, мерзость должна сгореть, как сгорел проклятый трон ублюдка Блудвиста. Как сгорели проклятые кости Драконоубийцы. Пепел и кровь, пламя и железо, кости и прах — такая должна быть судьба у севера, у всех драконьих охотников. Дагур продолжит начинание его брата, даже если тот покинет их. Время охотников прошло, теперь настало новое время драконьих всадников.

«…Если Чёрный дракон погибнет, то кто унаследует трон? Он не мёртв, но и не жив…»

Дагур не слушал старика, лекаря и старейшину в племени и армии Вигго до этого момента. Слышится гром за дверью. Голодные вороны прилетели на ещё не остывшее тело дракона. Вигго со злостью, но молча скалится и даже на расстоянии Дагур ощущает его чувство, как своё.

Будь у Иккинга наследники, Дагур своими руками и своей кровью возвёл бы их на трон. Но его брат не успел продолжить свой род и теперь все змеи наверняка приоткроют глаза, взглянув на наследие драконьих всадников.

— Иккинг и его будущая кровь унаследует трон! И мой наречённый не мёртв, чтобы обсуждать это! — Вигго, словно бы приняв черты возлюбленного, возвышается над другими, как тень и рычит, как дракон. — Он не умрёт!

Снова слышится раскат грома, призванного Вардисом, и в такт ему вторит крик Ищейки и Игниса. Старик, знавший нрав своего вождя лучше остальных, пригибается и учтиво кланяется. Они уходят, но Вигго остаётся над кроватью предначертанного, как дракон над своим сокровищем.

Конечно же, этот ответ не устраивает ни старейшину, ни кого-либо на острове: люди верят, что их вождь силён, но боги забирают даже самых сильных, а других наследников с кровью дракона от Валки — нет. Их осталось всего двое на всём белом свете. Умрёт Иккинг — умрёт его род и фамилия Хэддоков.

«…Север сгорит и от его трона останется только пепел и дым…» — повторяет клятву Дагур, когда седлает своего дракона.

Через несколько дней обещание становится явью и кости удачливых охотников тлеют на земле. Те, кому не повезло достались голодным воронам и псам, которые выклевали им глаза и обглодали лица. Ненависть, кипевшая в крови Дагура, льется огнём Ищейки на врагов и они всё тлеют и тлеют, как бумага от искр, а оружие сыпется и сыпется на землю, как жалкие обломки. Новый танец огня и железа длится недолго: те, кто остаётся в живых быстро склоняет колено.

Дагур вырезал бы и их, если бы не Валка, пришедшая с вестью, что Иккинг жив и в сознании.

Огонь потухает, ненависть остывает, а кости прекращают тлеть и разлетаться пеплом. Теперь Ванланд, поднявшийся из глубин, как ледник, замораживает только тех, кто хочет битвы, а Ищейка вырывает клешнями сердца изменников. Север склоняется, почувствовав на своей коже пепел и огонь, и Дагур, полный триумфа и радости, возвращается на Новый Олух.

Когда Иккинг встречает его, облачённый в зелёный шёлк и золото, Дагур склоняется перед ним на колени и преподносит корону, снятую с поверженного вождя Драконоубийцы.

— Теперь север твой, мой дорогой брат. — Дагур замечает, что его глаза становятся влажными только тогда, когда встаёт с колен. Впервые он снова чувствует себя самим собой.

На щеках у Иккинга текут слёзы, когда они встречаются взглядами, и он забирает корону из драконьих уродливых зубов. Она падает к мечам и флагам поверженных, как трофей, и они крепко обнимаются. Астрид, разрыдавшаяся ещё при приземлении, обнимает его так, что Иккинг шикает на неё, а затем и на Хедер. Валка обнимает его последней, но проливает больше всех слёз и не хочет опускать его из своих рук до последнего.

* * *

Когда архипелаг теплеет от пришедшего лета, а Иккинг уже спокойно ходит без опоры и шипения от перевязанных ран, они созывают Новый Совет, как несколько десятков лет до этого. Впервые после того, как Блудвист сжёг не покорившихся вождей, нарушив любые клятвы и обеты. Новый зал встречает новых вождей и что самое главное того, кто его созвал — Драконьего короля, спустившегося со спины своего дракона, как тень.

Люди, слышавшие о нём со всех краёв архипелага, смотрят и внимают, когда он говорит, рассматривают рубиновые кольца на его руках, его глаза, горящие, как золото дракона в отблеске огня, и иногда посматривают на его предначертанного. Вигго стоит рядом со своим будущим супругом, возвышаясь над остальными ровной и тихой фигурой. На его руках и шее блестят такие же украшения, что и на всаднике ночной фурии, наверное, сделанные из одного золота и камней, как подарок друг другу. Возможно, как угадывают некоторые, символ их вечной любви.

Драконов в зале нет: Иккинг приказал им выйти, чтобы люди, сидевшие перед ним, не испытывали страха и опасений о том, что с ними случится то же самое, что с их отцами и дедами, если они не покорятся. Хотя, на самом деле, многие из них догадывались, что если бы Драконий король хотел их смерти, то драконов бы не остановили ни кованые двери, ни мечи. Великий смутьян, пришедший вслед за всадником, шумно расплёскивает волны вдалеке, напоминая людям о силе, что стоит за Олухом.

Но несмотря на прежние опасения и страхи, Новый Совет не горит и не кричит умирающими голосами, ведь теперь перед вождями всех племён стоит драконий всадник, а не убийца и клятвопреступник. Тот, кто говорит с ними, не жаждет ни власти, ни крови, как предшествующий ему:

— …Всё чего я хочу — это мир на архипелаге между людьми и драконами.

Люди слышали о нём, как о том, кто держит своё слово, кто милосерден к тем, кто преклонит колено и беспощаден к своим врагам. Победивший красную смерть, приручивший ночную фурию, говорящий с драконами, милосердный и одновременно беспощадный. Непобедимый. Тот, кто закончил войну Драго. Тот, кто закончил войну между драконами и людьми, связав два мира своей кровью и слезами. Тень, в чьих венах течёт кровь дракона, но чьё человеческое сердце до сих пор милосердно после всего того, что он пережил в огне войны.

— …Старый уклад должен погибнуть вместе с Драго. Вместе с теми бедами, на которые он обрек наш мир. Теперь приходит новое время и новые уклады и я помогу вам привыкнуть к ним.

Иккинг улыбается людям перед собой и он абсолютно честен, чего бы не хотел Дагур или Вигго за его спиной. Вигго считает, что отдавать драконам другим людям небезопасно, но не смеет оспаривать слов своего предначертанного ни перед другими, ни наедине. Дагур всё ещё встревожен после войны и видит больше предателей, чем их есть на самом деле, но они оба слушают своего единственного правителя.

Ему не нужны ни земли этих людей, ни сами люди, ни золото, ни драконы. Всего лишь — мир. Некоторые племена остаются без драконов с привычным для себя укладом, некоторые становятся такими же всадниками, но ни у кого из них больше не вызывает страха и ненависти пролетающий над домами дракон.

После совета Вигго говорит, что даже в те племена, которые решили остаться без драконов, придут всадники. Рано или поздно, но каждый викинг будет летать по одной простой причине — дракон и небо всегда будут будоражить и привлекать людское сердце.

* * *

Долгожданная свадьба начинает планироваться почти сразу же после Совета, обещая быть самым грандиозным и радостным событием для всадников, и, возможно, и для всего архипелага. Иккинг смущается всей той грандиозности, которую планирует Вигго, но его будущий муж уверяет его, что их свадьба — не просто событие, но праздник в честь окончания войны и воплощение надежды на светлое будущее в глазах других людей. И Иккинг соглашается с ним, завидев, какими радостными становятся викинги при оглашении этой вести. Теперь все, кто услышал о свадьбе великого Драконьего короля и Всадника бури и пламени надеятся на торжество и благодать.

Приглашения летят до всех вождей, которых Иккинг встретил на Совете и для всех, кого позовут они. Драконы и посыльные мечутся по всем углам архипелага, узнают и говорят, кто придёт, кто откажется и как их встречать. К удивлению Иккинга и тихой ухмылке Вигго прийти захотели практически все, а кто не сможет приплыть к следующей весне, обещают отправить богатые подарки в знак извинения и благих намерений.

Вся эта суета заводит и тревожит, но Иккинг впервые рад этому шуму, ведь все те люди, которые хотят прийти, желают увидеть становление новой эпохи и разделить с ним эту радость. Впервые за многие годы он чувствует себя счастливым, а корона на его голове сидит правильно и уверенно. Те сомнения, что нависали на его плечах после первой победы над Красной смертью, теперь становятся не грузом, а собственными крыльями.

Лето и зима проходят быстро, занятые подготовкой и письмами, а весну всадники встречают с необыкновенным трепетом. Иккинг нянчит маленьких смертохватов Олеандры и новорождённых Ночных сияний, как когда-то нянчил Стрелку, Налётчика и Хулигана год назад. Те сейчас бегают среди других молодых драконов, ещё неоседланные и игривые, а их младшие, почти полностью чёрные в своего отца, братья и сёстры еле поспевают за ними, как маленькие чешуйчатые комочки. Все драконы на острове трепещут и поют больше обычного, небо пестреет от их крыльев, а розовые утра начинаются с их звонких песен. Вскоре первые гости начинают прилетать.

* * *

Новый Олух так огромен, как и рассказывал отец, но Тир и на мгновение не мог представить, что настолько. Серебряная Леди звонко стрекочет под ним, когда на горизонте появляется остров, а его братья радостно смеются где-то за спиной. Рун обгоняет его на своём драконе, а потом ехидно оборачивается и Сова высовывает язык. Леди шипит без злобы, пока остальные драконы начинают соревноваться друг с другом. Это их первый по-настоящему далёкий полёт и сердце радостно трепещет от начала и до конца путешествия, и, наверное, братья чувствуют тоже самое.

Драконий остров — так называли Новый Олух на Клыках, и Тир видит, что это правда. Драконов здесь больше, чем он мог представить или увидеть в книгах. Они повсюду: в небе, в море, на скалах и среди деревьев. Некоторых он не видел даже на страницах летописей, но они здесь: настоящие и живые.

Отец и мать летят впереди, пока сам Тир тормозит Леди и направляет её вниз, где в волнах играют драконы. Он замечает синюю и красную краску на чужой чешуе и праздничные ленты, прикрепленные к рогам и плавникам. В него игриво плюют водой, но Леди защищает его от воды крылом и грудью. Задев когтем край волны, она поднимается на высоту, и они становятся почти первыми из гостей, которые прибыли на свадьбу. Первыми стали берсерки.

Тир видит их вождя и, кажется, его сестру, когда Иккинг встречает их и обнимает. Дракон, похожий на странного жука или двуногую ящерицу, клокочет и посматривает на него красным, словно бы налитым огнём и кровью, глазом, и Тир ощущает себя совсем маленьким и неловким перед всеми этими великими людьми.

— С седлом летать удобнее, не так ли? — Иккинг искренне и звонко смеётся, и Тиру кажется, что он никогда не видел его настолько счастливым.

На Клыках Иккинг был тихой и хмурой тенью, сейчас же он человек, объятый радостью и украшенный изумрудным шёлком и золотом. Зелёный делал его глаза ярче и красивее.

Пока Иккинг обнимает их и треплет по волосам ребёнок замечает маленьких дракончиков за его спиной. Они такие же, как и Беззубик и один из чёрных сероглазых комочков уже попадается в руки Ульфа. С разрешения Иккинга, конечно.

— Всадник скрилла, прямо как твой дядя, да?

Тир вздрагивает, когда к нему обращается вождь берсерков с таким громким и говорящим именем — Дагур. Он слышал про него, но лишь то, что тот был жесток и беспощаден, и север на своей шкуре прочувствовал его гнев, как и огонь его дракона. На мгновение мальчику показалось, что перед ним и стоит живое воплощение огня.

— Д-да. — Он глупо заикается и сразу же стыдит себя за это. — Её зовут С-серебряная Леди.

Мужчина хмуро смотрит на него, и Тир уже беспокоится о том, что провинился перед грозным вождём берсерков своей робостью, но Дагур тут же меняется в лице и смеётся. Иккинг тычет его в бок и что-то шипит, хотя на его лице тоже играет улыбка. Иккинг, кажется, хочет что-то сказать, но его прерывает другой голос:

— Не бойся моего брата, Тир. Он просто шутит.

Новый голос, долетевший сзади, мелодичный и звонкий, и Тир тут же оборачивается и влюбляется в его обладательницу. Сестра Дагура совсем на него непохожа: стройная, изящная, с чёрными волосами, которые были не огнём, а темнотой. Наверное только её зелёные глаза выдавали родство с могучим берсерком за её спиной. Её дракон, сияющий на солнце, как чистое серебро, напомнил ему о Леди, которая звонко заурчала над его головой.

Он настолько очаровывается Хедер (имя само всплывает в памяти, услышанное из чужих уст), что вместо обычных слов мямлит. Становится неловко, но никто из всадников его не стыдит. Наоборот они все милы и улыбчивы с ним, и Тир видит их, как богов, которые собрались вокруг него и братьев.

Заслышав тяжёлые шаги за спиной, он оборачивается. Когда Тир видит нового мужчину перед собой, ему кажется, что он смотрит на гору и сразу же вспоминает его имя. Стоик Обширный, кажется, не человек, а великан или, по крайней мере, имел половину от их крови. Его дракон, встряхнувший головой, так же напоминает ребёнку изумрудную скалу. И Крушиголов (он узнает это имя позже от своего дяди), и Стоик совсем не похожи ни на Иккинга, ни на Беззубика: если Стоик был непреклонной горой, то Иккинг был стройным и гибким, как тростник. Только глаза и общий нрав выдавали в них родственную кровь.

Валка, по крайней мере, такая, какой он видит её впервые: высокая, сильная и безмерно красивая, и Тиру кажется, что именно так выглядят валькирии. Когда он смотрит в голубые глаза женщины по телу проходит тот же самый трепет, который он чувствует при Иккинге. В голове не возникает ни единого сомнения, от кого из двух великих родителей в Иккинге течёт драконья кровь и по чьим стопам он пошёл.

Следующими кого видит ребёнок становятся первые всадники Олуха. Та самая легендарная команда Иккинга. Сердце замирает, когда он видит их всех перед собой. Всех самых первых, кто оседлал драконов и полетел за Драконьим королём. Первые из его команды, кто вышел биться против Красной смерти, а ведь они были совсем немного старше, чем он сам, как рассказывал ему отец. Смотря на них, Тир всем сердцем пожелал стать таким же бесстрашным и непобедимым, и эта мысль стала расти и укрепляться с каждым днём. Уже на второй день после своего приезда, Тир решил: как только ему исполнится четырнадцать, он улетит на Драконий край, чтобы стать таким же храбрым и грозным всадником, как Иккинг и дядя и все, кого он увидел на острове.

Его и братьев отпускают на некоторое время и почти все дни они проводят в лесу или в центре Олуха, заглядывая в кузни, гнездовье, арену и везде, где им разрешат и до куда долетят их драконы. Так продолжается пока не наступает самый главный день.

* * *

Утро Иккинга начинается с того, что он и Вигго одаряют друг друга подарками. Изумруды, жемчуг, антрациты и золото переливаются на ночных фуриях, как сотни огней, когда он берёт ожерелье в руки. Под целующимися драконами блестят цепочки с нанизанным жемчугом, словно бы ночные фурии летят по облакам, и улыбка сама расцветает на губах. Иккинг примеряет украшение, а его жених помогает ему зацепить его. У него самого на шее красуется похожее ожерелье, только вместо ночных фурий на его ключицах покоятся скрилл и ужасное чудовище, вместо жемчуга блестят тёмно-фиолетовые аметисты, а вместо изумрудов горят рубины. После ожерелья идут кольца, серьги, меха, книги, самые дорогие краски и бумага, и Иккинг сидит среди этого богатства, как дракон на золоте, пока Астрид и Забияка расчёсывают ему волосы и помогают с одеждой. Вигго же довольный рассматривает свой новый меч, выкованный и подаренный лично Иккингом, и другие подарки, пока его готовят к свадьбе остальные всадники его избранного.

И прибывшие гости, и драконы также собираются и готовятся, и свадьба начинается с Драконьих гонок, где участвуют молодые всадники Олуха.

* * *

Весь остров пестрит красками и украшениями, когда Иккинг и Вигго наконец-то берутся за руки перед алтарём и связывают себя клятвами и поцелуем. Гордые и радостные победители гонок садятся рядом с ними вместе с близкими родственниками и друзьями. Чуть поодаль вместе с другими гостями сидят и самые южные гости, прибывшие из тех же земель, что и Диана, и для которых дракон был легендой, а сами всадники — людьми с магией в крови. Рядом с ними сидели некоторые викинги Олуха, знавшие язык и помогавшие им понимать, что же происходит среди теней и огня:

«…Вот Драконий король выходит на танец со своим драконом.» — и Иккинг взмахивает руками, разгоняя искры от факелов, а Беззубик выливается из теней, как их дитя.

«…Вот всадник и дракон танцуют, чтобы показать силу своей связи и единство. Так все видят, насколько хорошо дракон слушает своего всадника.» — и Вигго вращается вокруг себя в элегантном узоре и его драконы повторяют движение точь-в-точь, понимая его без слов.

«…Молодая пара танцует друг с другом, как танцуют драконы в брачный период.» — И Вигго с Иккингом кружатся друг с другом, сияя золотыми бликами в огнях праздника и среди музыки свадебных барабанов.

За весь вечер они не сводят глаз друг от друга и это с радостью замечают практически все, как и то, что Иккинг никогда не улыбался так много с тех пор, как привел свою мать на Олух. Вигго тянется к нему за поцелуем, по крайней мере, с десяток раз за весь вечер и каждый раз Иккинг отвечает ему, покраснев и потеплев и от вина, и от радости. Когда последние лучи солнца уходят за горизонт, пир продолжается без них: молодые супруги улетают на своих драконах, украшенных золотом и цветами, на второй алтарь. Самый первый был для клятвы перед людьми под взором солнца, а сейчас настало время луны и для того, чтобы по-настоящему подтвердить свой брак перед богами.

Почти всю ночь Беззубик, Игнис и Вардис танцуют друг с другом в небе, поблёскивая золотом на крыльях, а потом, когда наступит утро, они возвращаются к алтарю. Их всадники поправляют собственные одежды и заново надевают украшения. Иккинг льнет к Вигго и со всей нежностью зовёт его мужем, когда слезает с алтаря, выточенного из цельного драгоценного камня.

Следующей зимой они обещают друг другу спуститься в тот самый Тайный мир, оставшись друг с другом только вдвоем. Хотя бы на какое-то время.