Сердце Долины драконов - Глава 4. Волчий лес

Глава 4. Волчий лес

Молодая ведьма Воды сидела на холодной земле, покрытой мокрой от прошедшего дождя полусгнившей травой, перебирая застывшими пальцами жесткие листья плюща, оплетающего корявый ствол дерева. Ледяные капли, блестящие на плюще яркими лунными бликами, от прикосновений девушки скатывались по запястью в рукав, заставляя Гуин вздрагивать и ежиться. Отвратительно промозглая ночь. Гуин терпеть не могла позднюю осень, но еще с большей ненавистью ждала скорой зимы. Она безнадежно вздохнула, вспомнив о непроницаемом свинцово-сером небе, крошащемся колкой снежной крупой, и о сугробах, хватающих за голые лодыжки обжигающими ледяными руками, словно волки.

Как дочь клана Воды она не должна была бояться мороза, а дождь и снег и вовсе были ее стихией, но Гуин ничего не могла с собой поделать — в плоти человека холод мучил ее, сводил руки, отнимал силы, лишал радости. Хотелось забиться в угол хижины и жечь, жечь лучину, глядя на нее немигающим взглядом. Вот только цели ведьмы были слишком высоки, чтобы прозябать полгода в заточении деревни, ожидая весны. Потому в любую погоду Гуин шла за травами, минералами, ловила ветер, запечатывала лунный свет и плела заклинания — все, чтобы подняться над другими ученицами, чтобы занять то место в клане, какое она считала достойным себя. Вот и сейчас девушка пришла на окраину запретного Волчьего леса, поборов страх перед эльфами, чтобы набрать особого плюща, не такого, что соберут соперницы в двух шагах от порогов своих домов.

Гуин утрамбовывала сорванные листья в тряпичной сумке на перевязи через плечо, когда по блестящей от влаги земле мелькнула большая тень. Сердце гулко стукнуло, девушка подняла глаза и увидела в совсем прояснившемся ночном небе крылатые очертания дракона. Опрометью она бросилась в тень от поваленного старого дерева, чтобы спрятаться за его огромными волосатыми корнями, выдранными из земли, но запнулась в темноте и покатилась вниз под склон, собирая на одежду и волосы сырую прелую листву. Когда Гуин поднялась на ноги, поведя неприязненно плечами, куртка на которых пропиталась насквозь росой, обтерла о подол юбки ободранные ладони, то замерла от странного звука совсем рядом: словно кто-то с силой потер друг о друга сотнями камешков — звук прокатился волной и стих, затем повторился снова.

Не в силах совладать с любопытством, ведьма беззвучно забралась на склон, карабкаясь на четвереньках, и выглянула одним глазом из-за корня поваленного дерева, на миг перестав дышать: в двух десятках шагов от нее на гладкой и лишенной растительности после долгого подтопления поляне сидел дракон. Странный звук трущихся камней рождали покрытые снаружи чешуйками крылья, которыми он встряхивал, пытаясь скинуть застрявшую на правом огромную ветку. Гуин никогда не приходилось видеть драконов вблизи, и она как завороженная смотрела на крылатого ящера, пока тот не повернул на нее морду с отростками и щитками, сверкнув ярко-желтыми глазами с щелевидными змеиными зрачками. Девушка резко спряталась за корень, прижимаясь к дереву затылком и учащенно дыша, моля духов леса, чтобы дракон ее не заметил.

Хоть лес и был чужой, но духи сжалились, казалось, над юной ведьмой. Постояв так еще какое-то время и успокоившись тишиной, установившейся вокруг, Гуин снова осторожно выглянула из укрытия. Дракон уже обернулся человеком — на поляне она увидела высокого голого мужчину, который, пытаясь сохранить равновесие на одной ноге, надевал штаны, периодически заправляя длинные черные волосы за ухо. Он словно почувствовал взгляд ведьмы, выпрямился в наполовину надетых штанах, оглянулся, постоял какое-то время и снова принялся одеваться. После мужчина двинулся в глубину леса, уходя с освещенной луной поляны. Гуин заметила, как зябко он потирает плечи в белоснежной шелковой рубашке, поглядывая на небо, откуда вновь начинал накрапывать промозглый дождь. «Что, мерзнешь, ящер крылатый?» — с усмешкой подумала девушка, — «Где же твой внутренний огонь? Тоже не хватает магии?». С этими мыслями она, зная наверняка, что поступает опрометчиво, скинула сумку, закрыла глаза, вдохнула холодный воздух, ощущая, как влага распространяется по телу, и рваным облаком тумана последовала за мужчиной.

Эленкар чувствовал слежку с тех пор, как приземлился на лунной поляне в Волчьем лесу, но иссякающей магии не хватало, чтобы понять, где преследователь и кто он. Порой ему казалось, что магии не хватает уже ни на что, кроме простого выживания. И если в мощном теле дракона Эленкар чувствовал хотя бы физическую силу, которой он превосходил едва ли не всех живущих в Долине, то в образе человека не было и того. Неприятное чувство злого взгляда, упертого в спину, заставляло его то и дело искоса осматриваться, но ничего, кроме темного леса и слабой дымки между искривленными черными стволами, он не видел. Ускорив шаг, дракон направился к Логову Галлена — владыки Волчьего леса, старого друга и соратника отца, и с облегчением выдохнул, завидев издали, как меняется кривой и редкий лес, уступая место прямым стволам дубов в два обхвата.

— Хорошие деревья! — вместо приветствия сказал Эленкар вышедшему навстречу из-под сени дубравы хозяину с фонарем, хлопнув при этом по мокрой коре ближайшего исполина.

Эльф улыбнулся словам, которые были для него приятнее любых вежливых церемоний, поприветствовал гостя молчаливым кивком головы и жестом пригласил в зачарованную часть леса.

— Я вкладываю в этот лес всю магию, что осталась мне доступна, — гордо, но с нотками горечи произнес Галлен, поглаживая стволы деревьев, и медленно ступая в глубину дубравы, где все чаще сверкали то там, то здесь развешанные на высоких ветвях фонари, и мелькали тени стражей. — Но они все равно больны.

Он остановил Эленкара, дотронувшись до плеча, и указал пальцем на глубокую трещину в коре одного из дубов, сочащуюся темной блестящей камедью.

— Ты весь дрожишь, Эли, — неожиданно недовольно сказал эльф.

— Попал под дождь, — дракон ответил тихо, невольно опустив глаза.

Любое напоминание о его слабых силах, не способных даже согреть изнутри, ранило Эленкара где-то в глубине. И эльф, которому хватало магии, чтобы поддерживать жизнь в зачарованном лесу и определять гостей, приближающихся к его дому заранее, и таинственный преследователь, прячущийся в ночной дымке — все вокруг, казалось, имели больше сил, чем тот, кому судьбой было предназначено править Долиной. Или не предназначено — с каждым годом уверенность Эленкара в своей судьбе таяла. Он вспоминал, как был воодушевлен в первые годы после того, как вырвался из заточения дворца в Брандере, но давно не разделял прежних надежд. Магия иссякала в Долине все быстрее, утекала, словно просачивалась через незримые дыры в плоти мира, а может — через стену, зияющую почти сквозными отверстиями, будто решето. И только Сердце могло бы это остановить…

Из тяжелых мыслей дракона вырвал чуть насмешливый вопрос Галлена:

— А где тот плащ, подбитый мехом, что я тебе подарил? Его глухой синий цвет тебе к лицу.

Дракон в меховом плаще — забавное, должно быть, зрелище. Эленкар усмехнулся.

— Лежит в пещере. В следующий раз надену, — он поднял глаза. — Я о другом хотел поговорить. Об Ортакэ, о ритуале.

Старый оборотень, представший перед Эленкаром в виде прекрасноликого эльфа с золотой тиарой в виде дубовых веток, удерживающей густые светлые волосы, и в изящно расшитом камзоле, нахмурился и указал рукой вглубь зачарованной части леса. Через пару минут дракон был рад войти в теплое Логово, снаружи выглядевшее, как проход в нору исполинского зверя в толще холма, но внутри оказывающееся настоящим дворцом в несколько уровней с залами и анфиладами. Эленкар не мог не отметить, что с момента прошлой встречи Логово было освещено куда хуже: ровный магический свет заливал лишь центральный зал, а в боковых коридорах трепетали тени от восковых свечей или вовсе царил полумрак, разбавленный лишь лунным светом из окон.

— Ну, говори, — Галлен скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла, поставленного возле камина в углу зала. — Что с Ортакэ? Нашел его? — в звериных чуть раскосых глазах его блеснула насмешка.

Очевидно, что нет. Эленкар сжал челюсти, но проглотил издевку. Он снял с шеи амулет, принесенный Кирианом, и показал эльфу.

— Посмотри, мой друг дал мне это.

— Похоже на помолвочный подарок — сердце, разделенное на половины, что тянутся друг к другу. Тебя можно поздравить? — Галлен откровенно забавлялся.

Эленкар усмехнулся печально.

— Поздравлять пока не с чем. Здесь на обороте стих — тот, для ритуала. Но последние слова — их я не помню, и ты не говорил мне таких, — дракон протянул амулет озадаченному эльфу.

Тот пробежал глазами по строкам и ответил:

— Тебя смутили строки о половинах? Они не использовались в ритуале, поэтому ты их не помнишь и никто не говорил о них, — Галлен пожал плечами.

Эленкар выпрямился, подавшись вперед.

— Что они значат? — с жаром спросил он, нащупывая, как ему казалось, что-то очень важное.

— Понятия не имею, — отмахнулся эльф с безразличным выражением, не разделяя волнения собеседника. — Мы действовали наугад, ничего не понимая в пророчестве, эти строки не исключение, — он покачал головой разочарованно.

— Я вспомнил, что Ортакэ разорвалось в небе, — осторожно сказал Эленкар. — Это было?

Галлен задумчиво посмотрел на него, не отвечая.

— Что если осколки Сердца тянутся друг к другу, как тут сказано? — продолжил дракон. — Что если…

— Осколок был, — резко прервал его эльф, встав с кресла и отвернувшись к камину. — Карл взял его. С его помощью вы вышли за пределы Долины — в те времена стена не пропускала никого, лишь Ортакэ позволяло преодолеть ее.

— Почему вы не говорили мне об этом? — произнес ошеломленно Эленкар, также поднимаясь с кресла.

Галлен повернулся и пожал плечами.

— Мы не считали это важным. Карл должен был передать тебе кристалл, чтобы ты смог вернуться в Долину. Но ты вернулся без осколка — к тому моменту стена уже истончилась настолько, что тебе хватило простой воли преодолеть ее. Тогда мы поняли, что смысл осколка утрачен, как и сам осколок. Очевидно, что Карл не отдал его тебе, хотя должен был, — эльф снова разочарованно развел руками.

— Как и не сделал ничего из того, что обещал!

Эленкар вздрогнул, обернувшись на женский голос, эхом отразившийся от отделанных песчаником стен.

Из полумрака коридора в зал вошла Беат, которую он не ожидал тут увидеть, но не удивился — Беатриса словно знала все его шаги наперед и следовала по пятам, как мать за неразумным дитя. Или как пастух за бестолковой скотиной. Женщина приблизилась к дракону, сверкая глазами и загибая пальцы на руке, возмущенно перечисляя:

— Он обещал беречь тебя до совершеннолетия, но ты вернулся в Долину живой лишь наполовину, уцелев чудом, а не его стараниями. Он обещал подготовить тебя к престолу, но ты пришел, ничего не понимая, не зная, кто ты, ведомый смутными предчувствиями, а не знаниями. Он обещал растить тебя — а сам умер, бросив мальчишку! — она отчаянно встряхнула головой. — Что говорить об осколке — боюсь, Карл просто забыл о нем, как и обо всем остальном. Любовь к жене, родное дитя и азарт войны на других рубежах затмили в его памяти горести Долины и стерли из нее клятвы!

Дракон вздохнул. За годы жизни в Долине он слышал эту пылкую речь не один раз — дополняемую подробностями, которые сам Эленкар и поведал Беат, ведь бывшие соратники отца, отделенные друг от друга непроницаемой стеной, сами не могли узнать ничего друг о друге. Что толку поносить имя мертвого, обвиняя в том, что умер слишком рано? Вспоминая о детстве, проведенном в Брандере, Эленкар не чувствовал обиды на приемного отца, ему казалось, что Карл любил его так же, как и Эли любил его.

Ком встал в горле дракона, когда в памяти всплыла картина последних часов жизни короля Брандера: лицо Карла осунулось после долгих дней лихорадки, глаза запали, когда-то кудрявые волосы облепили влажный лоб в темных пятнах. Отец метался в постели в полубреду, шептал что-то растрескавшимися губами, он сбросил случайно одеяло, которое скрывало бинты на левом плече, только что наложенные, но уже пропитывающиеся гноем. Эли резко отвернулся, но вельможа позади подтолкнул его к постели и зашептал в ухо:

— Его Величество звал Вас, подойдите.

Перебарывая страх перед предчувствием смерти, запахом которой пропитались все покои короля, Эли, закрыв рот и нос рукой, приблизился к кровати и положил руку на горячую ладонь отца. Король и правда пришел в себя после долгого беспамятства: от прикосновения он открыл глаза и сжал руку мальчика.

— Ты должен стать хорошим королем, Эленкар. Пообещай мне, — голос Карла был почти беззвучен, но слова грохочущим молотом впечатались в душу Эленкара.

Он кивнул и ответил:

— Обещаю, — а слезы текли по его лицу, душили, раздирали сердце.

Эли хотелось броситься на грудь к отцу, сжать его в объятиях и не отпускать, но страх перед зловонными бинтами и чужим, неживым лицом Карла не дал этого сделать, мальчик лишь поднес его руку к мокрым дрожащим губам и поцеловал. Вот и все.

Почему Карл не сказал Эли о его природе и предназначении, почему не объяснил, о каком престоле ведет речь? Почему не отдал осколок? Теперь уже не узнать. Дракон поднял глаза на давно закончившую говорить Беат, затем перевел взгляд на эльфа, с безразличным видом переворачивающего угли в камине, и заговорил:

— Карл никогда не говорил мне об осколке, и я не видел, чтобы он носил его, может где-то прятал? В сокровищнице… — он задумчиво посмотрел в огонь, разгоревшийся сильнее.

— Ортакэ нельзя спрятать в сокровищнице, — хмуро бросил Галлен, отходя от камина, — он проникает в тело владельца, сливаясь с ним воедино. Будь у Карла осколок — ты бы его заметил, я так думаю, — не слишком уверенно заключил Галлен.

Во всем, что касалось Ортакэ, уверенности быть не могло — словно укрытое пеленой неведомых чар, Сердце веками путало владык Долины, не позволяя понять закономерностей своего существования. Так и Ардель, последний король драконов, уповая на пророчество из полуистлевшей книги, совершил ритуал, не ведая, что надежды его обманчивы.

— Я попробую отыскать осколок в Брандере, — решительно сказал Эленкар, стараясь скрыть горькое сожаление об утраченном времени — если бы Галлен и Беат рассказали об осколке раньше, быть может, Ортакэ был бы уже в его руках.

Он увидел, как вспыхнули глаза Беатрисы, когда она набрала воздуха в легкие, чтобы выкрикнуть что-то, но Галлен опередил ее:

— Чушь! — эльф резко взмахнул рукой. — Осколок утрачен! Где ты будешь искать его? Прочесывать Брандер, как прочесывал горы? Не трать время на пустые надежды, Эли.

— Ты сказал, осколок связан с телом владельца, — Эленкар не смотрел на Галлена, пытаясь собрать воедино догадки, крутящиеся в его голове.

— О каком теле ты сейчас думаешь? — эльф с сомнением нахмурился. — Карл умер 20 лет назад, от него остались лишь кости в земле.

— Ты не пойдешь туда! — наконец выдохнула Беат, метнувшись к Эленкару с расширенными глазами. — Ты едва не погиб в Брандере однажды! Ты и сейчас слаб. Тебе нечего противопоставить угнетающей магии того места. Мы не знаем ее природы и не имеем орудия, чтобы защитить тебя. Не надо, Эли, не рискуй попусту!

— Я должен что-то делать, — пробормотал Эленкар скорее самому себе.

Должен. Перед его глазами встало лицо Арделя — он плохо помнил отца-дракона, расставшись с ним в шестилетнем возрасте, но его взгляд за секунду до самопожертвования он запомнил навсегда. И Карла, погибающего от раны: «Ты должен стать хорошим королем, Эленкар. Пообещай мне». Если бы он мог отказаться от клятвы тогда, но разве это было возможно?

Быстрым шагом дракон двинулся к выходу из зала, чтобы уйти прежде, чем Беатриса начнет останавливать его, хватая за руки — этот порыв он видел в ее глазах, наполненных тревогой. Он вышел из Логова одновременно с Галленом, который вдруг отчего-то напрягся и устремился наружу. В лесу что-то происходило: слышались шум, неясные вскрики и царило общее ощущение суеты. Эленкар вопросительно посмотрел на владыку этих земель, и эльф пояснил, яростно раздувая ноздри:

— Поймали демона в самом зачарованном пределе. Сифы вновь поднимают головы, как встарь. Видно, давно я не разносил их Кругов, — глаза Галлена сверкнули угрожающе. — Собрать стаю! — крикнул он кому-то за деревьями, и повернулся к дракону. — Оставь бесплодные поиски, Эленкар. Довольствуйся теми силами, что у тебя еще есть, и борись, как можешь, пока они не иссякнут.

С этими словами эльф оставил дракона, скрывшись в лесу. Эленкар двинулся прочь, сумрачным взглядом разглядывая сквозь деревья пробужденное приказом Галлена войско, стекающееся к границам зачарованной дубравы. Казалось, утрата магии никак не ослабляла народ Волчьего леса, хотя это, конечно, было иллюзией.

Гуин проследовала за мужчиной, забыв об осторожности, почти до самой волчьей норы, заворожено вслушиваясь в разговор дракона и эльфа. Ортакэ — Огненное сердце, утерянное средоточие силы, сокровище, что когда-то удерживало ускользающую теперь магию и управляло всем сущим в Долине, напитывая энергией всех, кто преклонился перед драконами — вечных врагов сифов. Почему крылатый ящер вспомнил об Ортакэ, когда все, казалось, забыли? Что он знает о нем?

Сущность молодой ведьмы, воплощенная в облаке тумана, разочарованно ударилась о земляные стены Логова — дальше не пройти, магия эльфа-оборотня здесь слишком сильна. Она и так забралась непозволительно далеко в глубину запретного леса. Осознав, что находится в самом центре зачарованного предела, девушка, словно сбросив наваждение, загнавшее ее в ловушку, стремительно метнулась к границам дубравы, туда, где свет эльфийских фонарей затухал, сменяясь спасительной сырой темнотой чернолесья. Но поздно.

Удар силы, словно плетью, обрушился на сущность Гуин, угрожая разорвать облако на половины. Взревев внутренне от боли, ведьма обратилась человеком, рухнув на землю под ноги стражнику, заоравшему:

— Демон!

Спину девушки нестерпимо обжигал свежий след от магического хлыста, протянувшийся от правого плеча до поясницы. Заскулив сквозь зубы от боли, Гуин попыталась на четвереньках отползти дальше от эльфа, затравленно озираясь на окружаюших ее еще двух стражников. Мысли панически стучали в голове, уступив место тишине в тот миг, когда первый из них обернулся волком и оскаленная пасть раскрылась над ее головой. Девушка успела выскользнуть из-под огромного зверя, вскакивая на ноги, и бросилась сверху на спину промахнувшегося оборотня, вцепившись в морду и вдавливая пальцы в глаза волка. Тот закрутил головой, сбрасывая легкое тело Гуин, а второй прихватил зубами за лодыжку. Ведьма взвизгнула, отскочила в сторону, ударившись в грудь третьего оборотня и утопив на миг лицо в густой шерсти, пахнущей зверем. Волк сцепил челюсти на ее плече, слегка встряхнув девушку. От боли, заливающей разум, Гуин почувствовала, что теряет сознание, как сквозь пелену видя, как приближаются скачками еще несколько оборотней.

Боль. Смерть. Дыши. Из последних сил вытягивая себя из черноты беспамятства, Гуин уставилась в оранжевые глаза волка перед своим лицом и глубоко вдохнула. Влага дождливой ночи наполнила ее легкие, растекаясь прохладными струями по телу. Ведьма, превозмогая боль в проколотом клыками плече, подняла руки и обняла морду оборотня, оборачиваясь чистой водой — самой истинной своею ипостасью. Жидким телом она почувствовала судороги захлебывающегося зверя, морду которого крепко удерживала внутри водяной сущности, вцепившись в нее со всей яростью.

— Водяной демон! Хлыст! — слышала она внутренним слухом встревоженные выкрики.

И, не дожидаясь нового обжигающего удара магии, отпустила бьющегося в агонии волка, пролившись на землю, и в мгновение растеклась сотней крошечных ручейков по ложбинкам и углублениям между лап оборотней, убегая вниз под склон, в чернолесье, чтобы собраться воедино в русле холодного, еле движущегося по кучам палой листвы лесного ручья.

Гуин обессилено сидела в ручье, пустым взглядом провожая собственную кровь, окрашивающую воду вместе с первыми рассветными лучами, когда услышала шум погони. Подскочив на ноги, девушка обтерла подолом окровавленную лодыжку, будто это могло залечить рваный укус, и побежала. Она бежала так, как не бежала никогда в жизни, запинаясь о камни, подворачивая ноги, падая и вновь поднимаясь, ободрав руки и лицо о жесткие оголенные ветки чернолесья. Она проклинала способность сифов обращаться, не теряя одежды, как это происходило, например, с драконами — сейчас она не отказалась бы быть голой: мокрая юбка путалась в ногах, а разорванная магическим хлыстом куртка болталась на плечах и цеплялась за кусты. Остановившись на мгновение, чтобы скинуть лохмотья, Гуин в ужасе услышала волчий вой совсем рядом. Она окропила кровью весь свой путь — как бы она ни бежала, волки возьмут след и загонят. А сил на превращение уже не оставалось. В отчаянии девушка прислонилась лбом к стволу корявого тополя, оглядываясь. И тогда чуткий слух ведьмы уловил шум реки. Воодушевленная, из последних сил она кинулась на звук, не оглядываясь на приближающуюся стаю, и, разбежавшись, прыгнула с обрыва в неизвестность.

Эленкар вернулся в горный чертог только к рассвету. Кириан по-прежнему спал в его кровати, скинув одеяло на пол и свернувшись в клубок. Мужчина зябко повел голыми плечами, накрыл друга одеялом и сам нырнул под него, прижимаясь к теплому, даже горячему телу Кириана. На какое-то мгновение ему показалось, что юношу лихорадит — он вздрагивал, постанывал, крутил головой во сне, часто дыша через приоткрытые иссушенные губы, а от прикосновений холодных рук Эленкара по телу его побежала дрожь. В детстве у болезненного Эли часто была лихорадка, он узнавал сейчас ее проявления у друга, но разве могло такое случиться с драконом Долины? Неужели потеря чешуйки довела Кириана до такого состояния?

Что ж, силы утекали не только у Эленкара — они покидали всех, превращая день за днем в простых людей, смертных и слабых. Что если в какой-то момент они не смогут обращаться драконами, ведь никто не знал, куда заведет Долину утрата Сердца. От этой мысли у мужчины похолодело внутри. Эленкар теснее прижался к Киру, обнимая его худощавое тело и прижимаясь носом к спине, крепко зажмурившись и стиснув губы от внутреннего напряжения. Он должен что-то сделать, должен остановить это.

Эленкар пролежал без сна до тех пор, пока утреннее солнце не осветило через отверстие в потолке пещеры полностью всю спальню, добравшись и до кровати. Он прикрыл глаза ладонью, продолжая другой рукой задумчиво перебирать волосы спящего под боком Кириана, который к утру успокоился, перестал дрожать и крутиться, раскинул руки в стороны и теперь морщил лицо во сне, стараясь спастись от теплых лучей. Мужчина легко поцеловал его в лоб и рывком поднялся с ложа. Пары часов размышлений и тревожных воспоминаний о Брандере Эленкару хватило, чтобы решиться окончательно.

— Ты куда-то собираешься? — услышал он заспанный голос Кириана, стоя перед открытым платяным шкафом с походной сумкой в руках.

Эленкар развернулся и нехотя рассказал о своих планах.

— Я полечу с тобой! — Кир вскочил с кровати, отбрасывая одеяло. — Я помогу тебе.

— Нет, — тихий голос мужчины был непреклонен. — Ты болен. Что с твоей грудью? — Эленкар кивком указал на воспаленную красную отметину под левой ключицей.

Юноша опустил глаза.

— Так, не страшное.

— Ты не сможешь лететь. Оставайся здесь, — закончил Эленкар уже мягче, приседая рядом.

Кириан умоляюще посмотрел ему в глаза взглядом, полным обожания — от такого взгляда мужчина всегда терялся, как и сейчас, отворачиваясь в сторону. Юноша проговорил:

— Я бы мог помочь тебе. Вдвоем всегда проще. Это ерунда, — он прикоснулся пальцами к ране, — меня не беспокоит.

— Нет, не ерунда, — отрезал Эленкар, отворачиваясь. — Сил и так мало, Кириан, не разбрасывайся своей магией!

Юноша потупил взор. Любая часть тела дракона несла в себе частицу внутреннего огня, оттого колдуны и знахари и охотились за чешуйками и когтями ящеров.

— Твоя затея не опасна, Эли? Там, в Брандере, с тобой ничего не случится? — спросил он с тревогой.

— Нет, что там опасного? — Эленкар небрежно отмахнулся, пряча страх, с которым боролся всю бессонную ночь. — Я просто схожу на кладбище и все. Меня никто не увидит, я сделаю это ночью. Я хорошо знаю замок. Не беспокойся.

Он приобнял подошедшего Кириана, положив руку на плечо, и поцеловал в висок, на что тот аж вспыхнул и прильнул всем телом.

— Дожидайся меня здесь, — почти шепотом, тихо сказал Эленкар. — И не спускайся в леса. Сифы поднимают голову, — он заглянул Кириану в глаза, чтобы убедиться, что тот осознает серьезность. — Демона Воды обнаружили у самого Логова Галлена.

— Неужели? — изумился юноша. — Сифы совсем потеряли страх? Даже перед волками?

Гуин, тяжело дыша, выползла на скользкий от грязи берег реки. Вода напитывала ее природной силой, но кровоточащие раны ослабляли. Река текла дальше, разделяясь и наполняя кольцевые каналы, внутри которых располагались Круги клана Воды — концентрические окружности, выложенные на земле камнями, прокопанные граблями на рыхлом песке, нарисованные белой краской — все вокруг крупных мраморных останцев, поставленных здесь века назад. Останцы обладали способностью собирать силу реки в пучок, концентрировать и превращать в сокрушающее оружие. Круги не раз спасали клан в войне с Огненным союзом, как называли сифы всех оборотней, примкнувших и подчинившихся драконам, обладавшим властью над Ортакэ.

Но с тех пор, как Ортакэ пропал, все изменилось. Мраморные глыбы могли собрать остатки магии, наполняющей эти места, но в основном их подпитывали природной силой: ухватывали при помощи ритуалов энергию весенних паводков, летних гроз и зимних вьюг, устраивали коллективные бдения, а в критических случаях, поговаривали, доходили и до жертвоприношений. Но все эти действия не приносили и части сил, какими раньше искрились Круги. Однако и Огненный союз ослабел.

Гуин не застала сытых времен, когда ради излечения ребенка или удачной охоты не надо было неделю собирать травы и перетирать камни, а достаточно было просто захотеть — так говорили старики. Девушка родилась через несколько лет после исчезновения Ортакэ и могла наблюдать лишь мельчание великих народов и угасание некогда пышущей силой Долины, которое происходило молниеносно быстро, изо дня в день меняя мир вокруг.

С трудом она побрела к Кругам, надеясь отыскать там верховную ведьму. Сегодня все девушки, проходящие обучение, должны были принести листья плюща для приготовления сбора, позволяющего сберечь урожай на зиму, отпугивая грызунов и предотвращая гниль. Оценивать качество листьев и старания каждой ведьмы Мать, как называли верховную колдунью, собиралась в западном Круге. Туда Гуин и направилась, немного жалея о том, что потеряла свою сумку с первоклассными листьями. Но взамен она принесла куда более важное — весть об Ортакэ.

Обладать Огненным сердцем Долины было несбыточной мечтой сифов во все века. Подчинить магию себе, выйти из лесов на свет, задышать свободно и получить возможность вырваться из заточения стены — все это позволило бы Ортакэ. Если бы им не владел дракон. Столетиями народ лесных демонов изучал магические закономерности и создавал заклинания для борьбы с крылатыми ящерами, а когда победа была, казалось, близка, когда кланы объединились, когда знания сифов стали преобладать над мощью Огненного союза — Ортакэ пропал. И все стало рушиться. Ходили слухи, дескать короля драконов Арделя убил могущественный сиф, вырвав Сердце из его груди, но и сам умер, так как Ортакэ не подчинялся никому, кроме дракона. Но не все в это верили. Никто не знал наверняка историю Сердца, откуда оно взялось и кем было предназначено в пользование крылатым ящерам. Не случилось ли так, что драконы просто захватили случайно найденное сокровище, убеждая всех в том, что лишь их король имеет право управлять силами Долины?

Без труда отыскав Мать в западном Круге, Гуин бросилась к верховной ведьме. Высохшая и прямая, как жердь, старуха с коричневым от долгих лет лицом стояла над каналом, наполненном водой, бормоча что-то. Услышав приближение девушки, она резко обернулась, сверкнув ясными глазами.

— Что с тобой, Гуин? — бесстрастно произнесла Мать, оглядывая израненную ученицу. — Где плющ?

Едва отдышавшись, Гуин сбивчиво заговорила, стараясь рассказать об Ортакэ как можно скорее, чтобы Мать не успела наказать ее за потерянный плющ раньше, чем узнает о самом главном.

— Они говорили об Огненном сердце! — закончила она возбужденно. — Они что-то знают о нем! Дракон сговаривается с волком! Что если Сердце не утеряно навсегда, и нам удастся найти его прежде? Что если проследить за ними…

Она не договорила, настороженно наблюдая за мрачнеющим лицом старухи.

— Ты была в запретном лесу, Гуин? — наконец, холодно произнесла Мать.

— Да, но я всего лишь…

— Ты явилась в зачарованный предел эльфов? — голос старухи чуть заметно задрожал металлом. — Оборотни шли за тобой? Это их укусы?

Мать свирепо раздула ноздри, указывая корявым пальцем на плечо девушки, которой лишь оставалось кивнуть головой, не поднимая глаз. И тогда верховная ведьма, не меняясь в лице, издала вой, нечеловеческий крик, переходящий в визг, от которого Гуин упала на колени и зажала уши, пытаясь справиться с разрывающей голову отчаянной болью. Выплеск гневной силы ведьмы длился недолго. Когда визг стих, девушка, к тому моменту скрючившись лежащая на боку, приподнялась на локте, со страхом посмотрела на старуху, понимая, что это лишь начало.

— Они придут сюда, — голос Матери обрел привычный ледяной тон. — Ты навлекла волков на наши дома.

— Нет, я… — пыталась оправдаться Гуин, — я пришла с рекой. Им не взять мой след.

— Ты показала им сущность Воды? Как ты ушла от оборотня? — Мать склонилась над ней, приблизив к лицу девушки сверкающие голубые глаза с желтоватыми белками. — Ты показала им превращение?

Гуин не ответила.

— Они знают, откуда ты. Знают, из какого ты клана. Они придут сюда.

Пальцем Мать подала знак невидимым до того стражам, скрывающимся в толще воды каналов.

— Высечь ведьму Гуин, — холодно бросила она молодому стражу со свирепым лицом, который тотчас подхватил девушку под руку и поволок по песку прочь.

— Но ты даже не выслушала меня, Мать! — в отчаянии крикнула девушка, упираясь ногами и ломая прочерченный на песке идеально ровный магический круг. — Ортакэ поможет клану возвыситься! Выжить! Прогнать волков из лесов!

— Секите до тех пор, пока ее безумный голос не перестанет звучать в ваших головах, — повелела вместо ответа старуха и отвернулась к каналу. — И готовьтесь к пришествию стаи.

Гуин пришла в себя нескоро. Ее руки, привязанные высоко над головой к столбу для наказаний, совершенно затекли, щека упиралась в отполированное многими лицами до нее дерево, приоткрытый рот совершенно высох, отчего она не могла даже застонать. Она не чувствовала спины — это было к лучшему. Во время порки стоящие рядом ведьмы не позволяли девушке обратиться в воду, но теперь, когда вокруг была пугающая пустота, Гуин сделала попытку выбраться из пут. Не сразу, но ей удалось собраться и затуманенным рассудком заставить свое тело потечь, заструиться по столбу вниз, впитываясь в песок. В темной сырой толще песка был покой, водная сущность не чувствовала боли. Но Гуин понимала — сейчас не время для отдыха. Усилием воли она вернула себя в человеческий облик и, пошатываясь, направилась к деревне.

Деревня встретила ее растерзанными трупами сифов и эльфов. И тишиной. Должно быть, вождям удалось увести большинство сифов в укрытие. Гуин прошла дальше, к Кругам, какой-то частью сознания запечатлевая в памяти лица погибших соседей, но большей частью оставаясь бесчувственной, словно в трансе. Круги были разрушены — словно конница пробежала по рыхлой вскопанной земле, вздыбив ее, смешав зачарованные камни, опрокинув останцы и побросав в каналы разорванные на части трупы ведьм. Но были и живые: они понуро ходили, перешагивая через мертвых, изредка поднимая наполненные ужасом глаза.

Страх, голод, отчаяние, бессилие — вот что видела Гуин в глазах своих соплеменников всю жизнь. Но разве таким должен быть народ сифов? Загнанные в кривые леса, прозябающие во тьме трусы. Внезапная ненависть захлестнула девушку, она с омерзением окинула взглядом сгорбленные фигуры. Забыв о боли, терзающей спину, жестоко наказанная за дерзновение изменить что-то в жизни гибнущего клана и брошенная у столба на съедение волкам, она с презрением плюнула на труп зрелой ведьмы с вырванной гортанью у своих ног, а затем бросилась прочь из деревни, не разбирая дороги.