VI. Гость.

Аякс-Тарталья-Чайльд неподвижно стоит в дверном проёме, уставившись на Чжун Ли, и миллионы мыслей прокручиваются в его голове:

Во-первых, Чжун Ли здесь. То есть, он покинул Ли Юэ – покинул свой дом, должно быть, впервые за шесть тысяч лет своего существования.

Во-вторых, Чжун Ли здесь – прямо в Снежной, на пороге дома Аякса, вот только… как он вообще его нашел? Это должно быть невозможно. Аякс делает всё для того, чтобы никто этого не сумел, и тщательно следит, чтобы ничто не могло пошатнуть всеобщую веру в то, что он вправду живет в той усадьбе. 

И, в-третьих, Чжун Ли здесь и он смотрит на Аякса, пока тот….оу.

Аякс опускает взгляд вниз и морщится.

Он так торопился открыть дверь, будучи полностью уверенным в том, что увидит за ней только своих агентов, что совсем забыл – он всё ещё Аякс.

Аякс в простой потрепанной рубашке, рукава которой закатаны до локтей, серых хлопковых штанах, шерстяных носках и тапочках. А поверху, вдобавок – вот будто того было мало! – накинут нелепый розовый фартук с кружевами и рюшечками, который на него надела Тоня.

Ох, а ещё он весь в муке – с головы до пят, за что стоит поблагодарить его братьев.

И тут на него накатывает смущение, по своей силе ничуть не меньшее того цунами, которое Осиал обрушил на Ли Юэ. Смущение от осознания: он стоит в домашнем шмотье, в фартучке перед Рексом Ляписом, перед Мораксом – в прошлом Богом Войны, Контрактов и Торговли. 

Сам Рекс Ляпис это явно заметил тоже: бывший Гео Архонт сохраняет своё каменное выражение лица, но Чайльд провел с ним два года бок-о-бок и научился считывать истинные настроения по маленьким подсказкам. Чайльд видит, как Чжун Ли сжимает свои губы гораздо сильнее обычного, как не смотрит на него напрямую, лишь украдкой кидая косые взгляды, и – это Чайльд видит абсолютно ясно – как у него дрожат плечи.

Чжун Ли… очень сильно старается. Чтобы не засмеяться. Над ним.

И Чайльд чувствует, как по его величественному образу проходит трещина, словно по разбившемуся зеркалу. Отлично. Просто прекрасно. Пожалуй, ему стоит порадоваться, что хоть кому-то в этой ситуации смешно.

Но Аякс, он же Тарталья, он же Чайльд, не смог бы взойти на самые вершины карьерной лестницы в Фатуи, если бы позволял себе медлить даже в такие моменты. Ему требуется лишь одна секунда, чтобы справиться с этим: закинуть Аякса на самые дальние затворки подсознания и достать Чайльда, выставив его метафоричным щитом из плоти и крови.

 — Господин Чжун Ли, какой неожиданный сюрприз, — приветствует он, и его губы растягиваются в улыбке – искусственной, будто бы улыбалась пластиковая кукла. — Прошу, проходите внутрь. Нечего вам двоим стоять мёрзнуть на таком морозе.

Это так странно – видеть Рекса Ляписа, стоящего в прихожей дома, в котором прошло его детство. На удачу Чайльда, как раз в этот момент Дядя удосуживается принять их пальто и повесить, отвлекая его от желания остановиться и посмотреть на это ещё немного. После Дядя откладывает в сторону небольшую дорожную сумку, которую принёс с собой Рекс Ляпис, и провожает их в гостиную.

И как только Рекс Ляпис (!!) усаживается на ближайший к камину диван, то Чайльд сразу извиняется и просит дать ему время на то, чтобы привести себя в порядок.

Он тут же бежит на кухню и начинает стряхивать с себя муку в панике, пока мысли в его голове ходят ходуном. Блядь. Блядь-блядь-блядь. Да что это, черт возьми, такое? Почему Рекс Ляпис здесь? Они не виделись больше двух месяцев – уже третий пошел, и вот это – первое впечатление, которое он произвёл? Судя по тому, сколько муки валяется на полу, выглядел он тогда тем ещё страшилищем.

 — Братик? Кто к нам пришел?

Тихий вопрос Тони отвлекает его от чувства унижения. Ах да, точно, его семья всё ещё ждет его.

Он позволяет Чайльду раствориться и снова становится Аяксом.

 — Тоня, Антон, Тевкр, извините, что я так долго, — Аякс неловко кашляет в кулак, похлопывая себя по одежде. — К нам прибыл неожиданный гость из Ли Юэ.

По комнате проходит волна восторженных вздохов.

 — Из Ли Юэ? — спрашивает Тоня, и её глаза поблескивают. — Ох, а кто это? Мы его знаем?

 — Это кто-то из Исследовательского Института Игрушек? — восклицает Тевкр.

 — Это о нём ты писал в своих письмах? — догадывается Антон.

 — Да, вы уже могли слышать о нём из моих писем, — подтверждает Аякс и наклоняется вперед, шепча, словно делясь секретом. — Это Принц.

 — Ва-а-а-у, — восклицают те самые мальчишки, которые ещё десять минут назад поставили на Чжун Ли крест.

А Тоня, кажется, и вовсе сейчас начнёт прыгать от радости: блики в её глазах переливаются словно звёздочки.  

 — О, братик! Ты познакомишь нас? Я так хочу с ним встретиться! 

Аякс… колеблется.

Определённая часть его не хочет, чтобы бывший архонт хотя бы просто находился его доме, даже уже не говоря о том, чтобы дать ему общаться с его любимыми братьями и сестрёнкой. Аякс не боится, что тот сделает им что-то плохое, нет; будем честны: эти дети сожрут его живьём. Просто последнее, что он хочет – позволить Чжун Ли увидеть то, какой жизнью он живет, дать ему увидеть жизнь Аякса. Не после того, что тогда произошло.

Но в то же время…

Тоня смотрит на него, и её глаза, скрытые за стеклом очков, смотрят просто умоляюще. 

 — Ну пожалуйста, братик? — добавляет Антон. — Мы будем вести себя хорошо.

 — Ага! Пожалуйста, братик? — Тевкр присоединяется к уговариванию, и вдруг Аякс обнаруживает себя зажатым тремя парами умоляющих глаз и связанным какофонией жалобных «пожалуйста» и «ну братик».

Ах, ну правда, как же он может в чем-то отказать своей любимой семье?

 — Хорошо, хорошо, всё, ребята, хватит! Да, я вас познакомлю! — говорит Аякс, а сам мысленно делает тяжелый вздох: он не смог продержаться и трех секунд. — Всё ещё зависит от того, сколько у него есть времени. Может, он зашел к нам с какой-то срочной просьбой. Я приглашу его остаться у нас на ужин, и, если он согласится, то у вас будет время поболтать с ним. 

Тоня радостно улыбается ему, а Тевкр и Антон и вовсе бьют в ладоши. 

 — Это было бы здорово, братик! Спасибо тебе!

 — Дайте мне сначала привести себя в порядок, а то негоже появляться перед гостями в таком виде. Как только мы с ним договорим, то я вернусь. А пока, Тоня, ты остаешься за главную. Мальчики, слушайтесь сестру.

Тоня отдает легкий салют, который перерастает в хихиканье.

Аякс снимает фартук, ещё раз отряхивается и заваривает чай, разливая его по нескольким кружкам и унося их на подносе с собой. 

По пути в гостиную он снова надевает свою маску Чайльда, надевает так же легко, как любую одежду.

 — Прошу прощения за задержку. Я подумал, что нам всем не помешает выпить что-нибудь горячего, — говорит он вместо приветствия. Когда все получают по кружке и усаживаются на свои места, он приступает к делу. — Итак, чем я обязан вашему визиту, господин Чжун Ли? 

Но что-то в его душе горчит, едва (ли не) разъедает, поэтому он добавляет почти небрежно:

 — Давненько мы не виделись, да?

К его огромному сожалению, Чжун Ли не реагирует на подкол. Он лишь разок кивает, подтверждая. 

 — Да, — отвечает он. — Надеюсь, всё это время с тобой всё было хорошо.

 — У меня всё в порядке, спасибо, что спросили, — говорит Чайльд без промедления, но всё так же отстраненно вежливо. — Обычно я спрашиваю своих гостей о том, как прошел их путь, но сейчас я немного теряюсь в догадках, как вы вообще смогли меня найти. Так что я был бы признателен, если бы вы удовлетворили моё любопытство, господин Чжун Ли.

 — А, — Чжун Ли делает осторожный глоток чая, и это движение, как и любое его другое, наполнено сдержанной элегантностью. — Твоя богиня отправила меня сюда.

Он наклоняет голову: 

 — Разве ты не получил моё письмо?

Интересная, однако, новость. Его послала Царица? Сюда? С какой целью? 

Он уверен: ни один дворцовый ворон не прилетал за последние несколько дней. Чайльд в растерянности косится на Дядю, и тот легонько кивает ему в ответ.

Значит, его агент тоже ничего не получал.

 — Прошу прощения, господин Чжун Ли, — произносит Чайльд деловым тоном. — Я не получал никаких известий о вашем будущем визите. Так что, был бы признателен, если бы вы рассказали, что было в том письме.

Чжун Ли задумчиво хмыкает и отпивает ещё чая. Единственное, что выдаёт его замешательство – легкая хмурость, сквозящая по обычно беспристрастному лицу.

 — Я хотел связаться с тобой первым, поэтому попросил Царицу не торопиться с выдачей прямого приказа в том случае, если она все же захочет это сделать. Мне хотелось подойти к этой ситуации более... деликатно.

 — Дядя, — командует Чайлд, и агент вытягивается по стойке «смирно». — Не могли бы вы проверить кухню? Господину Чжун Ли и мне нужно побыть наедине.

 — Сэр, — тот отдает честь и выходит.

 — Хорошо, теперь мы можем спокойно поговорить, — говорит Чайльд. Как только шаги его агента стихают, то он ёрзает на стуле и наклоняется вперед, понизив голос на случай, если его слова все же могут дойти до ненужных ушей. — Значит, у вас был разговор с Царицей. Я правильно понимаю, что вы обсуждали вашу с ней сделку?

Чжун Ли кивает. 

 — Да, это правда. В обмен на моё сердце бога, она должна была помочь мне в переходе от Гео Архонта к тому, кто живет простой смертной жизнью. Я полагал, что все условия контракта были удовлетворены после того, как гавань Ли Юэ прошла испытание.

Однако почему в конце этой фразы Чайльд слышит невысказанное «но»?

Чжун Ли ставит кружку и вздыхает. 

 — Кажется... - начинает он, и в его голосе сквозит раскаяние, — я просчитался. Хотя я твердо отошел от дел как Гео Архонт, но, похоже… другую половину контракта ещё только предстоит выполнить. 

Вторую половину контракта? Он имеет в виду?..

В голове Чайльда раздаётся щелчок: точно.

Рекс Ляпис, бывший Гео Архонт, бывший Бог Войны, Контрактов и Торговли, изо всех сил пытается жить как смертный человек. По условиям их контракта, Царица должна была помочь ему в этом, и, видимо, по какой-то причине она решила, что лучший способ это сделать – отправить Чжун Ли прямиком к Чайльду.

И, хоть Царица и могла просто послать Чайльду письмо с описанием его задачи, Чжун Ли из профессиональной вежливости попросил разрешения связаться с Чайльдом первым.

И Царица уважила эти желания. Она всё ещё соблюдает заключённый между ними контракт, хоть уже и получила сердце бога. 

Обе эти вещи красноречиво говорят об уважении, которое его богиня испытывает к бывшему Гео Архонту. Теперь Чайльд припаян к этой миссии, несмотря на все свои личные опасения: он просто обязан за неё взяться, если не хочет потерять оставшуюся благосклонность Царицы.

Отлично. Просто прекрасно.

 — А, я понял. Ну, тогда мы почти со всем разобрались, — отвечает Чайльд, стараясь звучать нейтрально. — Разве что та путаница с вашим пропавшим письмом. Куда вы его отправили? 

По лицу Чжун Ли скользнуло напряжение: он поджал губы и нахмурил брови. 

 — Что ты имеешь в виду? Я передал письмо твоей коллеге из Северного Банка, она пообещала отдать его тебе. Мне казалось, она не из тех, кто нарушают свои обещания. 

Чайльд едва сдерживается, чтобы не ущипнуть себя за переносицу. А, ну теперь понятно, что произошло. Чжун Ли понятия не имеет, где живет Чайльд, и передал свое письмо Екатерине. В свою очередь, Екатерина, как и любой представитель общественности, считает, что он живёт в усадьбе «Ромашка», и послушно отослала письмо туда. А поскольку письмо, вероятно, не было помечено как срочное, люди в поместье не стали пересылать его в настоящий дом Чайльда.

Поэтому письмо Чжун Ли наверняка лежит сейчас в стопке на его столе в усадьбе.

А, тем временем, у Царицы явно есть сверхспособность выслеживать своих Предвестников, где бы те не находились, так что она отправила Чжун Ли прямо туда, где, – как она точно знает – находится Чайльд, то есть сюда. В дом, где прошло его детство.

И, понимая, насколько дотошна его Царица, он должен быть готов к тому, что послание от нее прибудет в любое время: днём, ночью, да хоть… 

 — Сэр, — раздаётся голос Дяди из гостиной, — вам письмо из дворца.

...прямо сейчас.

*****

Чайлду требуется одна минута, чтобы прочесть письмо, и вторая на то, чтобы перечитать ещё раз. 

Затем он сворачивает его, засовывает в карман и улыбается своей фирменной вежливой улыбкой.

 — Ну что ж, — обращается он к Чжун Ли, который сидит и терпеливо пьет чай, — я так понимаю, вы останетесь на ночь. Тогда нам стоит поужинать. Надеюсь, вам нравятся пельмени.

По крайней мере, его сестрёнка и братья будут в восторге.

*****

На какой-то миг Чайльд задумывается о том, чтобы предупредить его о своих маленьких родственниках, но тут же вспоминает: в свою очередь, было бы неплохо, если бы Чжун Ли тогда предупредил его тоже – перед тем, как сделать им ход словно пешкой. Так что нет, всё будет справедливо. 

Кроме того, моры всего Тейвата не хватит на то, чтобы расплатиться за столь бесценное зрелище: как глаза бывшего архонта широко раскрылись в немом шоке, стоило ему увидеть этих трех очаровательных детей.

— Тевкр, Антон, Тоня, — говорит Аякс (потому что перед своим братьями и сестрой он всегда <i>Аякс</i>), — это господин Чжун Ли. Он поживёт у нас некоторое время. Господин Чжун Ли, это мои дорогие младшие братья и сестрёнка.

Чжун Ли моргает. 

 — Я не знал, что у тебя есть братья или сестры.

Аякс пожимает плечами, не зная, как отреагировать. 

 — Пожалуйста, присаживайтесь, — предлагает он вместо этого. — Я пойду проверю, как там ужин.

Не дожидаясь ответа, он бросает Чжун Ли на милость своих братьев и сестры.

 — Ну как всё? — спрашивает он, появляясь на кухне. Дядя взял на себя кухонные дела, а пока Чайльд болтал с Чжун Ли, вернулась и Тётя; сейчас она вытирает кухонный стол. — Тоня, Тевкр и Антон не доставляли вам хлопот?

 — Нет, сэр, они вели себя безупречно, — отвечает Дядя, помешивая содержимое кастрюли. — Ужин уже почти готов. Хотя, похоже, некоторые пельмени лопнули, в них явно перебор с начинкой.

 — Их сделал Тевкр, — смеётся Аякс. — А как вы, Тётя, как ваши дела в деревне?

 — Ничего необычного нет, за исключением нашего нежданного гостя, - отвечает она, в последний раз хорошенько пройдясь по столу полотенцем, прежде чем кивнуть; она явно осталась удовлетворена своей работой. — Он останется у нас?

Аякс кивает.

 — По крайней мере, до тех пор, пока мы не выработаем хороший план действий, который будет точнее соответствовать приказу Её Императорского Величества Царицы. Я должен помочь ему приспособиться к… жизни обычного человека.

Его агенты достаточно профессиональны, чтобы не совать свой нос в чужие дела, поэтому они отвечают простым кивком.

 — Тогда я приготовлю для него гостевую комнату, — говорит Тётя. — Пожалуйста, сэр, идите ужинать. Мы уже закончили тут.

И Аякс возвращается за обеденный стол, где его семья наперебой допрашивала своего гостя.

 — Господин Чжун Ли, а вы правда принц? Каково это – жить во дворце? У вас, наверное, много слуг? Вы встречали принцесс?

 — Господин Чжун Ли, братик сказал, что вы сказочник! Как много историй вы знаете? Какая ваша любимая? Вы знаете какую-нибудь о драке с плохишами? О! Или такую, где бы монстры – бум! – и взрывались?

 — Господин Чжун Ли, а у вас есть летающая игрушка, ну, такая, как у Милой Леди? Мне кажется, вам подойдет Одноглазик, только не надо давать ему такое же тупое имя, как «Живая Консерва»!

Чжун Ли со стороны кажется абсолютно спокойным, буквально познавшим дзен: его спина идеально выпрямлена, а руки изящно сложены на столе, поверхности которого он мягко касается своими ладонями. Его лицо нейтрально, почти безмятежно.

Но потом он поворачивается к Аяксу и тот видит, как искорка паники сверкнула в его глазах. Ах.

Аякс прикусывает щёку, чтобы не засмеяться. Некогда Бог Войны оказался низвергнут кучкой любопытствующих детей – Аякс не думал, что доживет до такого дня. Пожалуй, ему стоит дать своей семье ещё немного времени, чтобы они успели измотать их гостя уж наверняка. Паника в глазах Чжун Ли усиливается.

И уже второй раз за день Чайльд сдаёт оружие без боя.

 — Так, ну хватит, хватит, успокойтесь, — Аякс смеётся, садясь на соседний к Чжун Ли стул, и с такого близкого расстояния он ясно видит, насколько напряжено его тело. — Не будьте так напористы, господин Чжун Ли проделал долгий путь. По одному вопросу за раз, пожалуйста. Тоня, ты первая.

 — Вы правда принц?

Ох, нет. Его дорогая сестрёнка и вправду даже не думает сдержаться, чтобы не смущать своего брата. Аякс неловко посмеивается.

 — Эй, что значит «вы правда»? Неужели ты думаешь, что я бы солгал тебе?

Он кидает на Чжун Ли быстрый взгляд. Подыграй.

По крайней мере, Чжун Ли понимает намёк.

 — Я… сейчас отошел от дел, — осторожно отвечает он.

 — Принцы могут отойти от дел? — вслух спрашивает Тевкр.

 — Могут, если отрекутся от престола, — замечает Антон.

 — Оу, - Тевкр явно в замешательстве. — А что значит «отрекутся»?

 — Значит «отойдут от дел», тупица.

 — Антон, давай без грубостей, — отчитывает Аякс. — Тевкр, «отречься» значит «отказаться» от престола. Итак, у кого какой следующий вопрос?

Антон поднимает руку.

 — Как много историй о Ли Юэ вы знаете?

Что ж, это уже полегче. Аякс видит, как плечи Чжун Ли чуть расслабляются.

 — Бесчисленное множество, — он отвечает с легкой улыбкой. — Какую именно вы бы хотели услышать?

<i>Это</i> предложение вызывает ещё больший шквал вопрос, чем раньше, и теперь даже Аякс не может взять всё под контроль, но его спасает появление большой кастрюли с пельменями.

 — Господин Чжун Ли, вы когда-нибудь ели пельмени? Братик рассказывал, что в Ли Юэ есть что-то похожее на них, но у вас не принято их есть со сметаной. А с чем тогда?

 — А, с соевым соусом и уксусом, — теперь Чжун Ли гораздо легче вести разговор; похоже, он постепенно привыкает к тому, что находится под лавиной вопросов. По крайней мере, в его глазах больше не искрит та паника, что была раньше. — Соевый соус – один из разновидностей соленых жидких соусов, по вкусу он довольно мясной, это основной продукт кухни Ли Юэ. Его готовят из забродивших бобов, которых называют соевыми бобами. И, нет, мне не выпадала честь попробовать пельмени до этого.

 — Надеюсь, вам понравится! Они домашние, мы сами их слепили! — воскликнул Антон, с гордостью выпячивая грудь. — Жирные и уродливые пельмешки – это Тевкра, а те, которые красивые – сестры Тони!

Тевкр кидает свирепый взгляд на брата.

 — Сам ты жирный и уродливый, Антон!

 — Нет, это ты жирный и уродливый!

 — Ну нет! Я не жирный и не уродливый! Сам ты жирный, уродливый!

 — Так, в этом доме нет никого жирного и уродливого: ни вы, ни ваши пельмени, — вмешивается Аякс, накладывая порцию Чжун Ли в его тарелку и при этом следя, чтобы ему досталось то, что приготовила Тоня. — Вы все очаровательные маленькие пельмешки старшего брата.

Он протягивает тарелку Чжун Ли и смеётся, глядя на недовольные лица Тевкра и Антона. Даже бедняжка Тоня раскраснелась.

 — Братик, — говорит она со смущением в голосе. После – бросает взгляд на Чжун Ли и краснеет ещё сильнее.

 — Братик ведёт себя отвратительно, — ворчит Тевкр. Он протыкает свой пельмень вилкой и съедает его в несколько укусов, размазывая сметану по лицу, и Тоня поднимает руку, чтобы вытереть сметану с его лица.

 — Просто отвратительно, — соглашается Антон. — И когда только наш братик стал таким убогим?

Аякс прикладывает ладонь к своей груди в театральном жесте.

 — Ах, вы попали мне прямо в сердце! Как же больно, когда твоя собственная любимая семья так решительно тебя отвергает, без тени сомнения! — он вздыхает и делает вид, что вытирает слёзы с глаз. — Ну, тогда, думаю, вашему убогому братику придётся в одиночку съесть всё то мороженое, которое он купил сегодня на десерт.

Хор из жалобных «нет!» и «ну братик!» – самая сладкая музыка для его ушей.

*****

 — А ты очень хорошо ладишь с детьми, — замечает Чжун Ли несколько часов спустя, когда весь шум улегся. Дети уже лежат в своих кроватях, и Чайльд – теперь он Чайльд перед Чжун Ли – только закончил показывать ему гостевую комнату.

Это просторное помещение с большими окнами, необходимыми для того, чтобы пропускать как можно больше света днём, от ночного холода же защищали тяжелые шторы; на белых стенах развешаны ковры с популярными в Снежной узорами, в центре комнаты стоит большая кровать с балдахином. Главным украшением комнаты служит камин, в котором потрескивает огонёк, окутывая всю комнату теплотой и уютом.

А рядом с кроватью, ближе к окнам, зона отдыха – два стула, оббитые плюшем, и столик между ними. По другую сторону кровати стояли пустые комоды – и, глядя на то, насколько крошечной была та сумка, которую Чжун Ли принес с собой, Аякс подозревает – по большей части такими они и останутся.

Идеальное место для того, чтобы некогда-бог ни в чём не нуждался, думает Чайльд.

 — Спасибо, — отвечает Чайльд, и в его голосе чувствуются нотки гордости. — Я не первый день всем этим занимаюсь, думаю, это тоже влияет.

 — Ох, — Чжун Ли, кажется, озадачивается. — Если можно спросить, твои родители…

Зрачки в глазах Чайльда сужаются.

 — Их больше нет, — отвечает он самой простой, почти небрежной фразой.

И не ожидает увидеть от Чжун Ли такого мягкого взгляда.

Вспышка раздражения прожигает огнём холодную маску любезного Чайльда, и он едва сдерживает собственную хмурость. Чжун Ли – последний человек, с которым он хочет играться в эту извращённую игру «я соболезную вашей утрате» – не после того, как Чжун Ли предельно ясно показал, как мало Чайльд для него значил.

Нет. У Чжун Ли нет никакого права исчезать из его жизни на три месяца после двухлетних, вроде бы, дружеских отношений – после дружбы – а потом так внезапно появляться и делать вид, что ему не всё равно.

 — Господин Чайльд, — начинает Чжун Ли, и его голос глубок и нежен. Боже, это тот же голос, которым он успокаивал скорбящих вдов в похоронном бюро Ван Шэн. Серьёзно? Он собирается так же говорить и с Чайльдом? — Мне очень жаль, должно быть, это очень тяжело…

И терпение Чайльда ломается с треском словно ветка.

 — Прекрати. Прибереги эти речи для кого-то другого, — огрызается он.

Тишина, повисшая в комнате, кажется настолько физически осязаемой и плотной, что её можно было бы прорезать ножом.

Чайльд моментально сожалеет о том, что позволил себе сорваться, и гнев исчезает так же быстро, как появился. Чёрт побери, он же должен быть Предвестником, а правило номер один для них – миссия превыше любых личных чувств. Потеря самообладания – удел дилетантов, к тому же… это дико неловко.

Кроме того, Чжун Ли же весь вечер провел в наблюдении за тем, как Чайльд заботится о своих двух братьях и сестре – разумеется, что он спросит, где их родители. Любой бы спросил. Юность Чайльда не играет ему на руку.

И Чайльд полностью уверен, что единственная причина, по которой его собственные агенты не спрашивали его об этом же – только из-за того, что он их непосредственный начальник. Да и, вероятно, они уже узнали полную картину случившегося от его братьев и сестры.

Да и кто бы, услышав о том, что чьи-то родители скончались, не ответил «мои соболезнования»? Это банальный этикет.

Чжун Ли просто сказал эту фразу – как сказал бы любой другой человек на его месте, это просто Чайльд вкладывает слишком много подтекста в его действия. Он, как и раньше, приписывает Чжун Ли то, чего нет – уж не теперь-то ему понимать это?

Поэтому он успокаивающе вздыхает и позволяет узлу, сплетённому из злости, срыва и разочарования, развязаться и смыться водой, стекающей с его тела. Профессионализм. Он должен быть профессионалом.

 — Всё нормально, — он пытается отвечать таким же голосом, каким говорил с ним раньше. — Уже прошло… достаточно времени, и мне нравится думать, что сейчас у меня всё в порядке. По крайней мере, у меня более чем достаточно моры для того, чтобы накормить их, одеть и обеспечить крышу над головой. Многие люди готовы умереть за это.

Многие готовы убить за это.

Молчание, повисшее между ними, затягивается, но Чайльд держится и молчит. Он ждёт сигнала, знака от Чжун Ли, чего-то, что помогло бы ему понять, как лучше действовать. Может… сменить тему? Поговорить о чем-то более лёгком? Или, может, поспешно отступить, развернувшись и пожелав спокойной ночи на прощание?

Это даже забавно: он не может вспомнить, чтобы когда-то так стоял рядом с Чжун Ли и чувствовал себя настолько неловко и недоверчиво. Надо же, как жаль: вот так быстро дружба длиной в два года ушла псу под хвост.

 — Для меня очевидно, что ты даешь им куда больше этого, — наконец Чжун Ли разбивает возникший лёд молчания. Он не выглядит так, будто ему неприятно, скорее, по его голосу можно предположить, что он задумался над чем-то. — Ты обожаешь их, а они тебя. Твоя преданность своей семье достойна восхищения, как и то, что ты заботишься о них, сочетая семейные хлопоты со службой у Царицы. Более опытные люди ломались под этой ношей, которую ты несешь на своих плечах каждый день.

Слышать столь добрые слова от Чжун Ли так… странно, что Чайльд замирает в изумлении. Вся эта лесть… зачем? Может, таким способом он решил поднять белый флаг после того, что было в прошлом? Пытается пригладить похвалой перья, которые взъерошил, подняв больную тему.

Хмм, ну, что ж. Если Чжун Ли готов быть вежливым, то Чайльд, пожалуй, тоже сможет принять этот жест мира ради гармоничной совместной работы и сосуществования.

 — Я стараюсь, и у меня есть люди, которые мне помогают, — отвечает Чайльд. Он подходит к одному из кресел и садится, Чжун Ли повторяет это за ним, усаживаясь в другое – с неизменной грацией короля, восседающего на престоле. — Хотя мне кажется, что я на них дурно влияю, так что, всё же моё поведение с ними весьма далеко от идеала. Тевкр, скорее всего, потом захочет показать тебе свою коллекцию гигантских железных игрушек, я подарил ему их на день рождения. Мы их держим в доме на заднем дворе, так что, если ты увидишь что-то похожее на маленьких Стражей руин, не пугайся. Он называет их Одноглазиками и очень любит.

Чжун Ли издаёт звук, который можно воспринять как знак понимания.

 — Так вот что значит «Одноглазик». Мне как раз было интересно, — и тут он бросает на Чайльда любопытствующий взгляд, — я ещё заметил, что твоя семья думает, что я принц.

 — А, ты об этом, — Чайльд фыркает со смеха и проводит рукой по волосам. — Я часто даю сказочные прозвища своим знакомым в письмах, которые пишу своей семье. Они просто обожают это. Кстати, спасибо, что подыграл. Мне не хватило силы духа на то, чтобы признаться, что на самом деле ты не принц. Знаешь, детские мечты слишком легко разбить, поэтому…

Он пожимает плечами.

 — Я делаю всё возможное, что бы защитить их. И буду делать так долго, как только смогу.

Он пытается дать своей семье роскошь того, что нет у него самого: защищённость, безопасную жизнь в доме, идиллию проживания в деревеньке – до тех пор, пока холод реальности внешнего мира не пронзит этот пузырь. Это произойдет, конечно, рано или поздно. Но, по крайней мере, им будет что вспоминать, чем утешаться: хоть в памяти они смогут возвращаться в эти безмятежные дни в те моменты, когда их настоящая жизнь станет слишком тяжелой. 

Если у Аякса есть только одно желание – на всю жизнь, на весь мир, то оно будет именно таким.

Чжун Ли смотрит на него, не произнося ни слова, и его янтарные глаза мягко сверкают точно Кор Ляписы в тепле света, исходящего от потрескивающего в камине огня. Чайльд часто видел этот взгляд за те два года, что они знакомы.

— Профессор, — поддразнил его Чайльд, когда Чжун Ли сделал это впервые. — Если вы продолжите так пристально на меня смотреть, то у такого мальчика как я могут возникнуть неправильные мысли.

Чжун Ли моргнул и наклонил голову.

 — Неправильные мысли? Какие?

Чайльд не знает, что именно заставило его тогда сказать те слова, что таки слетели с его губ: может, его опьянил алкоголь, или приятный покой и тишина того вечера, что был столь не похож на другие дни; как бы то ни было, он рассмеялся и ответил:

 — Ну, что вы немножечко во мне заинтересованы, конечно!

Чжун Ли нахмурился. Кажется, это его озадачило.

 — Но я действительно считаю тебя интересным. Это же правда, ты всё правильно понял.

На секунду Чайльд потерял дар речи: его прежнее веселье ушло с лица, уступив место недоверию. Ох, этот мужчина... то, как он произнёс эту фразу только что – абсолютно спокойным тоном вкупе с прожигающим взглядом. Чжун Ли – настоящий сердцеед, ну правда. Разве найдётся хоть одна дева, что сможет пройти мимо него, не отдав своё сердце?

 — Чайльд? Ты в порядке? Ты немного красный.

Чайльд моргнул. Поднял ладонь к щеке, и, ох,

 — Ну вот, Профессор, — он засмеялся, хотя его сердце в противоположность голосу как-то странно дрогнуло. — Видите, что вы наделали? Вы заставили меня покраснеть!

 — Я сохраню твой секрет в безопасности, — торжественно произносит Чжун Ли, возвращая Чайльда из счастливых воспоминаний в реальность. — Что мне ещё нужно знать для общения с детьми?

 — Они не знают, что я – Одиннадцатый Предвестник, — признаётся Чайльд. — Тоня и Антон знают, что я служу Царице, но не знают, в качестве кого именно.

Его губы искривляются в сухой улыбке, и он продолжает:

 — Тевкр считает, что я продавец игрушек и работаю в Исследовательском Институте Игрушек. Я… я не хочу, чтобы моя семья имела какое-либо отношение к темной стороне Снежной.

Он просто хочет, чтобы его семья могла жить мирно и спокойно.

Чжун Ли кивает и добавляет более тихим голосом:

 — Мне продолжать обращаться к тебе «господин Чайльд» на людях?

Однажды, ещё давно, Чжун Ли обратился к нему только по имени, и был единственным человеком в гавани Ли Юэ (по крайней мере, до появления Путешественницы), которому это сошло с рук. Чайльд не стал возражать, посчитав, что это вполне равнозначный ответ за все те прозвища, которые он придумал для своего друга Чжун Ли.

Но сейчас…

 — Да, было бы неплохо, — отвечает Чайльд, поставив точку.

*****

Чайльд дожидается, когда ему удастся закрыть дверь, и только потом резко наклоняется вперед, сдуваясь будто надувная игрушка; ничего не осталось от той гордой позы, которую он сохранял перед Чжун Ли. На ватных ногах добирается до своей идеально заправленной кровати и падает на неё лицом с глухим звуком.

И стонет, почти воет – долго, жалобно, уткнувшись в покрывало. Что ему вообще делать? Зачем Царица дала ему это поручение? Он должен быть Авангардом. Авангардом. Он должен быть на передовой, воевать, а не… преподавать уроки дипломатии, с которой его связали по рукам и ногам.

«Гео Архонт Рекс Ляпис желает научиться жить как обычный человек», – гласило послание – «Вы должны научить его основам смертной жизни, которые помогут ему в успешном переходе к человеку. Занимайтесь этим до тех пор, пока он не окажется удовлетворён вашими услугами».

Вспомнив это письмо, Чайльд сморщился: приказ сформулирован абсолютно невнятно, но такими словами Царица, фактически, отдаёт все карты в руки Чжун Ли: это он будет решать, насколько успешны действия Чайльда. Снова. Как и в прошлый раз, Чайльд оказывается в руках кукловода-Рекса Ляписа.

У этой миссии даже нет четко обозначенного крайнего срока. Просто… насколько долго, по мнению Царицы, он должен пробыть в рабстве у Чжун Ли?

Нет, ну это совсем не годится. Чайльд извлёк урок из того, что случилось в прошлый раз, но его самооценка всё ещё подбита унижением – как же скрупулёзно тот дёргал за ниточки. Чайльду определённо нужно будет обрезать хоть парочку.

Чайльд переворачивается на спину и скрещивает руки, откинув голову на мягкое покрывало и смотря в потолок. Он раз за разом прокручивает в голове слова из письма, словно любопытный ребенок, разбирающий игрушку по деталям, чтобы понять, как они крепятся между собой. Хм, что ему делать, что с этим можно сделать? Плетение интриг и заговоров, вполне возможно, не его самая сильная сторона – по крайней мере, если сравнивать с той силой, которую он выдаёт в бою как авангард Предвестников. Но это не значит, что он совсем дилетант на этом поле. Это вовсе не так, на самом деле: в конце концов, если он хочет стать величайшим воином всех времён, то должен иметь голову на плечах для придумывания лучших стратегий. А Чайльд метит именно на такой титул, не меньше.

Что он может сделать с такими вводными данными: открытая миссия, неясная цель?

Он же может внести свои коррективы, разбить одну расплывчатую далекую цель на множество конкретных, досягаемых кусочков, установить тот чёртов срок по времени, к которому это всё нужно сделать.

Ему поручено обучать Чжун Ли важным жизненным навыкам, пока тот не удовлетворится его услугами. В таком случае Чайльд может составить планы уроков, по окончании которых Чжун Ли должен будет написать Царице и сообщить ей, что условия сделки были удовлетворены.

И чем больше он думает об этом, тем сильнее ему нравится этот план. Он встает с кровати и направляется к письменному столу: стоит записать парочку хороших идей. Он может сначала разбить обучение Чжун Ли на более широкие категории – еда, кров, тепло, отдых. И внести в каждую категорию более конкретные навыки, например: как готовить, как обеспечить себя питанием с финансовой стороны, как защищаться от холода – особенно в пору Снежных зим, и прочее. Если повезёт, то он закончит это всё за несколько месяцев, что сделает эту миссию гораздо короче многих других, и он вновь взойдет на карьерный Олимп.

И он всё задокументирует, запишет черным по белому, чтобы потом у него был полный отчет о миссии, который он сможет отправить Царице. Если у него есть доказательства того, что свою работу он выполнил, а также доказательства того, что Чжун Ли устроило качество его услуг, то бывшему Богу Контрактов будет крайне сложно заявить обратное.

Но как только Чайльд касается ручки, то его пальцы дёргаются, словно от удара током.

Он шипит, прижимая свою правую руку к груди в защитном жесте, а левую поднимает к предплечью, чтобы с уже привычной легкостью растереть сведённые судорогой мышцы. 

И пытается сжать в кулак дрожащие пальцы правой руки.

Не получается. Дерьмо. Это плохо.

Так, стоит успокоиться. Ему нужна ясная голова. По крайней мере, он может просто попробовать подождать, пройдет ли оно само. Такое уже было в прошлом.

Он закрывает глаза и начинает считать до десяти, синхронизируя своё дыхание со счётом; его левая рука продолжает растирать дрожащие мышцы и сухожилия, пока он заставляет себя ровно дышать. Из кончиков пальцев нарастает знакомое ощущение огня, будто маленькие раскалённые кочерги прокалывают плоть.

Десять. Девять. Восемь.

Огонь ползёт вверх по его пальцам, сворачивается в центре ладони, сжигает, переплавляет всё на своем пути. Правую руку бьёт ещё большим тремором. 

Семь. Шесть. Пять. Четыре.

Огненный след рвётся всё вверх и вверх, обвивается змеёй вокруг запястья – сустав начинает пульсировать в такт бешенному стуку сердца; огонь подкрадывается к предплечью и заставляет нервы воспылать новой агонией. Чайльд скрежещет зубами от боли, дыхание вырывается хрипом сквозь стиснутые зубы.

Три. Два. Один.

Он раскрывает свои глаза.

Боль не пропала.

Выругавшись, он активирует свой гидро глаз бога, чтобы потушить пламя: появляется тонкая струя воды и проливается на дергающуюся плоть, пропитывая рубашку.

Однако жжение не прекращается. Кажется, всё стало только хуже, потому что на его коже начинают вытанцовывать фиолетовые искры, а между пальцами прыгают тонкие электрические дуги.

Блядь!

Он опускает правую руку, отдав её дрожи и искрам на растерзание, пока левая нащупывает штаны и роется в карманах в поиске флакона с лекарством – <i>да где он, черт побери, Чайльд же знает, он там есть,</i> – ага! Вот! Не теряя времени, он откупоривает пробку и глотает половину содержимого в соответствии с инструкцией.

И старается не подавиться.

О, Богиня, какое же оно мерзкое!

Несмотря на то, что флакон был теплым на ощупь – очевидно, впитав в себя тепло тела, он же весь день пролежал у него в кармане – само лекарство было ледяным и имело странную текстуру слизи, ужасно горькую на вкус. Чайльд морщится от того, как оно обволакивает его язык и глубь рта, оставляя за собой неприятный холодный след, переходящий из горла в живот, заставляя чувствовать, будто он набит льдом изнутри. На секунду ему даже кажется, что его желудок сейчас взбунтуется против него и отторгнет лекарство, поэтому Чайльд глубоко вздыхает несколько раз, чтобы перебороть приступ тошноты.

Ещё пара минут уходит на то, чтобы холод прошел сам по себе, а желудок успокоился, и к этому времени дрожь и искры в правой руке (к счастью) также исчезают. Чайльд настороженно смотрит и медленно поднимает её, поворачивает в разные стороны, чтобы рассмотреть под всеми углами.

Она выглядит нормально. На бледной коже виднеются маленькие алые точки, оставленные, видимо, лопнувшими от воздействия фиолетовых искр капиллярами, но в этом нет ничего серьёзного, и прикасаться к ним не больно.

Он пытается сжать пальцы в кулак: медленно, осторожно.

И его рука безукоризненно выполняет команду, словно её не пробивала боль и тремор пару минут назад.

Чайльд закрывает глаза и облегчённо вздыхает. Ох, ну слава Богине. Лекарство работает, причем работает быстро…

И тут его сшибает волной сонливости, колени больше не могут его удержать; рука инстинктивно тянется к столу и он успевает вцепиться в него прежде чем свалиться на пол смявшимся телом.

Это… это та самая побочка от лекарства? Как там Дотторе говорил? Что Чайльд, возможно, будет немного вялым?

Он выругивается, пытаясь пробраться сквозь туман мыслей и пятна, возникающие в его глазах. Немного вялым? Да это заявление претендует на титул «Занижение года»! Это лекарство – мощнейший транквилизатор, которого хватит, чтобы сразить Левиафана!

С грацией пьяного хиличурла он доковыливает до кровати и падает прямо на одеяло как мешок с камнями, чуть отскакивая вверх от матраса. Сил хватает только на то, чтобы подтянуть к себе подушку и положить на неё голову, и тут остатки сознания покидают Чайльда, и он выключается, словно кто-то вырубил свет одним легким движением.