Юнги терпеть не может фотосессии. Даже не потому, что ради них приходится вставать среди ночи и пилить к чёрту на кулички, чтобы там в полумёртвом состоянии ждать, когда придёт время съёмки. Даже не потому, что каждый выезд — это тонны косметики, лака для волос, жара или холод, а также куча попыток не упасть в обморок от ощущения полной безнадёги. Юнги терпеть не может фотосессии, потому что рядом постоянно находятся гомонящие, спорящие, ржущие, вечно что-то делящие между собой гамадрилы. И это пиздец как бесит, особенно когда он сонный, уставший и голодный — такой, что гуманнее добить, чем успокоить.

Вот и сейчас Юнги лежит в переоборудованном под вагон поезда микроавтобусе и усиленно притворяется сонным. Вернее, как сонным… Юнги больше похож на труп — даром, что наложенный на его синюшное от переутомления лицо тон маскирует естественный оттенок кожи. Его концепт — путник в дороге. Он слегка растрёпан, слегка похож на бомжа после попойки, но в целом его вид — меньшее из зол, ведь единственное, что от него требуется, — это периодически моргать. Юнги всерьёз подозревает, что это только ради того, чтобы понимать — по-настоящему ли он вырубился или всё ещё в образе.

Вокруг волчком крутится фотограф — забавная худосочная коротышка с облупленным лаком на ногтях и сверкающими, круглыми от возбуждения глазищами. Она то стаскивает капюшон толстовки, то натягивает его на лицо и ни на секунду не останавливается, прыгая тут и там как кузнечик. Юнги даже глаза приоткрывает, чтобы убедиться — не вывернуты ли у неё в обратном направлении колени.

За спиной фотографа маячит ассистент, похожий на её полный антипод. Он серый, никакой, обычный, тусклый. Единственное, что в нём действительно привлекает внимание — рост. Ну и размах плеч. Этим он похож на внебрачного ребёнка Сокджина и Намджуна. А ещё он, кажется, неровно дышит к фотографу — цепкий взгляд ни на секунду не отрывается от её фигурки. А уж когда она по долгу профессии подходит слишком близко к моделям…

Юнги закатывает глаза. Даже его аморфная туша подвергается ментальной атаке, что уж говорить о более активных участниках, вроде Тэхёна и Чимина.

— Закончили, — удовлетворённо говорит фотограф и, наконец, отходит.

Она снова накидывает капюшон на голову, скрывая под ним лицо, и увлечённо копошится в камере. Юнги думает, что заставить его подняться на ноги теперь не сможет ни один кран в мире. Ему тепло и комфортно, в то время как снаружи свистит пронизывающий ветер и вообще…

— Кофе будешь? — раздаётся сверху.

Юнги, задрав голову, натыкается на весёлый взгляд. Губы невольно дёргаются в улыбке, внутри становится ещё более тепло и комфортно. Хванмун со своими неизменными привычками, голосом и манерой появляться вовремя, что бы ни происходило, — единственный положительный момент во всём этом ёбнутом наглухо цирке. Юнги подозревает, что не сорвался до сих пор во многом благодаря только ей.

— Не откажусь, — кряхтит он, шевеля отяжелевшими ногами, — но для начала выдерни меня из этого тряпья, пока я плесенью не покрылся.

Хванмун со смехом протягивает руку, Юнги, обхватив её запястье, целую секунду борется с желанием дурашливо дёрнуть её на себя. Но рассудок ехидно подсказывает, что он вообще-то адекватный взрослый человек, и секундная слабость отступает.

Юнги поднимается, с хрустом потягивается и кидает взгляд на фотографа. Та бормочет что-то под нос и так жутко хихикает, что у него мороз идёт по коже. Он в упор не помнит её имени, приходится обратиться за помощью к Хванмун.

— Это же твоя… подруга? — неуверенно бормочет он, кивнув в сторону фотографа.

Хванмун поворачивает голову, хмурится.

— Ты про Джулин? — переспрашивает она, привычным жестом одёрнув его примявшуюся местами одежду, — скорее, машинально, чем по необходимости.

Юнги щёлкает пальцами. Квон Джулин, точно. Увлечённый фотограф из недавно открывшейся студии. Её услуги стоят смехотворно мало, зато талант виден за три версты, Big Hit едва ли не с руками оторвали соглашение на несколько фотосетов и съёмку концерта.

— Мы не то чтобы дружим, — пожимает плечами Хванмун, — просто хорошо знакомы. Варимся, так сказать, в одном котле. А что? — Она хитро прищуривается, глянув на Юнги. — Заинтересовала?

Тот едва не спотыкается о валяющийся на полу реквизит.

— Не смешно, — фыркает он.

Хванмун тихо хихикает, заметив его замешательство. Она знает, что Юнги практически женат на музыке, любые другие отношения могут помешать его бурному семейному счастью. Он не потянет двух капризных пассий — нервы уже не те. Да и Джулин, если быть честным, совсем не в его вкусе.

Вывалившись из микроавтобуса, Юнги плюхается на неудобный складной стул и ёжится от холода. Неподалёку валяют дурака Хосок, Тэхён и Чонгук, чуть в стороне сидит крайне задумчивый Чимин, который, вопреки обыкновению, не участвует в общем кретинизме. Сокджина и Намджуна не видно. Они либо завершают приготовления к съёмке, либо Сокджин нашёл способ стырить еду из багажника и сейчас они с лидером уплетают где-нибудь в укромном уголке контрабанду.

— Держи. — Рядом материализуется рука с зажатым в ней стаканчиком, Юнги даже не вздрагивает, с удовольствием вдохнув аромат кофе — не самого лучшего, но у него не то чтобы есть выбор.

— Спасибо. — Он принимает стаканчик и, дождавшись, когда Хванмун расположится в настолько же неудобном скрипучем стуле по соседству, откидывается на спинку. — Заебался…

Она кидает на него насмешливый взгляд.

— Ты же только и делал, что лежал и изредка перекатывался с боку на бок. Утомился изображать амёбу?

— Попробовала бы сама не просто валяться пускающей слюни тушей, а изображать высокохудожественный сон с элементами приятного времяпрепровождения, — беззлобно огрызается Юнги. Тоже машинально. — У меня ощущение, что я крутился на куче гвоздей и парочка из них до сих пор торчит у меня из позвоночника.

Хванмун фыркает в стаканчик, губы снова растягивает улыбка. Подумать только, они ведь знакомы всего месяцев пять или около того, а он привык к ней почти так же, как к ребятам за четыре года. Сумасшествие какое-то. Приятное, тягучее, вязкое сумасшествие.

Юнги проводит рукой по волосам, морщась от того, что они на ощупь больше похожи на обсосанные пакли, и сосредотачивает внимание на подпрыгнувшей к Чимину Джулин. Она что-то вдохновенно втирает ему, оглядываясь в поисках нужного места, тот, в свою очередь, глаз с неё не спускает.

Юнги недоверчиво прищуривается, наблюдая за его поведением, затем хмыкает.

— Тоже заметил? — тихо спрашивает Хванмун.

— Что он запал? — зачем-то уточняет Юнги. — Ну что-то типа того. Хотя Чимин у нас впечатлительный, он и в тебя одно время был влюблён. Но, как видишь, это оказалось недолгим.

Хванмун хрюкает от смеха, кофе, брызнув, тёмными каплями застывает на её бежевой кофте с крупной вязкой. Юнги полцарства сейчас отдал бы за такую же, потому что ему зверски холодно — даже зубы стучать начинают. Дырявая одежда «путника» нихренашечки не греет.

— Чимин замечательный, — недовольно цыкнув из-за своей оплошности, говорит Хванмун, — но, боюсь, у нас не было ни шанса. Во-первых, он младше на пять лет, а во-вторых… — Она запинается на полуслове и вздёргивает брови. — Опачки, гляди-ка.

Юнги вздрагивает, когда она легонько трогает его за плечо. Опешив от своей реакции, он с внезапным шоком осознаёт, что успел напрячься в ожидании ответа. Ему отчего-то важно знать, что Хванмун думает об остальных, ведь может так статься, что кто-нибудь из них всё-таки запал ей в душу. Отношения между стаффом и членами группы, конечно, строжайше запрещены, но сердцу ведь не прикажешь.

Сморщившись, Юнги поворачивает голову и едва не роняет стаканчик: Чимин по-прежнему сидит на месте, но теперь возле него стоит исполинская стремянка, а уважаемый фотограф, свесившись с неё так, что ассистенту приходится придерживать её за лодыжку, почти упирается объективом ему в лицо.

Распахнув рот, Юнги честно пытается сдержать смех, но тот всё-таки вырывается из горла и раскатистым эхом разносится по съёмочной площадке. Хосок, услышав это, отвлекается от накручивания кругов по поляне. Глянув на Чимина, он со всего маху налетает на притормозившего от удивления Чонгука, и они оба с громкими возгласами шумно валятся на землю. Сверху прыгает счастливо хохочущий Тэхён. Ему происходящее доставляет неимоверное удовольствие.

Благодаря этому гвалт поднимается такой, что Джулин отвлекается от своего занятия. Она приподнимается, стаскивает с головы капюшон и неожиданно зычно гаркает:

— А ну заткнулись!

Юнги, опешив, зажимает рот ладонью, куча из парней послушно замирает, из-за чего ему становится ещё смешнее. Подумать только, малявка — меньше Чимина на целую голову, — а сумела приструнить самых больших ебланавтов их группы. Медаль коротышке выдать, срочно!

Пока эпическая многоножка пытается максимально бесшумно развязаться, а Юнги — не умереть от сдавленного ржача, Джулин возвращается к прерванному занятию. Она снова склоняется над неподвижным Чимином и, извиваясь, чтобы принять удачную позу, торопливо снимает. Ассистент, по-прежнему сжимающий её лодыжку, стоит с видом утомлённого мирскими заботами праведника, в то время как Чимин напоминает гранитное изваяние. Он, кажется, даже не моргает, поэтому Юнги торопливо зажмуривается, чтобы не начать снова хохотать.

Реально ведь запал, вот ненормальный!

Хванмун кусает губы и старательно прикрывает улыбку стаканчиком, но сверкающие глаза выдают её с головой. Юнги смотрит на неё и чувствует, как в груди разгорается настоящее пламя. Господи, да его же сейчас разорвёт от невозможности проржаться!

— Кого хороним? — раздаётся рядом весёлый голос.

Юнги, подняв взгляд, замечает рядом с вагончиком Намджуна. Тот, сунув руки в карманы, с недоумением смотрит в сторону копошащейся хихикающей кучи придурков на поляне.

— С чего ты взял, что хороним? — скрипуче тянет Юнги, звучно прокашлявшись.

— С того, что у тебя слёзы текут, — не меняя интонации, усмехается Намджун. Затем он обращает внимание на конструкцию из стремянки, фотографа, ассистента и модели и распахивает глаза шире. — Можешь не отвечать.

Юнги благодарно кивает. Описать этот пиздец без срыва он всё равно не сможет. И Намджун это наверняка понимает.

— Отлично, закончили! — звонко оповещает Джулин и, продолжая висеть вниз головой, тут же начинает копошиться в камере.

Выражение лица ассистента при этом не меняется, зато Чимин, кажется, наконец-то обретает способность дышать. Его спина расслабляется, он весь будто обмякает и, забывшись, проводит рукавом по вспотевшему лбу.

— Чимин-а! — Юнги взмахивает рукой, привлекая его внимание. — Иди к нам, кофе выпьешь, согреешься!

Чимин, дёрнувшись от его голоса, бледно улыбается и, покачав головой, поднимается на ноги. Кинув на Джулин нечитаемый взгляд, он уходит в вагончик визажистов. Ассистент провожает его глазами до тех пор, пока за слегка ссутуленной спиной не захлопывается дверца.

Юнги, цыкнув, поворачивается к Хванмун, но та лишь пожимает плечами. Это наверняка ненадолго. Вряд ли Чимин так уж сильно залипнет на этой девушке.

***

Этой же ночью Юнги слышит сквозь дрёму, как открывается дверь в спальню. Он ложится глубоко заполночь и не успевает погрузиться в глубокий сон, поэтому и осторожные шаги, и скрип кровати отдаются в ушах далёким набатом. А когда к ним присоединяется взволнованный шёпот, Юнги кажется, что он падает прямиком в ад:

— Хён, ты ведь не спишь?

Из горла рвётся мученический стон вперемешку с откровенным посылом, но вместо этого Юнги приоткрывает глаз, видит обрисовавшийся на фоне света из коридора силуэт и невнятно буркает:

— Сплю.

— Не спишь, — упорно повторяет силуэт голосом Чимина.

Юнги хочется захныкать. Ну что за ёбаный карась! Он устал, вымотался, затрахался изображать бурную деятельность в перерывах между попытками не отключиться. И теперь, когда ему, наконец, выпадает возможность отдохнуть, приходит сволочь и начинает его тормошить.

— Хён, — жалобно скулит Чимин и, придвинувшись, трогает его за плечо, — мне нужно с тобой поговорить.

— Чимин-а, — не менее жалобно хрипит в ответ Юнги, — съебись, умоляю, я слишком устал для этого дерьма. Давай утром поговорим.

— Утром нас будут слышать остальные, — недовольно бормочет Чимин.

Юнги не сдерживает ехидного смешка. Железная логика. А ничего, что с ним в одной спальне находился ещё и Тэхён? Даром, что он засопел сразу по приходу домой, так что сейчас наверняка видит десятый сон.

— А я-то тебе каким хером всрался? — Юнги раздражённо растирает лицо ладонями и морщится. После всех умываний кожа похожа на наждачку.

— Ну… — Чимин смущённо ёрзает, затем поджимает ноги и как будто уменьшается в размерах. — Из-за нуны-стилиста.

Хванмун?

Юнги, моргнув, просыпается окончательно. Он для вида вздыхает и, приподнявшись, чтобы упереться спиной в изголовье кровати, скрещивает руки на груди. Ему и в самом деле любопытно, при чём тут Хванмун, но торопить Чимина не хочется. С этого глупого ребёнка станется — он уже однажды поженил Юнги с одной из солисток популярной девчачьей группы просто потому, что та одолжила ему влажную салфетку.

— Ну и? — заломив бровь, ворчит он.

Чимин, закусив губу, на миг отводит взгляд. Видно, что ему нелегко, и в Юнги разгорается неистовое любопытство. Он по-прежнему держится, хотя желание пнуть Чимина и потребовать родить уже тушканчика и прекратить парить ему мозги постепенно становится всепоглощающим.

— Нуна-стилист ведь дружит с Джулин-нуной? — захлопав глазами, робко спрашивает Чимин.

У Юнги пропадает дар речи.

Приплыли…

Со стоном упав лицом в ладонь, он сжимает пальцами переносицу и считает до пяти. Затем — до десяти и, наконец, до пятнадцати. Однако злость и не думает униматься.

— Ты разбудил меня только ради этого? — собрав в кулак всё самообладание, сипит Юнги. Если да, он ему врежет. Честно.

Чимин суетливо взмахивает руками и, придвинувшись, горячо шепчет:

— Я мог бы и сам спросить нуну-стилиста, но, видишь ли, ты ведь с ней встречаешься, так что…

Юнги так резко вскидывает голову, что затылок обжигает боль от удара о стену. Зашипев, он обхватывает пострадавшее место ладонями и в полном шоке смотрит на осёкшегося Чимина. Вот, блять, так он и знал, что этот недоросль подумает что-нибудь не то! Они же тут все озабоченные, особенно когда дело касается девчонок!

— Мы с Хванмун не встречаемся! — сипло отрезает Юнги. — Откуда ты вообще эту хрень взял?!

Чимин кидает на него робкий взгляд из-под растрёпанной чёлки.

— Вы постоянно общаетесь.

Ой, дурак-дурак…

— Я с тобой тоже постоянно общаюсь, долбонавт, даже больше, чем с ней! — огрызается Юнги. — И что? Когда мне ждать от тебя предложения руки и ноги?

— Хён! — обиженно восклицает Чимин.

Юнги обрывает его взмахом ладони.

— Просто промолчи, не отвечай! А пока я пытаюсь вернуть себе веру в твой интеллект, быстро излагай суть вопроса, иначе, клянусь любимой лопаточкой хёна, я буду бить тебя носками Тэхёна по пустой башке до тех пор, пока там не появятся мозги!

Тэхён на соседней кровати подозрительно глубоко вздыхает и сладко причмокивает. Юнги косится на него, но уличить в подслушивании не может — этот упырь мастерски умеет прикидываться ветошью. Наверняка съёмки в дораме учат его какой-то особенной магии.

— Ну… — Чимин не видит и не слышит нагло греющего уши Тэхёна. Он пылает ярче любого факела и выдерживает такую паузу, что Юнги успевает и вернуть себе душевное равновесие, и перестать волноваться из-за неожиданного предположения касательно их отношений с Хванмун. — Я бы хотел узнать у нуны-стилиста — есть ли у Джулин-нуны парень…

Юнги готов поклясться, что с кровати по соседству раздаётся сдавленный смешок, но Тэхён по-прежнему ветошь и даже пахнет соответствующе. Вздохнув, он взъерошивает волосы, тоскливо смотрит на поджавшего губы Чимина и думает, что вынужденный облом его уничтожит. Однако когда он открывает уже рот, чтобы сказать об ассистенте и возможной связи между ним и нуной-фотографом, с языка срывается:

— Если я пообещаю расспросить Хванмун, ты съебёшься, наконец, и дашь мне поспать?

Чимин, едва веря своим ушам, тут же вскидывает голову. Пару секунд он круглыми глазами смотрит на Юнги, после чего с грохотом рушится на пол и уносится на такой скорости, что смешок с соседней кровати звучит гораздо громче.

Юнги снова косится в сторону Тэхёна, но тот, опять причмокнув, поворачивается к нему задом. Он изо всех сил делает вид, что спит, в то время как Юнги проникается ощущением, что он только что по собственному желанию отрастил себе геморрой. Большой такой, болючий. Неохватный, блять.

***

— Без вариантов, я лесбиянка, — со спокойной миной говорит Джулин, и у Юнги глаза на лоб лезут.

Они втроём сидят в гримёрке, пьют обжигающе горячую бурду, которая напоминает кофе только цветом, и ждут начала предконцертного аврала. Вокруг пока восхитительно тихо, никто не носится, не суетится — и всё потому, что Юнги и Хванмун приезжают на два часа раньше. Ради долбанной просьбы Чимина, чтоб его понос расшиб!

Ошеломлённо заморгав, Юнги поворачивает голову к Хванмун. Та, не сдержавшись, заливается хохотом. Вторя ей, хитро улыбающаяся Джулин довольно жмурится. Шутка получается что надо — Юнги с трудом приходит в себя.

Женщины…

— Брешешь ведь, — вздыхает он, проводя вспотевшей ладонью по волосам.

— Брешу, — соглашается Джулин. — А куда деваться. — Пожав плечами, она крепче стискивает пальцами стаканчик. У неё снова облупленный на кончиках ногтей лак и пресловутая толстовка с огромным, как у кобры, капюшоном. — Айдолам ведь не докажешь, что работать я люблю больше, чем трахаться. Однако если я говорю, что по девочкам, пыл у них пропадает быстро.

Губы Юнги растягивает ехидная улыбка. Интересно, подействует ли эта легенда на Чимина? Он ведь, кажется, крупно встрял, если осмелился разбудить медведя в его берлоге и — неслыханное дело! — выпросить у того обещание.

— Бывали случаи, когда это не срабатывало? — интересуется Юнги, сделав глоток. На языке остаётся премерзкий привкус.

Раздумывая над ответом, Джулин прикусывает губу. Когда она не корчит странные лица, Юнги готов признать, что она симпатичная. Хотя это ощущение быстро проходит, потому что она снова морщит нос и, ссутулившись, дёрганым движением натягивает на нос капюшон. Надо бы сказать ей, что это смотрится жутко.

— Неа, после таких слов никто не решался продолжать наступление. Мальчики боятся соперничать с девочками.

Ну, скептично думает Юнги, далеко не все…

— А твой ассистент? — пытливо спрашивает он, нахмурившись.

Глаза Джулин округляются.

— А что с ним? — Она изумлённо хлопает глазами.

Юнги прикусывает язык, не зная, как задать интересующий вопрос. Ему до лампочки, с кем спит Квон Джулин, но раз уж он пообещал прощупать почву, нужно лезть из кожи вон.

Хванмун деликатно кашляет и, когда Юнги смотрит на неё, ободряюще улыбается. От её взгляда и присутствия становится хорошо и спокойно, поэтому он собирается с духом, медленно выдыхает и решительно поворачивается Джулин.

— Он меня чуть не расчленил взглядом, когда тебе пришлось усесться на меня во время съёмки сета, — в лоб рубит он. — Он тоже думает, что ты лесбиянка? Или?..

Джулин, опешив на пару мгновений, неожиданно заливается смехом. Отставив стаканчик, она разводит руками и весело говорит:

— Хонён и я знаем друг друга хренову тучу лет. Если с его стороны и есть какая-то гиперопека, она вызвана отнюдь не романтическими чувствами, можешь мне поверить.

Юнги недоверчиво приподнимает бровь, наблюдая за её лицом. Ой ли?

— Я для него как проблемная младшая сестра — не больше, — продолжает Джулин, тепло улыбнувшись, — потому что Хонён — убеждённый гей и мою нынешнюю отговорку придумал именно он. Как показала практика, для большинства мужчин достойным поводом отказа может послужить только сексуальная ориентация.

Пальцы Юнги вздрагивают, стаканчик едва не падает на пол. Цыкнув, он повторяет жест Джулин, чтобы не вылить на себя остатки мерзкого кофе, и снова взъерошивает волосы. Вот это новости. Хотя, если подумать, так даже лучше. Если Хонён действительно заботится о Джулин только из доброй дружбы, Чимину ничего не угрожает. Вроде как…

Юнги невольно воскрешает в памяти почти двухметрового бугая с косой саженью в плечах и качает головой. Кого он пытается обмануть? Хонён пополам его поломает при первой же попытке пойти на сближение с Джулин. За любимых сестёр обычно и не такое делают.

— Ну ладно, — вздыхает Хванмун, когда молчание затягивается. Собрав стаканчики, она улыбается озадаченному Юнги. — Надеюсь, мы всё выяснили, так что давайте приступим к работе. С минуты на минуту остальной стафф подтянется, следует подготовиться, чтобы у них не возникло лишних вопросов.

Джулин с готовностью поднимается и, повернувшись к Юнги, произносит:

— В любом случае, ради кого бы ты ни расспрашивал меня о личных вещах, искренне советую ему не связываться со мной. Я люблю свою работу сильнее, чем когда-либо смогу полюбить человека. Увы. Мне так комфортнее, поэтому в ближайшие много лет я не собираюсь ничего менять. — Она смешно фыркает и вдруг так солнечно улыбается, что на миг становится ошеломительно хорошенькой.

Юнги только рот открывает, провожая её взглядом до выхода из гримёрки.

— Странная она, да? — хмыкает Хванмун, вернувшись к своему стулу.

— Ёбнутая, — поражённо тянет Юнги и ловит себя на внезапной мысли, что почти восхищается этим.

***

Концерт проходит в угаре. В зале стоит духота, в груди вибрацией отдаётся рёв фанатов, голову наполняют музыка из наушника и тонущие в толпе слова песен. Это — чистый драйв и адреналин, которому сложно найти аналоги, только так достигают нирваны. И Юнги, каким бы уставшим, взмокшим и измотанным он ни был, возносится на чужой энергии практически к потолку. Он обожает это ощущение.

Перерыв между выступлениями приходит вместе с мыслью, что ещё немного — и крыша концертного зала обрушится на них многотонной жаркой массой. Перед глазами плывёт марево из испарины, гулкого звука и голосов, поэтому в себя Юнги приходит только после того, как широкая ладонь Сокджина ложится между лопаток и надавливает, подталкивая в сторону выхода, куда уже торопливо направляются остальные члены группы. Юнги едва держат ноги, в гримёрку он вваливается, цепляясь за стены и попадающиеся по пути стулья. Ему не хватает воздуха, в лёгких хрипом застывает кашель, который никак не проходит сквозь стянутое спазмом горло. Приходится остановиться, чтобы перевести дух.

Мимо сосредоточенной стрелой проносится Хосок. Задев плечом Юнги, он подхватывает его, рассеянно улыбается и, попросив прощения, уносится дальше, вряд ли осознав, что только что произошло. Намджун теряется в закутке визажистов, которые перехватывают также и Сокджина. В ожидании своей очереди Чонгук на пару с Тэхёном, хохоча, ныряют в прихваченный Хванмун гардероб. Та ругается, отпихивает их от одежды, но два молодых и удивительно бодрых придурка продолжают доставать её, пока не получают по заслуженному звонкому шлепку. Тэхён, потирая лоб, отваливается почти мгновенно, в то время как Чонгук упрямо продолжает лезть под руку. Бессовестная малявка.

Юнги только головой качает, думая, что некоторым явно не хватает уважения к старшим. Надо как-нибудь устроить воспитательный день. Ну или поручить их Намджуну — уж-то он точно сумеет повлиять на распоясавшийся молодняк.

Юнги едва доползает до свободного кресла. Колени дрожат, в груди стоит болезненный вибрирующий гул — перманентный недосып делает своё грязное дело. Однако когда Юнги закрывает глаза, прислушиваясь к затихающему в ушах вою фанатов, спинку кресла неожиданно сильно дёргают. Стремительный сон, похожий больше на обморок, разом растворяется, превратив реальность в паскудный отголосок несбывшихся надежд.

— Блять! — комментирует Юнги, стукнувшись затылком, и недовольно оборачивается: позади обнаруживается виновато моргающий Чимин. Он что-то поспешно бормочет, но Юнги не может разобрать ни слова.

Ну что опять?!

Выковырнув наушник, Юнги прищуривается и сердито рявкает:

— Внятно!

Чимин, дёрнувшись, выдыхает:

— Хён, помоги, тут одна штука никак не отрывается!

Глаза Юнги становятся круглыми. Он поворачивается к Хванмун, но та по-прежнему занята младшим поколением, как и остальные стилисты. Один Юнги сидит в одиночестве без дела — и это, кстати, очень прискорбно.

— Что у тебя? — буркает он, распрощавшись с возможностью передохнуть.

Чимин вместо нормального ответа неожиданно густо краснеет — это становится видно даже через огромный слой тонального крема. Помявшись, он поворачивается задом и, нагнувшись, стыдливо хрипит:

— Вот. Посмотри, пожалуйста.

Пиздец, думает Юнги, не веря своим глазам. Он больше никогда не будет говорить «хуже не бывает», потому что хуже бывает. Всегда. И этот случай — лишнее тому доказательство.

Мысленно вздохнув, Юнги с тупой обречённостью наклоняется, чтобы лучше видеть, что у Чимина там, в настолько деликатной зоне, произошло. Что ему ещё остаётся? Это наверняка выглядит нелепо, поэтому когда сбоку раздаётся усиленный стоящим в гримёрке гулом смех, он только нетерпеливо взмахивает рукой. Да-да, долбанавты, придурки, лишь бы поржать — всё как обычно, ничего нового. Только не лезьте и не мешайте.

— Нихуя не вижу, — после недолгого молчания цедит он, прищурившись для верности.

Чимин переступает с ноги на ногу.

— Кусок ткани, — глухо отзывается он. — Срежь его, пожалуйста, он прямо… там, в самом шве!

Юнги хочется одновременно заржать и заплакать. Он кидает очередной умоляющий взгляд на Хванмун, но та, вздохнув, качает головой. Она как раз вталкивает вертлявого Чонгука в новый пиджак, который какой-то жопоглазый урод сделал фантастически тугим, особенно для постоянно растущего вширь организма, обе её руки заняты. Кивнув в сторону столика, на котором лежат большие портняжные ножницы, она жалобно собирает брови домиком и, не удержавшись, тихо фыркает, потому что Юнги в ужасе распахивает рот. Да такими ведь и кастрировать можно! И если вспомнить, как сильно дрожат его руки, Чимина ждёт безрадостное бездетное будущее.

Зато фальцетом сможет петь…

— Чимин-а, — Юнги не слишком уверенно берёт ножницы и дважды щёлкает ими, — ты заранее прости, если что.

Глаза Чимина становятся квадратными. Замерев в крайне интересной позе, он опять наливается краснотой, пытается разогнуться, но Юнги цепко хватает его за ремень и встряхивает с рыком:

— Не дёргайся, иначе лишнего откромсаю!

Тэхён, не выдержав, кулем падает на пол, содрогаясь от смеха, Чонгук молча давится под рассерженное шипение Хванмун, которая тоже старательно кусает губы. И только Чимин остаётся несчастным в этом цирке, он единственный оказывается под угрозой насильственного лишения потомства.

Юнги наклоняется, чтобы поймать действительно заметный кусок ткани, и Чимин неожиданно вздрагивает всем телом.

— Да не дёргайся ты, ёб твою! — сердито рявкает Юнги и снова встряхивает его за ремень, но тут взгляд внезапно цепляется за застывшее в дверном проёме пятно.

Медленно повернувшись, он натыкается взглядом на вытянувшееся лицо Джулин и едва не роняет ножницы. Их поза вряд ли напоминает дружеские обнимашки: Чимин по-прежнему согнут в бараний рог, Юнги, распрямившись, держит его за пояс, стоя при этом почти вплотную к его заду. Расскажи кому — не поверят ведь, что это случайно и вообще «не то, что вы подумали».

Вот и Джулин, за долю секунды оценив обстановку, молчаливо исчезает в коридоре, не забыв аккуратно прикрыть за собой дверь. Присутствие в гримёрке целой толпы народа она, судя по всему, всерьёз не воспринимает.

Повисшая робкая тишина с её уходом взрывается громовым хохотом. Тэхён, так и не встав, катается по полу, Хванмун, привалившись к трясущемуся плечу Чонгука, усиленно делает вид, что плачет. Лишь Чимин, побледнев так, что любая штукатурка обзавидуется, опустошённо блеет, удивительным образом перекрывая поднявшийся шум:

— Хён… хё-о-он!..

Юнги, закатив глаза, обессилено валится в кресло и накрывает лицо ладонью. В свободной руке по-прежнему зажаты ножницы, в голове творится полный сумбур. Вот как теперь прикажете выступать, если половина членов группы только что превратилась в кисель? Им ведь предстоит ещё прыгать на сцене, однако в живых из их дэнс-лайна остаётся только Хосок — и то только потому, что он до сих пор торчит у визажиста и не видит творящийся тут пиздец.

Из горла Юнги вырывается хриплый смешок. Охренеть не жить.

— Хён! — Чимин хватается ледяными пальцами за рукав его пиджака. — Что делать, хён?

— Да расслабься ты, она лесбиянка, тебе в любом случае не светит, — отмахивается тот.

Чимин, позабыв про все проблемы, замирает как громом поражённый. Юнги планировал обрушить это в менее напряжённой обстановке, но сейчас Чимин и так в истерике, хуже наверняка не будет.

С лица Чимина вмиг слетает растерянность, в глазах появляется решительный блеск. Он выхватывает из рук Юнги ножницы и бросает:

— Неправда! — Затем уходит в сторону уборных.

Ну-ну, хмыкает про себя Юнги. Самокастрация точно увековечит его в Книге рекордов Гиннеса.

***

Со дня концерта проходит около двух недель. Юнги возвращается к привычному ритму жизни с редкими вкраплениями адекватности и желания поубивать всех нахер, так что и о Джулин, и о внезапно вспыхнувшей влюблённости Чимина он забывает почти сразу. Беспокоиться насчёт друга и его чувств он считает лишним, таких юрких коротышек в его жизни будет ещё не один десяток. Однако когда Чимин не успокаивается даже на пятнадцатый день после истечения срока действия соглашения со студией Джулин, Юнги всерьёз начинает задумываться о принудительной амнезии посредством удара одной глупой головы о стену.

Чимин, надо отдать ему должное, не пристаёт со своими проблемами, но перманентное витание в облаках начинает порядком напрягать. И когда наступает апогей, Юнги уходит в каморку стаффа, где как всегда сидит Хванмун со своими неизменными улыбками, леденцами и долбанной аллергией на сахар.

Мин Шуга внутри Мин Юнги ехидно возмущается, но Юнги отмахивается. Ну не идёт же она пятнами от общения с ним, всё нормально.

Наверное.

— Вытрепал все нервы? — спрашивает Хванмун, когда Юнги падает на стул рядом с её столом и стонет.

— Не то слово, — ворчит тот, растирая лицо ладонями. — Я точно знаю, что в ветеринарных клиниках продаётся антисекс для кошек. Как думаешь, есть у них такое же, но для людей?

Хванмун тихо смеётся, зажав палочку от леденца зубами. Юнги невольно сглатывает при виде этого. В мыслях происходит что-то странное, необратимое, но ему это нравится.

Поймав его взгляд, Хванмун спохватывается.

— Ой, сорян. Угощайся. — Она достаёт из ящика ещё один леденец.

Юнги, ощутив лёгкий укол досады. Она неправильно истолковала его нервозность. Но леденец всё равно берёт.

— У меня точно из-за тебя жопа слипнется.

Хванмун снова смеётся. Это получается так по-домашнему, так уютно, что всё раздражение, что Юнги принёс с собой, тает облачком, от недовольства не остаётся и следа. Поэтому он сдёргивает обёртку и суёт леденец в рот. Почему бы и да, не зря же у него сахарный псевдоним, ебись оно всё лошадью!

Усмехнувшись, Юнги чувствует себя потерянным. И когда он умудрился привыкнуть ко всему этому?

— Полегчало? — прищуривается Хванмун.

— Полегчало, — кивает Юнги. — Но что мне делать с этим ебланавтом, я так и не придумал. — Зажмурившись и прикусив зубами палочку, он стонет. — Чимин настолько глух к гласу рассудка, что мне уже хочется прочистить его уши шомполом. Такое ощущение, что он последние мозги растерял с появлением этой нуны-фотографа.

Хванмун, пожав плечами, упирается локтями в столешницу. Юнги, приоткрыв глаз, ловит её взгляд.

— А может, это всё-таки любовь? — Она дёргает уголком губ. — Ну, знаешь, которая настоящая.

Юнги недоверчиво поднимает брови. Что за дичь она себе придумала?

— Ты серьёзно?

— А почему нет? — вздыхает Хванмун. — Ты же не можешь предугадать, когда это произойдёт. В некоторых людей ведь проваливаешься внезапно.

Юнги, распахнув оба глаза, вздрагивает от резко вспыхнувшего зуда в коленке. Потянувшись, он скребёт её ногтями и бормочет:

— Да было бы во что проваливаться. Там же взглянуть не на что.

Губы Хванмун изгибаются в снисходительной тёплой улыбке — с такой обычно обращаются к глуповатым, но чертовски милым детям. Юнги это кажется невероятно красивым. Он почти пугается.

Что за херня происходит с ним в последнее время? Неужели озабоченные гамадрилы всё-таки заразили его гормональной горячкой?

— Ты как будто фильмов не смотрел, — говорит Хванмун. — Чувства ведь не спрашивают, чего хочешь ты, — они просто приходят, а там хоть волком вой. Чимин — впечатлительный парень, ты сам сказал, а Джулин — впечатляющая девушка, признай это.

Юнги цыкает. В чём-то она права, что уж там. Если отбросить скепсис, Квон Джулин и в самом деле производит сильное впечатление — как отрицательное, так и положительное. Чимин попал в этот переплёт не просто так. У него есть уважительная причина, помимо радужной долбанутости.

— Поэтому, — продолжает Хванмун, нырнув рукой в карман, — я приготовила презент для него. Только ни под каким предлогом не говори, что это от меня, хорошо?

Она протягивает Юнги бумажку, на которой криво нацарапан номер телефона. Тот пару мгновений тупит, разглядывая цифры, затем его брови ползут вверх.

— Это же…

— Да, — перебивает Хванмун, — но если она узнает, кто слил информацию, она сделает со мной много плохих вещей. А мы ведь только-только начали нормально общаться. Понимаешь, куда я клоню?

Юнги становится смешно. Учитывая, что Хванмун и Джулин почти одного роста, их сражение наверняка должно выглядеть эпично. Главное — не брякнуть это вслух, не то его взашей выгонят и лишат возможности общения на неделю, а то и на две. Такое уже случалось, когда он отпустил ехидную шутку по поводу её новой юбки.

— Ладно, — нехотя тянет Юнги, спрятав бумажку в кармане. — Надеюсь, Чимин с должным почтением отнесётся к твоей щедрости.

— Попроси у него упаковку с леденцами — и мы в расчёте, — хмыкает Хванмун.

Юнги насмешливо приподнимает бровь.

— Сдаётся мне, не у одного меня жопа слипнется. Ты ведь наверняка все аптеки Сеула обогатила из-за своей слабости.

— Далеко не все, — дёргает плечом Хванмун и неожиданно улыбается так, что где-то внутри становится нестерпимо пусто. — Мне есть куда стремиться.

Она вытаскивает изо рта палочку, выкидывает её в урну и поднимается. Юнги с трудом отлепляет присохший к нёбу язык. Он не может понять, что с ним происходит, но каждый раз, когда атмосфера между ними меняется, он превращается в липкий комок нервов. И почему-то общение с другими девушками таких неудобств не вызывает…

«Неудобств?» — скептично переспрашивает внутренний голос. Юнги напрягается. Кажется, он безуспешно пытается найти себе оправдание.

— Ну что, останешься на ночь тут? — Голос Хванмун выдёргивает его из хмурой задумчивости.

Юнги поднимает голову и, встретившись с ней взглядом, мотает головой.

— Нет, лучше вернусь к своим. Надо отдать Чимину телефон, да и…

Он запинается на полуслове, припомнив, какая сейчас обстановка творится в общежитии. Находиться там сейчас вредно для здоровья — как его, так и окружающих. До членовредительства, конечно, вряд ли дойдёт, но чем чёрт не шутит.

— А хотя в жопу, — Юнги взмахивает рукой, — лучше тут переночую. Может, хоть так удастся немного выспаться.

Хванмун, смеясь, протягивает ему ключ и свой плеер — это тоже входит в привычку, ведь в её плейлисте всегда находятся подходящие песни.

— Не засиживайся только, — почти ласково говорит Хванмун и, когда Юнги подхватывает плеер, вскользь касается его ладони пальцами.

Юнги почти глохнет от неожиданных ощущений — на грани с щекоткой, где-то глубоко-глубоко внутри. Его обдаёт жаром и мурашками, а также — волной удушающего волнения. В ушах виснет противный писк, перед глазами рассыпается целый рой мошек.

Его же сейчас удар хватит!

Однако когда с языка уже готовы сорваться ругательства, тихий хлопок двери будто гасит всё, вернув Юнги в более привычное состояние. Сердцебиение и слух нормализуются, обзор расчищается. Лишь ладони, которыми он почти до хруста сжимает плеер, остаются влажными. Юнги невольно усмехается, поразившись своей реакции. За последние пять месяцев Хванмун стала для него действительно важным человеком, лишаться которого он не намерен ни под каким предлогом. Она нравится ему — тут бесполезно отпираться. Но так как в их среде подобные отношения запрещены, Юнги не питает иллюзий. Он слишком крепко стоит обеими ногами на земле.

Вытянув из ниши матрас, Юнги падает на него, вталкивает в уши вакуумные капельки и закрывает глаза. Голову наполняет хрипловатый голос солиста My Darkest Days, который поёт что-то про потерю себя — кажется, кавер древней песни группы Duran Duran, — и губы невольно растягивает ухмылка.

Ну и как тут, спрашивается, можно остаться равнодушным, если даже случайная песня в её плеере будто специально подобрана под его состояние?..

— А никак, — бормочет Юнги и поворачивается на бок.