— Эй, смотрите, дурака избили! — сквозь гулкую пелену услышал Каспер визгливый мальчишеский голос и торопливо удаляющиеся шаги, хлюпающие по размокшей дороге.

Он с трудом оторвал тяжёлую голову от земли и неуклюже сел, обтирая рукавом жидкую грязь с лица. На колени упала темная капля крови. Парень непроизвольно поднес ладонь к носу, коснувшись теплой горячей влаги, и резко отдернул руку — как же больно! Боль в носу, губах, мочка уха мозжит так, словно ее оторвали, боль по всему телу: плечи, бедра, грудь, и голова так гудит — избили.

Каспер продолжал сидеть на коленях в луже, собираясь с мыслями и силами, когда к нему подошла пожилая женщина с озабоченным лицом:

— Вот же сволочи, зачем дурачка обижать! — она всплеснула руками и протянула парню искореженную старостью ладонь. — Давай, вставай! Не надо тут сидеть.

Каспер неуверенно ухватился за руку и сделал попытку встать, но вес его оказался для худощавой старушки неподъемным — женщина, охнув, пошатнулась и едва не повалилась в грязь рядом с парнем, но успела быстро вырвать кисть из его ладони и отскочить с прытью, для ее возраста неожиданной. Каспер же повалился навзничь, окунувшись в холодную вязкую воду затылком.

— Ну, это, Каспер, поднимайся да иди домой, — недовольно проворчала женщина и отмахнулась, удаляясь вверх по улице.

Парень лежал в холодной грязи, ощущая вкус солёной крови, затекающей из носа в глотку, и смотрел в хмурое небо прямо перед собой: живописные разводы едва различимых между собой оттенков серого с вкраплениями сизо-голубого и фиалково-стального, бесконечные, покуда глаз хватает во все стороны, и постоянно движущиеся, вращающиеся, медленно, но настойчиво, огромные массы тяжёлых туч — небо всегда завораживало Каспера. Он мог бесконечно смотреть на изменчивые облака, мерцающие звёзды и стаи черных птиц, кружащих над городком. Больше неба он любил лишь луга, что простирались за лесом, убегая вдаль, к горизонту, где в дымке бесконечная гладь травы сливалась с небосводом.

— Вот он, валяется в луже, как свинья! — резкий детский возглас прервал размышления Каспера, в мыслях устремившегося куда-то ввысь, как и всегда в моменты, когда его сознание не желало оставаться в теле.

— Фу, противный! — по голосу девчонка.

— Дурак! Дурак! Глухонемой! — несколько голосов.

Их там много. Каспер невольно повернул голову на бок, скосив глаза и силясь рассмотреть детей, когда в лужу рядом с его головой упал первый брошенный камень. Жидкая грязь плеснула во все стороны, капли попали на лицо парня, который едва успел зажмуриться. От неожиданности Каспер подскочил, разметав вокруг себя тысячи тёмно-коричневых брызг, отчего детвора с визгом разбежалась. Пошатываясь, неловко прижимая ноющую руку к животу, он обречённо смотрел на них и тихо мычал.

- Мычит, мычит! Муууу! — дети показывали рога, приставив пальцы к голове, — Каспер — корова!

Шлепок рядом — кто-то бросил комок грязи, но не попал. Надо уходить. Ещё комок, теперь попали в бедро, не больно. Каспер рефлекторно смахнул грязь резким движением, и небольшой комочек отлетел в девчонку. Та взвизгнула. Только не это — Каспер снова замычал, словно извиняясь — если дети нажалуются на него, его ждёт плеть. Парень развернулся и бросился бежать, но нога проскользила по дну лужи, отчего он неловко завалился вперёд, едва удержавшись от падения. Что-то ударило в спину — это не грязь, скорее, камень, уж слишком больно. Ещё пара шагов, и удалось выбраться на ровную поверхность. Не медля, Каспер побежал прочь, подгоняемый голосами за спиной.

— Дурак! Дурак! Проклятый!

— Говорят, рыжих поцеловало солнце! — девичий голос выбился из стройного хора.

— Нет, Каспер проклятый — мать-ведьма родила его от демона и выбросила в Камнях, чтобы волки сожрали его. Не сдался он солнцу! — почти взрослый голос, запыхался, нагоняет его.

— Да, да, у него метка на боку! Проклятый!

Кто-то толкнул парня в спину, он пошатнулся и едва не упал, побежав ещё быстрее. Сил ему не занимать, если бы не боль в груди при каждом тяжёлом вздохе, он давно был бы дома. За очередным повтором Каспер оступился, подвернул щиколотку, взвыв от боли, и всё-таки осел на колено, приземлившись прямиком в коровью лепешку под взрыв хохота:

— Каспер-корова упал в своё дерьмо!

— А ну по домам!

Парень напряжённо оглянулся, услышав требовательный мужской голос — фермер Харим вышел со двора, мигом разогнав детвору.

— Чего развалился тут, дурак! — Харим обращался уже к Касперу. — Проваливай прочь, ведьмино отродье!

С этими словами матёрый фермер, подойдя вплотную к парню, со всей силы пнул его в бедро, угодив прямо в место, саднящее от прошлых ударов. Каспер сжал челюсти от боли, но не произнес ни звука. Какой смысл открывать рот, если можешь издать лишь мычание?

— Умылся бы хоть! — Харим сплюнул с отвращением. — Весь в грязи, как болотная тварь.

С этими словами мужчина скрылся за плетнём, огораживающим его двор. Каспер остался на улице один. Медленно поднявшись, опираясь пальцами в землю, чтобы не потерять равновесие, он побрел в сторону места, служившего ему домом.

Кривая лачуга на окраине деревни, собранная из почерневших от времени и постоянных дождей досок встретила его распахнутой настежь дверью. Неужто ветер опрокинул подпиравшее полено? Каспер раздосадованно покачал головой — за время, что он валялся без сознания в луже, наверняка шел дождь, ведь дожди весной идут постоянно, и вода могла залить вовнутрь. Он залатал все зияющие щели между досками стен, закрыв их связанными между собой хворостинами и заткнув между ними пучки соломы — рубить деревья в лесу барона было запрещено, поэтому пришлось проявить изобретательность. Но вот дверь — он никак не мог придумать, что с ней сделать.

Придерживаясь одной рукой за край низкого забора, Каспер вошёл во двор, раньше принадлежавший женщине, которую он называл про себя матерью. Нет, он хоть и дурак, но знал, что Хельга — не та, кто его родила, хотя такой пропойце в самый раз родить слабоумного урода. Но она всегда говорила мальчику, что нашла его в Камнях, да и весь городок знал эту историю. Как и о проклятой метке на его животе.

Пройдя мимо лачуги, он сразу направился к корыту, стоящему позади дома. И верно, дождь шел, и неслабый — корыто, ещё вчера опустошенное наполовину, опять было полным. Каспер удовлетворённо потрогал водосток, который соорудил из выдолбленных изнутри поленьев — эта нехитрая штука позволяла собирать дождевую воду с наклонной крыши дома, которая затем стекала в корыто, служащее ему ванной.

Его взгляд не мог не задержаться на паре водяных ирисов, что он посадил возле своей купальни. Каспер выкопал несколько корневищ у пруда в лугах и принес к дому. Вода, разбрызгивающаяся при купании, смачивала землю настолько, что привередливым прибрежным растениях хватало влаги, и они радовали хозяина цветением уже два года, с тех пор, как Хельга умерла, и Каспер обустроил двор по-своему, и мог позволить себе мыться хоть ежедневно, не опасаясь насмешек и ругани приемной матери.

В городке не были приняты частые помывки, а излишняя чистоплотность, которая была неотъемлемой частью уродливой личности Каспера, лишний раз подтверждала в умах земляков его нечистое происхождение. К тому же, обнажаясь на улице, он всегда рисковал показать свою метку, при виде которой Хельга разражалась отборной руганью и проклятиями. Вряд ли мать боялась пятна — она видела его сотни раз за все эти годы, ведь когда-то она ухаживала за Каспером, пеленала и мыла его, по крайней мере, он хотел надеяться, что так и было — но то, что оно злило ее до бешенства, не вызывало сомнений.

— Проклятый дурак! — вопила всегда пьяная женщина, стоило ей завидеть пятно. — Лучше б ты сдох там, в Камнях, лучше б волки сожрали тебя! Разве знала я, что подбираю глухое ведьминское отродье! — с этими словами она падала на колени, заламывая руки и воздевая их к небу, словно извиняясь перед богами, живущими где-то там, за облаками.

Каспер не был глухим — он хорошо слышал и прекрасно понимал речь, но никому не мог об этом рассказать. Вместо желаемых слов из его гортани вырывались лишь нечленораздельные мычащие звуки, и, как ни силился он совладать с языком, копируя мимику других, ничего не выходило. Потому за мальчиком закрепилась слава глухонемого и слабоумного сироты-подобранца, бесполезного, никому не нужного и всем мешающего. Со временем Каспер привык к своей участи, да он и не знал иного. Жизнь сверстников, что он ежедневно молчаливо наблюдал вокруг, разительно отличалась от его, но это казалось ему справедливым.

Ласково погладив едва набухающие бутоны ирисов, Каспер присел на сырую землю, оперевшись плечом на старое шершавое корыто. Он хотел бы стянуть насквозь промокшую одежду, покрытую грязью, кровью и коровьим навозом, но не было сил. Крепко его избили, а он даже не понял, кто это и за что. Одним словом, дурак. В глазах невольно защипало.

— Жалеть себя не стоит — другие должны пожалеть! — говорила Хельга, когда ему было совсем туго от бесконечной работы, на которую отправляла его мать, и мальчик плакал от усталости.

Прошли годы, но он так и не понял, как это, когда другие жалеют тебя? Наверное, та старушка, чье имя он забыл, подавшая ему руку на площади, пожалела его. Что ж, это было приятно, словно солнечный луч мелькнул среди свинцовых туч и коснулся теплом на мгновение.

Каспер поднялся, держась за корыто, и стал раздеваться, неловко балансируя, стягивая мокрые прилипшие к ногам штаны. Сняв черную от грязи рубашку, он оглядел свое тело: бледное, сплошь покрытое рыжими веснушками, нескладно крупное, с большими суставами и широкими костями, но слишком худое для такого костяка — если Каспер и был коровой, или, скорее, быком, то недокормленным, хоть и чертовски сильным. Наверное, он мог бы легко убить своих обидчиков, если бы их было не так много, и если бы не страх перед плетьми, что не раз оставляли рубцы на его конопатой спине, пока, наконец, и дурак смог понять — ему не победить их никогда. Что бы он ни сделал, он останется поверженным.

Все дело в нем — в левой части живота парня, чуть сбоку и выше пупка темнело огромное родимое пятно с ладонь, неправильной округлой формы и с рваными краями, которые были чернее темно-серого центра, отчего казалось, будто пятно — обугленный след от чего-то горячего. Как всегда, когда Каспер вспоминал о метке и смотрел на нее, место это начинало болеть и жечь, да так сильно, что порой он хватался за него со стоном, сгибаясь и замирая, скрючившись, чтобы переждать мучительный приступ. Потому он старался не думать о ней, особенно во время работы и на людях.

Каспер сидел в корыте, подтянув ноги к груди, до тех пор, пока не пошел дождь, тяжёлыми каплями вспенивая воду. Парень не боялся холода, ему нравилось ощущение остывшего, чуть занемевшего тела, но дрожь все равно пробежала по его коже, когда он выскочил из купальни, встав под колкие струи. Неровно обрезанные ножом рыжие пряди мигом промокли и облепили лицо, закрывая глаза. Каспер подхватил с земли одежду, наскоро прополоскал в корыте и бросился в дом.

Вода затекала на порог и просачивалась сквозь неумело залатанные Каспером щели — бесчисленные тонкие струйки стекали с потолка и стен, оставляя на выщербленном затертом полу лужицы. Притворив дверь, Каспер остался в полумраке лачуги без окон и зажёг кривую свечу. Свет выхватил из темноты убогое пустое помещение, лежанку из нескольких сложенных в углу старых одеял, которые Хельга насобирала где-то. Развесив мокрую одежду, цепляя за щели между досками стен, Каспер тяжело сел на лежанку и погасил свечу, чтобы не тратить воск зря.

На какое-то время Каспер замер неподвижно, прислушиваясь, как барабанит ливень по дощатой крыше, журчит вода, бегущая по стенам, и стучит его сердце. Но боль в теле вырвала его из отрешённого состоянии, заставляя хвататься и растирать руками отбитые места, которые уже стали обретать вид темных кровоподтеков. Каспер тихо застонал, когда рука коснулась большой ссадины на груди, как от удара тяжёлой подошвой. Стон перешёл в скулящий звук, и слезы сами собой покатились по его щекам. Один, он совсем один и никому не нужен. Воображение нарисовало картину: серый-серый мир, размокающий от бесконечных дождей, кто-то смотрит на землю из свинцовых туч и видит кривую черную лачугу на отшибе грязного городка, где сидит, скрючившись, голый рыжий мужчина.

***

Каспер проснулся утром от шума за стенами. Сквозь щели светило яркое солнце, и были видны мечущиеся тени.

— Заходите туда, в хибару!

Дверь, которую парень зацепил изнутри, просунув ветку через ручку, чтобы не позволить дождю заливать в помещение, затряслась. Каспер вскочил на ноги, вытащил ветку и распахнул створку. На улице перед порогом стояло несколько мужиков, не все из которых были ему знакомы.

— Вот он, посмотри! Голый стоит, развратник! — завопил самый старый из них.

Каспер вывалился во двор, бешено озираясь и пытаясь сообразить, что этим людям надо.

— Посмотри, хрен-то какой! — присвистнул другой, пальцем тыча в пучок рыжих волос на лобке парня. — Бедная девица, досталось же ей!

Вдруг стоящие спереди мужчины разошлись, и из-за их спин вышел человек с искаженным яростью лицом и вилами в руках — фермер Харим.

— Вот он, паскудник, — прошипел фермер сквозь зубы. — Девок взялся трахать! — он угрожающе двинулся на Каспера.

Тот отступил, сделав пару шагов в сторону двора. В силу своей нелюдимости Касперу никогда не приходилось не то что трахать кого-то — ему даже никто не рассказывал об этом, он лишь мельком слышал обрывочные фразы. Парень отчаянно замотал головой, выставляя руки вперёд.

— Да он это, он! — выкрикнул кто-то. — Дураки всегда похотливы. Теребит постоянно свой хрен, до крови, наверное, стёр!

Каспер узнал в говорившем лавочника, которому часто помогал с грузами. Щеки парня вспыхнули — как он узнал? Каспер и правда иногда ласкал свою плоть, изнывающую от одиночества, но только дома, заперев дверь. Он продолжал пятиться от наступающих на него четверых мужчин, пока не упёрся в корыто, ухватившись за его край и вжимаясь поясницей.

— Сейчас я тебя порешу, проклятая тварь! — Харим свирепо тряханул вилами, которые зацепились за водосток, свисающий с крыши. — Что за дерьмо! — фермер зло вскинул голову, дёрнул вилами что есть мочи, и вся деревянная конструкция посыпалась ему на голову, вызвав поток брани.

— Ах ты, ведьмино отродье! Понастроил тут ловушек!

Харим принялся остервенело распинывать в стороны части водостока, крикнув сопровождавшим его:

— Разнесите тут все!

Мужчины с готовностью бросились пинать стоящую во дворе утварь: ведра, котелки, в которых Каспер готовил себе похлёбку на костре. Кто-то подбросил вверх охапку хвороста, и тот разлетелся во все стороны, одна ветка ударила парня по плечу, попав прямо в кровоподтек, и упала в корыто. Плеск воды привлек внимание старика, который до того пинал сапогом стену дома, расшатывая вбитые в щели пучки соломы, и он бросился к корыту, оттесняя Каспера, беспомощно мычащего и протестующе размахивающего руками. Склонившись, старик, к ужасу хозяина, безжалостно вырвал из земли сочные стебли ирисов со злорадным ликованием:

— Болотные цветы?! Ворожбу творишь, помеченный демоном?

Цветы, что набирали силу, были единственным ярким пятном прекрасного на отвратительно грязной серости его мира. Каспер замер, как пораженный молнией, глядя на обрывки стеблей и вывороченные из мокрой земли корневища, зажатые в руке старика, но лишь на мгновение. Словно в беспамятстве он поднял подкатившееся к ноге бревно из разбитой поленницы и наотмашь ударил мужчину по голове. Тот, даже не охнув, мешком повалился на бок, ноги его задергались в конвульсиях.

Харим, обернувшись на шум, вытаращил глаза так, что оголились испещренные сосудами белки глаз. Задыхаясь, он проговорил почти беззвучно:

— Дурак убил Барра, — а после пронзительно завизжал. — Он убил старика! — и кинулся на Каспера с вилами.

Парень инстинктивно отскочил в сторону, и фермер с разбегу вбил вилы в деревянное корыто, от чего то треснуло и стало быстро опорожняться, заливая труп старика. Рукоять спружинила и отбросила Харима в сторону. Каспер схватил вилы и с усилием выдрал из корыта. Мгновение, и зубья с омерзительным чавкающим звуком вошли в живот фермера.

Каспер растерянно замычал, таращась на истекающего кровью Харима, но предсмертные вопли заглушили его голос. В онемевших от ужаса руках парня оставались окровавленные вилы, когда незнакомый ему мужчина бросился на него, обнажив обоюдоострое лезвие охотничьего ножа. Не помня себя, Каспер ударил вилами, всадив зубья между ребрами нападавшего. Стоявший поодаль лавочник хрипло заорал и кинулся прочь.

Лишь тогда Каспер опустил руки и выронил вилы, оглядывая разнесенный двор, залитый кровью поверх размокшей от ночного дождя, изрытой сапогами почвы. Словно во сне, медленно он прошел в дом, надел упавшую от ударов по стенам одежду, ещё сырую после стирки, и снова вышел во двор, остановившись в середине.

Дом его располагался на окраине городка, на холме, и сразу за оградой под склоном начинался редкий лес, покрытый свежей весенней листвой. А за ним, теряясь за пока ещё не густыми полупрозрачными кронами, начинались бескрайние дикие луга, с детства будоражащие душу парня и наполняющие ее смутным захватывающим дух предчувствием. Где-то там, за лугами, у самого неба в ясный день можно было увидеть далёкие пики горных вершин, покрытых белыми пятнами ледников.

Каспер перешагнул тело незнакомца и подошёл к старику, раскинувшему руки в неестественной позе. Парень присел подле и разжал мертвые пальцы, вытаскивая из кулака трупа корневище ириса с частями оборванных стеблей, которое затем положил в карман полотняной куртки. Затем он прошел к задней части двора, перемахнул через забор и пошел напрямик через кусты и низкий чертополох к лесу.

***

Каспер шел через бескрайние луга несколько часов, отказываясь осознавать произошедшее. Лишь совсем выбившись из сил, он присел на сырую землю, покрытую сочным ковром молодых трав, и понял, что шел неведомо куда без воды, еды, с совершенно пустыми руками, если не считать корневища водяного ириса в кармане. И шел туда без надежды вернуться.

Каспер посмотрел вверх, задрав голову и сощурив глаза. Тяжёлые тучи снова заволакивали небо, обещая скорый дождь. Изменчивая весенняя погода то обжигала его не терпящую солнца кожу жаркими лучами, то обливала ливнем в степи без единого укрытия, и так несколько раз по кругу. Но Каспера это не расстраивало, он был не притязателен, промокнуть и обгореть ему было не страшно. Зато травы в лугах наливались соками и принимались в рост на его глазах — это ли не волшебство!

Вскоре то тут, то там среди травы стали появляться светлые камни, а впереди Каспер увидел скалистые выступы из земли. Он никогда не был тут раньше, но, подойдя ближе и увидев наваленные друг на друга каменные глыбы с выступающими острыми гранями, поросшие мхом, травой и кустарниками с красноватыми кожистыми листьями, понял, что это место и есть те самые Камни, где ночевали в гротах пастухи, застигнутые грозой, и где когда-то нашла его Хельга.

Он бродил между глыбами, трогал обтесанные ветром поверхности и задавался вопросом: как младенец мог оказаться тут, так далеко от людей, от жилья? Почему мать бросила его тут, неужели правда хотела, чтобы его сожрали волки? Каспер тревожно обернулся, словно услышав далёкий волчий вой. Или она хотела, чтобы молодая пастушка услышала детский крик средь камней и принесла в свой покосившийся крохотный дом, чтобы вырастить никчемного дурака, работающего до седьмого пота за еду? Мать не могла знать о его немоте, но видела уродливую метку, и это отвратило ее от Каспера — так он заключил для себя.

Вспомнив о пятне, он тотчас согнулся, обхватывая мучительно пронзаемый насквозь жгучей болью живот, и застонал. Слезы намочили крепко сжатые веки. Он стал слишком часто плакать, прямо как в детстве.

Первые капли дождя упали на теплые камни, наполнив воздух вокруг характерным запахом предвкушения свежести. Каспер с трудом разогнулся, подставив им лицо. За Камнями он увидел сосняк — надо поспешить туда, если он не хочет снова вымокнуть. Нехотя, усталыми шагами парень пошел к лесу, запинаясь о глыбы и получая новые синяки на отбитых ногах.

Он шел через лес безо всякой цели, слушая сначала, как дождь шумит в плотных кронах сосен, а затем видя, как солнце играет между ветками над головой. Голод и жажда становились все нестерпимее, Каспер попробовал поискать ягод или грибов среди хвойной подстилки, но не преуспел. Зато ему удалось выпить немного дождевой воды, собравшейся в листьях лопуха на поляне.

Наконец, острый слух его уловил шум воды где-то внизу, под склоном. Приободрившись, ослабевший парень устремился туда, и вскоре взору его предстала неглубокая горная река, оглушительно ревущая на перекатах. Подбежав к берегу, Каспер первым делом напился ледяной, сводящей зубы кристально чистой водой. Затем снял стоптанные сапоги и стал попеременно опускать в реку утомленные долгими часами ходьбы стопы, наслаждаясь колючей болью от нестерпимо холодной воды.

Вдруг его внимание привлек блеск небольшой заводи на другом берегу реки — вода, отходя от основного русла, замедляла там свой ход и, должно быть, нагревалась солнцем. Если берега самой реки были сложены из гальки, то заводь окружала мокрая земля, поросшая пышной травой. Там ирисам будет комфортно. Каспер вытащил из кармана подсохшее корневище и удовлетворённо кивнул самому себе.

Он подвернул штаны до колена и решительно вошёл в реку, выбирая места помельче и стараясь идти быстрее, пока мышцы не свело от холода. Но неожиданно он словно упёрся в невидимую преграду, не в силах двигаться дальше. Каспер огляделся и поднял глаза: насколько хватало зрения в обе стороны и вверх простиралась прозрачная, словно стеклянная стена, в которую изумлённый парень упёрся грудью.

Он мало знал о мире и ещё меньше о волшебстве, а это, несомненно, было оно. Каспер осторожно коснулся стены пальцем, и он вошёл в нее, как в мягкую плоть. Парень надавил сильнее и, потеряв опору, провалился внутрь странного образования, застряв в стене, как в трясине. Он неожиданности он вскрикнул, дернулся вперёд, раздвигая стену широкими плечами, и через пару рывков вывалился за пределы преграды, рухнув на колени в реку.

Каспер вскочил на ноги, совсем онемевшие от холода, оглянулся на стену позади, и в этот момент мир словно дрогнул. Раздался оглушительный грохот, похожий на гром, грянувший над головой в совершенно ясном небе, по земле прошла судорога, отчего Каспер едва удержался на ногах, в ужасе бросившись бежать к берегу. Грохот раздавался снова и снова, парень упал на траву, обхватив голову руками, земля вздымалась и дрожала под ним — это продолжалось несколько минут.

Когда все стихло, обомлевший Каспер приподнялся и осмотрелся. Мир вокруг не изменился: все то же солнце в голубом небе, сосны на другом берегу, серебрящаяся на валунах быстрая река. Не было лишь стеклянной стены до неба, словно ее и не существовало прежде нигде, кроме воображения Каспера.