Однажды в Подземелье упал человек.

Она ни звала на помощь, ни кричала, ни плакала. Кто-то до неё решился показать слабость, понадеявшись, что кто-нибудь придёт, спасёт и выведет к свету. Только в терпении есть спасение, только терпение поглотит боль.

Боль должна была уйти.

И она ушла. Вместе с душой из тела.

Но боль ушла. И жизнь началась снова.

Терпение вывело её из мрачного сна, оно же и поставило на ноги, повязало ленту и вложило в карман нож. Пластиковый, конечно. Терпение не потерпит резкости холодного лезвия.

И девочка пошла. Терпение должно вывести её — пластиком и лентой проложит оно дорогу даже в самый тёмный час. От каждого звука, каждого шороха, каждого квака или жужжания мухи рука сама тянется к ножу. Но терпение напоминает — никогда не наноси первый удар. Пусть лента — дар с поверхности — служит защитой.

Но, увы, у гостей терпения нет, и вот уж выскакивает на дорогу лягушка. Слишком большая для родного мира, слишком уж осмысленный взгляд у неё. На какой именно осмысленнее — другой вопрос. Взгляды обеих морд падают на неё и лягушка, улыбнувшись, прыгает на неё.

Терпение шепчет — сейчас.

Терпение, — вторит девочка, сжимая пластик.

И скорость.

Одно движение руки — и вот уж порез расчертил обе морды.

Из четырёх глаз льются слёзы, а лапки прикрывают свежую рану.

«Глупая», — шепчет терпение, требуя платы — алой ленты. Терпение прошептало — нужно помочь, и терпение же вылечило лягушку. Едва ли вспомнит она, как девочка по глупости ранила её, но сама девочка едва ли забудет о плате.

Пластик для монстров опасен. Очень опасен. Терпение его не одобрит.

Терпение же и поглотило его.

В укромном тихом месте.