— Как ты себя чувствуешь, Лейси? — спрашивает тошнотворно-размеренным голосом доктор. Он носит понимающую маску, ползущую морщинами по швам.

— Меня зовут Белль, — в очередной раз напоминает она.

«Меня зовут Белль, и я хотела приключений. Меня зовут Белль, и я полюбила чудовище. Меня зовут…»

— Тебя зовут Лейси Френч, и ты прошла тяжелый тернистый путь, поэтому сейчас тебе так тяжело принять правду. Ряд трагических событий в твоей жизни наложил отпечаток. Добавим к этому передозировку, и станет понятно, почему ты пытаешься спрятаться за новой личностью.

Белль давно не пытается переубедить доктора и просто смотрит в окно. Да, путь был достаточно тернистый, она легко с этим согласится. Она пробиралась к чужому сердцу через такие шипы, что никаким медицинским иглам не снилось. Но если она его прошла, где тогда звезды? Где они?

— Кто, Лейси? — отреагировал доктор на невольно произнесенную вслух фразу.

— Звезды, — отозвалась она.

— Сейчас полдень.

Белль вздохнула, пропуская через лёгкие унылый больничный воздух. Они друг друга не понимали. В ответ на эту мысль внутри шевельнулось что-то недовольное, темное. Коротко рыкнуло и пьяно попросило Белль на выход. По телу прошла дрожь. Грубая ткань больничной рубашки не спасала от холода, и уж лучше бы на Белль было бальное платье.

— Ты вспомнила что-нибудь?

Вопросы настолько цикличны, что их можно не слушать.

— Да, мне снились скрип прялки и крики из подвала.

— Это просто сон, Лейси.

Но Белль знает, что это не «просто сон». Раньше это был кошмар, теперь больше походит на мечту. Тогда на руках не было синяков и узора из следов иглы, сейчас — будто новая кожа.

— Если ты будешь сопротивляться лечению, мы не сможем помочь тебе вернуться к нормальной жизни.

Белль сильно сомневается, что ей понравится их «нормальная жизнь». Потому что в ней нет чудовищ с золотыми глазами. Она узнавала.

Какое-то время она пытается притворяться, что все вспомнила и приняла ту жизнь, что рисовали ей врачи. Но как акулы чувствуют кровь, так белые халаты — фальшь. Они просят вспомнить Лейси, и Белль копается в том, чего никогда не было.

Из чужих рассказов, из фотографий в толстой потрепанной папке, из желания Белль стать свободной рождается нечто уродливое и темное, похожее на пятна крови на черном кожаном фартуке. Мерзкое ядро в красивой обертке, что умеет улыбаться так, чтобы поставить на колени. Хорошая девочка Белль выходит из тени на яркий свет, чтобы отбросить собственную.

Ее выпускают на воздух по вечерам, и глаза Белль устремляются к звездам. Не так она хотела их видеть. Лейси из тени цепко бегает взглядом по лицам окружающих и обстановке. Звезды смотрели на нее из тьмы золотом. Несли смерть. Не обещали, что будет легко. Так зачем они тогда?

Белль так долго верила, что за ней придет ее чудовище, спасет и отведет в прежний, сказочный, мир. А теперь представила, что он сидит рядом с ней на одинокой скамейке. Он смеется с обыденной безуминкой, поднимает указательные пальцы и тянет: «Я думал, тебе больше не нужен спаситель!»

— Верно, мне нужен ты, — вздыхает Белль. — А значит, спастись нужно самой.

И она представляет, что он хмыкает: «И что тебя останавливает?» Ничего. Ее чудовище не пришло, и родилось другое, которое вскроет ящик стола, глотнет виски из початой бутылки, а затем разобьёт ее о затылок доктора, стянет с него рабочий халат и пошлет бездыханному телу воздушный поцелуй.

Оно будет уже на пороге свободы, когда на горизонте города завихрится темная воронка холодного смерча. Белль будет не суждено узнать, что за новый мир упал к ее ногам. Но родившийся в нем монстр уже никуда не денется.

Белль ежится и хочет вернуться. К таблеткам, ремням, иглам и тошноте. Но Лейси фыркает, и виски льется в незащищенное горло. Голова кружится. Воронка темной магии накрывает незнакомые Белль края.

— Ну что, идем искать твое чудовище?

Звезды были так близко, но теперь остались за спиной. И Белль даже не жаль: если это они, то она лучше вернется к терниям.