Работа подходила к концу, а темная тема программы не била по глазам.

На этом хорошие новости заканчивались. Спина ныла от просиженных за компьютером часов, вечер был потрачен на неблагодарный труд, а магазин, где продавали мои любимые шоколадные батончики, был уже закрыт. Жаловаться в таком духе я могла бы еще долго, но жаловаться было некому. К тому же, надо было скорее закончить уже завтрашний тест для студентов.

Язык программирования Уроборос был моей специальностью, в отличие от преподавания, но для работы в институте эти две сферы приходилось совмещать. Задания были уже готовы, оставалось только самой их перепройти, чтобы убедиться, что все работает как надо. Мозг работал туго, но теперь могла поспорить, что это было не побочным эффектом от нейровизуализатора, а простой усталостью. Точнее, не «простой», а каторжной. Я оставалась в ненавистном институте, хотя, будучи программисткой, могла обеспечить себе безбедную жизнь и вне стен бюджетного заведения. Почему? Вопрос был актуальный, но ответить на него я себе не могла.

Проклятый тест состоял в том, что бы дополнить одну программу. Программа рассчитывала рождение и развитие виртуальной галактики, причем некоторые физические постоянные, к примеру, скорость света и зависимость гравитации от массы, пользователь мог изменять на свое усмотрение. Моим первокурсникам предстояло добавить в программу функцию визуализацию этого процесса – создание короткого ролика, где можно увидеть, как будут вести себя виртуальные звезды.

Поставив себя на место ученика, я наскоро дописала недостающие строчки, затем задала случайные числа в законы физики моей галактики. При запуске меня ждало разочарование: на черном фоне мнимого космоса тускло вспыхнули несколько точек и почти сразу безжизненно погасли. Снизу появилась красная надпись: «материя невозможна». В целом, такое, конечно, могло произойти в воображаемой Вселенной с нереалистичными законами физики, но как же не хотелось еще раз все перепроверять. Поэтому я просто ввела другие исходные данные, но результат был тот же, разве что мертворожденные звездочки моргнули в других местах. Последняя капля оптимизма (а может, и просто лени), заставила меня надеяться, что в программе все работает, как надо, просто мне не везло со случайными числами, поэтому, мысленно скрестив пальцы, я ввела данные очень близкие к тем, что имелись у нас в реальности.

Подпись «материя невозможна» уже начинала мозолить глаза, я решила, что, если у меня останутся хоть какие-то силы, заменю ее на что-нибудь менее раздражающее. В комнате Владлена щелкнул выключатель, и я услышала звенящую тишину, которая бог знает который час уже царила в нашей квартире. Вопреки своему заверению, Владлен вернулся поздно, непривычно мрачный и взволнованный. Оба мы были далеко не в настроении для приятной беседы, так что он просто ушел к себе. Последние месяцы мой вечно позитивный брат частенько проводил вечера, тихо сидя в одиночестве. Что он там делал: читал или медитировал, плакал или занимался мастурбацией, я не знала. Да и не мое это дело, мы прожили бок о бок всю жизнь и научились уважать личное пространство друг друга.

С видом радикального неприятия, я вернулась к экрану. В конце концов, я вспомнила, что у меня был помощник. Нейросеть Родник обучалась не просто на Уроборосе, а конкретно на базе моих ошибок, так что если от сверхтяжелой задачи у меня отказывали все клетки мозга, я могла включить эту милую штуку, и она выявляла не только проблему в коде, но и предлагала свои варианты решения. Родник своим нежно-голубым шрифтом сообщил мне, что код корректен. Час от часу не легче, почему он тогда так упорно не хочет создавать свою пискельную материю? Я уже злилась на все и вся: на законы физики, полоумные нейросети и, конечно, на гиблую преподавательскую карьеру, где была вынуждена заниматься всякой чушью, вместо того, что бы спокойно отписать код и забрать свои кровные деньги, как это делают все нормальные программисты.

Но и эту волну негодования мне пришлось подавить. Я уточнила суть проблемы, попросив Родника найти, на что ссылается программа, выдавая мне одно и то же. Виновником был объявлен файл №19. Последующие открытия добили меня окончательно. Мало того, что это был удаленный файл, после восстановления оказалось, что это пустой текстовый документ. Разумеется, эта дважды пустота не должна была давать никаких указаний программе, даже таких, которые выдают отрицательный ответ. Пустота в ответ на поиск проблемы была неприятной, гадкой. Как будто не я была создательницей этой программы, как будто от меня специально что-то скрыли. Я в бессилии подперла голову ладонями, лениво массируя виски и на пару минут закрыла глаза. Что делать дальше, было совершенно неясно.

Я вновь посмотрела на свою беду, на красную надпись «материя невозможна». Сама не зная, для чего, я ввела земные постоянные, которые можно найти в любом учебнике физики. На этот раз звезды даже не попытались родиться.

«в материи отказано». Вот что высветилось на экране. Я почувствовала, как в груди что-то заныло и сжалось. Эту фразу я не печатала, ни в этой программе, ни в каком другом файле, даже удаленном. Теперь и команда от удаленного документа, и непрошенная фраза стали казаться чертовщиной. Я не отрываясь глядела на красные буквы. Рациональный внутренний голос подсказывал, что это просто какая-нибудь неисправность, которая впоследствии окажется самой ординарной ошибкой, да и вообще, бывали сбои и похуже! Но разыгравшееся воображение неслось далеко впереди: теперь за программой скрывалось Нечто. Нечто, имевшее свою волю и, очевидно, какую-то власть, по крайней мере, над компьютером. Давно ли оно здесь? Чего оно хочет? Интуиция подсказывала, что ничего хорошего от неизвестного гостя ожидать не стоило, слишком ему хотелось уничтожить материю.

Чувство опасности поздним вечером в собственной комнате ноющей петлей сомкнулось на моей шее. Шум процессора был предателем, а темнота за окном – его сообщницей. И что-то не позволяло мне закрыть все программы и выключить взбесновавшийся компьютер. Я увидела Что-то и уже не могла так просто от него отделаться, отвернуться. Оно шло на контакт, и мне хотелось поежиться от мысли, что оно может видеть меня через веб-камеру, от мысли, что оно присутствует прямо здесь и прямо передо мной.

И вдруг появилась еще одна строчка, без всякого моего вмешательства. «материя не была загружена». Эта строчка была голубой, ее написал Родник. Не то со всхлипом, не то с тихим сдавленным криком, я отшатнулась, шумно проскрежетав стулом по полу. Это все было правдой. Правдой, правдой, правдой. Но что это? Почему они что-то пишут сами?! Что это значит и… И почему мне нестерпимо страшно? Страшно, как будто две строчки были смертным приговором. Как будто уничтожение этой проклятой материи уже началось, у меня изнутри, вот-вот в животе начнет зиять дыра, пустота на месте меня будет расти, пока последний атом на кончике моего волоса не растворится в небытии. Пошевелиться было решительно невозможно, так же невозможно, как прекратить дрожь пальцев и губ.

Как же это получается, что материя загружена не была, а все вокруг своенравно состояло из той самой материи? Бред да и только, оскорбление холодного расчета. Нет, не оскорбление, самое настоящее нарушение, грубое преступление, частью которого была, к своему ужасу, и я. Ошибка, грязная самонадеянная ошибка.

Машины не ошибаются, ошибаются люди, которые ими управляют. А это значит…

*

– Зин? – Владлен тихонько потрепал мое плечо и отдернул руку, когда я вздрогнув уставилась на него едва раскрывавшимися глазами. – Ты бы в кровать легла, чего за столом-то?

– Что? – Я растерянно огляделась. Как он успел так незаметно войти? Почему веки были такими тяжелыми, словно я только что… Ну, конечно, это был только сон! – Который час?

– Три. У тебя же, вон, написано. – Он кивнул на компьютер.

Время и правда было позднее. В прежней программе были введены похожие на реальные величины, и красовалась злополучная подпись «материя невозможна». Я болезненно поморщилась и, пожалуй, чересчур агрессивно нажимая на кнопки, закрыла программу.