Май – это полноценное начало лета, хоть и не является летним месяцем. С этим утверждением можно не согласиться, но именно в мае люди начинают чувствовать приближение летнего зноя, который уже в июне будет сбивать их с ног, заставляя мёртвым телом валяться на прохладном полу с мороженым в одной руке и квасом в другой. Уже в начале мая можно устраивать пикники под зацветающими яблонями и тащить друзей кататься на великах. Можно открывать все форточки в доме и ныть, что тебе всё равно жарко. Можно собраться компанией, накупить мяса и чего-нибудь хмельного, чтобы рвануть на шашлыки. Но не в Санкт-Петербурге.

Северная столица на то и северная, что тёплого в ней мало. Брезгливые рассказы очевидцев о вечной влажности тоже правда. Зимой как в проруби, летом как в бане. Непонятно, кто по собственной воле выберет такой климат для проживания, но нет, люди ведь едут, чтобы жить в сырости и достоевщине.

Олег тихо матерился себе под нос, старательно кутаясь в чёрное пальто. Да, теплеть, кажется, пока не планировало. Май ещё почти и не вступил в свою должность действующего месяца, но скинуть пять слоёв утеплителей хотелось уже сейчас. Потому шарф Олег решил оставить дома, от чего теперь мученически поскуливает и старается натянуть бадлон повыше, чтобы шею не так продувало.

Ветер сильный, холодный, бьёт ледяными пощёчинами, заставляя порой с шага переходить на бег. Шёл то ли снег, то ли дождь. Разобрать сложно, когда вся эта масса просто сильнейшим порывом летит тебе в лицо, норовя мокрой дорожкой пройтись от челюсти до шеи и шустро проскользнуть под горло бадлона, заставив Олега вздрогнуть всем телом. Хотелось скорее домой. Привычно-безмятежный настрой сегодня даже не появлялся, хотя изначально настроение было хорошим. Перепрыгивая через лужи и балансируя на поребрике, Олег всё сильнее терял былой настрой. Он устал. Он замёрз. Он начал считать дома.

Три. Отвратительно длинный корабль с редкими арками. Инженеру, спроектировавшему его, руки бы оторвать. Староватое, не слишком высокое здание с множеством квартир. Их число, думает Олег, вероятно, чуть перевалило за тысячу. Волков иногда задумывается, как же тяжело живётся собачникам в этом доме. Кружок с четвероногим другом вокруг корабля, пожалуй, занимал уйму времени. Газоны у дома еле зелёные, а берёзки, высаженные в стройный ряд, по-видимому лет десять назад, стояли голые. Кажется, буквально всё здесь противостоит приходу тепла.

Два. Старая точка. Большая и красная. В ней ещё потолки высокие и коридоры широкие как в сталинках. Кажется, раньше это было общежитие, но его переформировали. Олег фыркает при виде этого здания. Он знает пароль от домофона наизусть. В этом доме очень легко пробраться на крышу, куда он в своё время очень любил таскать Серёгу. Да и сейчас любит. Пара минут работы ломом и им открывалась огромная площадка с видом на город. Это было их место. Там никогда не было ни единой души, да и искать их там никто бы не стал. Чьи-то неровные строчки о разбитом сердце на стенах чёрным маркером, конечно, намекали, что не только они когда-то облюбовали этот уголок, но тем лучше. Будет возможность свалить очередной сломанный ломом замок на подъездного Ромео.

«Малолюдно» – замечает Олег. Суббота всё же у большинства нерабочий день, так что массы гуляют по вечерам пятницы. Олегу даже на каком-то непонятном уровне это нравилось. Также, как и идти на работу в субботу утром. Словно ты предоставлен только самому себе. Нет толпы, нет очередей, нет шумихи. Вернее, всё это есть, без этого большой город – не большой город, но в значительно меньшей степени. Это позволяло ему иногда идти и одними губами подпевать Кипелову, который в очередной раз превозносит одну и ту же девушку у него в наушниках.

Один. Жутковатая пятиэтажка. Олег прозвал её «жутковатой», потому что ей совсем никто не занимался. Краска облезла, окна побили, где-то даже пожар был, так что остались чёрные следы копоти. Олег бросил на дом усталый взгляд. Дом ответно подмигнул ему розовой подсветкой для растений. Честно говоря, Волков искренне не хочет знать, почему именно в этом доме скопление розовых ламп критическое, и что именно выращивают владельцы этих самых ламп. Олег больше не смотрит на дом, старательно ища ключи в кармане пальто, стараясь особо не трясти кулёк.

Ноль. Белая девятиэтажка. Панелька. Олег влетает в первую же парадную, не обращая ни толики внимания на местную доску объявлений. Вся она по какой-то негласной традиции была увешана преимущественно ярко-розовыми бумажками с различными женскими именами и номерами. Подобная макулатура, наверно, не висит только на лобовых стеклах автомобилей.

Парадная встретила его почти выветрившимся запахом краски. «Перила красили» – вовремя подумал Олег и перехватил кулёк с продуктами поудобнее, шагая по лестнице вверх к лифту. В затылок продолжал дуть ледяной ветер. Судя по сквозняку, кто-то из соседей выходил покурить, но так и не закрыл форточку. «Какое блядство» – думает Волков, брезгливо нажимая на измазанную в чём-то кнопку вызова лифта. Лишних сил на закрытие окошка у него не было, так что он лишь ждал, когда же наконец сможет оказаться дома.

На самом деле Олег искренне рад, что ему вообще есть, куда идти. Их с Серым из детского дома выперли уже почти как год, так что они жили в квартире, которую им выдало государство. Вернее, выдало Серому, потому что он заблаговременно принёс все документы и встал на очередь, пока Олег… ну, вообще у Олега были другие проблемы, вроде заработка денег. Они с Серым хотели сразу поступать в высшие учебные, благо льготы позволяют претендовать на бюджет, но Серёжа настоял на перерыве. Решили поступать через год. Пока денег подкопят, пока жизнь станет стабильнее, пока подтянут свои знания, не отвлекаясь на лишнее. Довольно разумное решение, особенно если знать, что минимум на год армейка от них отстала. У Серёжи ещё в детстве обнаружили плоскостопие. Никакого лечения после этой находки не последовало, так что теперь Разумовскому можно даже не вспоминать о взятом при рождении долге Родине. Волков же просто накануне медицинского обследования неудачно упал и сломал палец, так что тоже пролетел.

Лифт пискнул, открывая двери. Помигивающий тёплый свет выглядел совсем недружелюбно в маленьком пространстве, но Олег без опаски шагнул во внутрь, нажимая девятый этаж на полусожжёной панели. Двери со стуком закрылись. Со временем перестанешь бояться застрять в лифте, если ежедневно ездишь туда-сюда на развалюхе.

Было всего лишь восемь вечера. Ещё не очень темно, но Серый всё равно очень беспокоился, когда Олег приходил так поздно. На этот раз ему резко представилась возможность немного поработать сверхурочно, разгрузив ещё одну машину. Это означало, что он сможет купить Серёже что-нибудь вкусное. Он считает, что поступил полностью правильно, потому только оказавшись в тепле уже начал ощущать усталую радость, поднимающуюся в груди.

Свет мигает, пахнет затхло, стены исписаны то ли оппозиционными лозунгами, то ли просто оскорблениями. Олег к такому уже привык, потому устало прикрыл веки, тяжело выдыхая и облокачиваясь на железную дверь, которая от этого издала жуткий тяжёлый звук. Второй этаж, третий этаж, пятый, седьмой, девятый… Лифт пискнул. Приехали.

Двери открылись, пропуская жильца обратно в подъезд. Девятый этаж более прибранный. Тут редко ходят люди, а, значит, и рекламки здесь не клеят. Пыли меньше, потому что мало топчут. Горшки на подоконнике прямо рядом с самодельной пепельницей. Растения принадлежат блаженного вида старушке из соседней квартиры. Очень улыбчивая и говорливая женщина, любит пёстрые вещи, терпеть не может врачей, которые периодически к ней наведываются.

Несколько шагов влево к тяжёлой деревянной двери. Ключ с каким-то мучительным стоном повернулся в замке, и дверь отварилась, демонстрируя тёмную прихожую.

Квартирка вообще была не идеальной. Одна комната, маленькая кухня, совмещённый санузел, ржавая ванная. В этой квартире постоянно почему-то не хватает света, даже если включить все лампы и светильники. Олег искренне не понимает этого феномена. Возможно, ему стоило больше времени уделять физике в школе, а может это типичная магия квартиры в Питере. Зато воздух свежий. Квартиру отлично продувают холодные северные ветры, от чего иногда не спасали даже гудящие от напряжённой работы батареи. Им пришлось заклевать рамы. Паркет кряхтит при каждом неосторожном шаге, но всегда можно выучить карту немелодичных дощечек. Серёжа вот всё никак не мог её запомнить, потому к бодрому топоту ног всегда прибавлялся контрастный скрип.

— Олег! — со стороны кухни послышалась возня. Что-то железное упало на пол, и сразу после послышался быстрый топот босых ног. — Олег! Ты нормальный?! Я тебе восемь раз звонил! Я же волнуюсь! — к нему выбежала рыжая макушка.

Олег привычно выдохнул и раскинул руки, приглашая в тёплые – на сколько это возможно после холодной улицы – объятия. Не то чтобы они делают это каждый раз, просто иногда по Серёже видно, что ему сейчас такое требуется.

— Трубка села. Прости, Серый, — тихо ответил он, виновато-собачьими глазами смотря на Серёжу.

Серёжа остановился в шаге от Волкова, так заманчиво зазывающего его к себе. Разумовский придирчиво оглядел его с ног до головы, по-детски щуря глаза и наматывая выбившуюся из низкого хвоста прядь на палец.

— Почему ты вымок как дворовая собака? — спросил он, как бы невзначай пальцем одной из рук показывая на чужие волосы, которые от влаги стали ещё темнее, пуская мерные капли по закрытой чёрной тканью шее.

Олег глубоко вздохнул.

— Карточку где-то посеял. Пришлось пешком идти.

Серёжа не спешил вешаться на чужую шею. Его пронзительные голубые глаза всё также рассматривали своего сожителя. Красные щёки и нос, тяжёлые капли на ресницах, вымокший бадлон и брюки, пальто с поднятым воротом и мокрый кулёк с продуктами. Серёжа сделал полшага назад.

— Иди скорее в ванную. А то расклеишься ещё… — наконец выдал он, забирая продукты из чужих рук, обращая отдельное внимание на чрезвычайно холодную кожу. — А я пока их разберу…

Ещё до того, как уставший Олег успел сформулировать внятный ответ, Серёжа уже упорхнул назад на кухню, попутно включая в прихожей свет, дабы Олег тут не свалился, в темноте запнувшись о тумбочку. А Олег, так и оставшийся стоять с раскинутыми руками, поджал губы и одним резким движением скинул с плеч чёрное пальто, вешая его на крючок рядом с дверью, намереваясь в кратчайшие сроки оказаться под горячим душем.

Серёжа быстрым шагом дошёл до кухни, аккуратно укладывая промокший пакет в раковину. Благо, он успел помыть посуду перед приходом Волкова, так что сейчас так сделать он мог. Серёжа выдохнул, перезавязывая свой изрядно растрепавшийся длинный рыжий хвост. Сейчас нужно было убрать со стола. Если бы он мог, он бы одним элегантным движением скинул всё на пол, но старенький компьютер такого бы не выдержал, похоронив вместе с собой и Серёжины шансы поступить в следующем году в МГУ. Ноутбук мягко закрыли и убрали на край стола. На него легла пара книжек по программированию и толстая записная книжка с забытой в ней ручкой, которая, вероятно, оставит чёрный, въедчивый след, скрыв все закорючки, до этого написанные ровным подчерком. Образовавшуюся горку из учебных материалов бережно отнесли в комнату, чтобы там оставить не на кровати, как это обычно бывает, а на столе. Серёже не хотелось доставлять Олегу ещё мороки, он всё же устал на работе. Серёжа тоже работает, но на фрилансе. Он IT-шник. Время для него действительно иллюзорный концепт, который на него само нисколько не влияет, кроме сроков сдачи проектов, конечно, а вот на Олега всецело. Он встает каждый день слишком рано, часто приходит слишком поздно, да ещё и занимается готовкой. Серёжа и сам мог сварганить что-то съедобное, но после пробы его фирменного томатного супа, состоящего из разведенного в воде кетчупа, Олег больше не подпускает его к плите.

Вернувшись на кухню, Серёжа быстро прошёлся по обеденной поверхности мокрой тряпочкой и принялся разбирать продукты. Греча сразу полетела в нижний ящик, где и хранятся разные крупы. Кура была убрана в чистый пакет, после чего оказалась в морозилке. Булка лёгким движение руки полетела в хлебницу, а кофе в отдел с печеньем. Вместе с «нормальной едой», как называет её Олег, лежала упаковка пышек в сахарной пудре. Улыбка сама расползлась на лице. Серёжа их обожает.

— Олежа! — крикнул Серёжа в глубь квартиры, не отрываясь от сладкого подарка.

— А! — раздалось гораздо ближе, чем Разумовский ожидал. На кухню зашёл Волков, с полотенцем на шее. Теперь на нём была растянутая и выцветшая красная футболка и обычные спортивные штаны. Волосы чуть ли не дыбом стояли, только что высушенные полотенцем, щёк уже коснулась лёгкая щетина, а на шее всё ещё красовался горячо любимый Волковым кулон.

— Моешься быстро, будто в армии…

Олег хмыкнул, но ничего не ответил.

— Спасибо за «что-то к чаю», — промурлыкал Серёжа, подходя ближе. Быстрый поцелуй в щеку был оставлен в благодарность, а рука Волкова уже успела лечь на чужую талию. Он потянул совсем не сопротивляющееся тело на себя, наконец утягивая в объятия. Что ж, возможно это было нужно скорее Олегу, а не Серёже. Волков расслабленно выдохнул, слабо прижимая и так ластящееся тело к себе.

— Минем җаным Минем җаным — татар. душа моя, я так замотался… — протянул он, пока веснушчатое лицо по-кошачьи уткнулось ему куда-то в плечо.

— Хочешь, массаж тебе потом сделаю. Твоя больная поясница будет нам не по карману, — с наигранной непринужденностью промурлыкал он.

— Не тянул тебя за язык, — лишь ответил Олег, целуя Серёжу в висок и разводя руки, чтобы наконец высвободиться из этих несомненно приятных объятий. Серёжа не сопротивлялся, хоть и состроил недовольное выражение лица. Всего в два больших шага Олег пересекает кухню, после чего сразу же падает спиной на старенькую раму, бережно заклеенную маляркой. Форточка со скрипом открылась, демонстрируя во всей красе вид из окна обычной панельки на окраине Питера.

На подоконнике стояла обычная стеклянная пепельница, ещё совсем недавно заполненная золой. Она всегда заполнена до краёв. Раньше рядом с ней стоял вялого вида фикус, но они слишком часто забывали его поливать. Зажглась сигарета. Довольно дешёвая марка, горчит невозможно, но на лучшее пока денег нет, а зависимость есть. Олег хочет бросить, но с каждым разом погрязает в этом всё сильнее. На работе каждый перерыв сопровождается серым облаком, которое образовывается от кучи работяг, отдыхающих как могут. Серый же почти не курит. Только за компанию. Обычно, он даже ругает Волкова за пренебрежение собственным здоровьем или их общим ужином, когда кашеварит с хабариком, зажатым между зубами.

Кухня в этой квартире вообще была непередаваемо уютной. Вечно тёплое освещение накладывалось на жёлтые обои, создавая своеобразный ретро-фильтр, как любил шутить Олег. Деревянный старенький пенал с резными дверцами в некоторых местах был обклеен наклейками. Серёжа вечно откуда-то их притаскивал и с гордыми видом клеил на понравившуюся ему дверцу. Олег пытался бурчать, но наклейки слишком хорошо сходили от одной мокрой тряпки, так что ему пришлось смириться. Портьер на кухне не было, но была тонкая белая тюль, которая вечно была отодвинута на край, дабы не мешать курящим. Так и сейчас она ничего не скрывала.

Вид из окна угнетающий, серый. Виадук вечно шумит звуком десятков колёс, ларёк на углу, продающий самую вкусную шаверму в их районе, только что обслужил ещё одного клиента. Девушка шла в песочном пальто, кутаясь точно так же, как и Волков совсем недавно. Её зонтик покорно висел на руке закрытый. Кажется, девушка смирилась, что при таком ветре ей ничто не поможет. Только что остановился старенький трамвай, но уже звенит о том, что уезжает.

— Олежа… — тихо протянул Серёжа, подходя ближе к окну. Ему не составило труда извернуться так, чтобы уже стоять, оперившись на грудь, обтянутую выцветшей красной тканью. Олег усмехнулся. Ладно, вероятно, объятия нужны были им обоим.

— Ты ведёшь себя как кот, — констатировал факт Олег.

Серёжа тихо засмеялся, ощущая, как тёплая ладонь ложится поперёк живота, перед этим прощупав тыльной стороной все рёбра.

— Я просто соскучился, — легко отвечает Серёжа. Его собственная рука ловким движением перехватила руку Олега, пока та стряхивала пепел, и забрала сигарету, которую ему отдали почти добровольно. Олег сдался. Вторая рука проделывает такой же путь, как и первая, устраиваясь где-то на животе, невесомо поглаживая скрытую тканью кожу. Волков перехватывает расслабленное тело поудобнее и утыкается лицом куда-то в рыжую макушку.

— Расскажи, как прошёл твой день? — чуть отодвинувшись от рыжих волос проговорил Олег, дабы его услышали. Серёжа на это нежно провёл своими вечно холодными пальцами по чужой уже горячей руке, выдыхая чёрный дым в форточку. Он призадумался, выбирая, что рассказать первым.

— Чуть не проспал дедлайн с тем сайтом, за который мне нормально заплатить должны были, помнишь?

Олег тихо угукнул.

— Его одобрили, — тихим, но очень радостным тоном пролепетал он. — Хочу отложить часть на следующий год. Тебя же в Москве не будет, а мне…

— Нужно как-то не умереть от отравления, да? — протянул Волков с лёгким укором.

Разумовский засмеялся.

— Нет, я не об этом… хотя, впрочем, в центре сегодня чуть людей в каком-то общепите не траванули, прикинь? Мышьяком, — ближе к концу фразы тон стал серьёзнее. — Там какой-то сержант целую группу накрыл пока ещё поздно не стало. В майоры небось метит… — со вздохом закончил он.

Олег подал признаки жизни где-то на середине рассказа, наблюдая, как бледные пальцы попеременно подносят хабарик к губам и стряхивают пепел.

— Нужно будет научить тебя готовить. Мало ли что… — выдал Волков. — Воскресенье на это потрачу, но научу тебя варить что-то, кроме твоего этого супа…

Серёжа обиженно ударил Волкова по руке.

— Да нормальный суп!

Олег пробурчал что-то неразборчивое в ответ.

— Ещё пара таких слов, и именно этот суп ты и будешь есть на ужин.

Серёжа обиженно фыркнул и вывернулся из нежных объятий, на ходу выбрасывая недокуренную сигарету прямо в окно. Он гордо протопал до выхода из кухни, но в последний момент развернулся на пятках. В его глазах обида не читалась от слова совсем.

— Правда научишь? — спросил он, поправляя волосы и прикусывая губу одновременно. Его детская привычка.

Олег не удержал доброго смешка.

— Ради тебя – всё, что угодно, — продекларировал он и, как бы доказывая свои слова, провёл рукой в воздухе, демонстрируя это самое «всё». Серёжа заулыбался.

Квартира наполнилась звуками. Серёжа уселся с ногами на ближайшем стуле, под шум кипящей воды в чайнике и шипение яичницы на сковороде, рассказывая Олегу про очередного заказчика, который написал ему буквально этим утром, а Олег внимательно слушал, нарезая булку. Он очень устал за сегодня, но только под вечер на кухне старенькой квартиры на окраине Питера, готовя ужин, он наконец ощущает то самое чувство. Некое единство. Правильность всего происходящего, что приходит к нему в такие моменты. Он на своём месте, ровно там, где он нужен; среди нужных людей. За это чувство люди стреляются уже который век, за это чувство борются, ради него переплывают океаны и грабят невинных людей. Ради этого чувства люди сходили с ума и, наоборот, начинали искать в себе крупицы здравого. А Олегу этого не потребовалось. Ему просто нужно было идти за Серёжей. И в эту квартиру, и на кухню. Просто идти за ним как за маяком, что рыжим цветом освещает ему весь путь. Олег не пожалел. Да, он уставал, но не жалел. Все устают, да и Волков сам уже к этому режиму привык, но это и не важно, ведь в нём открылось нечто новое. Нечто, что он начал иногда ощущать меньшего года назад. Олег наконец чувствует, что он дома.