Огоньки и лапки

Кружится в воздухе снег – пляшут белые мухи, такие частые, что само небо кажется белым. Сееле ловит снежинки языком – Броня разглядывает снежинки на варежке. Снег они обе видят каждый год, но каждый раз радуются, как в первый: прыгают в сугроб, увязая в нём по пояс и помогая друг другу встать, делают снежных ангелов, лепят снеговика на участке возле Брониного дома.

Сееле искренне наслаждается – Броня с ней скорее за компанию. Больше, чем валяться в снегу, ей нравится видеть искрящуюся радость в синих, подобно тёмному вечернему небу, глазах. Нравится смеяться рядом с Сееле – даже если она не понимает, почему им обеим смешно. Нравится её звонкий смех, нравится иней на пушистых волосах, нравится держаться варежка к варежке, когда они, замёрзшие, но радостные, с мокрыми ногами бегут в дом.

Нравится греть ноги в одном тазике с тёплой водой. Нравится, как мама спрашивает у Сееле, как дела – нравится, что они общаются, как родные, и Сееле уже без всякой робости рассказывает ей, как прошёл её день; называет «тётя Саша» а не «миссис Зайчик» и здоровается без всякой неловкости.

Они вместе наряжают ёлку у Брони дома: папа приносит её с мороза, холодными губами целует дочь и жену в щёку, ставит деревце в подставку и больше в процессе не участвует; мама увлечена не меньше, чем они двое. Яркие шарики, большие и маленькие, стеклянные и пластиковые, с картинками и одноцветные цепляются на еловые лапки, сверху ложится пушистая мишура – по одной каждая из них берёт себе и наматывает на шею, как шарф – но самой первой на ёлке оказывается гирлянда. К ней Броня относится с особой нежностью: её они вешают каждый год столько, сколько она себя помнит; у неё огоньки – красные колокольчики из полупрозрачного пластика, и кроме простого света – то мигающего, то постоянного, то бегущего быстрой чередой – она даёт музыку. Эти мелодии – что-то без слов, но не способное забыться. Что-то, что ассоциируется с ранним детством, когда она могла сидеть у мамы на руках и залезть под ёлку так, чтобы ноги не торчали.

Сейчас ноги из-под ёлки у неё, конечно, видны – но смотреть на то, как мерцает гирлянда, снизу вверх она всё ещё любит.

А ещё она любит то, как в темноте эти огоньки отражаются у Сееле в глазах и как она глядит на них, распахнув веки широко-широко от восхищения. Броня же смотрит только на неё, не отрываясь: огоньки она видит каждый год, а вот празднуют вместе они впервые.

Пахнет почищенными мамой мандаринами, бьют куранты, они чокаются – родители бокалами с шампанским, они вдвоём – кружками с мультифруктовым соком. Жители соседних домов запускают салюты – эти следы в небе кажутся такими большими, когда смотришь не издалека. Сверкают бенгальские огни, сверкают счастливые улыбки, и Броня чувствует такую же – искреннюю, широкую – на собственных губах.

Броне спать совершенно не хочется – возможно, она для этого слишком счастлива. Сееле тоже – они лежат в одной кровати, смотрят друг на друга в тишине.

- Броня, - шепчет ей Сееле чуть слышно, - ты мне нравишься.

Шёпот – такой же мягкий, как тишина, и такой же тёплый, как плотное одеяло. Броня улыбается мягко – жаль, сейчас она не может видеть чужого лица.

- Броне ты тоже нравишься, - доверительно шепчет она в ответ.