Иллария скользит взглядом по ровным, аккуратным строчкам приглашения, ненадолго задерживается на дате, кончиками пальцев проводит по оттиску фамильного артефакта, ощущая отголоски хорошо знакомой энергии. Мать не так часто пишет приглашения лично. И уж точно не всем. И это лишь укрепляет убеждение, что в этот раз вежливый отказ не подойдет. Нужно возвращаться. Иллария понимала, что рано или поздно это произойдет, могла бы и сама посчитать и предположить, когда, если бы хотела. Но все же… Узор на левом предплечье заметно теплеет, а мысли и желания путаются в голове. 

— О чем задумалось твое сиятельство? — с добродушной усмешкой интересуется зашедшая в комнату Сэлта. — Читаешь все то же письмо, что и когда я уходила? Неужели такое длинное? 

Осторожно обходя крылья Илларии, она подходит к столу.

— Это приглашение на бал, весьма короткое, — с легкой улыбкой поясняет Иллария, — но да, то же самое. 

— И ты уже не первый час выбираешь причину, по которой не сможешь туда прибыть и которую давно не использовала? 

Это далеко не первое приглашение, что приходило за месяцы знакомства, и обычно Иллария именно так и поступала. Вежливый отказ, причиной которого является все что угодно, кроме простого нежелания возвращаться в светское общество, отправлялся в первые часы после получения приглашения, после чего Иллария благополучно переставала о нем думать. 

— Не в этот раз, наверное, — она слегка покачивает головой. — Это приглашение на первый бал Маттео, и с ним все сложнее, чем с другими. Это — важный день, важный праздник, по крайней мере в свете, и матушка явно хочет, чтобы я там присутствовала. Прямо это не написано, но видишь дату? — она передает приглашение Сэлте. — Почти через четыре месяца, обычно приглашения приходят за полтора или два месяца, но поскольку матушка скорее всего не знает, где я сейчас, отправила заранее, чтобы была возможность вернуться из любой точки Хауру. 

— И ты так думаешь только из-за даты? — интересуется Сэлта, садясь на чуть скрипнувшую кровать и разглядывая приглашение. 

— Не совсем. Еще из-за того, что оно написано матушкой, а не кем-то из фрейлин, и из-за того, что она много раз учила читать между строк, обращать внимание на детали, на то, что может сказать больше чем слова. Ну и из-за того, что я знаю, как непреклонна она может быть в официальных событиях вроде первого бала. Этого достаточно, чтобы понять.

Иллария замолкает и тянется к броши, приколотой к платью вместо родового артефакта. 

— Ты не хочешь возвращаться? — полминуты спустя интересуется Сэлта, поправляя выбившуюся из хвоста прядь волос.

— Не знаю, — выдыхает Иллария и, чуть помедлив, продолжает говорить гораздо быстрее, словно не оставляя себе шанса передумать. — Просто весь этот этикет, маски, фальшь, интриги — все это раздражает, порой очень сильно. Нужно постоянно думать, что и кому можно сказать, а о чем лучше не упоминать, если не хочешь, чтобы узнали все вокруг. И если дома в обычное время под все это еще как-то можно подстроиться и привыкнуть, то во время балов и приемов все только становится хуже. Альвиндов, людей вокруг гораздо больше, и подбирать слова и интонации приходится тщательней. И, самое главное, мое поведение в замке, среди знати, будет другим. Так что, если я когда-нибудь все же решусь тебя представить, постарайся не сильно удивляться.

— Насколько другим? — осторожно интересуется Сэлта. 

— Например, — Иллария поднимается со слегка пошатнувшегося стула и, за пару шагов оказавшись рядом с кроватью, садится на колени Сэлте, — я едва ли смогу позволить себе что-то такое. Или такое.

Она медленно и уверенно наклоняется влево, подталкивая Сэлту еще и шоколадными крыльями, и вскоре они обе оказываются лежа на узкой кровати. Иллария с теплой улыбкой смотрит в янтарные глаза Сэлты, кончиками пальцев касается ее родинки на подбородке, а затем проводит по тонкой линии созвездия чуть ниже ключиц — одного из символов того, что Сэлта была послушницей в храме Создательницы. Сэлта перехватывает руку Илларии и подносит к губам, свободной ладонью зарываясь в ее волосы. 

— Не представляю, как я буду без этого обходиться, — с теплой, шутливой улыбкой отвечает она. — Но раз тебе это все так не нравится, разве нельзя что-то сделать? Рассказать матери то же самое, что ты только что сказала.

— Я не сомневаюсь, что она это знает, — хмыкает Иллария. — Я ведь этикет с детства терпеть не могу, занятия по нему были такими скучными, что я то пыталась сбежать, то спорила с наставниками о каких-то мелочах, то просто ничего не делала. Наверно, и месяца не проходило, чтобы мы с матушкой не обсуждали эту тему, и она, наверно, тысячи раз говорила, что при личном общении можно позволить себе больше, вести себя более свободно, но правила и нормы этикета необходимо знать и соответствовать им хотя бы на светских приемах. Разумеется, этому выводу предшествовало множество объяснений, порой повторяющих друг друга, что, впрочем, неудивительно с учетом того, как часто они звучали. В этих же разговорах матушка не раз упоминала, что я могу не устраивать собственные интриги, но должна уметь распознать их желательно до того, как окажусь втянута в чью-то игру, что даже если я откажусь в них участвовать, сами по себе они не пропадут, но могут закончиться заметно трагичнее. В детстве это не имело особого смысла, по большей части я только слушала и кивала, делала вид, что что-то понимаю, а через несколько недель вновь срывала занятие по этикету, но, когда я начала учиться в академии, посещать балы и приемы, все приоткрылось с другой стороны. Доводы матушки стали понятнее, обрели смысл, пусть мне все так же это все не нравилось. Хотя… — Иллария ненадолго замолкает и переводит дыхание и даже не замечает, как внимательно, с живым интересом слушает ее Сэлта, — про “нравилось” у матушки тоже была весьма твердая позиция, что-то вроде; «Когда что-то нужно для достижения цели, не имеет значения, нравится тебе это или нет». В этом я с ней была совсем не согласна, и мы не раз… дискутировали — да это подходящее слово — на эту тему, как и на многие другие. Не думаю, что мне хоть в чем-то удалось ее переубедить, но она всегда внимательно слушала, уточняла мои мысли, поясняла свои. Эти разговоры могли затянуться до ночи, порой повторялись почти дословно, но она все равно находила на них время. Мне нужно было лишь попросить, и это казалось таким обычным, что в академии я сильно удивилась, узнав что бывает иначе, что чаще всего запреты не объясняются и не обсуждаются, они просто есть. 

— Ри, — мягко перебивает Сэлта, — ты ведь скучаешь? 

— По семье и дому да, по остальному светскому обществу не особо, — понизив голос, отвечает Иллария.

— Тогда, думаю, тебе стоит вернуться. Хотя бы на этот бал. 

— Не думаю, что во второй раз меня отпустят так же легко, — в голосе слышится сомнение, — или что я сама смогу снова все оставить. Да и, — она касается пальцами теплого узора на левой руке Сэлты, — я не хочу оставлять тебя, особенно надолго, и просто так привести в замок не могу. Я не знаю, к чему это приведет, но едва ли к чему-то хорошему. Реакция знати непредсказуема, скорее всего, она будет еще хуже и сильнее той, что была у меня, когда мы только встретились. Ты ведь помнишь? — Сэлта кивает. — И я не хочу проверять, что они способны придумать, если сочтут наши отношения, нашу связь не подобающими, что, скорее всего, произойдет. 

— Ри, — Сэлта вытягивает руки и обнимает Илларию, — мы что-нибудь придумаем. Обязательно. А пока… ты говорила, что рядом с замком есть город? Я могу остаться там, найти себе занятие, храм Создательницы там точно должен быть, а ты будешь прилетать ко мне, как появится возможность.

— Уверена? Я ведь не знаю, как и что сложится, как часто смогу тайком выбираться из замка, смогу ли хотя бы написать, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Уверена, — твердо произносит Сэлта и улыбается. — Тем более из своего храма я уже ушла и возвращаться желания нет. Особенно без тебя.

— Спасибо, — тепло произносит Иллария и сжимает Сэлту в объятиях, — тогда через пару дней можно подумать, каким путем будет лучше вернуться, чтобы и не спешить, и не опоздать.

Иллария улыбается, а в голосе слышится спокойствие и нечто похожее на умиротворение. Все же она действительно соскучилась по семье.