Полет это несложно. Полет, при должной осторожности, это лёгкий всплеск эйфории, синева или серость неба, а ещё несоизмеримая высота по тобой. Если ты ее не пугаешься, можно взглянуть вниз и ощутить, как у тебя дух захватывает. Увидеть на причудливые формы облаков, попытаться разглядеть узоры рек и лесов, понять, что отвесные скалы, куда пешего пути нет, открыты теперь перед тобой как на ладони.
Полет это весело. Если уверен в себе, можно разогнать себя в воздухе, сотворить классическую мертвую петлю или любой другой трюк, на который фантазии хватит. Можно сыграть с кем-то в догонялки или устроить марафон с препятствиями.
Полет это полезно. Когда у тебя за спиной крылья, перед тобой открыты любые дороги и громадная куча возможностей. Напасть со спины? Легко! Воздушная разведка? Пожалуйста! А если твой аппарат достаточно маленький и маневренный, у тебя возникает нехилое такое преимущество в битве.
Зак тоскливо хмыкает и размышляет о том, что его машины никогда не были предназначены для битв.
Полеты это хорошо. Полеты это причина, по которой он сумел стать изобретателем на чистой детской мечте: «хочу покорять воздух!». Когда-то маленький мальчик стоял у стен этих же огромных залов, рассматривал на них рисунки и заглядывал в древние, старостью в сто лет, свитки. Это был не его дом, но его полностью захватило это место.
Взрослые головой качали и отводили виноватые взгляды, когда он спрашивал, сумеет ли когда-нибудь так же, как нарисованный дядя из свитка. Не хотели калечить невинную детскую душу и объяснять природу и причины такой вещи, как чудовищный геноцид. Что ж, сейчас Зак понимает. Тогда же он сердился, надувал щеки и говорил, что вот мама ему все-все объяснит, когда вернётся.
Мама не вернулась, а он в один момент осознал, что значили эти скорбные выражения лиц у всех вокруг. Это… было грустно. Он заперся тогда в одной из комнат долго и позорно там плакал, молясь шепотом, чтобы не увидел никто и не поднял на смех. Но он был ребенком. И, даже будучи разбитым, не мог перестать мечтать.
Он мечтал о том, как перерождается в покорителя воздуха и становится аватаром, а потом вытаскивает маму из мира духов. О том, как у него открывается способность летать, и он летит далеко-далеко, и встречает ее где-то там, за горизонтом. Он не говорил никому об этом, потому что знал, что получил бы в ответ.
«Это невозможно».
Нет ничего невозможного, если захотеть. Это говорила ему мать, когда он утверждал, что поедание жёсткого и жилистого мяса просто нереально. Это глупо, но Зак проникся и запомнил надолго.
Зак не хотел есть противные несъедобные и совсем не сочные и не мягкие куски. Зак хотел взмыть ввысь, рассечь со свистом воздух и спрятаться в облаках, что были всюду вокруг них.
Он хмурился в ответ на смешливое снисхождение, показывал язык, обещал:
– А я обязательно полечу, и вы все ещё увидите!
Сначала это был бесполезный крик несмышленого дитя, который трудно было воспринимать всерьез. А потом Зак сумел вчитаться внимательнее в свитки и вглядеться в рисунки сквозь вековую пыль. И шестерёнки застучали.
Впоследствии его много спрашивали, как он вообще пришел к тому, к чему пришёл. И ответ всегда был просто: нужно лишь понять принцип. Кочевники славились своей лёгкостью, скоростью и изворотливостью, в открытой драке они всегда плавно стремились свести конфликт на нет и скрыться. Как ни странно, это было то, что нужно.
Стоило лишь довести эту мысль до умных взрослых, которые бы помогли с этим разобраться. И это сработало! По правде говоря, Зак, вполне вероятно, просто напросто взял бедолаг измором и детской способностью бесить даже самых уравновешенных личностей. Ему стыдно за это, если его спросят сейчас. Стыдно, но ничуть не жаль.
Возможно, ничуть не жаль.
Первый рабочий прототип, конечно же, произвел фурор. Ядовитый скепсис и тихое неодобрение производимым шумом сменилось восторженным смехом и улюлюканьем. Сколько неудачных, болючих и просто катастрофически невезучих попыток прошло, прежде чем это случилось? Много. Очень, несоизмеримо много. Ошибкой было бы сказать, что Заку просто посчастливилось волей случая изобрести новое «покорение» воздуха. Везением стоит назвать тот факт, что он остался жив в ходе разных тестов.
Так что наслаждался он своей минутой славы сполна. Махал руками людям с земли, казавшимся куда более маленькими и ничтожными за счёт ракурса, смеялся, отчего задыхался потоками ветра и спешно захлапывал рот. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете и полагал, что не будет лучше момента в его жизни. А потом при приземлении что-то пошло не так, и он сломал руку, из-за чего не мог ещё долго вернуться к своим драгоценным механизмам, но даже это не омрачило тогда сладости момента.
У Зака всегда всё идёт не так. Иногда даже слишком.
Речь даже не о том случае, где он свалился с огромной высоты и чудом был спасён пролетающим мимо товарищем. И не о том, когда одна из новых его диковинок едва его не прикончила. И не о том случайном крохотном пожаре, в котором он бы задохнулся, не реши парочка ребят прогуляться в уединении и не заметь они дым. И не о…
Хватит. Вспоминать и перечислять все бессмысленно, глупо и долго. Да и не имеет это значения, когда теперь напротив него вместо рисунков висит проклятый флаг Народа Огня и насмешливо колышется, поглощая солнце. Зак не хотел этого. Он, блять, никогда этого не хотел.
О, он был в бешенстве, когда услышал их ублюдский ультиматум, не оставляющий беззащитным поселенцам иного выбора, кроме как подарить врагу оружие в обмен на собственную жизнь. Он кричал. Он говорил, что готов пойти принимать грудью огненные залпы, лишь бы не случилось такого. Он швырял вдогонку солдатам вещи, но те остались не впечатлены. Бросили, что ответа ждут с рассветом, отпихнули грубо с дороги старика и ушли себе невозмутимо.
Зак всегда был лишь невинным изобретателем, но в тот миг он был натурально готов убивать, сворачивать шеи и вырезать сердца. Проблема заключалась только в том, что он был не один. За его спиной стояло несколько десятков жизней, которые Народ Огня отнял бы без раздумий, попытайся он хотя бы даже роптать.
Он слышал, как крылья ломались с хрустом за его спиной, когда он, сцепив зубы кивал на каждое условие врага, ловя на себе виноватые взгляды. Он до сих пор чувствует обрубки каждый раз, когда приходится выдавливать перед солдатами вежливость, во время их визитов.
Зак закрывает глаза и уши на причитания старых женщин:
– Ах, бедняга!
– Он же ещё молод совсем!
С мрачным удовольствием подслушивает неуверенные неодобрительные разговоры несогласных с его действиями и ловит чутким вниманием каждое слово.
Тошно. И от того, и от другого.
Зак проводит пальцем по столу в мастерской и собирает след теперь не пыли, но пепла. Лёгкие раздражаются от мерзкого осознания вынужденности дышать этим. В сущности, не то чтобы что-то меняется. Но дьявол кроется в деталях.
А чаша терпения Зака уже давно полна.
Он вслушивается в тишину тревожно, ловит каждый случайный звук. Сейчас не доносятся далёким эхом от стен разговоры, споры и смех. Не слышно с улицы летателей, привычно снующих по небу. Зак один. Совсем один.
Хмурый и возмущенный, напуганный, когда раздается гул и грохот, и земля начинает дрожать. Он знает – едут огненные машины и летят огненные дирижабли. Летят, чтобы уничтожить это место, потому Лорд Огня не знает слова «нет».
Заку жаль людей, вынужденных работать на тирана. Почти. Он наконец сдвигается с места и запрыгивает на свой аппарат, глядя вниз, на большую вереницу боевой техники. Вот что они посылают на простую кучку обычных людей, которые хоть и обладают своими техническими преимуществами, но даже не владеют покорением. Они высылают целую армию. Ну что за трусы.
Зак летит вверх, именно так, как всегда мечтал – яростно, оглушительно, со свистом. Сердце у него болит. Они всё-таки оттуда сбежали. Потому что единственное, что им оставалось – отступать. Теперь, когда все эвакуированы, у них снова нет дома, как тогда, многие годы назад. Заку кажется в конкретные мгновенья, что небо – его дом. С болью крылья отрастают и обламываются, отрастают и обламываются о воздух, по кругу. Дым, заволочивший небо, душит.
Неплохо было бы умереть здесь, рядом с солнцем, с ревущем за спиной пламенем и с разбитой на осколки жизнью. Зак думает об этом совсем лишь мельком, тут же теряя мысль в адском потоке сенсорной информации.
… И чуть не умирает. Где-то в столе у него валялся подсчёт, весело было бы посмотреть и дорисовать ещё одну чёрточку к предыдущим.
– Какого чёрта?
Ох, кажется он ещё и кого-то сбил. Очаровательно. Как же неловко. Стоит подняться и принести свои извинения, но двигаться не хочется, и Зак не выдумывает идеи лучше, чем говорить с земли.
– Привет, – дружелюбно начинает он.
– Ты едва не врезался в меня на своей странной летающей хреновине, приятель, – раздается язвительное. – И ты мне говоришь после этого «привет»?
Кажется, дружелюбие не слишком работает.
– Ну, – Зак глупо хихикает, пока мир перед глазами плывет, а к горлу подкатывает тошнота. – Я думал, что вежливость слегка отсрочит мою кончину, если ты окажешься одним из тех самых покорителей огня, которые занимаются разрушением моего дома прямо сейчас.
Невидимый собеседник какое-то время молчит, прежде чем медленно и с чем-то, похожим на интерес, в своей интонации выговорить:
– Ты угадал лишь на половину.
– Ага. Классно. Какая часть неверна? Ты не покоритель, ты за компанию явился? – Зак точно не звучит сбивчиво и истерично, нет.
– Снова ровно пятьдесят процентов мимо, – хмыкает голос. – Давай-ка выберемся отсюда, дружище.
Конечно. Конечно надо выбираться.
Когда Зака силой поднимают, ему кажется, что он вновь летит высоко в облаках и ему впервые хочется оказаться на земле.
– Эта твоя штука двоих выдержит? – деловито интересуется странный незнакомец. – Она, к счастью, не пострадала, кажется.
– Ну… – мыслительный процесс идёт туго. – Худо-бедно спуститься вниз можно будет, с высоким риском смерти.
– Отлично! То, что надо!
– Постой, – Зак трясет головой, проясняя сознание. – Что ты… куда?!
– На север, дружище. Курс на север.
О, полеты это очень плохо. Зак ненавидит полеты.