Слегка покачивая сжимаемым в руке пером, Эйлис обдумывает планы на ближайшее время. Как и всегда, к балу съезжается немало гостей, и есть множество тем, на которые с ними необходимо пообщаться. И каждое обсуждение необходимо тщательно продумать, учесть разные варианты и добиться лучшего результата. Все это — привычно, хорошо знакомо и до сих пор не надоедает.
Тихий стук в дверь заставляет отвлечься от бумаг и поднять голову. Короткий жест, и фрейлина велит открыть дверь. Вошедший слуга тут же уважительно кланяется.
— Прошу прощения за беспокойство, Ваша Светлость, — произносит он, — мне велели сообщить, что Ее Сиятельство леди Иллария вернулась и спустится к ужину, однако до тех пор просила ее не беспокоить.
— Хорошо, — коротко кивает Эйлис, жестом показывая, что слуга может идти.
Возвращение дочери определенно радует: Иллария хоть и писала, что прибудет на бал, никаких дат не называла, должно быть, хотела как можно дольше насладиться свободой за пределами замковых стен, но теперь она дома. Значит, за ужином по большей части будут обсуждаться ее путешествия и приключения.
Эйлис едва заметно улыбается и чувствует, как на душе становится спокойнее. Кажется, она все же слегка волновалась все то время, пока Илларии не было дома, но настолько привыкла не обращать на это внимания, что сама не замечала. И лишь сейчас разница, которую не сможет уловить никто другой, становится очевидна. Занимательно.
И все же нужно вернуться к бумагам, времени до бала не так уж много, не стоит тратить его впустую.
Ужин проходит вполне спокойно и ожидаемо, Иллария рассказывает, что видела и где побывала за эти годы, хоть порой останавливается на полуслове и начинает говорить о чем-то другом. И в такие моменты Эйлис замечает, как едва уловимо подрагивают шоколадные крылья дочери, выдавая ее волнение. Поначалу кажется, что это просто из-за обстановки, необходимости вновь вспоминать этикет и формальности, но моменты, в которые это происходит, и долгие, пристальные взгляды, которые Иллария бросает на левые руки Эйлис и Тристана, позволяют предположить, что дело в чем-то другом.
Однако Эйлис не спешит задавать вопросы, узнавать, с чем это связано. Если Иллария захочет или поймет, что ей нужна помощь, она расскажет сама. А до тех пор можно считать, что у нее все под контролем. Такого же принципа Эйлис придерживалась и когда дочь внезапно перестала присылать письма, лишь раз, в ответ на подарок без какой-либо записки, напомнила, что она всегда может написать и поделиться своими проблемами. Но даже тогда это было больше желание Тристана.
А ужин постепенно подходит к концу. Эйлис принимает руку Тристана и поднимается с кресла, краем глаза замечая, что Иллария подходит ближе.
— Матушка, мы можем поговорить? — осторожно интересуется она.
— Конечно, — кивает Эйлис, отпуская руку Тристана, который сразу же отходит на пару шагов. — Дойдем до одной из гостиных или моего кабинета?
— Лучше в гостиной, — Иллария слегка улыбается.
Эйлис приказывает слугам принести вина и фруктов в одну из малых гостиных и направляется к выходу из обеденной залы. Иллария шагает рядом, молчит, но порой энергично мотает головой, словно отгоняя какие-то мысли. Время от времени ее крылья вновь начинают подрагивать, но она быстро берет их под контроль. Она волнуется, и достаточно сильно, хоть и пытается это скрыть. Эйлис украдкой наблюдает за дочерью, сжавшей в руке приколотую к платью брошь — родовой артефакт, но не спешит ничего говорить. Она не знает, что можно сказать, да и не видит смысла, скорее это лишь помешает собраться с мыслями. Они все равно поговорят, когда доберутся до гостиной.
Еще немного времени, и они доходят до одной из множества малых гостиных в основном крыле замка. Фрейлины, как всегда, остаются снаружи: любые личные разговоры проходят исключительно наедине. Иллария бросает взгляд в сторону ведущей на широкий балкон двери, делает шаг в ее сторону, но затем подходит к камину и садится в одно из кресел рядом с небольшим круглым столиком. Эйлис складывает крылья и занимает соседнее кресло.
В комнате все еще царит тишина.
Эйлис не спешит заговаривать первой, позволяя дочери собраться с мыслями, кажется, она хочет сказать что-то важное, но никак не может решиться. Лучше дать ей время все обдумать. Спешить все равно некуда. С делами на сегодня закончено.
Слуги приносят вино и фрукты, наполняют бокалы и уходят. Больше их никто не побеспокоит. Иллария делает небольшой глоток и рассеянно улыбается каким-то своим мыслям, возможно, сравнивает с тем, что пила в путешествиях. На постоялых дворах не так уж часто попадается что-то приличное.
— Вы не возражаете, если я скрою наш разговор заклинанием? — Иллария все же нарушает тишину, хоть ее голос звучит тихо и неуверенно.
— Не возражаю, — мягко улыбается Эйлис. Она и сама порой просит Тристана использовать подобные чары. Так надежнее.
Она берет бокал и замечает, что показавшийся из-под ткани узор вновь привлекает внимание Илларии. Тема разговора становится все очевиднее.
— А как вы с отцом познакомились? — похоже Иллария решает начать издалека, но Эйлис ничего не имеет против, пусть даже ответ на этот вопрос дочери должен быть известен.
— На моем первом балу, Тициан и Виттео представили нас друг другу, — Эйлис слегка улыбается, вспоминая, как давно это было, и как сильно все изменилось с тех пор.
— Они знали, что у вас одинаковые узоры?
— Я никогда не спрашивала, — да и они едва ли рассказали бы, но этот комментарий Эйлис оставляет при себе, — но скорее всего да, им это было прекрасно известно.
— А если бы отец оказался не из знатного рода, что бы вы делали?
А вот, похоже, и причина разговора. Эйлис задумывается. Сейчас ответ пришел моментально: не обращала бы внимания на собственные эмоции и продолжала бы делать то, что было бы выгодней. В юности никто бы и спрашивать ее мнения не стал. Но ни один из этих ответов явно не относится к тому, что хочет услышать Иллария.
— Полагаю, это зависело бы от множества разных факторов, — уклончиво отвечает Эйлис и, все же решив немного подтолкнуть дочь, добавляет: — ты ведь не просто из любопытства спрашиваешь?
— Верно, — в голосе Илларии слышится облегчение. Она закатывает длинный рукав платья на левой руке и что-то произносит, после чего серый цвет узора меняется на теплый, золотисто-рыжий оттенок. Эйлис наблюдает, ждет, когда дочь скажет что-то еще, и чувствует на себе ее внимательный взгляд. — Я не была уверена, стоит ли рассказывать о ней…
Иллария осекается, словно сказала что-то лишнее. А Эйлис чуть наклоняет голову. А это уже интереснее.
— О ней? — переспрашивает она, желая убедиться, что правильно услышала. Если да, волнения и опасения Илларии более чем понятны: в свете такой союз не одобрят. Вот только Эйлис нет до этого дела. Она пытается понять и просчитать, что можно сделать, чтобы повлиять на их восприятие. Едва ли Иллария решилась на разговор потому, что хочет оставить все как есть.
— Да, это — девушка, — голос дочери звучит очень тихо, почти на грани слышимости.
— И откуда она? Чем занимается сама и ее семья? — Для составления плана нужна информация, чем больше — тем лучше.
— Вам только это интересно?! — ее крылья расправляются насколько позволяют прорези в кресле, а в тоне и взгляде заметна обида, причины которых Эйлис не понимает.
— Иллария, пожалуйста, не спеши с выводами, — спокойно произносит Эйлис, но, кажется, непонимание легким холодком проскальзывает во взгляде, из-за чего Иллария опускает глаза.
— Простите.
— Позволь я объясню, почему спросила именно об этом, — все тем же спокойным тоном продолжает Эйлис. — Думаю, ты понимаешь, что просто так никто в свете не одобрит такой союз? — Она ненадолго замолкает, дожидаясь, пока дочь не приподнимет немного взгляд и не кивнет в ответ. — И пусть я считаю положение нашего рода достаточно надежным и устойчивым, чтобы можно было несколько отступить от общепринятых правил и норм, мое мнение далеко не единственное, которое имеет значение и которое стоит учитывать…
— Вы расскажете отцу?.. — в тихом упавшем голосе слышится не то страх, не то отчаяние.
Эйлис покачивает головой. Она успела забыть, насколько нетерпеливой может быть дочь.
— Я никому ничего не расскажу, пока ты этого не захочешь, — мягко произносит она и тут же возвращается к прежнему тону. — И, пожалуйста, позволь мне закончить. Насколько я могу предположить, ты хочешь продолжать видеться с этой девушкой, и пока что я вижу два основных варианта развития события: постоянно скрываться, делать так, чтобы никто ничего не понял и не заметил, и иллюзии вроде той, что ты использовала на узоре, тут действительно могут помочь и пригодиться, либо подумать и найти способ сделать так, чтобы эта ситуация выглядела не такой неподобающей в глазах других родов. И для этого варианта как раз необходимо как можно больше сведений о том, кем является эта девушка, откуда она, чем занимается. Чем больше информации, тем точнее план возможных действий. Впрочем, — Эйлис ненадолго замолкает, обдумывая довольно очевидную мысль, — гораздо лучше будет, если всем этим продумыванием и воплощением займешься именно ты.
Конечно, сама она справится заметно быстрее и, скорее всего, эффективнее, но все же это личное. Не стоит вмешиваться и узнавать больше, чем Иллария готова рассказать. Да и ей пора научиться строить собственные планы и интриги, хоть и едва ли ей это придется по нраву.
— Но… это ведь потребует немало знаний, усилий, может сказаться на репутации семьи.
— Верно, — кивает Эйлис, — и про это тоже нельзя забывать. Со временем тебе в любом случае придется принимать такие решения, брать на себя ответственность, и научиться этому сейчас, когда я могу подсказать и помочь — очень даже неплохой вариант.
— Хорошо, — чуть помедлив, соглашается Иллария, хоть в ее голосе все еще слышится неуверенность. — Тогда… с чего мне начать?
— Подумай, чего ты хочешь добиться, о чем готова мне рассказать, поищи все, что может быть хоть немного полезным, что мы можем обсудить, когда ты этого захочешь. И запасись терпением, подобные интриги требуют немало времени для воплощения и еще больше сил. А также будь внимательна с тем, что и кому ты говоришь, чтобы не допустить слухов раньше времени.
— Я постараюсь, — Иллария улыбается и выглядит заметно спокойнее и увереннее, чем в начале беседы. — Спасибо. Признаться, я боялась, что вы не поймете, что скажете забыть обо всем, что это неподобающе и неприемлемо для нашей семьи, и я рада, что ошиблась, хоть все еще боюсь подумать, что скажут в свете, когда все станет известно.
— Не сомневайся в том, что будет шум, — Эйлис старается говорить мягко, но холодная усмешка на мгновение проскальзывает в интонациях. Из этого определенно выйдет что-то интересное, а наблюдать за реакцией знати будет весьма занимательно, — что обсуждать эту тему будут достаточно долго, однако до тех пор, пока мы можем хотя бы отчасти контролировать, что именно они обсуждают, все не так уж и плохо, верно?
— Да, наверное, — легко соглашается Иллария. — Еще раз спасибо, мне стало гораздо спокойнее, — она допивает вино. — Тогда я могу идти?
— Конечно, — улыбается Эйлис, поднимаясь с кресла.
— Доброй ночи, матушка, — Иллария приседает в вежливом реверансе.
— Доброй ночи, — кивает Эйлис и решает, что стоит добавить кое-что еще, — и, Иллария, — она останавливается и поворачивает голову, — я очень рада, что ты вернулась.
Эйлис улыбается. Тепло и абсолютно искренне. Редкое зрелище, как и другие настоящие эмоции. На лице Илларии проскальзывает удивление, она разворачивается, за пару мгновений оказывается рядом и крепко обнимает Эйлис, которая, чуть помедлив, кладет руки на спину дочери, под основание крыльев. Непривычно, но ей, видимо, это нужно.
— Я тоже рада вернуться, — шепчет Иллария, — я скучала.
Эйлис проходит по гостиной их с Тристаном покоев, мимолетно отмечая, что муж занят чтением, а оказавшись на балконе, вглядывается в темное небо. На свежем воздухе всегда лучше думается. А подумать сейчас и правда есть о чем. Эйлис прокручивается в сознании недавний разговор, припоминает каждую его деталь. Сведений все еще не хватает, но расспросы сейчас не имеют смысла: Иллария к ним не готова, даже то немногое, что она рассказала, далось ей с трудом.
И Эйлис прекрасно понимает причины и опасения дочери. Девушка. Простолюдинка. Сложно сказать, какой из этих факторов понравится знати меньше всего. Предложения брачных союзов поступали и в то время, когда Иллария путешествовала по миру, в ближайшее время меньше их не станет, но теперь очевидно, что ни на одно из них нельзя ответить согласием, однако и открыто отказывать абсолютно всем в ближайшее время не стоит: могут пойти слухи. А значит — расплывчатые формулировки, обещания обдумать предложение, по крайней мере до тех пор, пока Иллария не начнет воплощать свой план.
Эйлис тихо усмехается. Любопытно будет понаблюдать, что именно придумает Иллария. Главное, чтобы ей хватило терпения. Возможно, за годы путешествий дочь и изменилась, но, насколько Эйлис помнит, она не любит ждать, предпочитает решать все как можно быстрее, а сейчас спешка лишь все усложнит. Однако окончательные решения за Илларией. Это должна быть ее игра. Эйлис подскажет, объяснит, постарается предположить последствия того или иного выбора, но не будет навязывать свои решения. Непривычная роль, но необходимая.
Тем более ей будет чем заняться.
В зависимости от того, что соберется делать Иллария, нужно будет продумать возможные реакции других знатных родов и подготовиться к тому, что кто-то решит пересмотреть существующие соглашения. Нельзя забывать и о других членах Совета: хотя бы двое из них должны быть нейтральны — об одобрении едва ли может идти речь — иначе запрет может появиться на том уровне, в котором очень сложно бывает найти лазейки. И это уже по большей части дело Эйлис и Тристана, когда Иллария решится ему рассказать.
Дел предстоит немало — позже надо будет выделить на них время, чтобы не мешать основным обязанностям — однако игра обещает выйти любопытной. В последние годы в обществе весьма спокойно, можно и внести разнообразия в светскую жизнь. Правда Илларии придется непросто: не та тема, про которую все забудут за пару лет. Нет. Любой бал или прием станет причиной новых слухов, обсуждений, и сложно сказать, как долго это будет продолжаться. Высшее общество неохотно меняет свои взгляды.
Позади слышатся шаги, и Тристан становится рядом.
— Кажется, разговор с дочерью стал причиной серьезных размышлений, — с легкой улыбкой произносит он.
— Можно и так сказать, — расплывчато отвечает Эйлис.
— Полагаю, это связано с тем, что за ужином она то и дело изучала наши узоры? — Эйлис молчит. Она не собирается ни лгать, ни рассказывать правду. Иллария сама все скажет, когда будет готова. — Значит, мне об этом знать не полагается? Ну хорошо, — в его голосе на мгновение проскальзывает легкое недовольство, быстро сменившееся шутливой интонацией: — И почему в подобных случаях она в первую очередь идет к тебе?
Эйлис пожимает крыльями. Она не видит смысла задумываться об этом. То, что дочь готова поделиться своими проблемами и попросить помощи, уже говорит о многом. А к кому именно она обращается, к Эйлис или Тристану, не имеет значения.
Над балконом повисает привычная и комфортная тишина.