Антон просыпается, и первое, что он чувствует, — ужасная боль в шее.

Засыпал он с головой в прямом положении, но в течение сна она склонилась к левому плечу; Шаст, возвращая её в нормальное состояние, морщится и негромко мычит в сомкнутые губы от боли.

Открывает глаза наконец — в комнате ещё светлее, чем было вчера, и Антон, пока зрачки не привыкают, щурится, забавно морща нос.

— Ты как новорождённый котёнок, — с умилением делится наблюдением Арсений, и Шастун медленно — хочется быстрее, да шея не позволяет — поворачивается к нему и, не до конца осознавая происходящее, приподнимает брови. — Доброе утро, — его голос после сна хриплый, но всё такой же прекрасный, а на губах цветёт нежная широкая улыбка. 

— Доброе, — кряхтит в ответ Антон и даже находит в себе силы улыбнуться.

— Я видел, в каком положении ты спал… — отчего-то нерешительно и сочувственно начинает Арсений, — поэтому я могу предложить тебе свои услуги в качестве массажиста, — заканчивает он с широкой и будто неестественной улыбкой и смотрит виновато, потому что ему стыдно за то, что Шастуну сейчас больно из-за сна в такой дурацкой позе.

— А ты умеешь? — удивляется, невольно округляя глаза и приподнимая брови.

— Да, Егор научил, и мы за это время друг другу что только не мяли, — с ухмылкой говорит Арсений. — Письки не мяли, — сразу уточняет он, хотя Шаст об этом даже и не думал, — у него есть кому письки помять, — говорит Попов заговорщицким шёпотом. — Я для тебя свой цветочек хранил, — довольно.

Антон смеётся, решая не уточнять ни кто такой Егор (мем с котом он обязательно запомнит, кто там из друзей Арса принц, кто колдун, а кто бывший слуга), ни кому там этот Егор письки мнёт и откуда Арсений об этом знает, — просто смеётся и, несмотря на боль в шее, кивает.

— Было бы неплохо, — соглашается и словесно. — Я был бы очень благодарен.

— Это меньшее, что я могу сделать для тебя в этой ситуации.

Арсений улыбается тепло, а после откидывает одеяло и свешивает ноги с кровати; Антон беззастенчиво с приоткрытым ртом (спасибо хоть, что слюна мультяшно не течёт по подбородку и не капает на пол) рассматривает мириад родинок на арсеньевской груди и веснушки с пигментными пятнами на плечах. 

Тело у него явно спортивное, но оно и неудивительно с учётом того дела, которым он занимается — там и ловкость, и гибкость, и выносливость нужны, чтобы не попасться.

Соски напрягаются от прохлады утра, проникающей через открытое окно, но совсем скоро те, как и родинки, скрываются под вчерашней свободной рубашкой — из-за расстёгнутых двух из четырёх пуговиц видна яремная впадинка и ключицы, но этого так недостаточно по сравнению с той красотой, что таится под тонкой тканью.

Ноги у Арсения красивые, изящные и длинные — мясистые бёдра с таким же большим количеством родинок, которые хочется соединить языком в созвездия, подтянутые голени с тёмными волосками на них и аккуратные тонкие лодыжки с трогательно выступающими косточками.

И это великолепие Попов тоже бесчеловечно облекает в ткань штанов и поднимается с кровати босиком, проигнорировав ботинки, в которых был вчера вечером.

— Обратный стриптиз закончился, спасибо за внимание, можете отлипать, — с игривой улыбкой бросает Арсений, и Антон безбожно краснеет, когда встречается с ним взглядом — в глубине голубых глаз ярко сверкают искры и пляшут чёртики; Шастун, смущённый тем, что его поймали (нужно признать: он всё же застенчиво рассматривал одевающегося Арса), прямо в это же мгновение влюбляется в эту слегка сучливую сторону Попова.

— У тебя очень красивое тело, — только и может выдавить из себя красный Шастун, — как и ты в целом.

— Прекрасный принц действительно прекрасный? — с нотками флирта в голосе интересуется Арсений и, запуская руки в карманы штанов, подходит к Антону неспешно; улыбается, смотря на него сверху вниз, и перекатывается расслабленно с пятки на носок. 

— Самый лучший, — с такой же мягкой улыбкой отвечает ему Шаст, и это же отражается в его влюблённых зелёных глазах.

— А воришка-рыцарь ещё прекраснее, — морща нос и оголяя зубы в улыбке, Арсений бупает Шаста подушечкой указательного пальца правой руки в кончик носа прямо в мишень в виде очаровательной родинки на нём, а после пружинистой походкой упархивает куда-то в направлении небольшой кухоньки в жёлтых тонах — не находится больше в Антоновой зоне видимости, и это, безусловно, печально.

— Да почему ты так зацепился за воровство!.. — с шутливым отчаянием.

— Потому что я в восторге от этой части твоей биографии! — сразу же отзывается Арсений и вновь показывается из-за закрывающей его стены — его волосы красиво взъерошены после сна, а взгляд прямо-таки горит искренним восхищением, и Антону это непонятно, но он рад, если рад Арс (кажется, в Шастовом мирке родилась новая аксиома). — Сегодня на завтрак оладьи, тебя устроит? 

Антон, разулыбавшись, кивает активно, забыв о болящей шее, а Попов задумчиво прищуривается:

— Надо тебя сюда перетащить, а то так неудобно тебя кормить будет. — Он закусывает губу, но не спешит двигаться с места.

Антон сглатывает слюну, заполнившую рот от одной только мысли о том, что он совсем скоро поест (чувство голода начало проклёвываться ещё вчера вечером, ближе к ночи, но просить Арсения его покормить казалось пиздец каким неуместным, да и ему, будем честны, совсем не до этого было — он был увлечён разговором с этим удивительным человеком и не хотел, чтобы хоть что-то его прерывало, какое ему дело вообще до какого-то голода было, но сейчас, утром, оно, по сравнению со вчерашним, о-го-го), и это всё приводит к одному простому выводу, который заставляет Шастуна ужаснуться до глубины души.

Ситуацию ничем иным, кроме как лаконичным «пиздец», по-другому никак не описать, потому что это, блять, правда пиздец.

Хер с ней, с болящей шеей, — после арсеньевского массажа, Шаст очень надеется, она пройдёт, но, что делать с переполненным мочевым пузырём, Антон даже не представляет, потому что один вариант решения этой проблемы хуже другого.

Ёбаный пиздец, за что им это всё.

Антон точно не собирается ссать под себя, чтобы, во-первых, сидеть потом в обоссаной одежде и распространять этот дивный аромат по пространству Арсовой комнаты, и во-вторых, чтобы сам Арсений вытирал лужу мочи под ним… 

Ну уж нет, Шастун не будет так позориться и доставлять столько неудобств Арсу.

Просить Попова себя отвязать — слишком рискованно, Антон даже не рассматривает этот вариант. 

Нет. Сразу нет. Вообще никак. 

Пока не расколдуют его — хер он с этого стула встанет.

Остаётся единственный вариант, который тоже не подходит из-за банальной непрактичности: Антон очень сомневается, что Арсению будет нормально и прикольно тащить его вместе со стулом в ванную комнату, где при таком раскладе Шастун снова нассыт на самого себя, если Арс не будет так добр и не придержит ему член (никакого подтекста, лишь прямой смысл! — хотя это вряд ли бы сделало ситуацию хоть сколько-нибудь лучше и менее неловкой). 

Хотя Антон, в целом, слабо представляет, как это всё будет выглядеть, поэтому этот вариант тоже отправляется прямиком в помойку шастуновского сознания.

И всё же сказать Арсению о своём желании стоит, потому что то с каждой секундой всё нарастает и нарастает, а они вдвоём обязательно придумают, что делать с этим всем.

Господи, какой стыд…

— Арс… — зовёт Антон, чуть повышая голос: Попов, по всей видимости (хотя скорее слышимости, потому что Шастуну всё так же его не видно), уже начал приготовления — гремит чем-то на кухне.

— Да-да? — он сразу же показывается и смотрит на него внимательно; подходит ближе, шлёпая босыми ногами по плитке. — Что-то случилось? — замирает в двух метрах от Шаста и слегка наклоняет голову в сторону.

— Случился пиздец, — честно признаётся Антон и неловко отводит взгляд — Арсений хмурится вопросительно, начинает тревожиться, ещё даже повода не зная. — Я хочу… — Шастун неловко заминается, а после делает вдох, выдыхает как перед смертью и выпаливает: — В туалет.

— А-э, хорошо? — неуверенно соглашается Арс, видимо, не понимая, в чём проблема. 

Он цепляется за сидушку стула аккурат между ног Антона и тянет его вместе со стулом на себя, чтобы отодвинуть от стены; подушка, что до этого держалась за счёт спинки стула, падает на пол, но Попов на неё не обращает никакого внимания.

Арс обходит Шаста, присаживаясь на корточки за его спиной, и вот тут Антон, поняв наконец, что тот хочет сделать, начинает дёргаться.

— Арсений, нет! Стой, нет-нет-нет, не развязывай меня, — просит он и оборачивается на оторопевшего Попова, смотрит на него краем глаза, качает головой отрицательно. — Не развязывай.

— Почему? — явно не догоняя, спрашивает тот.

— Потому что, если ты не забыл, я всё ещё заколдован! — вспыхивает Антон. — Я не хочу тебя убить из-за такой вопиющей неосторожности!

Арсений, поджимая губы, улыбается и наклоняет голову влево, смотря на Шастуна прямым уверенным взглядом. 

— И как ты себе это тогда представляешь? Мне стаканчик поднести и глаза закрыть? — смешливо интересует он, приподнимая брови, а Антон думает, что этот вариант не такой уж и плохой. — Не бойся, всё нормально будет — один раз скрутил и второй скручу, — и снова начинает развязывать свои бесподобно завязанные узлы.

— Тогда я тебя не видел и был эффект неожиданности! — возмущается Антон, но в его возмущении лежит не злость, а — страх и нежелание случайно убить человека, который ему так нравится. 

— Мне следует обидеться на то, что ты так принижаешь мои способности? — уточняет Арс, впрочем, без всякой обиды в голосе. — Я хорошо дерусь и себя защитить смогу, — остаётся непреклонным он, и Шастун предпринимает последнюю попытку его облагоразумить:

— Я тоже хорошо дерусь, но вдруг на это накладывается эффект зелья? Меня сделали убийцей, Арс. 

Арсений его слова игнорирует, уверенный в своей способности скрутить Шастуна в бараний рог (Антон в этом тоже не сомневается, но ему не хочется навредить Попову до того момента, как ему удастся одолеть магию внутри него), и он цокает, наконец смиряясь.

— Стой, — просит Антон, когда Арс, справившись с левой, начинает развязывать правую ногу, но Попов не реагирует. — Арс! — Антон вновь оборачивается, ловя взгляд голубых глаз. — Я боюсь тебе навредить, меньше всего на свете я хочу сделать тебе больно, пока мной будет руководить ебучая магия заклятия, — признаётся он, изгибая брови, и взгляд Арсения смягчается; тот открывает рот, но Шастун говорит раньше него: — Завяжи мне глаза и спрячь все острые предметы, за которые я мог бы попытаться схватиться, — командует он, пока Попов прищуривается, наверняка думая о том, обязательно ли это, но на этом Шастун будет стоять до победного конца. — Пожалуйста, Арс. Я могу быть опасен.

— Хорошо, — наконец соглашается Попов и отходит куда-то в сторону камина, откуда берёт большой чёрный платок; складывает его в несколько раз, образуя полоску шириной сантиметров в шесть-семь. 

Заходит вновь Антону за спину и прижимает платок к Шастовым глазам, крепко завязывая тот на затылке.

— Держится? — задаёт вопрос прямо на ухо, отчего у Шаста по плечам и спине бегут мурашки. Он кивает. — Окей, тогда сиди смирно и жди, — командует Арс и отходит, напоследок коснувшись антоновской ключицы тёплой ладонью.

— Вряд ли я на одной ноге смогу далеко ускакать, — фыркает Антон, хотя ему всё ещё очень тревожно.

Следующие минуты две он слушает, как Арсений ходит по комнате, собирая все кинжалы и ножи — их у него, оказывается, даже больше, чем Шастун предполагал, — и прячет их в только ему одному известные места.

Антон старается абстрагироваться, переключая своё внимание на какие-то малозначимые мысли, чтобы не отслеживать арсовские шаги на автомате и не воспользоваться этими знаниями впоследствии.

Когда Арсений заканчивает, он снова подходит к нему, располагаясь на корточках за спиной; гладит его мельком по руке, как бы безмолвно прося не нервничать, и Шаст такой незатейливой заботе о его состоянии улыбается мельком. 

Попов освобождает вторую ногу и переходит к тем верёвкам, что сковывают грудь.

— Руки только не развязывай, — просит Антон, потому что вдруг Арсений забыл.

— И не собирался, — произносит спокойно как само собой разумеющееся.

— Арс, только, пожалуйста, если я начну рыпаться не бойся мне врезать: бей, что хочешь делай, только не дай мне тебя убить, ладно? Я-то переживу, но за тебя мне очень страшно, — звучит отчего-то с надрывом. — И повязку не снимай — я так не вижу ни хуя, а это определённо плюс.

— Хорошо, — откликается Арсений, а следом ослабленные им же верёвки падают Антону на бёдра — Попов снимает их все разом через голову и крепко хватается за те, что связывают Шастовы руки вместе. — Поднимайся, — командует он, и Шастун аккуратно встаёт.

Ноги словно ватные после стольких часов бездвижного сидения на далеко не мягком стуле, и он чуть выгибается, разминая затёкшие конечности.

— Ты высокий, — с долей удивления в голосе замечает Арсений, и Антон чуть поворачивает голову в его сторону.

— Ты же видел уже.

— Ну знаешь… Я бил больше наугад, — фыркает Арс. — В темноте особо не позалипаешь на красивых рыцарей.

Антон уже привычно улыбается смущённо и отворачивается от него, а Арсений наконец начинает движение, придерживая Шастуна за бок.

Он по памяти воспроизводит перед глазами круглое пространство комнаты и, судя по всему, они сейчас обогнули кровать и идут к двери в ванную комнату, что находится где-то в том районе.

Останавливаются, и Арсений, не отпуская его связанных рук, прижимается к его левому плечу грудью и отворяет нужную дверь. 

— Повязку внутри снимешь, через руки перешагнёшь, унитаз найдёшь, — даёт некое подобие наставления тот, и Антон фыркает, закатывая глаза, чего под повязкой, разумеется, не видно.

— Я не настолько бестолковый.

— Я даже не сомневаюсь, — улыбка в красивом голосе прямо-таки чувствуется.

А следом Попов аккуратно подталкивает Антона внутрь ванной и захлопывает за ним дверь; судя по звукам, подпирает её снаружи стулом, и Шастун вдруг запоздало понимает, что Арсений, не будь на сто процентов уверенным в своих действиях, не стал бы так расслабленно себя вести, будто он на всё в мире, включая в перечень и опасность, клал свой большой и толстый.

Антон, принявший это за беспечность и легкомыслие, сейчас как никогда рад тому, что ошибся, и восхищён арсеньевской продуманностью — зря он всё-таки так его недооценивал.

Шастун сгибается, перешагивая сначала правой, а потом уже левой ногой через связанные руки, и стягивает с глаз платок — кладёт его на бортик умывальника и встаёт напротив унитаза, стягивая штаны вместе с боксерами до середины бедра.

В принципе, не так страшен чёрт, как его сам Антон мастерски намалевал — поход обошёлся без приключений.

Если обратно так же спокойненько дойдут, то вообще потрясающе будет.

Шаст нажимает на смыв (и чуть не впечатывается головой в стену, потому что приходится тянуться обеими руками и он слегка не рассчитывает баланс, но успевает выровняться), натягивает обратно трусы со штанами, и разворачивается, чтобы помыть руки.

И блять, лучше бы он этого не делал.

Лучше бы вышел к Арсению с грязными руками (что отвратительно, но из двух зол он, не задумываясь, выбрал бы это), потому что на раковине рядом со стаканчиком с одинокой зубной щёткой голубого цвета лежит ёбаная бритва.

Лезвие, не до конца спрятанное в рукоятке, блестит в свете солнечных лучей, проникающих через небольшое окошко. 

Им будет очень легко перерезать Арсению горло.

Дыхание сбивается к чёртовой матери, а сердце бьётся в каком-то припадке.

Антон поднимает испуганный взгляд на зеркало — у него вмиг побелевшее лицо, приоткрытые, высохшие будто за одно мгновение губы и беспокойно бегающие глаза.

— Нет… — выдыхает на грани слышимости Шастун и еле заметно качает головой отрицательно, а после его сознание из его же головы с ноги вышибает магия заклятия, и Антон остаётся лишь сторонним наблюдателем.

Как тогда, в том ужасном ночном видении.

В отражении зеркала — не он. 

Внешне он ничуть не меняется, только глаза свой цвет меняют — вся радужка теперь такого же чёрного цвета, как и зрачок, и это выглядит жутко.

Антон хочет вернуть свой родной и привычный зелёный цвет глаз с коричневатым у зрачка.

Антон хочет вернуть контроль над своим телом. 

А пока что Шастун лишь со сковывающим внутренности страхом смотрит, как он берёт в руки лезвие бритвы и выпрямляет его аккуратно.

Арсений снаружи, будто чувствует, что что-то не так, стучится в дверь костяшками два раза и обеспокоенно спрашивает:

— Антон? Всё в порядке?

Шастун пробует сказать, что нет, ни хуя не в порядке, и что Попову нужно приготовиться защищаться, но у него ничего не получается — ни одна мышца его лица даже не дёргается. 

В его теле кто-то другой — не в видении, а наяву, и Антон ещё никогда себя таким беспомощным не чувствовал.

— В полном! — Шастун пугается звучанию своего же голоса, потому что он слышится будто со стороны, и это невероятно жутко. — Я будто скважину пробурил, всё льётся и льётся, — Проклятие смешливо фыркает в антоновской манере; Антон поверить не может, что это правда происходит, потому что что-то такое он бы и сказал. — Столько терпел, а теперь наконец-то дорвался — конечно, я не три секунды буду, уж пардоньте.

— Ты за струёй следи, главное, а не пизди, — с улыбкой в голосе отвечает Проклятию Арс, и Антон с ужасом понимает: тот ничего не заподозрил.

Шастуну хочется кричать о том, чтобы Арсений был готов к тому, что его тут ждёт вооруженный убийца, нагло влезший и в тело, и в сознание Антона.

Проклятие зажимает в зубах бритву и кое-как режет верёвку, пока та не оказывается поделённой на два рваных конца; сбрасывает её с рук и разминает запястья, выгибая их в разные стороны и делая круги кистью.

Забирает изо рта бритву и вытирает её от слюны о рубаху, сжимает в руке рукоятку и поворачивается лицом к двери с видом маньяка, загнавшим свою жертву в угол.

— Я всё! — сообщает Проклятие как можно более невозмутимо, и Антон не понимает, почему у него так спокойно бьётся сердце, потому что у Шастуна, настоящего Шастуна, то ебашит как не в себя.

Арсений, судя по звукам, убирает подпирающий ручку стул, а Проклятие сжимает сильнее рукоятку бритвы и дыхание задерживает.

Ждёт, пока ничего не подозревающий Арсений откроет дверь, чтобы, воспользовавшись эффектом неожиданности, полоснуть лезвием точно по его незащищённому горлу.

Антон как в замедленной съёмке видит, как дверь приоткрывается не больше чем на десять сантиметров, но, к его безграничному счастью и облегчению Шастуна, почему-то не двигается дальше.

Арсений показывается в образовавшейся прорези и встречается с чёрными глазами Проклятия и Антоновыми, которые за этой чернотой скрыты и что кричат ему «Берегись!», а после Попов слишком быстро кидает на пол небольшую бомбочку, что разбивается о плитку в момент соприкосновения и за доли секунды заполняет пространство ванной комнаты.

Всё это происходит за считанные секунды, так что эффект неожиданности в который раз на стороне Арсения. 

Проклятие теряется и мгновенно переводит взгляд под ноги, откуда из странной бомбочки начинает валить не менее странные клубы дыма; транс проходит, и Антону возвращается контроль над своим телом.

Он дышит громко и всё ещё не понимает, что происходит.

— Что… — начинает Шаст, но не договаривает, потому что ощущает, как сознание вновь ускользает от него сквозь пальцы.

Веки тяжелеют, глаза непроизвольно закатываются и во всём теле появляется слабость. 

Антон расслабляет руку, до сих пор сжимавшую лезвие бритвы, и та со звоном падает на пол.

Невыносимо тянет в сон, и чем больше Шаст вдыхает этот дым, тем хуже этому желанию удаётся сопротивляться.

Арсений его… отравил?..

— Извини, — последнее, что слышит Антон, прежде чем поддаться непреодолимой тяге ко сну. 

Последнее, что чувствует Антон, — то, что Арсений, кажется, ловит его падающее тело.

×××

Шастун приходит в себя снова в сидячем положении; его голова опущена вниз, а тело — вместе с руками — вновь связаны.

Шее окончательно настала пизда.

Антон морщится и со стоном предпринимает попытку поднять голову в вертикальное положение, соображает пиздец как туго, будто после сна.

Но он хоть живой, и на том спасибо.

— О, ты очухался, — произносит Арсений, и Шаст, всё же выровняв голову, смотрит на сидящего напротив Попова.

Антон промаргивается, приподнимая брови, сбрасывая остатки сна, и понимает, что находится в новой для него локации: на кухне. Здесь вкусно пахнет оладушками, которые Арс уже успел приготовить, пока Шаст был в отрубе, а сейчас ест их с мёдом.

— Что это было?.. — растерянно спрашивает Антон, несмотря на то что догадывается хотя бы примерно, и переводит взгляд на Арса, что сидит, подогнув одну ногу под себя. 

— Усыпляющий дым, — с готовностью отвечает Арсений, и Шастун кивает самому себе: так и думал. — Разработка Дани, он химичить любит, — с улыбкой.

— Арс, я…

— Что у тебя с глазами было?

Одновременно, но смысл оба закладывали один и тот же — им нужно это обсудить.

— Магия взяла надо мной верх, когда я увидел бритву, — признаётся Антон, и у него снова внутри всё сжимается от страха. — Почему ты её не убрал? — звучит с искренним непониманием — Шастов голос дрожит, будто он находится на грани слёз.

— Я забыл, — Арсений хмурится и стыдливо опускает взгляд.

— Я мог тебя убить, если бы ты не кинул ту штуку! — Антон злится исключительно из-за того страха, что поселяется в каждой клеточке его тела. — Мне так блядски страшно за тебя было! Я не мог ничего сделать, мне моё тело не принадлежало, это…

Арсений сразу же поднимается со своего места и обходит стол, падая перед Шастом на колени, берёт его лицо в свои руки и с беспокойством смотрит в глаза; Антон от его прикосновений отшатывается как от кипятка и чуть было не заваливается вместе со стулом назад, но Попов вовремя его возвращает в прежнее вертикальное положение.

— Не подходи! — почти что кричит Антон и слишком сильно качает головой отрицательно. 

— Тише, цветочек, успокойся, — Арсений в сдающемся жесте поднимает руки на уровень плеч, демонстрируя открытые ладони и больше не предпринимает попытки его коснуться. — Мой проёб, я согласен, но ничего же не случилось — я бы в любом случае усыпил тебя, — вкрадчиво произносит Попов и медленно кивает, внимательно смотря шумно и быстро дышащему Антону в глаза; приближает аккуратно руку под пристальным взглядом испуганных травянистых глаз к Шастовому колену и касается ткани его штанины — поглаживает аккуратно. — Ты не причинишь мне вреда, я за этим слежу, ладно? Я оцениваю все риски. Ты не опасен для меня, — уверенным медленным тоном, чтобы до затуманенного страхом мозга Антона эта информация дошла.

— Но я мог убить тебя… — бормочет Шаст и вновь качает головой, а Арсений ловит его лицо обеими руками, но на этот раз тот не дёргается, будто в припадке.

— Не мог, — твёрдо. — Я бы не позволил, — взгляд голубых глаз смягчается, а сам Арс нежно проводит больший пальцем под Антоновым глазом. — Мы с этим справимся, веришь мне? — смотрит доверительно, и Шастун, поджимая губы и изгибая брови, будто сейчас расплачется, кивает.

Арсений поднимается с колен, чтобы обнять Антона, хоть и ужасно неудобно обнимать кого-либо, кто сидит, но ради утешения этого напуганного котёнка можно и потерпеть.

Попов мягко поглаживает его по затылку и, кажется, что-то шепчет на ухо, а Антон сидит истуканом и дышит всё ещё неспокойно.

Потому что перед его лицом — Арсова ничем не защищённая шея с пульсирующей на ней венкой.

У Шастуна вновь мелькает ужасная мысль, как он мог бы слегка приподнять голову и вгрызться в его шею, чтобы остановить пульсацию вены навсегда.

Перегрызть ему горло явно не составит особого труда — запачкается в крови, правда, но это ничего, ведь он выполнит свою священную миссию. Любой ценой. 

Антон чувствует, как у него против его воли приоткрывается рот, но Шастун, осознавая, что происходит, захлопывает челюсть, с силой сжимая зубы, и резко отворачивается, зажмуриваясь.

Арсений отстраняется от него спустя пару мгновений и смотрит обеспокоенно, снова присаживаясь на корточки, — располагает обе руки чуть выше антоновских коленей.

— Что случилось? — Попов не предпринимает попытки повернуть к себе Антоново лицо — глядит лишь взволнованно в крепко зажмуренные глаза и ждёт.

— Видение, — болезненно морщится Антон и открывает глаза, глядя на Арсения с непередаваемой эмоцией страха и чувства вины в них, — о том, как можно было бы перегрызть тебе шею. — Шаст снова прикрывает глаза и отворачивается.

— Мне очень жаль, Антон, — выдыхает растерянно Попов и гладит его по ноге; он не хочет, чтобы тот испытывал такие эмоции, не хочет, чтобы Шастуну было так страшно из-за этого ебучего проклятия. Арсений так сильно хочет его от этого всего избавить. — Цветочек, посмотри на меня, — просит Арс, и Антон, медля несколько долгих мгновений, всё же поворачивается к нему и открывает глаза. — Я живой, видишь? А ты связан и мне не угрожаешь. 

— Не делай так больше, пожалуйста, — выдавливает из себя просьбу Антон, и Арс кивает.

— Не буду, — соглашается Попов, виновато изгибая брови — он правда не оценил всех рисков.

— Ради своей же безопасности, Арс, не подходи ко мне, пожалуйста.

— Я буду аккуратней, ладно? — выдыхает он и проводит напоследок подушечками пальцев по левой ноге Антона. — Тем более покормить тебя на расстоянии вряд ли получится. — Арсений улыбается мягко, но нерешительно, а Шаст, хоть и перестаёт выглядеть таким напуганным сгустком тревожности, но на его жест никак не отвечает.

Попов притягивает к себе стул, на котором сидел, и, поставив тот напротив Антона, плюхается на него; пододвигает тарелку с горкой оладушков ближе и берёт один в руки.

Бросает нерешительный взгляд на Шастуна, не зная, что ему делать, потому что сейчас все его движения сковывает неловкость и он в душе не чает, как от неё избавиться.

— Пахнет очень вкусно. — Антон пробует улыбнуться — на деле же просто приподнимает уголки губ, показывая, что он более-менее отошёл от случившегося и вновь готов светить. 

Арсений облегчённо улыбается в ответ Шастуну и подмигивает:

— А на вкус ещё лучше.

— Тогда почему он до сих пор не у меня во рту? — Антон растягивает губы шире и приподнимает брови.

Попов переливисто смеётся.

— Не так быстро, — фыркает. — Мёдиком помазать, мой господин?

— Помажьте, будьте так добры, — кивает ему Шаст, и оба прыскают.

И всё же со стулом нужно что-то придумать: не может же Арс вечно Антона таким образом в туалет сопровождать, потому что это банально небезопасно — вдруг заклятие вновь возьмёт над ним верх?

После завтрака Арсений перетаскивает Антона на то же место, где тот сидел вчера вечером, потому что так будет удобнее — Попов будет занят делом здесь, и он хочет, чтобы Антон был поблизости.

Спустя, наверное, часа два после завтрака (короткая стрелка на часах показывает десять утра — Шастун обычно в это время только встаёт, а тут он уже три часа бодрствует), когда Арс уже заправил кровать, сделал Антону обещанный массаж, от которого шея, как по волшебству действительно болеть перестала, выполнил ежедневные упражнения на поддержание тела в форме, выебнувшись перед Антоном своими способностями и грацией с растяжкой так, чтобы Шастун молился, чтобы у него хер не встал (как же без этого), и принял душ, а сейчас, разговаривая с Шастом о его детстве, метает ножи в мишень, потайной ход справа от Антона открывается, привлекая к себе внимание.

Шаст знатно пересирается, что, вероятно, и отображается на его лице, и смотрит котёнком-невдуплёнышем на показавшегося первым щуплого, практически полностью покрытого татуировками парня в чёрных шортах по колено и чёрной майке, который выглядит угрожающе, и второго, что будто полная противоположность первому: у того светлые, практически белые, волосы, в отличие от короткого ёжика татуированного типа, и такая же лучезарная улыбка; одежда под стать ему светлая: белые штаны и розоватая рубашка, а на шее ожерелье с сердечками.

Они оба нестройным хором приветствуют Арсения, который сразу же отвлекается от своего увлекательного занятия и с горящими глазами и широкой улыбкой подлетает к вошедшим, обнимая сначала первого, а потом второго.

— Где Егора потеряли? — спрашивает Арс во время объятий с первым, а тот негромко говорит, что домой зайти решил и с минуты на минуту тоже причапает.

Пока Попов обнимает того парня с очаровательной улыбкой, татуированный, оглядываясь, натыкается взглядом на ничего не понимающего Шастуна (ну, точнее, он понимает, что эти люди — явно друзья Арса, но ему стрёмно оттого, что он не знает, как те на него отреагируют). 

— О, — татуированный тип ухмыляется, — ты наконец-то завёл себе секс-куклу? 

Арсений отлипает от того парня, который тоже теперь замечает Антона и заинтересовано на него пялится, и переводит наигранно гневный взгляд на друга.

— Очень смешно, Эд, — закатывает глаза и подходит ближе к Шастуну, ловя его взгляд и улыбаясь. Второго, значит, зовут Даня, если он правильно помнит. — Итак, — Арс разворачивается к своим друзьям лицом, останавливаясь по правую руку от Шаста. — Это Антон, любовь всей моей жизни! — радостно восклицает Арсений, и ему не хватает только в ладоши хлопнуть для полноты картины искрящегося от энтузиазма и восторга человека.

Антон от такого представления охуевает так, что у него практически появляется на лбу значок загрузки, а глаза невольно расширяются.

— Чё? — Выграновский так наклоняет вперёд голову, будто разом и не расслышал, и не увидел, и вообще всё на свете — выглядит очень озадаченным и недоумевающим: рот приоткрыт, лоб нахмурен, а серые глаза выражают только одну эмоцию, которой является безграничный ахуй. 

Даня таким шокированным не выглядит — он смотрит на своего компаньона пару секунд, пытаясь подавить улыбку, а после смеётся, закрывая лицо руками, из-за эдовской реакции; тот смотрит на Милохина выразительным взглядом, но после сразу же переводит его обратно на Арсения, напрочь игнорируя Шастуна.

Антон тут себя, в принципе, лишним чувствует — ему неловко, и он смотрит на пришедших парней большими глазами, будто сейчас в штаны наложит от страха.

От Выграновского чувствуется какая-то угроза, но Шастун старательно по новой воспроизводит слова Арсения о том, что его друзья хорошие и ничего Антону не сделают, пока он будет рядом, а будет рядом он всегда, значит, Шаст в безопасности.

Попов, будто чувствует Антонову нервозность, становится за его спиной и кладёт обе руки ему на плечи, несильно те сжимая в попытке приободрить.

— Арс, мы виделись, — он достаёт из переднего левого кармана штанов круглые карманные часы и смотрит на них, — почти ровно сутки назад, какая… — Эд замолкает неожиданно, забавно размахивая руками с открытым ртом, но никак не может подобрать слова для описания своего шока. — Какого хера происходит? — наконец-то вопрошает Выграновский и приподнимает брови, замирая разом — стоит всё так же с часами в руке. 

Даня прекращает беззвучно трястись, но широкая улыбка с лица не сходит; он делает пару шагов до кушетки возле Арсовой кровати и плюхается на неё, подаваясь корпусом вперёд, рассматривает Антона с интересом.

— Не, Арс, правда, что происходит? — подаёт голос тот, склоняя голову вправо, — смотрит уже в глаза Попову. — Почему он связан?

— Давайте Егора дождёмся? Не хочу по два раза объяснять.

Только Арсений успевает это сказать, как стена вновь отъезжает в сторону и из неё показывается ещё одна светлая макушка с очаровательной улыбкой. 

Егор, в отличие от Дани и Эда (для которого он также является противоположностью и по внешности, и по первому впечатлению: если Выграновского Антон побаивается, то от Булаткина веет какими-то комфортными и доброжелательными вайбами — выглядит как само обаяние), замечает Шастуна сразу же и вздёргивает смешливо бровь, переводя взгляд на Арса.

— У тебя места в темнице закончились, или ты обзавёлся секс-рабом? — На его губах расцветает такая же пошлая ухмылка, какая была у Эда пару минут назад.

Они, блять, сговорились, что ли? 

Даня снова прыскает, смотря на Булаткина, удивлённого такой реакции, и по-детски указывает пальцем на Выграновского, который всё так же стоит на том же месте с таким хмурым лицом и взглядом, будто стремится дыру в Антоне прожечь — Эд явно ему не доверяет, смотрит с прищуром и пытается понять, какого хуя вообще происходит.

— Он точно так же сказал, — поясняет Милохин, на что Егор улыбается с нежностью и переводит взгляд на Выграновского, что наконец-то перестаёт так агрессивно пялить на Антона.

Тот смотрит теперь на Булаткина, и в его взгляде, который смягчается сразу же, стоит ему встретиться с синими глазами Егора и в котором теперь нет ни одной негативной эмоции, проскальзывает что-то странное, что Антон никак не может охарактеризовать — только почувствовать.

На друзей так не смотрят.

Егор без слов кивает головой на Антона (тот вообще сидит, блять, как на турнире по большому теннису — то на одного смотрит, то на другого; Даня неотрывно глядит на него и тихо смеётся наверняка именно с его озадаченности — ну и ладно, Шасту не впервой позориться) и приподнимает брови, спрашивая, мол, кто это, на что Эд с закатыванием глаз пожимает плечами.

Милохин с улыбкой хлопает по месту на кушетке рядом с собой и сдвигается правее; Егор действительно подходит ближе и садится, а Даня сразу же прилипает к его боку — и зачем нужно было отодвигаться? — и, не сильно-то стараясь звучать тихо, говорит ему на ухо арсеньевскую фразу про то, что это Антон и он якобы любовь всей Арсовой жизни.

Булаткин хмурится, невольно округляя глаза, и переводит охуевший взгляд на Попова, спрашивая, мол, так ли это, на что получает кивок и широкую улыбку — Арсений явно веселится с их реакции.

— Почему он связан тогда? — интересуется Егор, и Антон, хоть и понимает, что вопрос, в принципе-то, логичный, не может не заметить, что это практически то же самое, что спросил Даня.

— Это долгая история, на самом деле… — загадочно выдыхает Арсений, разглаживая тёплыми ладонями несуществующие складки на Шастовой рубахе.

— Которую ты нам сейчас и расскажешь, — хмуро с нажимом цедит Эд и скрещивает руки на груди, подходя ближе к сидящим, будто два слипшихся вареника (может, они оба просто тактильные, но Антон тоже до пизды тактильный, но так сидеть с той же самой Ирой, он бы не стал; Шастуну, однако, очень это всё любопытно), Егору с Даней. 

— Конечно, расскажу, — фыркает Арс, переступая с ноги на ногу.

— Мы готовы слушать, — говорит Даня с улыбкой (она у него с лица вообще сходит когда-нибудь?), когда проходит секунд десять, а Арсений всё никак не начнёт говорит — медлит отчего-то.

— Он шеминовский? — уточняет Егор и хмурится. — Он же очередной спаситель, я правильно понял? 

— Да и да, — подтверждает Попов и кивает. — В общем, — он наконец набирает в грудь воздух и начинает говорить, — у этого лысого хуя совсем крыша поехала — но это для вас не откровение — и он приказал этой невинной ромашке меня убить, — Арсений кладёт ладонь на Антонову голову, зарываясь кончиками пальцев в его волосы, но прикосновение длится недолго — он практически сразу же возвращает руку обратно на ключицу.

Выграновский усмехается себе под нос и окидывает Шастуна оценивающим взглядом; Антон хмурится и опускает глаза в пол: ему жутко некомфортно.

— Эд, — строго окликает его Арсений, заставляя того посмотреть на себя, — я тебя сейчас в угол поставлю. Хватит на него так смотреть.

Если бы Шастун мог расплыться лужей, он бы непременно это сделал — только агрегатное состояние, слава богу, остаётся прежним — потому что это так мило и трогательно, что умереть можно.

Эд цокает и будто обижено утыкается взглядом в открытое настежь окно.

— И ты его типа пытаешь? — спрашивает Егор, явно не въезжая, а Даня смотрит на него нежным взглядом, как на милого щеночка, который выдавил из себя какашку в форме сердечка.

— Да нет же — Арс сказал, что у них любовь, — без всякой злости и раздражения поправляет его тот и улыбается, когда Булаткин коротко понятливо растягивает первую букву алфавита. Даня смотрит на его профиль ещё несколько секунд, прежде чем снова повернуться к Арсению с Антоном.

— Так почему он связан? — вновь подаёт голос Егор.

Попов снова медлит, не зная даже, как это правильно объяснить, а потому в диалог вмешивается Антон:

— Потому что я заколдован, — смотрит в пол. — Магия внутри меня хочет убить Арсения, и если меня развязать, то она воспользуется моим телом как инструментом, вытеснив сознание.

В комнате повисает напряжённая тишина, а Попов чуть сильнее сжимает пальцы на его ключицах.

Антон решается поднять взгляд на Арсовых друзей.

Егор сидит с ещё более сложным лицом, чем когда спрашивал про связывающие Шастуна верёвки, Даня больше не улыбается — нахмурившийся, он явно недоверчиво смотрит долгим взглядом то на него, то на Арса, а ещё более хмурый Эд вновь прищуривается.

— Напомни, почему ты его до сих пор не прирезал? — вкрадчиво спрашивает Выграновский у Арсения, будто с душевнобольным общается.

Судя по тому, что тот буквально держит у себя в доме человека, который является заколдованным убийцей и который может в любой момент выпутаться (вряд ли, конечно, но фантазия волей-неволей продумывает худшие варианты развития событий), тот недалеко от этого ушёл.

— Вопрос охуенный, кстати, — кивает Милохин, пока Егор задумчиво молчит.

— Я так и хотел сделать, — заступается за самого себя Арс, потому что не хочет показаться безрассудным. — Но это же не его настоящие желания, он не виноват в том, что Шеминов ебанулся! — а вот теперь заступается за Антона. — Ну вы посмотрите на него, — Попов отрывает руки от Шастовых ключиц и указывает на него же, — он и убивать? 

— Арс, нельзя так легкомысленно относиться к магии, — твёрдо произносит Эд, смотря на того исподлобья, и делает шаг ему навстречу.

— Но его же можно расколдовать! — противится Арсений, воинственно сводя брови к переносице, а затем менее уверенно спрашивает: — Можно же?.. 

— Как ты это собрался делать? — со снисходительной интонацией и приподнятой скептически бровью — смотрит на Попова, будто тот маленький ребёнок.

— А ты не можешь ничем помочь? — с надеждой в голосе спрашивает Арсений, и его пальцы на Антоновых плечах подрагивают от волнения.

Это действительно бы решило все их проблемы, знатно облегчив жизнь.

Антон допускает мысль о том, что сейчас Эд, который, судя по всему, и является тем самым преемником злого колдуна, скажет, что да, конечно, хуйня вопрос, взмахнёт чем-то там — хоть рукой, хоть волшебной палочкой, хоть хуем, прости господи, какая разница, главное, чтоб сработало — и расколдует Шастуна, и тот не будет больше испытывать такую отвратительную необходимость и желание, которые на самом-то деле совсем ему не принадлежат, убить Арсения.

И конечно, Антон жалеет о том, что об этом подумал, потому что нацепленные им с таким энтузиазмом розовые очки практически сразу же разбиваются стёклами внутрь.

— Снять заклятие может только тот, кто его наложил, — цедит Эд и стреляет в Арсения прямым взглядом. — Но… — Он заминается, а Антон невольно поднимает на него глаза, в которых снова поселяется робкая надежда. — Многое зависит от формулировки. Ты, — он переводит пристальный взгляд серых глаз на Шастуна, и тот невольно передёргивает плечами из-за пробежавшихся по всему телу волной мурашек — Арсений принимает это за испуг и мягко его поглаживает. — Ты помнишь формулировку заклятия? — хмурится и смотрит серьёзно.

— Это было зелье, — признаётся Антон, и Выграновский фыркает, всплёскивая руками. — Но она сказала мне, что эффект зелья спадёт, когда я убью Арсения.

— Поздравляю, господа, нам пизда! — с наигранной радостью и широкой улыбкой восклицает Эд и разводит руки в стороны на уровне плеч, а после изменяется в лице так же резко, как и начал притворно улыбаться, и делает шаг ближе к ним с Арсом, открывая рот, но Попов не даёт ему ничего сказать, выставляя палец вперёд.

— Только попробуй ещё хоть что-нибудь сказать про то, что я должен его убить, — произносит он твёрдо, и Антон ещё не видел такую грань его личности. — Он останется здесь, со мной, мы снимем с него это заклятие, и всё будет хо-ро-шо, — по слогам чётко и ясно проговаривает Арсений, наклоняясь вперёд, так что Шаст затылком чувствует прижавшуюся к нему арсеньевскую грудь. — Точка. Это не обсуждается.

Попов поджимает губы и, воинственно вскидывая вверх свой кнопочный нос, смотрит на Эда с упрямой решительностью, и тот с целой бурей эмоций во взгляде смотрит в ответ — пыхтит шумно и гневно раздувает ноздри.

Своеобразная дуэль взглядов на жизнь длится несколько бесконечно долгих секунд, во время которых Антон вместе с Даней и Егором будто дышать забывают — последние, потому что имеют такую возможность (Шастуну-то неудобно смотреть на Арса, потому что для этого придётся каждый раз задирать голову, да и ракурс будет дебильный — вряд ли Антон увидит что-то кроме подбородка и Арсовых волос в носу), переводят глаза то на одного, то на второго и замирают в ожидании того, что же произойдёт дальше.

Наконец Эд сдаётся — он отступает, закатывая глаза, и, шумно выдыхая, склоняет голову. 

Качает ей неодобрительно, но больше не предпринимает попыток оспаривать решение Попова, потому что тот, если что-то для себя решил, будет стоять на этом до победного конца.

— Как вы собрались снимать заклятие? — устало.

— Поцелуем истинной любви, — выдыхает Арс, и в его голосе снова чувствуется улыбка.

На Эдовом лице отображается все непонимание (за что ему всё это — такой вид непонимания) мира, и он чуть ли не стонет со всем отчаянием не то что всего мира — всей Вселенной, но чудом сдерживает себя.

— Охуенный метод, — вдруг неожиданно вновь подаёт голос Егор и поднимается с кушетки; Арсений переводит на того скептический взгляд, будто ожидает какого-то подвоха, но Булаткин приподнимает руки и показывает открытые ладони. — Нет, без шуток, правда! Я верю в животворящую силу любви, — он улыбается своей белозубой улыбкой, тепло и красиво, и уголки губ Антона тоже ползут вверх. 

Судить по внешности глупо и бессмысленно, но Шаст не может не подумать о том, что Булаткин действительно выглядит так, будто верит и в поцелуй истинной любви и в Деда Мороза. 

Эд же смотрит на Егора как на предателя народа.

— Да ну правда, утёнок, что может случиться? Арсений не беззащитный, Антон связанный — просто посидят, пообщаются, влюбятся, потрахаются и расколдуют его как-нибудь, — тот поворачивается лицом к Выграновскому, указывая вытянутой рукой куда-то в район верёвки на шастуновской груди.

Антон, в принципе, согласен со всем, кроме предпоследнего пункта, потому что их явно нужно поменять местами с последним — тогда норм будет.

Оборачивается на Даню, будто ищет в нём поддержки, и Милохин кивает, также отрывая задницу от кушетки.

— Согласен с Булкой, — пожимает плечами и смотрит на Эда с поджатыми в улыбке губами.

Егор довольно улыбается и стреляет в Милохина лучистым благодарным взглядом, проводит по его предплечью подушечками пальцев, а тот неожиданно ловит его ладонь обеими руками, одной переплетая их пальцы, а другой накрывая тыльную сторону ладони Булаткина так, будто для них это самое обыденное действие.

Антон не должен этому так удивляться, но он всё же удивляется, потому что это ещё активнее заставляет думать о том, что творится между этими парнями.

— Кто за то, чтобы оставить Антона? — спрашивает с радостной улыбкой Егор и первый же вскидывает руку.

— Вы обо мне как о морской свинке, — вставляет свои пять копеек Шастун, и Булаткин мягко рассмеивается, встречаясь взглядом с травянистыми глазами.

Даня, фыркая, поднимает руку вслед за ним, а Арсений, судя по тому, что обе его ладони пропали с Шастовых ключиц, поднял обе и левую ногу к ним ещё добавил, будто не его голос тут вообще единственный значимый — хозяин барин как-никак.

Все четверо выжидательно смотрят на Выграновского, который всё ещё стоит в сторонке как нахохлившийся воробей, и щенячьи глазки Попова, видимо, делают своё дело: он цокает, откидывая голову назад и прокатывая её от одного плеча к другом и обречённо стонет.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Арс, — выдыхает тот и выглядит до щемящего внутри чувства искренне.

— Не случится, — с мягкой улыбкой уверяет его Попов и наконец выходит из-за Антоновой спины.

Вытягивает по-детски мизинчик и смотрит на Эда открыто.

— Ну… — ломается Выграновский, недоверчиво косясь на Шастуна. — Если ты уверен, что эта ваша сомнительная авантюра выгорит, а мы обойдёмся без смерти нашего лучшего друга, то я… — Набирает в грудь воздуха, смотря на арсеньевский палец так, будто тот вот-вот на него набросится. — То я за, Арсюх, — выдыхает с кивком Эд и наконец сцепляет свой мизинец с Арсовым. — Мне всё ещё это не нравится, но если этот тип те реально нравится… — бормочет он, но Арсений его прерывает крепкими объятиями. 

Все, включая Антона, облегчённо выдыхают, а Даня и вовсе хлопает в ладоши и мелко подпрыгивает на месте от радости момента. 

— Что ж, — Попов с хлопком соединяет ладони, когда отрывается от объятий с Выграновским, и оглядывает улыбающихся друзей и Антона — ему он широко улыбается отдельно, из-за чего Шаст плавится и так же совершенно по-дурацки лыбится ему в ответ, — раз уж мы единогласно решили, что Антон остаётся, нужно что-то придумать с его уголком, потому что от этого стула, — тычет указательным пальцем на остоебенивший ему предмет мебели, — у меня уже дёргается глаз.

Арсений переводит взгляд на Эда и, аккуратно цепляя его за сгиб локтя, разворачивает того на девяносто градусов лицом к своей кровати — сам же Попов глядит туда же.

— Смотри, — выдыхает Арс, привлекая внимание Выграновского. — Я думаю, вот здесь, — он вытягивает руки, делая из указательных и больших пальцев уголки, как фотографы прикидывают кадр, и, прищурившись, наводит образовавшийся полуквадрат на стену чуть левее своей кровати, где ещё с утра сидел Антон, — можно склепать какую-нибудь клетку.

— Клетку? — повторяет за ним Эд со скептическим видом, а Арсений кивает ему с уверенным лицом.

Шастун непонимающе оглядывается на всё ещё стоящих рядом Егора и Даню в поиске ответа на вопрос о том, что происходит и как они собрались «клепать» эту самую клетку.

Булаткин ловит Шастов растерянный взгляд и улыбается солнечно; наклоняется к его лицу — из-за этого ему на лоб спадает кудрявая прядка светлых волос, и это выглядит, как и весь Егор в целом, красиво — но Даню держать за руку не перестаёт — тот лишь делает маленький шаг ближе, когда Булаткин, нагнувшись, слегка тянет его за собой.

— Эд может изменять пространство помещений, — негромко поясняет Егор, пока Арсений расписывает во всех красках Эду свою идею, вновь указывая на стену. — Он может из целого ни хуя сделать целое, — хихикает, — хуя. — Даня, тоже слушающий Булаткина, так же смеётся негромко и смотрит в кудрявый затылок с теплотой, присущей влюблённым; но стоит ему встретиться взглядом с Шастуном, его улыбка приобретает уже совершенно другой окрас — заинтересованный и изучающий, но без романтического подтекста совсем: Милохин будто на дивного забавного зверька смотрит.

Антон понятливо кивает и вновь смотрит перед собой — вот почему Арсений именно с Эдом на эту тему общается, ведь ему же в случае чего колдовать.

До его слуха долетает арсеньевская фраза, по которой Шастун понимает, что что-то в видении этих двоих снова не совпадает, и, так как они обсуждают временное пристанище (живой уголок — шутит про себя Антон) непосредственно для него, то Шаст решает вмешаться:

— Может, лучше не клетку, а стеклянный куб с дырочками на потолке? — с ноткой неуверенности предлагает он. — Ну, чтобы вообще риски к минимуму свести.

Эд со странной эмоцией в серых глазах оборачивается на Шастуна и прищуривается оценивающе; смотрит долгим взглядом, но ничего не произносит — в отличие от Арса, который вздёргивает бровь.

— Стекло можно разбить.

…и воспользоваться осколком для того, чтобы перерезать Арсению горло, — невольно продолжается мысль в Антоновой голове, и он жмурится, прогоняя жуткую картинку истекающего кровью Попова.

— Можно зачаровать?.. — с ещё большим сомнением бормочет Антон.

— А еду мне тебе как закидывать? Как рыбкам в аквариуме? — Арсений ухмыляется смешливо, а Шастун чувствует себя дураком — ну и ладно, ну и больно надо. 

Хороший вариант был, если бы не некоторые нюансы в виде потребности в еде. 

— Тем более вам же целоваться ещё, — подбрасывает ещё одну мысль в копилочку Шастовых непродуманных моментов Егор, и у Попова на мгновение приподнимаются уголки губ в улыбке.

— А ещё я терпеть ненавижу рыбу, — улыбается Арсений и практически сразу же продолжает, непринуждённо обращаясь к Выграновскому: — Колдуй клетку.

— Только прутья поуже… — вставляет свои пять копеек Шаст, и Эд в который раз на него оборачивается.

На этот раз на татуированном лице растягивается некое подобие одобрительной улыбки — взгляд всё такой же внимательный, изучающий, но теперь в нём нет какого-то недоверия и ожидания подвоха, что не может Антона не радовать.

— Слушай, а мне он начинает нравиться, — кивает головой на Шастуна Эд, вновь поворачиваясь к Арсению лицом.

Антон испытывает острое желание возразить, что он и раньше пёкся об арсеньевской безопасности, только вряд ли от этого будет толк, так что Шастун захлопывает рот и просто молча наблюдает за разворачивающейся сценой. 

Арсений с Выграновским негромко, так, что их почти неслышно, ещё раз обсуждают детали, а Егор рядом наигранно кашляет, привлекая к себе внимание, и Антон даже без сожаления переводи взгляд на них с Даней.

Вскидывает брови, мол, что такое, и Булаткин очаровательно улыбается.

— Мы хотим с тобой познакомиться нормально, — признаётся он и хлопает синими глазами в ожидании антоновского согласия — тут просто не может быть иных вариантов ответа на это заманчивое предложение. 

Тем более Антон сам хотел узнать всех троих поближе, а тут такой шанс прекрасный выпадает.

Шастун кивает охотно и улыбается, когда Даня расцепляет их с Булаткиным руки, чтобы сходить к Арсовой кровати и передвинуть кушетку поближе к сидящему Антону, чтобы быть с ним как бы наравне. Ставят прямо перед ним, чтобы тот не напрягался, поворачивая шею, а то потом больно будет. 

Сперва они просят Шаста рассказать о себе — любую информацию, которую вспомнит или посчитает нужной, а потом представляются сами, и из их недлинных поочерёдных (сначала говорил Егор, а потом — Даня) рассказов Антон узнаёт, что тем самым принцем, который первый услышал и пожелал понять, чего хочет настоящий Арсений, а не выдуманный людьми образ бедного-несчастного страдальца, заточённого в башне, был Егор.

И Шастун думает, что тот, в принципе, и похож на прекрасного принца — может, если бы они встретились раньше, Антон бы на него запал. Но сейчас у него есть Арсений, а у Егора Даня (Шасту всё ещё не дают покоя его взгляды на Эда, но, может, у них свободные отношения и тот является Егоровым любовником), и никто на такое распределение жаловаться совсем не собирается.

Хотя Антону кажется, что он всё равно, даже если бы так и случилось, что он каким-то образом влюбился бы в Егора, потом, когда встретил бы Арсения (а такое по-любому бы произошло, потому что они по судьбе должны вместе быть), полюбил бы его больше всего на свете, потому что — он чувствует — это правильно.

Шастун, может, совершенно глупо и нелогично, но верит в то, что одно из его предназначений — встретить и полюбить Арсения всем сердцем и душой.

— Может, конечно, великой любви между нами с Арсом не случилось, потому что это не по канонам, — тепло смеётся Булаткин, а Даня с мягкой улыбкой не сводит взгляд с его профиля. — Ну, обычно прекрасных принцев спасают отважные рыцари, а не другие прекрасные принцы, — объясняет свою мысль тот со всё такой же широкой улыбкой, смотря Антону в глаза. — В любом случае я даже рад, что всё так сложилось, — говорит, чуть понизив громкость голоса, в который нежность вплелась тонкой неразрывной нитью, — потому что сейчас я нахожусь в самых лучших отношениях из всевозможных.

Егор переводит лучистый взгляд на Милохина. Взгляд, в котором не плещется какая-то страсть и не вспыхивает искрами влюблённость, а вот спокойной и уютной любви хоть отбавляй; Даня расплывается в такой же улыбке и подаётся вперёд, на секунды три прижимается к пухлым Егоровым губам, но отстраняется довольно быстро (видимо, чтобы не смущать Антона, который, впрочем, не смущён совсем — лишь рад, что эти двое встретили друг друга в этом мире).

— Люблю тебя, зай, — вполголоса произносит Даня и щёлкает его пальцем по кончику носа — Егор фыркает, морща нос, и в шутку пихает его локтем в бок.

— И я тебя люблю, малышка, — шепчет в ответ Булаткин и бодает лбом его плечо.

Антону внутри так тепло из-за того, что он так беззастенчиво подглядывает за чужой любовью — греется о неё и надеется, что однажды на их месте будут они с Арсением.

— Давно вы уже вместе? — спрашивает Антон с искренним интересом, пытаясь прекратить выглядеть такой расплывшейся в умилении лужей.

Даня беззлобно усмехается — даже с неким умилением — и переводит взгляд в сторону Арсения с Эдом, который уже начал что-то там колдовать.

— Ты уже наверняка знаешь, что мы вместе с Арсюхой грохнули мразь колдующую, — начинает свой рассказ Милохин, закидывая ногу на ногу и опираясь боком на несопротивляющегося ни капли Егора, а Антон кивает в подтверждение. — И вот после этого мы с Эдом неожиданно сдружились с нашей принцессой и между собой тоже общаться начали, потому что до этого в той башне колдуна мы практически не пересекались, а тут… — Он замолкает на несколько секунд, явно вспоминая, как это всё было и растягивая губы в неконтролируемой, но до безумия тёплой улыбке. — Заобщались, влюбились и практически сразу встречаться начали, потому что а зачем тянуть, если и так всё очевидно, — фыркает Даня, а Антон конкретно так подвисает: точно ли он правильно понял?

Шастун же спрашивал про историю отношений Дани и Егора, а не Дани и Эда… Выходит, они бывшие, или что? Что происходит?.. 

Антон ощущает себя маленькой плачущей собачкой из мема, которая ни хуя не понимает; но он всё же надеется, что под конец Даниной речи ему приоткроется наконец завеса этой неразберихи.

— А потом… — Милохин начинает сиять ещё ярче, хотя это казалось невозможным; бросает мельком взгляд на Егора и вновь открывает рот, но оказывается перебит Эдом (Шаст и не заметил, как они с Арсением присоединились к ним — Попов вновь встаёт рядом с Антоном, по левую руку чуть сзади него, и кладёт правую ладонь на Шастову правую ключицу, как бы приобнимая):

— А потом где-то через месяц пришла эта благородная блестящая жопа и сразила нас наповал, — фыркает тот, а после обходит стул Шастуна и бесцеремонно плюхается Булаткину на колени. Егор обвивает руками Эдов живот и располагает подбородок на его плече. — Бля, какое ж у тебя ебало сложное, — смеётся тот, а Антон продолжает неловким котёнком-невдуплёнышем смотреть на него; даже Попов хихикает, но сразу же похлопывает Шаста будто бы в знак извинения.

— Они втроём, Шаст, — громким шёпотом подсказывает ему Арсений, и Даня прикусывает губу, чтобы не посыпаться от практически отображающегося на лице Шастуна значка загрузки.

— В общем, да, — всё же продолжает Милохин, которому в итоге удаётся принять более серьёзное выражение лица. — К Арсу залез Егор, мы на него попускали слюни, а потом, когда он вернулся, мы…

— Тоже абсолютно меня очаровали, и я просто не мог перед ними устоять, — заканчивает Булаткин и счастливо улыбается. 

— Три года вместе, короче, — подытоживает Даня.

Все трое синхронно кивают как бы в подтверждение (влюблённые, говорят, со временем…), и у Антона в голове окончательно состыкуется пазл.

Сейчас то, что он каким-то образом умудрился не додуматься до того, что эти трое находятся в полиаморных отношениях, кажется Шасту чем-то невозможным, потому что всё же было так просто и очевидно!

А ещё Антона не может не радовать тот факт, что Эд, судя по тому, что его глаза не спешат подозрительно сощуриться, наконец к нему оттаял и вроде как даже готов к коммуникации — вон как улыбается (может, на это, конечно, влияет тема разговора, но Шаст в любом случае жаловаться уж точно не собирается).

Друзья у Арса действительно крутые, и Антон искренне рад с ними познакомиться — чего боялся только? 

— Так, — будто что-то вспоминает, Выграновский неуловимо серьёзнеет, но теплота из взгляда никуда не девается, даже когда он отрывает глаза от Дани и переводит их на Шастуна. — Твои апартаменты готовы, можешь заселяться.

Эд вытягивает руку в приглашающем жесте, и Антон, прослеживая за его движением, поворачивает голову к Арсовой кровати, рядом с которой находится довольно просторная (насколько это возможно) клетка с одноместной кроватью и небольшим столиком и стулом возле него в углу, а ещё в ней находится какая-то дверь, которой раньше там Шаст не видел; он, смотря на неё, хмурится озадаченно и оборачивается на создателя этого всего, чтобы поинтересоваться.

— Дверь ведёт в твой персональный туалет — не горшок ж тебе ставить, — объясняет тот, не дожидаясь Шастового вопроса. — Там душ есть ещё.

Антон удивлённо хлопает глазами, и у него непроизвольно вытягивается лицо.

— Тебе бы в дизайнеры, — неловко шутит Шаст, а Эд лишь фыркает.

В следующее мгновение Выграновский поднимается с колен Егора и огибает Антона; приобнимая Арсения за талию, он предпринимает попытку того оттащить в сторону, но, так как Арс не понимает, на кой хер это всё делается, тот продолжает стоять на месте, не желая от Шастуна отлипать. Наблюдающие за этим Даня и Булаткин не могут не улыбнуться.

— Пойдём, бля, чё упёрся, — стоит на своём Эд, но потом, цокнув, всё же поясняет: — Мы с тобой отойдём в стороночку, а Булка с малыхой его развяжут и сопроводят в клетку. Я же правильно въехал, — обращается уже к Антону, — что ты только Арсюху убить хочешь? Мы, — он быстро указывает пальцем на себя и машет им в сторону Егора с Даней, — у тебя таких припадков не вызываем? — прищуривает левый глаз в арсеньевской манере (интересно, кто у кого перенял?) и словно замирает весь в ожидании ответа.

Антон кивает, хоть его и коробит формулировка «ты хочешь убить», потому что он-то этого не хочет, но предпочитает не углубляться в это сейчас, и Выграновский зеркалит его жест, но делает это будто для самого себя в подтверждение собственным мыслям.

Он отводит Арсения к противоположной от клетки стене и оборачивается на Шастуна, убрав руки с талии Попова; плавным и выверенным движением достаёт кинжал из ножен, подбрасывает и ловит, перехватывая поудобнее.

— Если рыпнешься, я тя пырну, без обид, — невозмутимо заявляет тот и пожимает плечами.

— Ладно, — так же невозмутимо соглашается с ним Антон — Арсений за Эдовой спиной с возмущением (хоть кто-нибудь) хмурится и стреляет в Шастуна недовольным взглядом и таким же смотрит в затылок Выграновского, будто обоих предостерегает, мол, только попробуйте, блять. — Но сомневаюсь, что будет такая необходимость, — смотрит в глаза Попову, успокаивая того. — Оно пробуждается, когда возникают подходящие обстоятельства, а тут вас трое — не думаю, что оно рискнёт высунуться. Надеюсь на это, по крайней мере. — Антон неопределённо качает головой и поджимает губы. — В любом случае перестраховаться — охуенная идея.

Эд улыбается и кивает ему в знак согласия и одобрения.

— Что ж… — Егор поднимается с кушетки, чтобы пересесть, подогнув ногу, на пол позади Антона; Даня мгновением позже плюхается рядом с ним и сразу же начинает развязывать антоновскую левую ногу. Булаткин секунду спустя принимается делать то же самое, только уже с правой. — Позавязывал тут… — бурчит себе под нос он, но недовольным, впрочем, не выглядит совсем (не то чтобы у Шастуна есть глаза на затылке, но он это просто чувствует через их внезапно образовавшуюся миндальную связь). 

Верёвки на груди ослабевают, а вскоре, как утром, падают ему на бёдра, и их так же стягивают через голову.

Даня развязывает ему руки, и кожу запястий, красную и помятую жёсткими верёвками, хочется потереть, что и делает Антон мгновение спустя.

Он поднимается со стула, массажными движениями растирая кожу, и разводит руками в стороны, то соединяя лопатки, то выгибая спину колесом — затекло всё ужасно.

— Ебать ты высокий, — удивлённо выпаливает Милохин, задирая голову — Антон выше него на эту самую голову; тот может ему лишь улыбнуться в ответ и пожать плечами.

Шастун находит глазами Арсения, который смотрит в ответ с волнением, но всё равно Антону улыбается коротко; за этот день, что он провёл в привязанном к стулу положении, становится странно находиться в Арсовом обществе, будучи без единой верёвки на теле.

Эд невольно напрягается, когда Антон смотрит в их сторону, — перехватывает рукоять кинжала поудобнее и наблюдает слегка исподлобья внимательно, словно хищник, готовясь в любой момент напасть, если что-то пойдёт не так. 

Но Антон понимает, что он был прав: заклятие действительно никак не даёт о себе знать (по крайней мере, не стремится снова взять контроль над шастовским телом, потому что внутренняя тяга и не принадлежащее ему желание убить Арса никуда, к сожалению, не исчезают), и Шастун поднимает руки на уровень плеч, демонстрируя открытые ладони и безмолвно сообщая, что всё в порядке.

Мелькает шальная мысль о том, что можно было бы хотя бы в присутствии Эда, Егора и Дани находится рядом с Арсением без всяких преград, но Шаст сразу же её отметает, потому что это всё ещё глупо и небезопасно: ему нельзя подходить к Попову ближе, чем на метра три. 

Антон хочет простого человеческого иметь возможность взять Арсения (и снова не без продолжения) за руку, сидеть с ним рядом, соприкасаясь боками, обнимать его крепко и долго без страха, что объятия могут окончиться летальным исходом, когда заклятие снова возьмёт над его телом верх и задушит Попова, — целовать, в конце-то концов.

Антон хочет простых человеческих отношений, где один не заколдован на то, чтобы убить другого.

— Антон? — зовёт его мягко Егор, и Шастун, вздрагивая мелко, сразу же поворачивается к нему. — Пойдём? — кивает затылком на клетку.

Тот также кивает, но уже с другим подтекстом, и переводит глаза на свои, как сказал Эд, апартаменты; идёт к ним, ощущая, как ноют все мышцы разом от долгого сидения (в первый раз, когда он ходил в туалет, такого не было, и это странно, но, может, Проклятие ненадолго заглушило боль, чтобы во время покушения ничего не помешало — если так, то это очень хитро и продумано, жутко, правда, до жути, потому что Антон не знает, на что ещё магия внутри него способна), а Егор и Даня следуют за ним.

Шаст переступает порог клетки, и Булаткин захлопывает за ним наверняка тяжёлую дверь, делает два оборота ключом, вставленным в замок, и, не глядя, вытягивает руку назад. 

Подошедший Арсений перенимает ключ и сжимает его в ладони, смотря Антону в глаза, в которых так и читается «мы со всем справимся, и ты выйдешь из этого заточения» — Шастун ему нежно улыбается и доверчиво кивает.

Когда с этим оказывается покончено, Эд вспоминает, зачем они вообще припёрлись: они хотели обсудить их следующую вылазку, чем они и решают заняться сейчас. 

Шастун, присев на кровать со свежим постельным бельём и подогнув ногу (сапоги он, разумеется, предварительно снимает), слушает их планы, развесив уши, с приоткрытым ртом и восторгом в глазах — ему всегда было интересно узнать всякие внутрячки этой гениальной группировки: как подготавливаются такие великолепно продуманные ограбления, и он, если честно, вообще не рассчитывал на то, что эта его хотелка хоть когда-нибудь сбудется, но судьба, как говорится, дама непредсказуемая.

Пока они обсуждают, Антон гадает, кто под какой маской скрывается: Арс — лиса, это он уже знает, Эд, вероятно, утка, потому что Егор как-то назвал его утёнком, и Шастун за это зацепился, остаётся заяц и собака, и Антону кажется, что это Егор и Даня соответственно. Насчёт последнего обоснований никаких, но на Булаткина оно есть: Даня назвал его «заей», но, может, это и было без подтекста, но тем не менее.

В течение всего обсуждения Арсений бросает на Антона взгляды, которыми безмолвно спрашивает, мол, всё ли в порядке, и извиняется за такой игнор, на что Шастун лишь улыбается и одними губами произносит «всё хорошо», уверенно кивая, и Попов улыбается ему в ответ.

Они обсуждают план ограбления до самого обеда и вроде как даже заканчивают, назначив дату на послезавтра, а потом у Антона слишком громко урчит живот, и это слышно просто потрясающе в образовавшейся именно в этот момент тишине, из-за чего он краснеет, а Арс легко смеётся и предлагает наконец пообедать.

Решено было есть на полу, чтобы Шастун не сидел в своей клетке в одиночестве, пока они вчетвером будут есть на кухне, и Антона такой жест трогает до глубины души. 

Причём они даже не сговариваясь так решили, будто это с самого начало было очевидно, что Шаста одного никто не бросит (даже Эд!) — если бы он мог не расплываться лужей из-за действий людей, с которыми он знаком от силы часа три, и одного конкретного человека, в которого нежно влюблён, он бы этого не делал, но он не может, поэтому и расплывается. Такая вот логика.

Арсений расстилает на полу какую-то цветастую скатерть, и на ней сразу же из ниоткуда появляются различные блюда, и Шастун пялится на это с выпученными глазами.

— Самобранка? — шокировано уточняет он, и Арс с широкой улыбкой кивает.

— Ага, — кивает. — Спиздили у одного дядьки и решили себе оставить, — заявляет горделиво, и Эд с Егором и Даней тоже улыбаются.

— А зачем ты тогда оладушки готовил, если ты мог… — Антон делает пару оборотов кистью в воздухе, указывая на скатерть, а Арс невозмутимо заявляет:

— Хотел тебя впечатлить и прокладывал путь к твоему сердцу, — и хлопает глазами, а Шастун в очередной раз думает о том, откуда ж Попов такой потрясающий взялся. Егор умилённо вздыхает, переводя взгляд с одного на другого, а Эд со смешком пихает его локтем в бок.

Антон хочет сказать, что этот путь проложился с первого шастовского взгляда на Арса, но решает, что скажет ему это потом лично — у них впереди определённо ещё далеко не одно подобное признание — а сейчас он перенимает тарелку с едой через специальное окошко, как в тюрьмах, на двери и желает всем приятного аппетита.

Нож в руке вызывает у него ещё одну не принадлежащую ему мысль о том, что если бы рядом с клеткой сидел не Егор, а Арсений, то он мог бы, воспользовавшись ситуацией воткнуть ему этот самый нож в шею; Шастун морщится болезненно, а Эд, это заметивший, берёт с него обещание рассказать о действии заклятия подробнее.

Милохин вместе со своими мужчинами (Антон немного обалдел, когда узнал, что Выграновскому двадцать один, а Булаткину двадцать, в то время как самому Дане — девятнадцать; обалдел, потому что думал, что они все с Арсением одного возраста, а выходит, что его ровесник только Милохин, а сам Шаст вообще самый младший в компании) уходит практически сразу же после обеда, и Антон наконец-то облегчённо выдыхает: тишина и покой. 

— Ты был прав, твои друзья очень хорошие, — говорит Шаст с улыбкой, смотря на подходящего к нему Арсения, который расслабленно улыбается и становится практически у самой клетки. — Правда, я очень рад был с ними познакомиться, но ещё больше я рад тому, что мы снова наедине, — признаётся смущённо и тоже поднимается с насиженного места на кровати, вставая напротив Попова.

— И я, — мягко кивает Арс и делает ещё один микрошаг к клетке.

Антон ощущает, как ускоряется его сердце будто в адреналиновом припадке, когда он смотрит на арсеньевскую правую руку.

Он мог бы сейчас резко податься вперёд и схватить его за запястье (расстояние, на котором находятся прутья клетки всё же позволяют руке пролезть без осложнений), потянуть на себя с силой, чтобы ничего не подозревающий и не успевший среагировать Арсений вписался головой в металлическую решётку, а после, пока тот не отошёл, просунуть обе руки сквозь решётку и повернуть Арсову голову в сторону — до щелчка.

Или можно было бы притянуть его к решётке спиной и, просунув руку через прутья, сгибом локтя его задушить.

Или…

Антон вздрагивает и слишком резко поворачивает голову в сторону, жмурясь и подтягивая руку ко лбу — делает два больших шага назад, чтобы видения ненароком не стали реальностью.

— Ты подвис, — негромко сообщает Арс, — и глаза у тебя снова чернеть начали, но ты… Будто в себя пришёл.

Шастун дышит нервно и оттого прерывисто, поднимает голову и видит нахмурившегося Арсения с беспокойством во взгляде.

— Видения, — коротко бросает Антон и снова падает на кровать, обессиленно закрывая лицо руками, поставив локти на бёдра ближе к колену. — Не подходи так близко, Арс, пожалуйста.

Попов фыркает и смотрит на него с полуулыбкой, снисходительно наклонив голову в сторону.

— Я понимаю, одно дело сегодня утром, но ты серьёзно думаешь, что я не смогу от тебя отбиться, когда ты в клетке и ограничен в своих движениях? — спрашивает смешливо, и Антон искренне хочет верить в то, что Попов вообще самый лучший боец во всём мире, во всей Вселенной даже, но в его видениях тот как тряпичная кукла, которая практически никак не сопротивляется, и Шастун волей-неволей начинает думать, что тот не сможет. Антон знает, что он ошибается, но ему так блядски страшно хотя бы допустить ситуацию, в которой Арсу действительно потребуется обороняться. — Ну, не смогу только при одном раскладе, — пожимает плечами Арсений и улыбается. — У тебя же нет никакого оружия в заднем проходе, или волшебной палочки, или суперсил? — перечисляет он, приподнимая бровь.

На Антоновом лице отображается всё непонимание и замешательство мира, когда он сразу же убирает от лица руки и поворачивает голову, смотрит на Арса растерянно: с чего тот это взял вообще?

— Нет… — настолько неуверенно, насколько это в принципе возможно, говорит Антон.

Арсеньевская улыбка перерастает в ухмылку, а он сам, хитро наклоняя голову в другую сторону и скрещивая руки на груди, подходит к клетке практически вплотную.

— Ну и зачем ты меня обманываешь? — выдыхает он спокойно — уже без ухмылки — так, что этот вопрос совсем не звучит как угроза, коей, по сути, и является, только Антон понять не может: тот это в шутку или серьёзно (потому что обманывать Арсения Шастун не хочет и не будет, а сейчас и подавно этого не делал; он совершенно безоружный: кинжалов и меча Попов его лишил ещё в первые минуты антоновского нахождения в этом дивном месте, а ещё у него нет никаких сверхспособностей и волшебных палочек — ну, если хуй ею считается, то есть).

И неуверенность в этом довольно сильно напрягает.

Теперь Шастун выглядит не недоумевающим, а — напуганным: хлопает большими глазами и растерянно приоткрывает рот не в силах что-либо из себя выдавить.

— Но… Что?.. — он хмурится и бегает глазами по Арсовому серьёзному лицу, а тот приподнимает брови, как бы требуя ответа. — Я не понимаю, о чём ты… — Антон еле заметно качает головой, напоминая сейчас, как никогда сильно, испуганного котёнка-невдуплёныша.

Арсений наклоняется вперёд, упираясь руками в чуть согнутые колени, чтобы быть на одном уровне с Шастуном, и тот радуется секундно, что находится на достаточно далёком расстоянии — сидит на середине своей кровати, и заклятие ввиду неудобства (то просто-напросто ничего не успеет сделать: Попов отстранится в то же мгновение, что Шаст, руководимый магией, дёрнется — Антон в его реакции не сомневается) не предпринимает попыток вновь захватить контроль над антоновским телом — для того, чтобы Арс мог вытворять такие финты в принципе.

— Я о твоей суперсбособности влюблять в себя людей с первого взгляда, — наконец выдыхает Арсений и сразу же расплывается в улыбке из-за того, как резко Антон меняется в лице: с испуга эмоция меняется на непонимание, потом на удивление, потом на озадаченность и уже после неё наступает за такой короткий срок ставшее привычным смущение; шастуновские эмоции такие живые и яркие, что Попов, заворожённый, все их оттенки жадно в себя впитывает, залипая безбожно. — Надеюсь, все остальные, кроме меня, в пролёте, — Арс снова выпрямляется и заводит руки за спину, где соединяет их в замочек — по-детски. Выглядит таким красивым в своей игривой расслабленности, улыбается так мягко-мягко, что Антон влюбляется сильнее, потому что бесконечность — не предел. — Не хочу тебя ни с кем делить, — поясняет он зачем-то то, что не требует пояснений, и улыбается невинно, и Шастун, переставший наконец-то нервничать, делает то же самое.

— А мне, кроме тебя, никто на хуй не нужон, — фырчит Антон, вспоминая древний мем. 

И всё же ему хочется прокомментировать этот арсеньевский прикол с обманом, потому что то, как он заставил его обосраться, достойно как минимум признания всего мира.

— Почему ты не говорил, что ты такой великолепный актёр? — с наигранным возмущением (в травянистых глазах слишком просто угадывается восхищение) спрашивает он, а Арсений — наконец-то настал его черёд! (где-то на фоне должен прозвучать злогейский Антонов смех) — смущённо утыкает взгляд в пол.

Водит носочком по плитке и изо всех сил старается подавить свою прекрасную улыбку, но тщетно — внутренний свет не удастся погасить ничем на свете.

— Теперь буду рассказывать, — с теплотой в голосе говорит Арс и стреляет в Шаста влюблённым взглядом. — Предлагаю начать прямо сейчас! — заявляет тот и бодреньким шагом вприпрыжку направляется к своей кровати, на которую усаживается в позу лотоса лицом к Антону, который тоже разворачивается всем телом к Попову.

Прямо перед глазами маячит решётка клетки, но её можно с лёгкостью игнорировать, потому что ради Арсения, ради одного его взгляда из-под густых чёрных ресниц и обворожительной улыбки Антон готов стерпеть что угодно.

И они говорят.

Так много говорят за этот месяц, что удивительно, как у них до сих пор не отвалились языки, потому что они общаются большую часть своего бодрствования — Шаст уверен, если бы они могли и во сне поддерживать нормальный диалог (просто произнести во время сна пару слов, которые кажутся скорее несвязным бредом, нежели сознательной членораздельной речью, каждый горазд — со своими исключениями, разумеется, — а вот разговаривать во сне с другим человеком, который тоже спит, вот это уже номер; хотя Антон всё равно общается с Арсом в собственных сновидениях, потому что тот снится ему буквально каждую ночь, и Шаст Арсению, как тот признался, тоже), разговоры не стихали бы и по ночам.

За эти дни Антон в полной мере осознал, что Попов для него действительно является самым комфортным и интересным человеком во всей галактике; Шастун восхищается, кажется, всем, что связано с Арсением, потому что тот совершенно удивительный человек — самый-самый (во всём самый лучший) из всех, что он когда-либо встречал.

Арсений — тот, кого Антону так не хватало все эти годы, идеальный для него человек (да, бывают некоторые разногласия, но их настолько мало и они настолько быстро решаются, потому что оба как-то сразу приучились словами через рот обсуждать свои чувства, что они меркнут на фоне того, как Арсению хорошо с Шастуном — и наоборот), и Шаст так благодарен судьбе за то, что свела его с ним — неважно, при каких обстоятельствах, главное, что они скоро — Антон в этом непоколебимо уверен — решатся.

В арсеньевской голове находится целая прекрасная планета, в которую Антон безвозвратно влюбляется с каждым днём, как бы это банально ни звучало, всё сильнее и сильнее и посетить которую становится одной из его сокровенных мечт (ей не суждено сбыться, и Шаст это кристально ясно понимает, но любить дивный Арсов внутренний мир сильнее не перестаёт).

То, как Арсений мыслит, заставляет Антона каждый раз безгранично восхищаться его взглядом на мир и на вещи в принципе, потому что тот видит что-то особенное даже в самых незначительных вещах — Шастун сам такой же, тоже подмечает непримечательные на первый взгляд детали, но ко всем таким деталям, что есть в комнате, он уже присмотрелся и обсудил с Арсением. Жилое пространство у Попова такое же крутое, как и он сам.

Антон, помимо Арса (хотя и тут он вместе с ним — ну куда же без его второй половинки?), проводит много времени с Егором, Эдом и Даней — сильнее всего из этой троицы он сближается с Егором; он будто его родственная душа, но которая в романтическом плане его не интересует совсем — зачем оно Шасту, который по уши в Арсении, что, в отличие от всех в этом мире, интересует его в каких только можно планах.

Егор — ходячий человек-комфорт (в шастуновском списке занимает почётное второе место, потому что первое — во всех положительных списках — принадлежит, конечно же, Арсению) с обворожительной улыбкой, который всегда интересуется Антоновым состоянием и рассказывает много всего интересного, поддерживает и поддаётся ему в настольных играх, в которые они иногда впятером играют (если игра предусматривает четырёх игроков, Шаст с Булаткиным всегда объединяются в одну команду, потому что, во-первых, почему бы и нет, а во-вторых, Арсу, с которым Антон бы хотел сделать то же самое, нельзя сидеть близко к клетке, а вот для Егора это совершенно не проблема).

Эд, который поначалу действительно относился к нему с осторожностью и следил за тем, чтобы Попов не подходил к клетке близко — но Антон и сам за этим следит, однако заклятие ни разу, кроме навязчивого желания убить Арса и видений, которые, к сожалению, время от времени всё же случаются, себя не проявляло, что просто не могло не радовать, но расслабляться и быть менее аккуратными всё равно было нельзя, — но после враждебность к Шастуну канула в лету, пусть тот и продолжает следить за Арсом, и Выграновский теперь обращается к нему «братан» и «Тоха», чему этот самый Тоха очень радуется. 

Эд — довольно сложный персонаж, но со временем, потихоньку и не спеша, тот всё же позволил Шастуну войти в свой круг друзей, и Антон этот жест ценит, потому что Выграновский, как и его мужчины, правда удивительный человек.

Даня — очарователен в своей схожести с приветливым щенком, который рад всему миру, всегда энергичен и заряжен на полную; он эдакая (и эдовская) зажигалочка, что способна растормошить любого своей волной позитива, — Антон иногда удивляется, почему аура вокруг Милохина не состоит целиком и полностью из искр, которые тот источает своей улыбкой. 

Шастун становится свидетелем (непрямым, но всё же) результатов их потрясающей слаженной команды — при нём за этот месяц обсуждаются и совершаются четыре ограбления, с которых Арс возвращается взбудораженный и полный энтузиазма (остальные, конечно же, тоже, но они обычно подтягиваются часа через полтора — может, они там праздничный секс в честь удачной миссии устраивают, Антон в душе не ебёт, но и узнавать не то чтобы хочет, потому что это очевидно не его дело) и с широкой счастливой улыбкой, вызванной адреналином, на лице пересказывает Антону, как всё получилось на практике. 

А получалось действительно блистательно, и тот слушал с открытым ртом и такими же горящими от восторга глазами, потому что да, тема воровства, хоть он и пытался себя в этом разубедить, потому что это же неправильно, его всё же пиздец как торкает, и он хотел бы, очень хотел бы хоть одним глазком поглядеть на то, как это всё происходит — так сказать, увидеть всё от первого лица, а не в пересказанных во всех красках историях.

Антону нравится смотреть на то, какой заряженный и раскрасневшийся Арсений возвращается с этих вылазок.

У того чёлка, несмотря на то что он закалывает её заколками и невидимками, чтобы та в глаза не лезла, всегда растрёпана, и это выглядит как воронье гнездо, но Шастун каждый раз с такой нежностью на неё смотрит, что Арс будто для него не спешит расчёсывать и приглаживать волосы.

Три раза — Антон был этому реально очень удивлён, хоть Арсений его об этом и предупреждал — к ним домой в разное время суток залезают три рыцаря, которых Попов с раздражением вырубает и перемещает в темницу (у него там, оказывается, целая система с платформой для спуска и подъёма, чтобы не тащить тяжеленые тела этих обалдуев по витиеватой лестнице), каждый раз перед ударом раздражённо прикрикивает «я уже занят!», и Шастун также каждый раз внутри себя промакивает платочком слёзы.

За этот месяц Антон так сильно к этому всему (кроме заклятия) привыкает, что не представляет своей дальнейшей жизни без этих четырёх людей, что он видит почти каждый день.

За этот месяц Антон понимает, что ещё никогда таким счастливым, как сейчас, когда нашёл тех самых людей, которых может назвать друзьями (ну, один, понятное дело, друг с нюансами), не ощущал, и в этом чувстве есть что-то совершенно неземное.

За этот месяц Антон всем своим сердцем и душой полюбил Арсения. 

Полюбил так сильно, что удивительно, как его собственная сила любви до сих пор его не исцелила от этого ужасного проклятия, потому что он любит Арса так искренне, так нежно и трепетно, насколько вообще способен.

И Антон уверен, что Попов испытывает к нему то же самое — это видно невооружённым взглядом по его глазам и поведению, по неконтролируемо расползающейся улыбке, что появляется каждый раз, когда тот просто поворачивает к нему голову, и по поплывшему выражению лица; Шастун все эти признаки прекрасно знает, потому что на себе их чувствует: так же по-дурацки улыбается, так же безбожно плывёт и залипает, так же глаз оторвать не может.

И тем не менее они ни разу за этот месяц не целовались — оба отчего-то боятся сделать этот первый шаг и сказать, что готовы попробовать. 

Возможно, их останавливает страх того, что этот трюк с поцелуем истинной любви не сработает, и тогда им в одинаковой степени будет грустно, потому что такие отношения на расстоянии — это тяжело.

Тяжело не иметь возможности коснуться партнёра, прижать его к сердцу и никогда не отпускать, целовать сразу после пробуждения, и плевать на нечищеные зубы, и спать в обнимку, да и просто не совершать обычные для тех же самых Егора, Дани и Эда действия из-за антоновского злоебучего проклятия.

Тяжело осознавать, что этого всего может не случиться в случае, если поцелуй всё же не сработает. 

Предпосылок не быть в этом уверенными у них обоих нет, но… Вдруг они — будто такое возможно — не полюбили друг друга по-настоящему за это время и, поцеловавшись, решат, что поцелуй не сработал, а потом будут горевать.

Конечно, никто не помешает им поцеловаться вновь, но что будет, если не сработает и тогда? 

И думая, видимо, об одном и том же они не торопились, чтобы потом, когда они будут прям точно-точно уверены в своей любви друг к другу (сейчас-то они уверены всего лишь на какие-то девяносто девять и девять десятых процентов), поцеловаться и снять заклятие. 

В любом случае Антону хорошо с Арсением (как и наоборот) — он уверен, что у них впереди ещё целая вечность, которую они проведут обязательно вместе, потому что по-другому уже не представляется возможным: за этот месяц они довольно крепко вплелись корнями в жизни друг друга, и каждый не хочет другого отпускать, так что подождать ещё немного им обоим вовсе не сложно.