Вот тут-то и появился Лис.
— Здравствуй, — сказал он.
— Здравствуй, — вежливо ответил Маленький принц и оглянулся, но никого не увидел.
— Я здесь, — послышался голос. — Под яблоней...
— Кто ты? — спросил Маленький принц. — Какой ты красивый!
— Я Лис, — сказал Лис.
— Поиграй со мной, — попросил Маленький принц. — Мне так грустно...
— Не могу я с тобой играть, — сказал Лис. — Я не приручен.
Антон слушает все инструкции вполуха и ничего не запоминает. Только кивает для вида, а сам думает, что попозже и так разберётся, — один, конечно, вряд ли, а вот с помощью местных студентов — вполне. Просто к тому, кто вводит его в курс дела, подойти потом снова будет неловко: Варчук до этого прожёг ему руку и пол-лица, так ещё и сейчас не слушает. Соловей распинывается просто потрясающе подробно и так старательно пытается не запугать раньше времени, Антон это ценит, но вникать физически не выходит.
Артур всё не перестаёт говорить, а огнемаг (его здесь по имени назвали всего два-три раза) — дрожать от лихорадки, еще не прошедшей с того момента, как он встал с койки. Ему настойчиво рекомендовали остаться хоть ещё на день, но Варчук решил, что справится и без лазарета, который больше напоминает изолятор для провинившихся в калечении Соловья. Короче говоря, по факту он оттуда сбежал и надеется не вернуться.
Ладно. Справится, разберётся, переживёт.
Главное придерживаться этих трёх слов и в период полного осознания того пиздеца, в котором он случайно оказался.
Антона выдёргивает из сознания внезапное молчание. Но вместо ожидаемого осуждения и презрения он видит в глазах понимание: наверное, Варчук действительно выглядит не очень. Или Артур, если он здесь долгое время, глаз уже наметал всё-таки.
— Ты привыкнешь. Это небыстро, конечно, потому что есть ещё много сложных вещей, но...
Ебать, то есть, Антон и так прошёл инициацию (видимо, это было настолько ужасно, что мозг Антона пожалел его и пока решил забыть детали), два дня отлежался в лазарете, почти не двигаясь из-за невыносимо жгущей боли во всём теле, охуел и всё ещё не выхуел с того, что всё на самом деле устроено не так, как написано в учебниках физики, что существует какая-то сверхъестественная организация, частью которой Варчук теперь вынужден стать, отказавшись от своей прежней жизни, — и как он понимает, это всё только начало.
Справится? Разберётся? Переживёт? Как бы должен, но как бы не застрахован от поехавших Раскольниковых из-за угла, к сожалению.
— Ладно, пойдём, я тебя лучше в комнату отведу, — Соловей (прикольная, кстати, фамилия или прозвище — Антон так и не понял) осторожно улыбается. — Тут живут от одного до трёх человек, у тебя два соседа. Оба спокойные и славные, так что мешать не будут.
Да какой там мешать — Варчук с ума сойдёт, если они будут постоянно молчать.
— Тем более они пока на парах. Так что передохни пока спокойно, а потом я тебе скажу, как меня можно найти, ладно? Просто... ещё нужно кое-какие штуки уладить.
Антон просто дёргано кивает. Ну а что ему ещё сделать?
Крыло выглядит очень типичным для общаги в российском вузе, комната, впрочем, тоже: две двухъярусные кровати друг напротив друга, столы, тумбы возле них и зеркальные шкафы перпендикулярно кроватям. Пока сложновато оценить уровень приличности и спокойствия соседей, потому что с одной стороны для мальчишеского обиталища очень даже чисто, не считая хаотично занимающей каждую плоскую поверхность учебной хрени, а с другой — плакаты с какими-то рок-группами на одной из стен, как попало оставленная на тумбе аптечка, из которой выкатился моток бинтов, и кружка с недопитым чаем, стоящая на школьном красном аттестате за девятый класс. Но взглянуть на имя Антон не успевает: в открытое окно вдруг залетает нечто, что Артур с радостной улыбкой берёт на руки и говорит:
— Если тебе вдруг что-то будет нужно, то вот, попроси её. Она отведёт к кому угодно и куда угодно.
«Нечто» с интересом рассматривает новое лицо в библиотеке, как и Антон его в ответ. Он таких, кажется, мельком видел, пока они шли сюда. Существо, больше похожее на мультяшное, является чем-то средним между очень деформированным пингвинчиком и Мумми-Троллем.
Антон переводит взгляд на Соловья и в недоумении тыкает пальцем.
— А что это?
— Тень, — он умилённо гладит её указательным пальцем по голове. — Просто разумное существо без чётко выделенной личности. Болтать не умеет, но слушает прекрасно. Они живут здесь всё время и помогают делать... всякое разное.
«Всякое разное» — это типо таскать книжки или есть неугодных студентов?
Хотя страшными они не выглядят. Милые, неловкие, но не страшные и вряд ли здесь они едят студентов.
— Последишь за нашим новеньким? — Тень на это протягивает Артуру своё крыло в ожидающем жесте. Он смеётся и нашаривает в кармане брошку с большим зелёным искусственным камнем, блестящим таким, что любой сороке понравится, — видимо, по своей натуре тени такие же, если эта с такой радостью сгребает себе украшение с чужой руки. — Хитрюга маленькая. С него ничего не бери пока, поняла?
Тень переводит взгляд на Антона, на которого Соловей указывает пальцем, и понятливо кивает. При виде Варчука с лица Артура вмиг сходит улыбка. Он вздыхает и делает несколько бесшумных шагов, чтобы присесть рядом на кровать.
— Подойди потом, не забудь, хорошо?
— Хорошо, — чуть запоздало сипит Антон и кивает, ткнувшись взглядом в пол.
Он не грустный. Он уставший. Потому что грусть для него равна смерти, а усталость когда-нибудь пройдёт.
— Точно сейчас ничего не нужно? — Артур кладёт переклеенную пластырями руку на его колено и, очень обеспокоено заломив брови, заглядывает в лицо. — Я могу с тобой здесь поболтать ещё, ты скажи только.
Антон выдавливает слабую, но дружелюбную улыбку до показавшихся на щеках ямочках. Соловей его ничуть не раздражает, даже наоборот — он кажется действительно искренним и заботливым, но... честно, Варчуку бы сейчас просто лечь на кровать/пол по привычке (хотя это бессмысленно, тут нет такого мягкого ковра и большого пространства, чтобы нормально развалиться, как дома в его комнате) в полной тишине и уложить полученную информацию в голове. Точнее, попытаться не вскочить сразу, как только появится новый вопрос.
— Да нет, спасибо большое.
Соловей не давит: просто кивает, понимающе улыбаясь в ответ, и без единого слова ретируется из комнаты. Только напоследок показывает тени какой-то знак руками и корчит дурацкую рожицу — вот только тогда он закрывает дверь насовсем.
Антон вздыхает и смотрит на стоящую рядом тень.
— Ну и что ты такое?
Он берёт существо на руки и вытягивает перед собой. Оно не сопротивляется — даже с интересом таращится в ответ, крепко прижимая к себе свою брошечку. Варчук совсем слегка нажимает большими пальцами. Такое тёплое, мягкое и хорошенькое. Внушает доверие.
— Поболтал бы с тобой, но пока не знаю чем поделиться, — бормочет Антон вслух продолжение мысли.
Тенюшка делает виноватое выражение лица, которое огнемаг уже не видит, потому что осторожным движением ставит её обратно на пол, встаёт и отходит к окну, выглядывая за раму. Так высоко. Варчук жмурится от уличного освещения и по привычке тянется в карман за электронкой, но там её не обнаруживается. Приходится ещё пошарить рукой в набедренной сумке, но и здесь её тоже нет. Антон сдерживает страдальческий стон: ну конечно же она осталась дома в очень неподходящий момент. Он расстроенно хлопает себя по бедру и снова утыкается взглядом в малюсенькие деревца, скамейки и машины внизу. Обидно вдвойне, потому что с личными вещами ещё ничего непонятно.
Он нервно стучит пальцами по подоконнику. В окно дует прохладный ветерок, но почему-то наоборот становится всё жарче и жарче. Антон обмахивает себя рукой и очень надеется за то, что это просто комнатная температура слишком высокая.
Совсем скоро ещё и перед глазами начинает конкретно так плыть. Варчук пытается всмотреться в идущего внизу студента, но тот и вовсе раздваивается.
Голова либо от высоты кружится, либо... огнемагу действительно снова становится хуже. Охо-хо, нет, спасибо, как отменить, можно уже закончить физические пытки?
Антон покрепче вцепляется в подоконник. Не выпасть бы, а то это будет совсем тупо.
Ладно. Ничего. Сейчас пройдёт. Это нормально, он ведь совсем недавно вышел из лазарета.
Антон почти целиком высовывает голову, чтобы глотнуть воздуха, и прикрывает глаза. Но вместо ожидаемого облегчения накатывает знакомая дезориентация и слабость тела от жары. Господи, сколько лет прошло с того, как он съехал с юга? Восемь? И до сих пор он помнит это отвратительное чувство.
Лихорадочная дрожь, ещё сильнее прежней, накрывает целиком, а под кожей становится так горячо, будто прямо туда вливают кипяток, и он медленно растекается от насмерть вцепившихся в подоконник пальцев по всему телу. Антон жмурится ещё сильнее и стонет от боли.
— Не хочешь меня принимать, да, сволота ты эдакая? — прерывисто шипит он сквозь зубы с кривоватой вызывающей усмешкой. Здесь уж кто кого: цвет грохнет огнемага или огнемаг приберёт цвет к рукам.
Отцепится от окна — точно потеряет равновесие. Сам дойти тем более никуда не сможет.
Отказаться от лазарета — это, конечно, самая потрясающая идея за всю его жизнь.
Он максимально без резких движений оборачивается, чтобы послать тенюшку за кем-нибудь, но не успевает сказать и слова, как, пошатываясь на месте, грохается на пол без сознания.
•••
Тело по-прежнему горит и ломит. Но под спиной у Антона не жёсткий холодный пол, а постель, к тому же мокрая тряпка на лбу — о нём явно кто-то позаботился. Веки слишком тяжёлые, даже глаза открыть не получается, но Варчук всё же пытается более менее прийти в себя и начинает с ощупывания простыни под собой. Конечности так онемели, что согнуть их тоже получается лишь приложив кучу усилий. Да даже дышать банально получается через раз, и то с трудом.
Класс. А отчислиться как-нибудь уже можно?
Он вдруг слышит звук, похожий на перелистывание страницы, но принимает это за проблему со слухом: кровь размеренно стучит в висках и немного заложены уши.
Всё же всё не так и безнадёжно: Антон понемногу начинает чувствовать свои конечности и даже подгибает ногу, приоткрывает нещадно болящие глаза, видя перед собой деревянное дно верхней кровати, и нащупывает рукой не только холодное полотенце на лбу, но и заклеенную скулу. Кажется, неплохо об пол приложился.
Теперь скрип где-то напротив — это он уже слышит отчётливо. Неужели его соседи реально на месте и просто молчат?
— П-привет..?
Варчук от неожиданности резко садится, придерживая мокрую тряпку, и сразу же заходится в приступе дерущего горло кашля с дымом. Даже взглянуть не успевает. Бонусом — вернувшаяся дрожь, головокружение и мутность взгляда из-за слезившихся глаз. Да блять.
— Ну-ну, полегче, огнемаг. Резких движений делать не советую, — доносится юношеский голос сверху (парень чем-то очень занят, судя по ровной, почти скучающей интонации и произношению в нос), но Антон даже головы поднять не может, чтобы посмотреть.
Он вроде как заканчивает, только ещё пыхтит. Но на всякий случай садится на край кровати, настороженно прислушиваясь к себе. Хуёво, конечно, но спасибо, что не снова обморок. Вероятно, это кара за то, что он никогда не болел чем-то тяжелее простуды.
Вдруг с верхней полки до него кое-как дотягивается бледная, с резкими изгибами рука, запястье которой обвито чёрным силиконовым браслетом. Это сразу же отвлекает внимание Антона. Он с недоумением и насмешливостью одновременно следит взглядом за тем, как она пытается нащупать его голову, — получается лишь только с помощью самого Варчука, и в конце концов тыльная сторона ладони оказывается приложенной ко лбу. Моментально чувствуется резкий контраст температур.
— Такой же горячий.
— Спасибо, я в курсе.
С учётом того, что он теперь ещё и огнемаг, звучит куда ироничнее. Парень сверху фырчит и наверняка закатывает глаза — ну, вполне ожидаемая реакция.
— Извини, ты не в моём вкусе.
Антон ухмыляется. Хотя может всё не так и пресно.
— Я тебя не вижу, но, судя по твоим комментариям, ты тоже не в моём.
— Ну всё, ребят, — а что поделаешь — взаимоподъебный флирт наоборот — уже привычка в общении. Второй студент после наступившей тишины куда мягче обращается лично к Антону: — Т-ты как себя чувствуешь? Если хо-хочешь, можем тебя в лазарет отвести.
— Получше, не надо, спасибо, — он слабо, но довольно мило улыбается и уже про себя бубнит: — Надеюсь, больше и не потребуется.
— Как скажешь. Я Влад, кстати, — он наклоняется с кровати вперёд, привставая, и протягивает руку. — Н-но все меня зовут Владей.
— Антон. Все зовут меня тогда, когда нужен мой модный совет или решить задачку по физике, — Варчук под тихий смех пожимает чужую ладонь.
Приятно познакомиться, я пять минут назад очнулся после обморока, мне суперхуево, а я шучу шутки про то, какой я горячий, и оцениваю мальчиков.
А студент с верхней полки учтиво молчит.
— Таинственный голос сверху, а ты мне покажешься?
Антон слышит шорох одеяла и не успевает встать и обернуться до того, как студент накрывается им с головы до ног. Из-под него доносится скрипучий, ужасающий до мурашек баритон древнего призрака эмо-мальчика (потому что кто ещё, блять, носит браслеты с «My Chemical Romance»), который, кажется, в детстве так и не натренировал подходящий голос для рассказа страшилок:
— Нет. Я буду твоей безликой совестью всё время.
Варчук смеётся и тянется за своими очками на столе.
— А имя у тебя есть?
— Люди нарекли меня Сашей. Я их защищаю от всякой хуйни здесь.
Смешной. Антону нравится. И он бы ещё с радостью продолжил, но при взгляде на свои кольца ему вдруг вспоминается кое-что более важное. Ну, точнее, кое-кто.
Варчук растерянно крутится на месте. Ноги ещё держат так себе, но стоять можно.
— Ой, а здесь тенечка была же...
— А зачем она тебе? Мы же здесь, вот и от-от-от... от... — Владя вздыхает и делает паузу, понимая, что выговорить не получается. Выглядит таким неловким, что Антону хочется помочь.
— Отпустили?
— Не заканчивай за него, пожалуйста, — из-под одеяла вдруг показывается хмуроватое, но красивое лицо с очень резкими чертами и, эм, белая чёлка. То ли так тень странно падает, то ли у него реально только часть волос такая, а другая — тёмная. Брови тоже выглядят странновато: как будто существует только по половине от каждой, и только приглядевшись Антон понимает, что пацан-то реально далматинец. Интересно.
— Извини, буду знать, — Варчук виновато заглядывает Владе в лицо. — Мне бы просто этого... вашего...
Антон вдруг бессовестно забыл. Вероятно, мозг решил, что это не та информация, которую нужно запомнить, потому что был слишком в ахуе.
— Этого вашего Артура? — теперь уже к месту подсказывает Саша, полностью высовывает голову из-под одеяла и садится, согнувшись. И вправду двухцветный. Кажется, его инициация происходила повеселее, потому что в здравом уме так краситься никто не будет (Антон очень надеется).
— Да, спасибо. Он просил найти его.
Саша, недовольно кривясь и издавая что-то среднее между хныканьем и мычанием, всё-таки выползает целиком и с глухим ударом, как будто уронили каменную глыбу, соскакивает на пол. Возможно, Варчуку показалось, но стопы у него будто пошли трещинами.
— Ну пойдём поищем. Надеюсь, вернусь скоро, — бросает он Владе, натягивая тапки. Теперь это единственная не серая вещь на нём, хотя чёрный от серого не так и далеко ушёл.
Антон по дороге молчит и лишь изредка кивает, когда Саша показывает ему на нужные штуки в крыле. Вроде у него скопилась куча вопросов, а вроде и... пусто так в голове, да и пугать себя страшно. Варчук и врагу не пожелает чувствовать себя из-за стресса так, как он себя чувствовал себя последние несколько дней.
— Скажу честно, что ещё будет много неприятной хуйни. Но ты хотя бы не умер во время инициации. Это уже дорогого стоит.
Он мог что-
Антон закашливается. Нихуя себе, спасибо, успокоил так успокоил — опять до ручки довёл.
Саша с очень неловким видом крутится рядом, не зная, как помочь. Но не успевает он сообразить, как Варчук уже более менее возвращается в то состояние, когда можно нормально уставиться, выпучив глаза. Сделал бы так сразу, если бы мог.
— Прости, ладно, это потом, — Саша посмеивается и выставляет ладони вперёд. — Просто хочу сказать, что в себе всё держать слишком тяжело. Проси помощи всегда. Медицинской, психологической... Иначе в окно выйти реально захочется.
Антон не меняется в лице, только дымок из носа поднимается вверх. Сейчас как будто ещё и глаз задёргается. Саша зажмуривается и делает небольшой шаг назад, на всякий случай отворачиваясь.
— Только не кашляй, ради бога. Я в тебе видишь, пытаюсь стрессоустойчивость развить, чтобы всё разом не свалилось.
Антон наконец опускает голову и устало трёт переносицу, приподняв очки. Он даже не представляет, чего ему ещё ждать и насколько плохо это будет.
С другой стороны, может это и лучше, чем если бы ему сказали, что всё прекрасно и ничего такого страшного не случится. Варчук бы тогда подрасслабился, а здесь так не нужно. По крайней мере, точно не сейчас.
Они снова заворачивают и идут по точно такому же, как и предыдущий, коридору. Антон пытается зацепиться взглядом за что-нибудь интересное, но здесь даже теней нет.
— Я не очень хорош в поддержке, прости, — негромко прерывает тишину Саша, не поднимая головы, и начинает щёлкать пальцами. — Но у нас есть много других-
— Спасибо за честность, правда, — перебивает его Антон, потому что не хочет дать ему совсем почувствовать себя виноватым и тем более херовым другом. — Я, конечно, не готов, но хотя бы заранее знаю, что будет сложно.
Они останавливаются у высокой резной двери. Саша бросает на него короткий взгляд с непонятно какой улыбкой: то ли благодарной, то ли неловкой, то ли понимающей — и приоткрывает одну из створок, заглядывая внутрь.
— Здрасьте. Тут это... новенький. Огнемаг.
Антон фырчит. Понятно, значит, своё имя он в ближайшее время не услышит.
Саша после прозвучавшего из кабинета «пусть войдёт» учтиво открывает ему дверь и приглашает внутрь, шёпотом бросая: «удачи».
Варчук поглубже вдыхает и переступает через порог. Ах, вот она — взрослая ебля с документами и общение с большими шишками.
За эти три часа Антон ни на минуту не расслаблялся. Голова работала даже когда его просто молча куда-то вели: он кое-как пытался уложить всю полученную информацию и заодно мысленно составлял из неё пиздец-список, чтобы жить повеселее было. Антон, к сожалению, любопытный и умеет логически мыслить, поэтому пункты всё копились, копились и вряд ли когда-либо закончатся. Лучше бы умение соображать он на время отключил, потому что:
Пиздец номер один: ему придётся встретиться с родителями лично и поболтать на тему того, как он, физмат с почти тринадцатилетним стажем, из Бауманки (!) решил перепоступить на филфак (!!) какого-то непонятного вуза (!!!). Ему ещё повезло, что родители на момент пропажи сынулечки были в отъезде, но сегодня ночью после свалившегося на голову заявления вылетят срочным рейсом. Он и так по телефону наплёл им черт-те что с подачки Артура и Ангелины Евгеньевны, которые небось и не таких индивидов оправдывали перед семьёй, но даже они выглядели весьма озадаченными. С гуманитариями и всякими сорванцами, которым без разницы куда, намного проще, а тут... Хотя есть здесь категории книгочеев, по сравнению с которыми Антону ещё повезло, например, вчерашние старшеклассники или те, кого семья сильно терроризирует за «выбор». Здесь судьба ко многим отнеслась очень по-свински, и вот за что, спрашивается? За то, что Тоша однажды поцарапал батину машину и спихнул это на соседских мальчишек? Злопамятная сволочь. Не машина, конечно, а жизнь.
Пиздец номер два: ему не повезло с цветом.
Ну как, относительно, конечно. Из всего спектра лично Варчуку показалось, что красный — самый опасный и неспокойный. Да, иметь в самом ближайшем доступе огонь и управлять им звучит круто, но перед его освоением и даже во время использования способностей тебе и окружающим придётся пережить туеву хучу случайных фаершоу. Студентов-то можно подлатать, а с библиотечным имуществом и похеренной психикой могут возникнуть некоторые проблемы.
Пиздец номер два точка один: позже выяснилось, что больше всего с цветом не повезло Саше. Это был вполне безобидный вопрос о нём, который позже по цепочке пришёл к информации, от которой Антон погорячел от ужаса. То есть, есть вышестоящая инстанция, которая вполне законным путём ставит эксперименты (Артур шёпотом добавил «пытает») не только на тенях, но и на книгочеях, если они покажутся достаточно подозрительными, почти каждодневно доёбывает администрацию НМБ, постоянно крутит какие-то мутные делишки, «да и вообще сами главы — это отдельная песня типо хэви-металла с фольклорными мотивами». Антон добавит Круг отдельным пунктом, когда, возможно, сможет узнать побольше.
Пиздец номер три: ночные смены. Комментарии нужны?
Пиздец номер четыре: дежурство на кухне. Пожалуй, один комментарий нужен: у Антона вряд ли получится с первого раза правильно включить плиту. Даже смешно, потому что он запросто сможет с закрытыми глазами собрать телескоп.
Пиздец номер пять: Ангелина Евгеньевна.
Нет, конечно, крутая, солидная, авторитетная и явно всегда держащая всё и всех под контролем женщина, но тоже... с прибабахом, короче. Видимо, от усталости и большого жизненного опыта. Антон это понимает и немало помнит таких преподов, но как шугался от личных обращений к нему и вздрагивал каждый раз, когда стучали рукой по столу/тростью по полу, так и продолжает. «Она не такая холодная и циничная на самом деле, не пугайся так» — ага, спасибо, чувак, я знаю её несколько часов, а ты — несколько десятков лет, и при этом ты для неё почти как сын. С ней взаимодействовать не очень хочется, но придётся, причём скорее всего часто. Но Антон же рано или поздно привыкнет — а что делать?
Пиздец номер шесть к слову об Артуре: персонажи могут нормально сосуществовать в реальном мире. Ну, может не совсем пиздец, но Антону это немного поломало мозги.
Соловей на вопрос о том, как у него в такой короткий срок залечились все раны, отшутился про чудесную регенерацию — Варчук всё спихнул на местные, отличные от обычных медицинские методы. Отчасти он прав: ребят довольно быстро лечат зелёные знаками, но у персонажей вообще другая биология. Мелкие штуки пусть и засасываются сами по себе, но отрубленные руки приходится дописывать в самой книге. Как так вышло, что Артур не сходит с ума, осталось в тайне. Вообще многие вопросы оставили без ответа, видимо, что-то ему пока знать рано или даже не положено.
Антон возвращается с кипой листов и немного взрывающейся головой. На этот раз в комнате один Владя — куда они попеременно деваются-то?
Жалко, что нельзя трагично упасть на кровать. На пол тоже, потому что он не Саша. Поэтому приходится просто со вздохом сесть на край своей полки, стянуть очки и задумчиво уткнуть взгляд вниз.
— Г-грустишь?
Антон не грустный. Антон растерянный. Грусть равна смерти, а растерянность состояние переходное.
Владя, не получив ответа, садится на своей кровати и тихо, но с таким дружелюбием в голосе говорит:
— У нас здесь, в общем, есть своя не-небольшая компания и мы подумали, что нам стоит собраться всем вместе, чтобы ты влился немного. Обычно мы собираемся у новеньких в комнате, но Саша очень бурчит насчёт бо-большого количества гостей, — Антон усмехается. Ничуть не удивительно. — Поэтому пойдём к самым старшим. Т-там вторая огнекнигочейка будет.
Варчук резко вскидывает голову, делая глаза по пять копеек, и расплывается в такой радостной улыбке. Офигеть, а чё сразу не сказали, что они тут теперь вдвоём будут всё разносить? Это же... это прекрасная новость. Она поопытнее, по характеру будет более менее как Антон (или наоборот?) и наверняка поделиться какими-то полезными штуками о том, как справляться с цветом. Она будет понимать его, в конце концов, и можно не страдать в одиночестве, отрезав себя от мира огненным кругом.
А про познакомиться с остальными... Антон за любой движ, честное слово. Тем более ему и заняться нечем, потому что родители и вещи прибудут только завтра утром.
— Так и знал, что ты бу-будешь рад, — Владя искренне улыбается. — Мы договаривались через полчаса, но можем и отложить, если х-хочешь передохнуть.
Ав-в, ну какие они хорошие. Антону даже хочется побыстрее познакомиться.
— Да нет, я-
Его прерывает внезапный стук в дверь. Да такой, что будто кулаком или ногой долбят, — Варчук даже от испуга ненадолго замирает.
— Кто там? — спрашивает он после короткой паузы.
— Французская революция, — навеселе отзывается женский голос за дверью. Она приоткрывается, и оттуда высовывается голова студентки с тёмно-рыжим хвостиком на плече. Девушка расплывается в ещё более широкой ухмылке при виде Антона, машет ему рукой и ловко проскальзывает в щель. Спортивный топ, свободные треники, потёртые шлёпки — ничего такого, но повадки, выражение лица и физическая форма... Кажется, она одна из тех, кого куда больше заботит собственный комфорт, нежели внешний вид, кого точно боятся мальчики, идущие по тёмному переулку, и кто точно за словом в карман не полезет — настолько она на первый взгляд выглядит сильной, уверенной, крутой, своенравной и всё в таком духе. Короче, Варчук в восторге то ли от неё, то ли от того, что сразу почувствовал «свою», то ли от всего вместе.
— Привет, — бросает она, мимоходом протягивая ладонь Владе, по которой тот ударяет своей, и заворачивает к Антону.
— Извини, что я так внезапно, но ужасно сильно хотелось на тебя взглянуть. Ну ты понимаешь, одной крови, одной хуйни же, — студентка тыкает ладонью в Варчука и облокачивается на лестницу кровати, складывая руки на груди. — Я к тебе хотела заскочить, хоть одним глазком глянуть, но медики наши злые такие всегда, ух. Сказали, что тебе отдыхать нужно и всё такое. Прям... реально хреново было?
Антон вздыхает и морщится.
— Я помню, что меня почти всего залепили листочками. День в отключке, остальные пытался выжить.
— Ого, — она несколько раз многозначительно кивает, поджав губы. — Я из лазарета вышла на следующий день.
— Возможно, цвет тебя сразу испугался и решил не выделываться, — тихо тараторит Варчук в сторону, смеясь. Интересно, насколько она оценит шутку-самосмейку о наболевшем?
— Сечёшь, — девушка подмигивает и протягивает руку так, будто что-то отрезает ей. — Рита.
Ура, оценила.
— Антон.
Варчук воронит тот момент, когда ей нужно предложить присесть рядом, так что та сама усаживается на пол по-турецки, опирает локоть об кровать и уставляется на нового знакомого в ожидании.
— Ну, рассказывай.
У Антона на это в глазах — немой вопрос. О себе в целом? Историю жизни? Заражение? Инициацию? Отношение к происходящему?
— Всё, что посчитаешь нужным знать о тебе, — Рита пожимает плечами, заметив его молчаливое смятение.
Ну... Варчук почти ничего не утаивает, кроме некоторых спорных моментов, на которые можно ответить косым взглядом. Вольнова (это вот это вот называют говорящими фамилиями?) отвечает ему той же откровенностью, иногда даже чересчур в плане подробностей насчёт, например, крови и кишков в её первой книге. Антон морщится, но внимательно слушает: видимо, такая уж особенность в общении. Первое впечатление его не подводит: она действительно держала в страхе свой окраинный район, где жила, переломала в своей жизни около десяти носов и в два раза больше конечностей, училась на похую и в принципе продолжает, друзей держит близко, а многочисленных врагов ещё ближе. Для неё библиотека своего рода стала спасением, потому что вышка бы ей точно не светила. Антон особо не стал делиться своими переживаниями на этот счёт, да и вообще очень расплывчато упомянул про то, где учился раньше и как туда попал, — наверное, для неё лучше пока представиться попроще. Ему правда очень хочется произвести хорошее впечатление и подружиться. Они разные, Варчук не спорит, но то, как часто у них происходит синхронизация умов? Да, черт возьми, столько одинаковых идей, мнений и мыслей — он до сих пор восхищен, как маленький.
Но не успевает она перейти к приколюхам с красным цветом, как Владя уже напоминает про время. Эх, наверное уже попросить отложить нехорошо... да и Рита подымается, с ухмылкой потирает руки, толкая Антона вперёд, к двери, — и так по коридору в женское крыло. По мере приближения становится всё нервознее и нервознее, так ещё и Вольнова постоянно приговаривает:
— Ихи-хи, пойдём-пойдём.
Ему совсем не нравится её хихи-хаха, но делать нечего. Мужаться только.
Они останавливаются у комнаты номер 4, и возле цифры как раз наклеено столько же стикеров. Рита тарабанит в своей манере, потом ждёт, затем снова тарабанит. Антон беспокойно оглядывается на Владю, на что получает лёгкую ободряющую улыбку. Ну он-то хоть новенького если что в обиду не даст, правильно?
Когда в итоге Вольновой никто не отвечает, она сама толкает незапертую, как оказывается, дверь. Та с тихим скрипом приоткрывается. Внутри темно и странно пахнет. Варчук настороженно заглядывает, но там вообще ничего не видно. Да что за приколы?
— Иди первый, — она вдруг подталкивает его в спину. Антон напрягается. Точно что-то будет.
Ух, ну ничего — он целых семь секунд подготавливается к тому, что на него что-то упадёт или (кто-то) выпрыгнет, и сейчас его никто врасплох не застанет. Всё будет хорошо, он ни перед кем не опозорится.
Глубокий вдох, сжатые кулаки, два шага в тёмную комнату — и незамедлительный истеричный визг Антона. Кто-то очень небольшого роста запрыгивает на спину и победно восклицает:
— Попался!
— Вот это у тебя, Тоха, ультравизг, — смеётся Рита позади и тоже пересекает порог, включая свет. Варчук всё стоит, жмурится, наклонившись, пытается и придержать сидящую на нём девушку, и перевести дух одновременно. Даже для него такая реакция стала неожиданностью.
— И куда едем? — наконец сдавленно спрашивает он.
— Нижняя кровать слева, — легко отвечает студентка, болтая ногами. Очевидно, что никакого раскаяния за микроинфаркт Антона она не испытывает, — ей наоборот от этого даже веселее.
Варчук наконец поднимает голову и замечает другую девушку на верхней полке, которой просто откровенно похуй. Она спокойно читает в наушниках и на них вообще ни одного взгляда не бросает. Зато Антон, пока усаживает мелкую заразу, пялит в открытую: господи, она же запросто ему шею переломит одной рукой... С таким телосложением только в олимпийские чемпионки.
— Тамара. Принцесса плесени и фиглярства, — протягивает она залипшему Варчуку руку, как только более менее удобно устраивается на кровати. Ах, так вот чем пахнет. — Эт Зоя. И было бы здорово, если бы она тоже поздоровалась, — нарочито громко говорит Тамара и кашляет, выглядывая из-за фигуры Антона.
— Не люблю смущать людей пристальным разглядыванием, —невозмутимо отзывается она, перегибаясь через стенку кровати, и жмёт чужую руку.
Тамара снова подымается с места, берёт подобие деревянной волшебной палочки и напяливает на себя бумажный кораблик, до этого лежавший на столе.
— Итак, огнемаг Антон, ты готов вступить в Орден обреченных на страшную гибель в муках для дальнейшего поклонения преподке руслита двадцатого века, гавайской пицце и каждому третьему понедельнику месяца в этом проклятом месте? — деловито говорит она, обходя Варчука по кругу.
Он не решается сказать, что из этого знает только гавайскую пиццу.
— Э... да?
Тама только открывает рот, чтобы продолжить, но её перебивает выглянувшая из-за дверного проёма смуглая, высокая (выше Антона!) девушка, вся покрытая веснушками:
— Это чья тут Шанель перебивает запах тамариной плесени?
Она встречаются взглядами. Варчук приподнимает бровь и насмешливо улыбается.
— Это комплимент или наезд?
— Был бы ты не огнемагом, то был бы наезд.
Какие здесь все остроумные. Ну не будет же Антон признаваться, что всегда таскает с собой небольшой флакон духов?
К девушке сразу подскакивает Рита и обводит её руками, как бы представляя.
— Вот это Женя, лучшая женщина этого проклятого места.
Женя не протестует, но очень смущённо отворачивает голову и трёт затылок.
— Короче, обязана тебе рассказать, как мы познакомились, — Вольнову снова тянет на пол, и Антон из солидарности тоже присаживается напротив. — Я залетаю в нашу ванную, прям ванную-ванную с ванной, вижу вдруг, что вода набрана. Ну, у нас там или чего-то щеколда сломалась, то ли Женька дверь забыла закрыть — не суть. Думаю, ну ничего, руки помою три секунды и выйду, никто и не заметит. Я стою ещё в наушниках, под нос напеваю не слышу вообще ничего. И тут из воды вылезает вот такая вот водяная ебяка, — она разводит руками, чтобы условно показать размер — и трогает меня за руку — я ту-ут же вылетаю из ванной вся красная. Нет, я была в ужасе, но и просто в восторге.
Рита мотает головой и отпивает из стакана, который ей протянула Тама.
— Не, бурда, давай другое, — морщится она и отдаёт обратно.
— Да вкуса у тебя нет просто!
Антон, не желая быть участником спора, переводит взгляд на Женю, которая наверняка сто раз слышала эту историю от лица Риты, но неловко мялась каждый раз. В отличие от Вольновой выглядит как божий одуванчик. Она совсем не пугала своим ростом и довольно крепким телосложением: скорее внушала спокойствие и тихое восхищение.
Ага, вот с кем Варчук будет в ближайшее время ходить, пока цвет в нём не подуспокоится.
— А к вам можно? — вдруг звонко звучит у входа. Из-за дверного проёма выглядывает Соловей и окидывает взглядом присутствующих. Ответа ему, конечно, не требуется, чтобы войти.
— А, кстати, огнемаг, ну-ка хвастай, что птичке повредил? — Тама тыкает в него пальцем, обращаясь к Антону.
— Пол-лица и руку, — отвечает Артур за него с милейшей улыбочкой. Варчук неловко отводит взгляд, крутя на пальцах кольца.
Тамара цыкает и отпивает свою «бурду».
— Всё-таки Зойку никто не затмит.
У Антона смешанные чувства на этот счёт: то ли страшно, то ли вау, охуеть. Зоя никак не комментирует: только смущённо фыркает и ложится так, чтобы было удобно всех слушать и на всех смотреть.
— А Шура с Ингой где, кстати?
Артур смотрит на Антона, Антон на Владю — тот лишь пожимает плечами.
— Н-наверное опять там, — он нервно улыбается.
— Ну да, скорее всего... — Соловей заметно грустнеет, надувая щёку и обхватывая себя за локоть. Варчук уверен, что у него с Кругом какие-то личные счёты. Да и если Алиновский у него в учениках (под надзором) лично, то ещё и волнуется наверняка.
— Матвея не будет? — шепчет в сторону Жени Рита, чуть перегнувшись через Антона.
— Ты меня спрашиваешь?
Варчук решает вмешаться: ну а что они обсуждают кого-то вслух, а его не посвящают?
— Кто это?
— Рыжая заноза в заднице каждого препода и студента Настоящей Московской библиотеки, — зло шипит сквозь зубы Рита и тут же получает от Жени по руке.
— Рита!
— Согласись, что я права! — возмущённо восклицает Вольнова громче, чем нужно, тем самым посвящая в разговор всех. — А ты это распиздяйство ещё и своей помощью поощряешь!
М, номер семь в пиздец-списке?
Первой вмешивается Тама:
— Придурок редкостный, но я его стэню за хотя бы за тот факт, что когда нам на античке в позапрошлый четверг задали доклад на свободную тему, он пришёл одетый в радужную худи с темой гомосексуальности в античной культуре, — она делает короткую паузу и, глядя прямо на Антона, добавляет: — К преподу, который называл Ахилла и Пакрокла лучшими друзьями.
— А я ещё по-помню кое-что, — спохватывается Владя, поднимая указательный палец вверх. — У нас же англичанка не разрешает заходить опоздавшим. Так и М-матвей просто влетел в окно спустя час после начала и сказал, что про полёты никто н-ничего не говорил.
Антон про полёты как-то пропускает мимо ушей, а скорее отмечает наглость и сообразительность. Нет, всё-таки замок приходится сдвинуть на второе место в вау-охуеть-списке. Он очень заинтригован.
— А на руслите девятнадцатого века предъявил, что Толстой — еблан, и он не обязан читать и тем более уважать им написанное, — пожимает плечами Рита. — У меня чувство, что он каждый вечер крутит барабан, чтобы определить, какому из преподов поднасрать в следующий раз.
— Я горжусь тем, что самая первая ему вмазала за его «девочка, ты потерялась? Тебя обратно к родителям отвести?» — противно передразнивает его голос Тамара.
— Это вы думаете, что если не перестанете про него говорить, то он обязательно придёт? — вдруг появляется в дверном проёме Саша и складывает руки на груди. А затем, немного подумав, обращается к Антону: — Ладно, коротко добавлю, как я ему нос случайно сломал при первом знакомстве. Я стоял очень близко к окну, он подлетел и резко схватил меня за руку. Ну, я не растерялся, — он отводит глаза и говорит с такой неловкостью, что даже тон понижается: — ...рефлекторно въебал ему по носу, и мы не разговаривали недели две.
Тишина. Не из-за истории, конечно, но Антон это понимает не сразу.
— Ты опять из пыточной?
Алиновский устало улыбается и кивает, убирая с груди руки. Варчук только тогда замечает его заклеенные пластырями пальцы и выглядывающие из-под толстовки бинты на правой руке.
— М-может правда лучше отдохнёшь?
— Да пришёл же уже, — он отмахивается рукой и проходит в комнату. — Побуду.
— А Инга где?
Саша оборачивается на Женю и очень выразительно закатывает глаза.
— Мы знаем, что Инга — не твой ребёнок, чтобы ты всегда знал её местонахождение, — как бы в защиту говорит Рита. Сначала довольно агрессивно, а потом уже куда спокойнее добавляя: — Так где?
— Побежала за наггетсами, которых ей очень внезапно захотелось, — скрипит зубами Алиновский, сдаваясь. Буквально через несколько секунд в комнату влетает кто-то вместе с прохладным ветром, оставляя за собой голубоватый шлейф, — настолько скорость была высокой. Вероятнее всего это и есть Инга. Первым делом в глаза Антону бросаются её ярко-синие волосы и повязка с пакмэном на одном глазу.
Она, тяжело дыша, беспардонно кладёт руку на сашино плечо вместе с бумажными пакетами и гордо заявляет:
— Женщина сказала — женщина купила, — Саша как будто осуждающе молчит, осматривая с десяток таких в её руках. — Що ти на мене так дивишся?
Он прищуривается и негромко спрашивает:
— Куда тебе столько?
Инга закатывает глаза и хлопает Алиновского по лбу.
— Дурак, это на всех.
Она ставит пакеты на стол, а Соловью протягивает хэппи-мил, на что тот счастливо восклицает:
— Господи-и, спасибо, как я тебя люблю!
Инга ему мило улыбается и очевидно хочет сделать что-то ещё, но как только замечает на столе стопку карт, забывает обо всём на свете, загребая её рукой и вскидывая вверх.
— Карты на смену?
— Карты на смену, — соглашается Рита, кивая, и хлопает Антона по плечу. — Только Антон ещё пока не ходит с нами, так что пока живи, дружище.
— Ты хорошо играешь? — Соловью поручают тасовку.
Варчук недолго думает и в итоге просто пожимает плечами. Ну он так, не то чтобы особо любит, вот и играет довольно редко.
— Иди сюда, учить буду, — он подмигивает и подманивает Антона к себе рукой.
— А меня, значит, не учишь, — с наигранной обидой тянет Саша, забирая свою пачку карт. Инга садится за его плечом, но Алиновский даже не старается её отогнать, чтобы не подсматривала.
— Ты и так на смены пока только со мной ходишь, — смеётся Артур и вытягивает карту, чтобы всем показать. — У меня шёстерка, у меня шёстерка!
Инга в секунду оказывается рядом с ним и вытягивает шею, чтобы взглянуть на его набор карт. Как только Соловей прижимает их к полу, она подымает на него свой щенячий взгляд:
— Мо-ожно я гляну, какие карты? Ты и так выиграешь же...
— Ага, а ещё тебе чего? — он легонько стукает её ими по лбу. — Ключ от квартиры, где деньги лежат?
Инга, обиженно рыча, показывает ему язык и отползает обратно к Саше.
Антон, аки Юлий Цезарь, одновременно пытается и говорить, и играть, и пить, и запоминать новые лица. Весело, ненавязчиво, дружественно — Варчук не чувствует себя лишним. Правда хорошие ребята, немного с прибабахом, но, как вроде в Новом Завете говорилось, «кто из вас с полностью здоровой менталкой, первый брось на неё камень».
Только проблема следующая: у Антона спустя полтора часа снова поднимается температура настолько, что тянет прилечь на холодный пол. Рита его слишком хорошо видит и понимает, так что скрыться не получается, — бедового огнемага в итоге выводят под руку и тащат обратно в комнату.
Варчук сразу валится на кровать и сворачивается в калачик. Рита берёт с него обещание если что вернуться в лазарет или хотя бы позвать её, чтобы она попыталась помочь. Потом тыкает пальцем в Сашу, (который уже, видимо, устал от социального взаимодействия и поэтому тоже вернулся) свешивая на него обязанности по слежению и уходу. Но чужой помощью Антон так и не пользуется, потому что засыпает до самого утра.
•••
Надеюсь, больше и не потребуется, —
сказал один раз он про лазарет и серьёзно думал, что ему больше не будет настолько плохо, что он туда вернётся.
Охо-хо, как же он ошибался.
Второй раз он падает в обморок после пар, то есть на следующий день. Причём падает просто феерично: появляется на пороге комнаты с очень пафосно произнесенным: «вызывайте пожарных, сегодня я огонь» — и тут же грохается. Конечно, странно завуалированная просьба о медпомощи, но так по-антоновски завуалированная.
Короче говоря, очухивается Антон снова в лазарете. Несколько часов там, потом снова отпускают в комнату и на учёбу, к вечеру ещё следующего дня Варчук снова пытается не скопытиться от боли в горле и груди под чётким руководством Риты. «Бог терпел и нам велел», — твёрдо говорит она, отдавая очередной стакан ледяной воды, и пытается помочь морально. Антон ей, конечно, очень благодарен, но ему надо успокоиться, а она наоборот слишком смешно шутит и делает только хуже. В итоге Саша с Владей отгоняют Вольнову подальше. Она на удивление особо не сопротивляется, видимо, понимая, что они-то мальчики спокойные (Варчук бы скорее назвал это тревожностью и усталостью, но да ладно) и явно больше знают, как можно справиться с эмоциями.
Антон пытается пользоваться тем, что ему подсказали, но в постоянном дзене жить невозможно: он потом успевает кого-то случайно обжечь (и не один раз), устроить несколько пожаров (поэтому Женя с ним ходит почти всё время учёбы), пару раз свалиться с судорогой, испортить кипу учебников и кучу раз сбежать с пар. Чаще всего по причине довольно прозаичной: он регулярно прожигает на себе вещи и с ужасным чувством неловкости бегает в комнату её сменить.
Четверг же выдаётся странным. Ну, точнее, он явно отличается от всех остальных дней, проведённых в таком ритме. Это уже третья футболка за последние несколько дней, пятая пропущенная пара за всё время, и у Варчука снова шпарит из носа от раздражения. Замкнутый круг: он злится из-за побочек своих способностей и в том числе нескончаемого дыма, а дым появляется потому, что он злится. Вот из-за этого в последнее время самой частой фразой стало не «привет», а «господи, дай сил пережить этот кошмар».
Антон с силой захлопывает за собой входную дверь и шагает к шкафу, попутно стаскивая безнадёжно испорченную футболку. Он со вздохом утыкает руки в голые бока и смотрит на содержимое гардероба: что надеть, чтобы не жалко? К ужасу Варчука оказывается, что жалко вообще-то всё, — он взял только часть своих модных шмоток, самых любимых, и лишнего здесь, понятное дело, нет. Он решает вытянуть что-нибудь наугад: под руку попадается фиолетовый свитшот с очертаниями мордочки корги спереди и его пушистой жопы на оборотной стороне, и Антон чуть ли не хнычет, прикидывая на себя. По крайней мере есть стимул не жечь на себе вещи... Варчук вздыхает и переворачивает её низом к себе, кладя на коленку.
— Хочешь анекдот про вуайеризм?
От внезапно прерванной тишины он подпрыгивает на месте, почти роняет из рук кофту и оборачивается на вкрадчивый мальчишеский голос, донесшийся от окна.
Антон прихуел. Сидит на подоконнике рыжий сутулый пацаненок в оверсайз-толстовке с аниме, болтает ногами и улыбается. Хитро так. И пялит исподлобья прямо на него, прищурившись. Этого ещё не хватало.
А Антон как встал столбом с прижатым к груди свитшотом, так и стоит. Пялится в ответ. Не понимает. Что он там вообще спрашивал?
Его невозможно было не заметить при входе в комнату.
Мысль первая: что если у Варчука подплавились мозги и уже, ну, это... галюны пошли?
Мысль вторая: вполне похож на ту самую «рыжую занозу в заднице каждого препода и студента Настоящей Московской библиотеки».
Они играют в гляделки ещё какое-то время. Студент, в конце концов не выдержав, сначала расплывается в широченной улыбке, обнажая свои кривоватые жёлтые зубы, а затем взрывается громким хохотом.
А Антону вообще не смешно, Антону страшно. Блять, где Саша, может он в курсе, что делать с ебанутыми студентами, которые непонятно как оказываются на подоконниках внутри чужих комнат и ржут тоже с неизвестно чего?
Мама любила говорить, что смех без причины — признак дурачины, но причина здесь есть — это, по всей видимости, сам Антон. Который в упор ничего забавного в этом не видит.
Рыжий тем временем поглубже вдыхает, успокаиваясь, и качает головой.
— Ты как будто Иисуса воочию увидел, — улыбка перестаёт быть такой хитрой и становится более простой, что ли. Просто довольной и развесёлой. Студент салютует ладонью. — Но можно просто Матвей. Заноза в заднице каждого препода и студента Настоящей Московской библиотеки.
Здорово. Очень хорошо. А отчислиться можно, если вот эта вот ниндзя-рыжушка с ехидной рожей продолжит так врываться к нему в комнату?
— Не хочешь знакомиться, Галатея? — парень, так и не услышав от Антона хоть пары слов, надувает губы и пожимает плечами. — Эх, ну ладно, я пошёл тогда.
Матвей внезапно плавным движением откидывается на спину, отталкивается руками и срывается прямо в открытое окно. Вот тогда-то Антон и отлипает от пола.
— Стой!
Сердцебиение от испуга гулко отдаёт в ушах. Варчук, уже просто по пояс голый, обхватывает обеими руками раму и наклоняется так, будто напрашивается упасть вслед за Матвеем. Антон прищуривается: балконы и подоконники пустые, стены — насколько их позволяет увидеть обзор — тоже, среди студентов внизу рыжей макушки не наблюдается.
Он в недоумении отшатывается от окна, пытаясь хоть как-нибудь сообразить логически. Если рыжик так легко упал и даже не вскрикнул, и если его окровавленного трупа нет на асфальте, то он должен был знать, что делает, верно?
А как он это сделал — теперь вопрос первостепенный. Антон через несколько секунд слышит скрежет дверной ручки и боязливо оборачивается. Это он? Типо... быстрый бег или даже телепортация?
Но это оказывается всего лишь Саша, который вдруг пришёл... непонятно зачем. Но с вещами. А ещё ватой в ноздре и стаканом воды.
— А, о, к тебе Корецкий заглянул? — он осторожно прикрывает дверь, бросая взгляд на широко распахнутое окно. Антон вопросительно вскидывает бровь.— Понимаю по твоему растерянному лицу.
Варчук всё с такой же миной сглатывает и указывает пальцем на окно, как будто сейчас должен будет доказывать что-то настолько невероятное, что точно никто не поверит.
— Он упал вниз...
— Он летает, — подхватывает Саша и одной рукой отмахивается, а второй — открывает аптечку. — Наверняка на крышу или в башни смылся, не переживай.
Варчук прекрасно понимает, что его наебали, но всё равно как от сердца отлегло. Теперь понятно. Так, синий — это вроде всё-таки вода, а воздух...
— А... он голубой, да?
Саша прыскает водой — в тот же момент, когда Антон понимает, что сказал хуйню, и краснеет всё сильнее и сильнее, видя, что Алиновский всё не перестаёт смеяться. Никаких истерических скачков и заливистого хохота, просто приятный равномерный хрипловатый смех, от которого тоже хочется улыбнуться. Или даже смутиться ещё больше по причине... по причине Саша смеётся.
— Прости, каждый раз выносит, — он прикрывает глаза, подуспокоившись, и выставляет указательный палец вперёд. — Лазурный. В книгочейских кругах это называют лазурью.
— Да, точно. Спасибо, — Варчук смущённо отворачивается и решает, что лучше перевести тему: — А ты чего тут, кстати? Вроде же ещё пара должна быть.
— Давление скачет, — он отпивает из стакана и круговым движением пальца указывает на нос. — Их очень пугает моя кровь из носа каждый раз, так что отпускают.
Антон вместо «ясно-понятно» просто кивает и невольно переводит взгляд снова на окно. Ну нет, об этом он ещё минимум до конца дня думать будет. Что это было вообще? Это он таким часто промышляет или что? Блин, из-за его растерянности они даже поговорить нормально не смогли... Не станет же он думать, что Варчук или немой, или тупой?
— Он сам заглянет, когда захочет, — говорит Саша, очень легко догадавшись, о чём он думает, прикрывает окно и одним резким движением поправляет шторы. — С ним закон подлости работает на все сто: ты его ищешь и никак не можешь поймать, а как только он перестаёт быть тебе нужен — так появляется сразу же.
Ну и ладно, Антон ждать не будет. Хотя по такой логике, они должны встретиться когда-нибудь в ближайшее время.
Варчук смывается обратно на пару и успевает получает по шапке за то, что посматривает в окна. Сказал же, что ещё долго об этом будет думать, — хоть что-то интересное между учебно-трудовыми буднями. С азов он уже успел поохуевать, а на смены его пока не берут, мол, привыкни к обстановке и наберись теории. Антон постоянно только этим и занимается, потому что за пределы НМБ его пока не выпускают для собственной безопасности. Он солидарен с таким решением, но по блядкам честно скучает.
Забавно, что «ближайшее время» наступает буквально вечером того же дня. Антон, снова одинокий и покинутый, высовывается в окно покурить. Глаз почти сразу цепляется за маленькую фигуру в ярко-жёлтой, очень хорошо заметной в темноте толстовке, валяющуюся на перилах соседней башни. Варчук ещё немного присматривается, думает, думает и для себя всё-таки решает, что лучше окликнуть и представиться нормально.
— Матве-ей! — реакции ноль. Антон набирает в лёгкие побольше воздуха и выкрикивает куда громче и резче: — Корецкий!
Рыжий сваливается с широкого каменного забора на пол. Варчук неловко отшатывается, отводя взгляд, и даже подумывает закрыть окно, но уже поздно: Матвей в считанные секунды возникает перед ним и садится на раму, как лягушка.
— А-а, это ты, Галатея. Чего тебе?
Антону теперь куда удобнее его разглядеть. На лице веснушек особо нет, но они наверняка рассыпаны по всему телу, которое Корецкий прячет под своим большущим балахоном и длинными штанами; на носу, шее и пальцах детские пластыри, кое-где видны тонкие, как царапины, полосы грязи и потёртости на коже. С волосами тоже чёрте-что: он и без прикосновений понимает, что они наощупь жестковатые и грязные, так ещё и как попало острижены обычными ножницами. Но только в некоторых местах, а так пряди закрывают где-то четверть лица.
Антон бы спросил: «мальчик, ты откуда? Из леса?», но надо быть дружелюбнее.
— Извини, что я тогда так... напугался. Я Антон, — он протягивает ладонь, но Матвей её даже не пожимает. Хочется думать, что это из-за боязни потерять равновесие, а не брезгливости и неуважения.
— Круто, — он кивает и, воспользовавшись паузой, явно отмазывается от Варчука: — Ну ладно, не буду говорить, что ты знаешь где меня найти, если что, потому что ты не знаешь. Да и я тебе очень навряд ли понадоблюсь, так что чао.
Ему таким же тоном стоило бы ещё добавить «персик, дозревай».
Антон не успевает и рта открыть, как Матвей снова спрыгивает вниз и на прежнее место уже не возвращается. Снова становится очень тихо.
У Варчука в голове ничего, кроме знаков вопроса. Ну и чем он такую грубость заслужил? В чём проблема быть дружелюбным к тем, кто хорошо относится к тебе?
Антон сжимает покрепче электронку и выдувает дым — он мешается с тем, что выходит из носа.
Ну и что он, правда всегда и со всеми такой?