Неоновый свет ламп был определенно в топ пять плюсов, из-за которых Антон предпочитал бар «Кристалик» всем прочим. Под потолком те светили почти кислотным розовым, а вдоль стен, столов и стойки тонкими росчерками тянулись голубые светодиодные ленты, подсвечивая лица посетителей с неожиданных углов и давая картинке необходимый объем.

Еще в этом топе, прям рядышком, расположились охлаждающие кубики с подсветкой. Он, когда их впервые увидел, пришел в почти ребяческий восторг: бокал с «джин-тоником» выглядел как волшебное зелье. Можно было даже забыть, почему пришел сюда, почему запиваешь тупое раздражение от одиночества, надеясь, что хоть так станет легче. Переливающийся искусственными цветами напиток, поданный будто совсем и не барменом, а шаманом каким-то разрисованным, надежду эту успешно усилял.

Шаман, кстати, то есть не шаман, а бармен Ваня, почти мгновенно переместился в этом топе на первое место. А может, и не только в этом топе, порой Шастуну начинало казаться, что первенство он занимал уже во всей его ебаной жизни. Он видел Ваню так же часто, как будильник на семь утра, как собаку, мимо которой проходил по пути на работу, как коллег в офисе, то есть – два через два. У них с Ваней совпадали графики, Антон проверял, приходя в другие дни, а не после работы – вместо Вани был другой парень, ниже, со скучными русыми волосами и бесцветным взглядом. Наверное, не имей Антон альтернативы, счел бы его вполне приятным. Но после тех взглядов, которые он видел в смену Вани – иногда хищных, иногда почти похабных, когда тот флиртовал с девчонками на баре, иногда просто с чертовщинкой, после выбеленных волос, которые, казалось, за неимением собственного пигмента скоро впитают в себя освещение «Кристалика» и сами начнут полыхать неоном, после длинных рук, которые так и тянуло называть конечностями, настолько по инопланетному выглядели исписанные многочисленными рисунками предплечья, кисти, ладони, пальцы – после всего этого второй бармен произвел впечатление невероятно блеклое. На него не хотелось смотреть, словно после приключенческого романа с картинками тебе дали прочитать техническое описание микроволновки.

А на Ваню смотреть не то что хотелось, это стало потребностью. 

Он всегда любил смотреть. Еще больше – касаться, но за неимением такой возможности, просто смотрел еще больше. Других людей это обычно напрягало. Они смущались, раздражались или просто непонятливо хмурились: «Чего залип, Шаст?». Тем, кого он видел чаще, чем пару раз в год на попойке общих знакомых, он объяснял, что привычка такая, но, если не комфортно, он может перестать. И все равно, забываясь, залипал. Иногда на красивом разрезе глаз, изящных запястьях, забавной форме бороды или том, как красиво движутся волосы, уложенные в сложную прическу, но чаще просто на целом человеке. В глубине души он не чувствовал себя неправильным – ему казалось, что неправильные все вокруг. Ну как можно не смотреть на людей, когда они такие красивые все? Завораживающие, блядь. И трогательные, потому что он бы точно их трогал, не будь понимания, что это нарушит чужую зону комфорта.

Антон боялся, что желание трогать Ваню тоже скоро станет потребностью.

В целом, можно даже не всего – Антону хватило бы его верхних конечностей. По началу он думал, что просто вид забитых фаланг - это уже слишком, но дьявол в деталях. В данном случае – в деталях работы Вани. Щелк, широкая ладонь ложится поверх тряпки и начинает скользить по поверхности стойки, собирая тряпкой влагу от пролитого пива. Щелк, сильные руки обхватывают шейкер, смешивая «эспрессо-мартини» для очередной красотки. Щелк, длинные пальцы проникают в стакан, вытирая насухо изнутри. И вот эта мысленная коллекция кадров, бережно сохраняемая на подкорке мозга, уже действительно сводила с ума. Он никогда, даже в самом начале, не думал, что это просто красиво. Его с самого начала переебало крепко и надолго, еще в первый вечер, еще в баре он чувствовал на себе фантомные касания и чуть ли не скулил от зависти к барной посуде. Даже к девчонкам, с которыми Рудбой периодически завершал вечер, ревности было меньше: их касались всего одну ночь, после этого забывая, а бокалы, шейкеры и рюмки были обласканы постоянно.

Со временем – господи, он проводит в «Кристалике» столько, что уже можно употреблять «со временем» - он взял себя в руки и научился смотреть только не боясь быть обнаруженным за этим занятием. Зато смотрел с еще большей жадностью – со стороны наверняка был похож на маньячину, но похер уже.

Можно было не приходить. Найти другой бар, или вовсе завязать уже с тупой бухаловкой в одиночку, но смысл? Так пустая жизнь квартира-работа-кофе-работа-квартира хотя бы имела смысл. Можно было продолжать жить, чтобы вечером снова увидеть красавчика-бармена, можно было продолжать работать, чтобы были деньги снова заказать у него пару бокалов «джин-тоника».

А иногда даже появлялась сверх-мотивация – Ваня разговаривал с ним. Поначалу все пытался расспросить, почему Антон приходит и пьет тут в одиночестве, но, вопреки стереотипам о психотерапии на барной стойке, Антон не делился с ним душераздирающими историями и не плакался, подперев пьяно руку щекой. Почему? Да рассказывать нечего особо было, поводов плакать – и в помине. Скучная серая жизнь в которой не было ни ярких солнечных цветов, ни угрожающе-холодных. Даже последним Антон был бы рад, честное слово. Наверное, поэтому он так сильно любил приходить в «Кристаллик» - розово-голубой неон, красные и зеленые чернила на чужих руках и кактус с фиолетовыми иголками, стоящий в туалете, добавляли хоть какого-то цвета в монохромную жизнь. Но смысла рассказывать об этом Ване, который видел все это чаще Антона – кроме кактуса, у персонала был отдельный туалет – не было. Поэтому на вопросы вроде «Опять скучаешь здесь?» Антон только кивал немного виновато.

В какой-то момент Рудбой, видимо, понял, что так он ничего не добьется и сменил тактику. 

По поверхности стойки в сторону Антона проскользил бокал с коктейлем, украшенный завитушкой лимонной цедры. 

- Шесть.

Антон отхлебнул немного, поморщившись от неожиданной крепости. Ваня усмехнулся, но промолчал. 

- Так, ну джином с цитрусовыми ты меня не удивишь, - через какое-то время произнес Шастун, делая очередной маленький глоток. - Горьковато как-то. Апельсиновый биттер? - Рудбой кивнул, но хитрое выражение с его лица не исчезло. Задумал что-то, засранец. Но сдаваться Антон не собирался. - Ну абсент, конечно, и лимонный сок, это тоже понятно.

- Ага. Это четыре. Еще два. Давай, Шаст.

- Ща, дашь времени чуток?

- Дам. Времени, - подмигнул Ваня похабно. Флиртовал он так же естественно и, возможно, так же часто, как и дышал, поэтому Антон не сильно придавал значения таким выкрутасам. Больше его занимал вкус коктейля, точнее, можно ли было вычислить по нему оставшиеся два ингредиента. Угадает - этот и следующий за счет заведения. Не угадает - мало того, что придется расплачиваться за напиток - это Антона не особо волновало - так еще и желание останется должен.

Пару раз он уже наебывался, и в итоге выполнял дурацкие задания. 

«Подкати вон к тому» - сказал Рудбой в первый раз, указав пальцем на парня в дальнем углу. Что радовало, тот был довольно щуплым, а значит, шансов отхватить за такую выходку было меньше, а еще - симпатичным, так что если все пошло бы по противоположному сценарию, Антон может и воспользовался бы таким вывертом судьбы. Даже несмотря на то, что Ваня, вероятно, ахуел бы, видя, как он уходит из бара с парнем, а может, и вовсе бы перестал с ним общаться. В тот вечер Антону хотелось просто плыть по течению. Но оба этих предположения не сбылись, ведь Антон не учел: он полный ноль в подкатах. Так и не придумав никакой вступительной речи, он решил импровизировать. В общем, все закончилось после фразы «Твоему стакану, кажется, не хватает трубочки» - честное слово, он бы в жизни такое не говорил, но от дурацкого волнения мозг переклинило а эти слова - единственное, что пропечаталось на синем экране смерти. Симпатичный щуплый парнишка с таким презрением поднял брови, что Антон быстро принял стратегическое решение ретироваться обратно к бару. Через пару коктейлей он всё-таки рассказал Ване, что именно спизданул, а тот согнулся в приступе смеха. Потом, видимо, чтобы утешить Антона, сказал, что ему бы такое зашло. «Зря тот чел отказался от такой длинной соломинки».

Второй раз прошел болезненно для организма, а не для самооценки. Шот с острым соусом. Антон мог бы съехать, сказав, что очень чувствителен к острому - а это было чистой правдой - но решил, что уговор дороже ахуя рецепторов. Румянец на лице проступил мгновенно, а вместе с горящим ртом пришла боль во всем теле. Если выпить стакан ледяной воды, то мозг может замерзнуть, а в этой ситуации он, видимо, сгорал. Видя красное лицо и непроизвольно выступившие слезы, а также услышав шастуновский ор матом, Ваня поспешил передать ему стакан молока и не отрывал от него глаз, не убедившись, что стакан опустел, а затем налил еще один и погладил по плечу. Антон до сих пор не уверен, помогло молоко, забота или горячая ладонь, уверенно проходящаяся от основания шеи до предплечья.

- Ну что? - вырвал его из размышлений Рудбой.

- Так, ну я вроде чувствую винище. Вермут? - наугад. Просто потому, что вермут использовался чаще чего либо другого. И Ваня удовлетворенно кивнул, но остался предельно собран и заинтересован. Антон думал, что подвох именно в этом ингредиенте, ведь его сложно заметить за яркими акцентами остальных составляющих. Ошибся, получается. - И что-то миндальное. Амаретто? - уже совсем не так уверенно выдал он догадку, единственную, что шла на ум.

Ваня заулыбался, обнажая неровные, но завораживающие ряды зубов, среди которых особенно ярко для Шастуна выделялись острые клычки. Стараясь не думать о них, Шастун нахмурился, пытаясь вспомнить еще хоть что-то с таким же вкусом, но кроме «риттер спорта» с марцепаном и персиковой косточки, которую он разгрыз как-то в детстве, пытаясь добраться до сути мохнатого фрукта, в голову ничего не шло.

- Сдаюсь.

- Мараскин. Это ликер. Он вообще вишневый, но вишня добавляется вместе с косточкой, поэтому вкус получается почти миндальный. Так что ты был близко, - смеется Ваня. Вот откуда Антону было знать про какой-то там хитровыебанный даже в названии вишнево-миндальный ликер? Ниоткуда, и Рудбой это знал. Подловил, сучара. Интересно, ликер уже был у него в баре или он для Антона специально бутылку заказал? 

От мысли о втором варианте у него на секунду колыхнулось что-то в районе груди. Было бы приятно думать, что ему не одному нужна эта дурацкая, полезная для кругозора и губительная для организма, алкогольная викторина. Антона радовала далеко не возможность получить халявный коктейль. Ему нужны были эти разговоры, одобрительные кивки, идиотские задания и тихий смех. Ему нужно было ощущение, что он не один. Даже если длилось оно всего пару часов и три-четыре бокала.

- Ты жучара, Иван.

- Я знаю. Как знаю и то, чем мы с тобой займемся.

Ну конечно, от этого «мы с тобой» то, что до этого лишь изредка колыхалось внутри, сейчас прям затряслось, как желешка, заполняя вязкой радостной массой сердце. Он попытался совладать с чувствами или хотя бы не улыбаться, как идиот, но получилось крайне плохо. Даже если задание было ужасным, они ведь будут заниматься этим вместе. Потом Антон понял, что в таком случае частота мельканий разрисованных конечностей в его поле зрения значительно увеличится, а может даже найдется повод прикоснутся - и сглотнул нервно. Рудбой это расценил по-своему:

- Да не ссы ты, жив будешь - не помрешь, - увещевательным тоном произнес он.

- А с чего ты вообще взял, что я приду завтра? Ай, бля! - от волнения Антон сам не заметил, как просунул пальцы между замороченных ножек стула и прищемил их там. - Может, у меня есть дела?

- Есть? - с сомнением в голосе спросил Ваня. На секунду Антону показалось, что в его глазах промелькнула какая-то негативная эмоция, вроде раздражения.

Антон покачал головой.

- Ну и что ты там придумал? Выкладывай давай.

- Короч, у нас завтра Мандаринки выступают, неебать какая группа. Джазовая, но как раз у таких самая активная фанбаза. Народу будет - ахуеешь. А Димка заартачился, не хочет выходить со мной на смену, хоть и выручка будет нормальная. Хер проссышь, че ему надо вообще. - тут Ваня сделал паузу, видимо, увидев лицо Антона, который уже начал смекать что к чему. - В общем да, мне надо, чтобы ты помог мне за баром. 

- Да ты че, я ж нихера в этом не понимаю. И деньги считать боюсь, вдруг наебусь где-нибудь, потом расплачиваться. Ваня, я ж сисадмин, а не бармен. Мое дело серваки чинить да коммутаторы настраивать, а не джин с абсентом мешать.

- Я со всем помогу. И бабками сам займусь, с тебя только коктейли мешать и закуски с кухни носить. Да и коктейли там - так, одни «виски-кола» да «кровавые Мэри» заказывают. Ты умный, быстро разберешься.

Интересно, когда это Рудбой успел решить, что Антон умный? Когда он нещадно тупил и чахнул над «джин-тоником» каждый вечер? Нет, может, конечно, это его так впечатлили рецепторы Шастуна, помогающие почти всегда безошибочно угадать ингредиенты, но он подозревал, что Ваня просто ему льстит в надежде на согласие. Антон прислушался к себе. А чего он сам хочет то? Настолько предстоящая ситуация критична, чтобы отказываться от потенциально веселого вечера в приятной компании? Да и вообще, отказывать Антон не умел. Тем более, проиграл же.

- Хуй с тобой. Помочь так помочь.

***

Громкий.

Какой же этот Антон был громкий, матерь божья.

И это ведь совершенно не то, чего ждешь от долговязого худого парня, приходящего после работы выпить в одиночестве. И, по большей части, он вел себя действительно спокойно - и при этом умудрялся быть оглушающим. 

Поначалу Рудбоя привлек звон украшений. Браслеты на тонких запястьях, кольца на длинных пальцах, цепи на изящной шее. Ваню, порой, раздражало, когда в его околореперской тусовке объявлялись такие ребята, обвешанные металлом по самое нехочу, потому что это выглядело нелепо. С Шастуном было иначе - ему прям шло. Видно было, что подбирал украшения не бездумно, сочетал, да и сами они были не простые, явно стоили, если сложить все, надетые в один вечер, побольше Рудбоевской зарплаты. Так что в то время как дешевые цацки неблизких знакомых вызывали только раздражение от неуместного пафоса и желание отвести взгляд, железо на Антоне этот взгляд приковывало. Но больше слух, на него Рудбой, со своим далеко не идеальным зрением, привык полагаться сильнее, да и при написании треков неплохо помогало. Уже спустя пару недель тихий перезвон браслетов и цепочек, соприкасающихся друг с другом, и стук массивных колец об стекло бокалов заставляли уши Рудбоя напрягаться, точно у кошки. Хорошо еще, в сторону Антона не поворачивались.

Потом они стали разговаривать - ну как, не прям что бы разговоры вести. Рудбой поначалу думал, что Антону нужна жилетка, поплакаться о жизни, девушка может бросила или уволили - но потом понял, что если такое и было, тот будет молчать, как партизан. Поэтому перешел на более общие темы - было подозрение, что Антон еще не скоро перестанет сюда заходить. Поэтому они стали перекидываться шутками, иногда разговаривать о работе - всё-таки не уволили - Ваня - о тяжкой барменской судьбе, Антон - о не менее тяжелой судьбе сисадмина в провайдерской конторе. Ваня сам не заметил, как начал ждать его прихода, чтобы пожаловаться на проблемных клиентов и услышать мягкое «И не говори, Вано. Козлы они все».

И одновременно с этим Антон начал смеяться. Громко, высоко, буквально за секунды разгоняясь до истерики и затем же за эти секунды утихая, оставляя на губах лишь усталую полуулыбку. Тяжелее всего было, когда он при этом еще хлопал или топотал своими огромными ножищами в неизменно массивных ботинках. Рудбой не знал что хуже - одиночные из-за наличия колец, но зато такие громкие, будто Антон туда все эмоции вложил, хлопки или топот, который не стихал, пока он не успокаивался.

Еще Антон матерился прям вот со вкусом. Емко и чуть ли не на весь зал. Особенно если по телеку шел футбол или если он в порыве махнул рукой так, что что-то задел. Второе случалось чаще и Ваня бы даже посмеивался над чужой неловкостью, если бы каждый вскрик не доводил его медленно до точки кипения.

Это не было раздражением или злостью. По крайней мере, не на Антона. Рудбоя бесило, что он обращает на это все внимание. Что от крепкого «Пиздец, блять», от фальцетного смеха, от металлического перезвона все внутри него на секунду замирало, прислушиваясь, по спине бежали мурашки, а легкое возбуждение стекало в них живота и кончики пальцев, постепенно там накапливаясь.

Наверное, загубило его то, что все это произошло постепенно. Чувствуй он себя так в самом начале, сразу бы подкатил к Антону, но тогда таких мыслей не было. Сейчас же, когда уже хотелось, его что-то останавливало. Шастун был смешной. Легкий, светлый, но не наивный абсолютно. В глазах виднелся интеллект и какая-то потаенная хитринка. С ним уже не хотелось разового перепиха, хотелось его слушать и слышать - день за днем.

И Ваня слушал, потом слушал еще, потом отпускал двусмысленные фразочки, в надежде, что тот все поймет, потом снова слушал. Но Шастун не понимал. Или не хотел понимать. Гей-радар Вани конечно прям кричал при виде Антона, но может тот и сбоил из-за высокого напряжения. Так что Рудбой выбрал тактику выжидания, чтобы узнать, чем это все закончится. Скорее всего тем, что однажды Антон просто не придет.

Тем временем зал потихоньку заполнялся народом. Музыканты еще не пришли, но вот их аудитория - женщины и мужчины от двадцати до пятидесяти лет в нарядных платьях, брюках, рубашках, юбках, подтяжках и прочей одежде, относящейся к категории «мы пришли слушать джаз» - уже подтягивалась, занимая столики, которые сегодня были сдвинуты к стенам. Единственное, что выбивалось из их образов, было обувью: практически все носили кеды или легкие кроссовки, только у некоторых были туфли. Поскольку это не первое такое мероприятие, Рудбой знал что к чему. Танцевать будут. Он даже принёс с собой зеркалку, надеясь успеть ухватить пару кадров с красивыми поддержками. Он любил танцы, но исключительно в роли наблюдателя.

Зал сегодня выглядел не так, как обычно - было бы странно слушать живую музыку в клубном освещении, поэтому сегодня голубой и розовый цвета сменились на красный и желтый, а также добавилась серебристая мишура тут и там - как-никак, декабрь. Да и репертуар у «Мандаринок» будет соответствующий. Ваня пообещал себе по шоту мандариновой настойки за каждую песню, в которой будет упоминаться рождество, надо же как-то будить в себе новогоднее настроение.

- А вот и я! Иван, твой второй алкопилот прибыл и готов заступать на службу! - громко и воодушевленно произнес внезапно появившийся Шастун прямо возле его уха. Ваня выдохнул резко и сжал одну руку в кулак, пытаясь успокоиться. Началось.

- И тебе привет. Ты, как я вижу, не только не передумал, но я как будто бы рад?

- Я подумал, что если что-то неизбежно, надо принимать это с достоинством, - Антон фыркнул и улыбнулся. - А не придти я не мог, я же обещал. Как бы я потом в глаза смотрел своему постоянному бармену?

Рудбой, оторвавшись от протирания бокалов, поднял голову вверх. Заметил, что Шастун тоже до этого смотрел вниз, так что сейчас отзеркалил его движение, встретившись взглядами. Несколько секунд Ваня не отвечал, смотря на Антона скорее вопросительно. Выражение лица Шастуна быстро приобрело более серьезный вид, а рот чуть приоткрылся. Ваня слова сжал кулак, собирая в него все силы, чтобы не скользнуть взглядом вниз, на пухлые губы. Вместо этого решил вернуться к бокалам.

- Да я все равно нихера не вижу, так что спокойно бы смотрел, - весело ответил он. - Ожог сетчатки. Кассу, шейкер, краны вижу, а вот тебя уже смутно.

- А я думал ты просто не обдолбанным на смену не заступаешь, - засмеялся Шастун.

- И все равно согласился помочь мне?

- Обдолбаный или нет, коктейли ты делаешь отличные, а это вроде как решающий фактор, - пожал он плечами.

- Справедливо. Так, пошли, я тебе свою запасную форму дам.

Антон обогнул барную стойку и прошёл за неё. Ваня открыл дверь в помещение для персонала, первым исчезнув за ней. По правую сторону находилась кухня, по левую - туалет, а прямо была раздевалка, где можно было переодеться, отдохнуть или даже поспать на небольшом кожаном диванчике в некоторых случаях. Он открыл шкафчик и, отодвинув в сторону плед с подушкой, достал форму. Шастуну должна как раз подойти, они примерно одной комплекции.

- Уютно у вас тут, - Антон разглядывал комнату, которую Димка по собственной инициативе тоже подукрасил к новому году. По спинке дивана вилась гирлянда с теплым светом, а с шкафчика свисали светящиеся белым сосульки. Да и в целом действительно было уютно - сюда приходили не только бармены, но и повара, и хочешь-нехочешь начнешь обживать помещение, которое так милосердно спасает от рабочего шума и гама.

- Ага. Держи. Я пошел, как закончишь - приходи.

- Что, оставишь меня тут одного?

- А ты боишься?

- Нет конечно. А вдруг я что-нибудь украду? Можешь не отворачиваться, все равно же ничего не видишь, да? - ухмыльнулся Антон.

Боже, это что, флирт? Рудбой не был уверен, хочет ли он знать ответ на этот вопрос. Нужно просто уйти. Развернуться и уйти. Но Антон уже снял худи и потянул футболку за край. Ладно, хочет страдать эксгибиционизмом, пусть страдает. Ваня прислонился спиной к стене и достал телефон, утыкаясь в экран. Открыл инсту, бездумно листая ленту, состоящую вперемешку из работ знакомых фотографов и селфи неблизких подруг. Периферийным зрением он видел, как Шастун сменил футболку на белую рубашку и теперь застегивал пуговицы. Слишком, блядь, медленно. Будто давая Ване время что-то предпринять. Но Ваня не предприниматель, Ваня ставит лайк под фоткой, не читая подписи, и листает дальше.

- Куда одежду можно положить? - Антон всё-таки застегнул и рубашку, и жилетку.

- Да на диван кинь, - Рудбой оторвался от телефона, чтобы увидеть, что верхние четыре пуговицы Антон решил не трогать. Ваня покачал головой и приблизился. Застегнул еще две пуговицы. Да, так же медленно, но исключительно в качестве мести. За что? А хуй знает. После того, как первая пуговица проскользнула в петельку, Ваня услышал тихий выдох и кинул быстрый взгляд на лицо Антона. Тот смотрел на то, как Ванины пальцы застегивают рубашку, но не с раздражением или весельем, а серьезно. Казалось, глаза стали почти елового цвета, темного, но притягательного. Закончив со второй пуговицей куда быстрее, Ваня хотел убрать руки, но чужая ладонь легла сверху, оставляя их на месте.

- Думаешь, уведу у тебя всех девчонок? - поинтересовался Антон как ни в чем не бывало, но взгляд по-прежнему выдавал его.

- А ты собирался?

Вместо ответа Антон покачал головой и, напоследок проведя большим пальцем по тыльной стороне одной из ладоней, отпустил Рудбоя, направившись обратно в зал. Ну вот и что это такое? 

Давно в Ване никто не вызывал столько чувств, причем самых разных. Девочки и мальчики на одну ночь уже давно стали чем-то запредельно обыденным, а последние серьезные отношения были, кажется, лет пять назад. Он тогда был совершенно другим человеком. Сейчас Ваня иной, сейчас его цепляет не неформалка с цветными волосами, пирсингом по всему лицу и любовью к пони, а кудрявый сисадмин с родинкой на кончике носа, отличным чувством юмора и громким голосом. Докатился, называется. Интересно, а в постели он тоже громкий? Допустив эту мысль, Ваня понял, что назад пути уже нет, он будет об этом думать. Представлять, как Шастун выгибается и стонет, забив на соседей. Блядь. Нужно постараться отложить эти мысли хотя бы до дома.

В зале Антон уже брал заказы у подскопившихся посетителей. Спросив у всех, чего они хотят и ничего не записав, Антон повернулся к Рудбою.

- Ну наконец-то. Так, нужно два «виски-кола», один «санрайз», одна «лагуна», плюс две порции гренок и бургер по-техасски. Помогай. - Кажется, Антон совсем не был растерян, как можно было бы ожидать от человека, приходящего в бар почти каждый вечер, чтобы отдохнуть от компов. Наоборот, он был собран и уверен в себе. Ваня такое уважал.

Пробив чеки, Ваня отдал некоторые из них Антону, попросив отнести на кухню. Сам занялся коктейлями.

Даже не верится как быстро они с Антоном словились, разделяя обязанности почти интуитивно. Иногда Рудбой рассказывал интересные факты или секретные приемы, а Антон взамен выдавал каламбуры на название напитков. «Как называют кота, зашедшего в бар в брачный период? Мартиновский кот». Ваня поймал себя на мысли, что не хотел бы, чтобы этот вечер заканчивался, даже несмотря на периодические подвисания Антона, когда Рудбой показывал ему, как готовить тот или иной коктейль. 

Через пол часа после официального начала вечера наконец подтянулись музыканты - впрочем, они всегда опаздывали и публика привыкла, не страшно. Еще двадцать минут настраивали инструменты - саксофон, трубу, две гитары, синтезатор и барабаны - не так уж и мало, можно простить задержку.

Музыканты занимали прилично места в и так не сильно большом заведении, но место для импровизированного танцпола все равно осталось, так что, когда после длинного теплого вступления - музыканты такое любят - зазвучала первая песня, нарядные женщины похватали не менее нарядных парней и пошли ближе к центру. Через минуту все пустое до этого пространство было по-броуновски равномерно заполнено танцорами, а Ваня улыбнулся - он скучал по этому бедламу.

Антон тоже в какой-то момент замер, заинтересованно наблюдая. Ваня видел его в профиль: мягкие завитушки волос подсвечены светодиодными лампами, ими же выхватываются контуры ровного носа, выступающей нижней губы, широкого торса. Рубашка оказалась все же чуть больше по размеру и сидела не в облипку, но такой оверсайз Антону даже шел. Тихонько, стараясь не делать лишних движений и боясь спугнуть, Рудбой взял в руки камеру и сделал пару снимков. Антон обернулся на звук затвора, но было уже поздно - прекрасный момент остался на флешке и в сердечке Вани.

- О, ты фоткать умеешь? И как, получилось заснять что-то? Они так быстро двигаются, там разве не должны получаться одни смазанные пятна? - Антон, видимо, подумал, что фотографировали не его. Ну и славно.

- Не, там есть специальные настройки для такого. Потом покажу фотки, давай работать.

***

Спустя полтора часа и десять шотов мандариновой настойки на двоих - Антон не смог отказаться, даже зная, что это плохая идея - музыканты ушли на перерыв, живая музыка сменилась на запись и в зале стало чуть потише. В голове поселилась легкость и расслабленность, какая бывает, если выпить совсем немного. Тревог меньше, а позволялось себе больше. И если обычно, когда сидишь за барной стойкой и втыкаешь в телефон или телек, это не доставляет проблем, то сейчас было сложнее. Рудбой был постоянно рядом. Буквально в метре, а то и ближе, а необходимость хотя бы смотреть, а лучше - касаться, никуда не исчезла. Цветастые конечности мелькали тут и там, считая деньги, возясь с терминалом, помогая смешивать коктейли, и приходилось буквально физически сдерживать свое тело и перенаправлять энергию куда-нибудь еще. Поэтому Антон пританцовывал и подпевал, если слышал знакомую песню, а таких было много - он любил все новогоднее. Голос у него, правда, не очень, но вроде и не ужасный. Хотя Ваня на него иногда странно смотрел в такие моменты, но алкоголь и общая атмосфера веселья не давали Антону загнаться по этому поводу.

Народу было действительно много - даже больше, чем обычно приходит в выходные, и ему было приятно думать, что своим присутствием он действительно помогает Ване. К тому же все, кроме очевидной зацикленности на этом человеке, оказалось легко. Пропорции Ваня если что ему подсказывал, приятный, уверенный голос и периодически проскакивающая картавая «р» успокаивали, а девушки, в обычное время вьющиеся возле стойки и раздражающие Антона своим пьяным флиртом, сегодня отсутствовали. Нет, в зале и на баре по-прежнему сидели дамы, но смотрели они не на Ваню или Антона, а на танцоров. Их было явно больше, чем кавалеров, так что многие оставались в роли наблюдательниц.

Видя, что никто пока не торопится обновлять напитки, Антон отвернулся от зала и прислонился спиной к стойке, посмотрев на Рудбоя. 

- И до скольки они будут играть? 

- Три секции с двумя перерывами по полчаса, плюс они подзадержались и наверняка их сразу не отпустят - так что где-то до часу. Потом можно еще часик посидеть и закрываться. Но я тебя уже часов в двенадцать смогу отпустить, к этому времени основная масса должна рассосаться. 

- Да у меня все равно завтра выходной, так что могу и до конца побыть.Я ни разу не сидел тут до закрытия, надо исправлять.

- Да и сейчас не то чтобы сидишь.

Антон засмеялся и от необходимости выплеснуть куда-то эмоции ткнулся головой в чужое плечо. Смутился, но отстраняться не стал - вечер продолжал толкать на безрассудства. И возможно не его одного, потому что одна из рудбоевских конечностей через секунду уместилась на антоновых плечах, приобнимая. Стало еще теплее и уютнее, захотелось, словно коту, потереться об Ваню плечом, но он сумел отогнать эту мысль. И так было хорошо.

***

Поварам каким-то непостижимым образом всегда удается уйти первее. Возможно, дело в том, что под конец вечера мало кто хочет есть, а может, потому что Ване еще нужно протереть столики и привести зал в относительный порядок, но факт остается фактом - он снова уходит последний. 

Но в этот раз не один он - с ним Шастун, который мог отработать пару часов для галочки и уйти отдыхать, но добросовестно остался с Ваней до самого конца. Ваня был ему благодарен - предновогодние вечеринки всегда выматывали, даже учитывая его любовь к общению с людьми и мандариновой настойке. С Антоном было проще, даже проще, чем с Димой, вторым барменом, потому что Ваня чувствовал не просто поддержку, а заботу. Там, где Дима в ответ на усталые раздраженные вздохи просто бы ответил «и не говори, братан», Антон мягко касался плеча или проводил костяшками пальцев вдоль спины и начинал рассказывать забавную историю. Он был прирожденным рассказчиком, умевшим одним только тоном голоса сделать любую фразу невероятно смешной, и Рудбой, конечно, сыпался безбожно, чувствуя, как скопившееся напряжение отпускает. От этой заботы ужасно накрывало нежными чувствами, настолько, что хотелось сделать что-нибудь безбашенное уже, сграбастать в охапку этого дурика и не отпускать хотя бы несколько минут, выцеловывая губы, щеки, уши, шею.

Под закрытие их даже немного развезло, так что было принято решение посидеть еще немного и докончить бутылку с настойкой. Они переместились на стулья с посетительской стороны стойки, пододвинули поближе гренки и разлили по по рюмке.

- Ну что, с посвящением тебя. Или, как говорят фаерщики, с прожигом.

- Кто говорят? - смешно поднял брови Антон.

- Фаерщики. Ну, типа, фаершоу, где всякие огненный штуки крутят.

- Ты занимался фаершоу?

- Не, но я их фоткал часто. Обожаю работать со светом и огнем, огромный простор для фантазии.

- Ну тогда с прожигом меня, - Антон опрокинул алкоголь в себя и засмеялся. - Главное чтобы это было не про «сгорел сарай гори и хата». О, кстати, ты мне обещал фотки показать.

Блядь. Ваня совсем забыл поменять флешку на пустую, чтобы потом ругаться на внезапно затупивший фотик и таинственное исчезновение изображений. Сейчас уже поздно, камера лежит за барной стойкой в метре от них, а рост Антона позволяет видеть все, что нужно и немного из того, что не нужно.

Прямо со стула перегнувшись через столешницу, Рудбой взял фотоаппарат и включил его, повернув экран к Антону. За всей предновогодней суетой он вообще ничего больше не снял и после нажатия кнопки галереи на экране высветился снимок Антона.

Рудбой переживал в основном не из-за самого факта съемки исподтишка, а скорее из-за реакции Антона, так что выдохнул и посмотрел на него. Тот сначала нахмурился, разглядывая, но спустя несколько долгих секунд его лицо посветлело, а губы тронула мягкая улыбка. 

- Как у тебя получилось сделать совершенно обычную вещь такой волшебной, Вано?

- Ну, наверное все дело в том, что ты нихуя не обычный? - Ваня видел, как Антон уже приготовился спорить, поэтому быстро продолжил. Захмелевшее сознание с легкостью подкидывало слова. - Я занимаюсь фотографией потому, что так я могу показать как я вижу мир. И тебя я вижу именно таким - ты прав, волшебным.

Антон, кажется смутился. Опустил взгляд и начал тереть пальцы друг об друга, отчего кольца на соседних соприкасались с хорошо знакомым металлическим звуком. Кажется, карьера Вани на поприще собаки Павлова стремительно шла в гору, только к обильному слюноотделению в этом случае добавился жар, стекающий вниз живота. Блядство.

А Антон, видимо, чтобы окончательно сбить смущение от неловкой темы, вдруг решил подпеть музыке, негромко льющейся из динамиков. Конечно же, играл Синатра.

- And as long as you love me so...

И все. Это фальцетное, немного фальшивое, пьяно-громкое пение вкупе с близостью, давящей приятно и неотвратимо, добило Рудбоя.

Не успев даже сообразить, что делает, он зажал рот Антона рукой, потому что это слишком. Антон - слишком. Хороший, громкий, высокий, громкий, кудрявый, заботливый, громкий, громкий.

Глаза напротив удивленно расширились, а затем взгляд упал вниз, на руку. За секунду выражение лица поменялось и Антон издал тихий стон, слышный даже сквозь песню. Снова поднял глаза на Ваню, но уже абсолютно другие - мутные, с поволокой желания. Ваня почувствовал, как Антон сильнее наклоняется головой вперед, усиливая давление ладони на свой рот. 

Ну вот и пришло время жечь хату. Ну ведь невозможный же, блядь. А Ваня так не хотел привязываться.

Вздохнув, он понятливо сжал руку сильнее, прощупывая пальцами контур челюсти. Стон повторился. Кажется, он был прав - Антон и правда громкий в любой ситуации. И этот факт распаляет до предела, так, что Ваня боится снова заглядывать в зеленые глаза - сгорит же к хуям. Вместо этого, чувствуя потребность сделать хоть что-то, он подключил вторую руку, заскользив ладонью от ключиц, виднеющихся в расстегнутой на три пуговицы рубашке, к шее. Такой «сценарий»* ему нравится. Антон смешно скосил взгляд, пытаясь увидеть, но бесполезно. Он вообще, кажется, увлечен руками больше, чем всем остальным, и если обычно в таких ситуациях предсказуемо смотрят на губы, в глаза или на крайний случай лезут между ног, Антон продожил пялится на руку, закрывающую рот. Одновременно с этим он выгнул шею, подставляясь под вторую ладонь, и Ваня остановил ее чуть ниже кадыка, смыкая пальцы, но не давя. Он знал, что ожидание может будоражить куда сильнее и видел, как Антон пытается податься вперед сильнее, но не дал этого сделать.

Внезапно он почувствовал, как ладони, которая закрывала рот, коснулся мокрый язык. От неожиданности он немного отдернул руку, но Шастун перехватил ее своими. принявшись усердно вылизывать. Он даже глаза прикрыл от наслаждения. Оставив мокрый поцелуй чуть повыше «сарказма», его губы двинулись выше, к пальцам, и вскоре сразу два погрузились в горячий рот по самые буквы, набитые на фалангах. Ваня не стал двигать пальцами сам, предоставив свободу действий. Было очень приятно - ладонь и пальцы у него, оказывается, были ахуеть какими чувствительными.

Второй рукой он повел выше, к волосам, наконец зарываясь в кудри. Он думал об этом непозволительно много, он не делал этого непозволительно долго. Сжал и потянул совсем легонько, извлекая из Антона новый стон, вибрация от которого отдалась в пальцы. Ваня надавил ими на корень языка, заставляя чужой рот немного приоткрыться, и приблизился, намереваясь поцеловать.

Внезапно в голове промелькнула наивная мысль, что еще не поздно остановиться. Не портить приятельство, а в перспективе и дружбу, сексом. Он отстранился, вынул пальцы изо рта, и серьезно посмотрел на Антона.

- Антон, может не будем? Мы чуток пьяны и я не хочу, чтобы кто-то из нас жалел о случившемся наутро.

- А ты будешь жалеть? - взгляд Антона стал осмысленнее и тоскливее.

- Я скорее про тебя говорил, - Рудбой задумался ненадолго и продолжил более уверенно. - Может и буду, если после этого ты больше не придешь, но это всё-таки стоит того. Лучше жалеть об этом, чем о том, чего не сделал.

Взгляд Антона посветлел, на губы вернулась шальная улыбка.

- Я тоже не буду. Так давно этого хотел, Вань, пиздец. И я не сбегу.

- Посмотрим, - Рудбой знал, что в таких случаях нельзя доверять словам.

Пресекая дальнейшие возражения, он всё-таки поцеловал Антона, сразу с напором, надавливая языком на губы так, чтобы они разомкнулись. Когда их языки соприкоснулись, застонали уже оба. Рудбою мало, и чтобы унять хоть немного желание, покалывающее на губах и пальцах, он втянул чужую нижнюю губу, прикусывая, а руку в волосах снова сжал в кулак, в этот раз чуть сильнее.

Он чувствовал, как Антон плавится, отвечая на поцелуи все ленивее, зато полностью восполняя недостаток физической отдачи стонами. Он ерзал, то облокачиваясь на стойку, то откидываясь на спинку стула, и при каждом движении корпуса цепи на шее бились друг о друга, удивительно сочетаясь с антоновым голосом. Ваня перешел дальше, целуя щетинистый подбородок, отодвинул носом кудри, чтобы прижаться губами к нежной коже за ухом, спустился к шее, не осторожничая. Даже если Антон сбежит, по крайней мере еще несколько дней он будет хранить на себе следы этого вечера. Ванины следы. Немного эгоистично, но, кажется, Антон совсем не был против, максимально выгибая шею.

Рудбой понял, что продолжать, сидя на высоких барных стульях, будет проблематично.

- Тох, пошли в раздевалку?

Понадобилось несколько секунд, чтобы до Антона вообще дошел смысл вопроса, после чего он кивнул заторможено.

Путь из зала к дальней комнате показался вечностью, и как только они оказались внутри, Ваня мягко толкнул Антона на диван, усаживаясь сверху на его колени и сразу же целуя. В том, что Антон такой здоровенный, определенно были плюсы: можно было не бояться его раздавить и не сгибаться в три погибели для взаимодействий на и так не слишком удобном диване. Окольцованные руки легли Ване на бедра, но на этом все, и он решил взять инициативу на себя. Он уже заметил, что Антон предпочитает наслаждаться процессом, а не двигать его вперед, но это не было чем-то плохим. Ваня наоборот любил заботится об удовольствии партнерш и партнеров, и та отдача, которую он получал, доверие, сквозящее во взгляде и движениях, доводили Рудбоя до грани без дополнительной стимуляции.

Одежда явно мешалась, и, не прекращая грубые, жадные поцелуи, он снял рубашку с начала с Антона, а затем с себя и сразу же почувствовал чужой поплывший взгляд на своем торсе и плечах, не скрытых больше белой тканью.

- Вань, пиздец - почти проскулил Шастун, шаря глазами по чернильным рисункам. - Это ахуеть просто, - он и в обычной жизни не чурался мата, а сейчас, видимо, только до него и сузил свой словарный запас.

Рудбой не думал много про свои тату - в целом, это такая вещь, про которую ты вспоминаешь раз в год, удивляешься, что она у тебя есть и забываешь снова. Да и качество многих оставляло желать лучшего, сейчас, наверное, он бы заморочился сильнее, но восемь-десять лет назад его волновала больше общая эстетика, чем детали. И всё-таки от того, каким тоном это было сказано, Ваня немного поплыл. Он прильнул обратно к губам Антона и, пользуясь отсутствием одежды, пальцами одной руки сжал нежно-розовый сосок. Антон прямо в губы выдохнул совсем уж тонкий стон и выгнулся, прося еще.

Таким просьбам Рудбой отказывать не умел. Он положил вторую руку Антону на шею, сомкнул и наконец надавил, частично перекрывая доступ к кислороду. Сжал сосок сильнее, перекручивая его между пальцами, выждал пару секунд и расслабил обе руки. Нежными поцелуями покрыл шею, лизнул покрасневший сосок, а затем повторил все то же самое со вторым. После повторного придушивания Антон натурально перешел на скулеж, а Ваня почувствовал, что течет от такой отзывчивости сильнее, чем когда-либо, и нужно было уже что-то делать с их общим возбуждением.

Встав с чужих бедер, он расстегнул штаны на Антоне, заставил того приподняться и стянул их вместе с трусами. Проделал тоже самое со своими, откинув всю одежду на диван, и вернулся обратно на насиженное место на чужих коленях. Было что-то возбуждающее в том, чтобы сидеть на настолько длинных, крепких ногах, особенно когда ты такой же долговязый.

Смазки, конечно, не было - смысл носить ее с собой, если все свои развлечения на ночь он водил к себе, где были и презервативы, и смазки, и коробка с разными девайсами, но решение этой ситуации уже созрело в голове. Ваня поднес правую ладонь ко рту Антона.

- Оближи хорошенько, - добавил он приказных ноток голосу.

Антону дважды повторять не нужно было. Высунув удивительно длинный язык, он начал тщательно покрывать поверхность ладони слюной, продолжая коротко постанывать, несмотря на то, что ничего особенного они сейчас не делали. Когда Ваня понял, что достаточно, он отнял руку, придвинулся ближе и обхватил оба члена, двигая вверх-вниз в неспешном темпе. Антон сквозь зубы втянул воздух и беспомощно уставился вниз, смотря, как обе головки исчезают в татуированной руке, а затем снова появляются. Сам он лишь безотчетно цеплялся за диван и иногда нетерпеливо вскидывал бедра вверх, желая ускориться. Рудбой не давал этого сделать, положив вторую руку чуть выше трогательно мягкого живота. Стараясь не сбиться с ритма, он прошелся пальцами по ребрам, вскользь коснулся еще чувствительных горошин сосков, перешел на плечи и, согнув пальцы, с нажимом оцарапал короткими ногтями кожу до самого предплечья. 

Антон снова громко застонал на высокой ноте и перехватил надрачивавшую руку, останавливая. Снова облизал ее, не обойдя вниманием и пальцы, а затем положил самому Рудбою на член.

- Вань, подрочи себе, пожалуйста. Я... - он замялся, будто стесняясь, но возбуждение пересилило. - Я хочу посмотреть.

Рудбой привык сначала убеждаться, что кончил партнер, а затем уже заниматься собственным оргазмом, но перед просьбой, сказанной настолько размазанным от желания Антоном, он устоять не мог и подчинился. Сразу взял комфортный для себя, довольно быстрый темп, способный довести до разрядки за несколько минут. Антон же взял в рот пальцы на второй его руке, обводя языком подушечки и между пальцев, а взглядом метаясь от забитых костяшек к ваниному члену и обратно. Себя он касался совсем слегка, двумя пальцами медленно ведя по стволу, но это не мешало ему выглядеть так, будто он получил лучший подарок в своей жизни.

Спустя пару минут от вытолкнул пальцы изо рта и потянул Рудбоя к себе, увлекая в поцелуй.

- Вань, какой же ты ахуенный, - проговорил он в губы, в середине фразы срываясь на стон. - Руки твои, пиздец, я уже не уверен, что смогу дальше жить, если ты перестанешь меня касаться. Блядь, да я только представляю эти пальцы в себе и уже готов кончить, - окончание фразы он проговорил, почти хныча.

Кажется, Антон любил поговорить во время секса, если даже в настолько поплывшем состоянии умудрялся это делать, но этот голос и смысл сказанных слов еще сильнее распаляли и Ваня, поцеловав Антона особенно грубо прикусил его нижнюю губу и кончил с глухим рыком.

Сперма попала Антону на живот и тот, собрав капли рукой, размазал их по стволу вместо смазки. Затем взял рудбоевскую руку и положил себе на член, сложив пальцы в кулак. Пока Ваня еще отходил от оргазма, он сам начал мелко толкаться бедрами вверх. По всей видимости ладони у Вани были эрогенной зоной, потому что чувство, как упругая теплая головка раз за разом входила в кулак, заставляло подгибаться пальцы на ногах от наслаждения. Не отрывая глаз от того, как его довольно длинный, ровный член трахает чужой разукрашенный кулак по чужой же сперме, Антон задрожал и с тонким вымученным стоном финишировал.

Ваня откинулся вперед, на Антона, сразу же угодив в объятия длинных рук и пару минут они сидели неподвижно, пытаясь восстановить дыхание. Ваня почувствовал легкий, нежный поцелуй возле уха.

- Скажи мне, пожалуйста, что это не последний наш раз, - проговорил Антон тихо. - Я думал, что, может, если это наконец случится, наваждение пройдет, но... ты мне нужен, Вань. Прости, если это звучит жалко, если что, можем списать на послеоргазменную слабость.

Рудбой чуть повернул голову и осторожно прикусил ему мочку уха, оттянув.

- Ты мне тоже нужен, Тох. Кто еще мне будет с баром помогать? На Димку никакой надежды.

Антон засмеялся и шутливо пихнул Ваню в плечо, но затем прижал крепче.

- Все, давай вытираться, а то ща слипнемся как собаки. Есть влажные салфетки?