Февральское солнце Парижа было куда теплее Петроградского. Лев Дмитриевич редко обращал внимание на подобные вещи, к тому же слишком многое изменилось за последние месяцы, он стал даже более-менее понимать и криво мог поддержать разговор на французском, успел выбить себе место в университете, благо, российские профессора еще пока ценились на европейских просторах. Здесь же Лева завел знакомство с известным инженером Хариным. Тому было несколько понятных причин: Харин преподавал физику в том же университете, оказался весьма интересной личностью и, что было важнее всего для Левы в первое время – говорил по-русски.
Сегодня клятый инженер с небрежной усмешечкой похвастался открыткой от некоего почитателя или почитательницы. На небольшом листочке было аккуратными прямыми буквами выведено: «Je voudrais être votre double»* и скромная подпись «V. L.».
Лева удивился было, но затем вспомнил, что проживает теперь в католической Европе. День святого Валентина… И как бы он ни уверял себя, что ему все равно на подобные глупости, обида так и скреблась в груди. Ни одной валентинки, даже от студентов! Странно, стесняются, наверное…
– Черт, хоть бы кто на свидание сводил! – Пробормотал он себе под нос, поднимаясь по лестнице к квартире, которую он взял в наем, как только приехал, да так до сих пор там и проживал.
Первым, что встретило его, был взволнованный голосок Пифы, тот задыхался от волнения, запинаясь, через слово:
– П-папа.. там тот господин с рогами… то есть… Карл Иванович, то есть!
– Пифагор, скажи мне, хватает ли у тебя росту достать до глазка? – Угрожающе проворчал Лева, разуваясь.
– Нет! – Отчаянно признался Пифа. – Но я… я-я не…
– Тогда какого черта ты открываешь двери?!
– Не ругайтесь, Лев Дмитриевич. – В дверном проеме, ведущем на кухню, появился Бес. – Я сам залез.
– Разве у вас есть ключи?
– Я через окно-с. – Смущенно улыбнулся Бес. – Хотел сюрприз устроить, да только, кажется, сынишку вашего напугал.
Не успел Лева спохватиться и спросить, – как же так, через окно, да на третий этаж! – как Бес уже оказался подле, обратно накидывая ему только что снятое пальто на плечи:
– Не раздевайтесь, я хотел пригласить вас на прогулку. Такая прекрасная сегодня погода! Или вы, быть может, после тяжелого дня хотели побыть в одиночестве?
– Нет, отчего же, пойдемте… – Растерянно ответил Лева.
Уже на солнечном тротуаре ему было вручено сердце, вырезанное из довольно плотной бумаги, на котором было написано: «Дорогой Лева, если бы весь мир встал против вас, я разрушил бы общество», на слове «Лева» почему-то было небольшое пятно, и невдомек было наивному ученышу, что изначально открытка была подписана другим именем, а позже подправлена и сунута ему. Слишком поразила его незамысловатая валентинка от Карла Ивановича, будто только сейчас он прозрел и стал видеть то, чего ранее в упор не замечал, будто прожил он подле Беса с десяток жизней и вот, как должно было это случиться, они встретились вновь. Сердце ученыша гулко забилось, он почему-то спросил:
– Это мне?
– Нет, батюшке вашему! – Рассмеялся Бес. – Зайдемте в кафе, что скажете?
Лева кивнул. В кафе был дымный воздух – от сигар и разлившегося всюду духа амура. Посетители сплошь сидели подвое, глаза были томны, смех приглушен и бархатист. Бес с Левой поймали на себе пару не шибко одобрительных взглядов, но едва ли кому-то действительно было до них дело. Официант принял заказ, и они остались вдвоем. Лева неловко поправил воротник, натиравший шею, стал думать: раз Бес пришел к нему сам, очевидно, имеет интерес. Никак нельзя было сейчас набрать в рот воды – может ведь и решить, что попытка оказалась невзаимно. И лева перешел в наступление:
– А помните те фотокарточки в поезде? Вам, кажется, понравились? .. У меня с собой еще есть.
Бес хотел было засмеяться, спросить, Леву, не шутит ли он, но тут же вспомнил, что Лева шутить не умеет. Предпринимать что-либо, в любом случае, было поздно. Перед взором Беса уже появилась черно-белая трагедия: старичок с острыми усиками и бородкой кривил лицо не то в удивлении, не то в страшной натуге. Как и полагалось на фотографиях подобного жанра, он был совершенно нагой, но стоило отдать должное искусности фотографа – все дряхлости развратного джентльмена были запечатлены с поразительной четкостью. Впрочем, все это детали, самое важное в этой композиции было вот что: старичка имел конь. Скорее всего, вороной, хотя на черно-белой фотографии так и не поймешь. Конский орган до того находился глубоко в дедуле, что становилось страшно за его здоровье.
– Лева… – Задумчиво сказал Бес после некоторой паузы. – Скажите, вы их везде с собой носите?
– А как же! Вот, видите, пригодилось же.
– Не то слово, пригодилось. – Покачал головой Карл Иванович.
– Вы знаете, мне кажется, он похож на вас.
– Этот… почтенный господин? – Бес еще раз пригляделся к снимку и усмехнулся. – И правда, что-то есть! Специально похожего искали?
– Нет. Однако замечу, что это моя любимая фотография в коллекции.
– Интересные у вас способы польстить.
Как и рассчитывал Лева, далее беседа потекла легко и непринужденно. Бес рассказывал о забавных случаях то про затонувшие корабли, то про какую-то войну, где он был вынужден трудиться на благо французской армии. Лева понимал, что ему, в сущности, рассказывают какие-то сказки, но имело ли это какое-то значение? Бес бодрыми и изящными взмахами руки в белой перчатке сопровождал свои слова, делал эффектные паузы, заговорчески подмигивал Леве – а тот был и счастлив слушать любую неправдоподобную чушь.
Принесли десерт. Расслабленный шампанским, он зачерпнул ложкой пломбира и поднес к лицу Беса.
– Лева, в самом деле! – Хотел было отмахнуться он.
– Ну Карл Иванович… – Протянул Лева, склоняя голову на бок.
– Что же будешь с вами делать. – Бес съел предложенное мороженное. – Довольны?
– Вы усы перепачкали. – Хихикнул Лева. Он подхватил салфетку и любезно вытер Карлу Ивановичу лицо.
– Как мило! Моя забота о вас начинает окупаться. А теперь, если вы закончили, мы можем идти.
Выйдя из кафе, они прошлись по прелестному и отчего-то немноголюдному бульвару. Солнце, склоняясь к горизонту, уже не било по глазам, на улице становилось прохладнее, однако отобедавшим господам это было все равно.
Карл Иванович старался направить беседу к теме левиной работы и его новой жизни в целом.
– Я слышал, вы завели дружбу с очень известным физиком… инженер, кажется, Гарик?
– Харин. – Поправил Лева. – Да, это так, мы немало общаемся. Выдающегося ума человек.
– Это как раз и скверно. – Сказал Бес, он достал спички, сигареты и закурил. – Я имею в виду, не ум его, а известность. Вам, с вашими-то приключениями по жизни, как раз и не стоило бы с подобным связываться.
– Я так не думаю. – Возразил Лева. – Все мои преступления остались в другой стране, более того, там сейчас такая разруха, что едва ли кто-то что-то найдет. – Лева ощутил приятное тепло в груди, неужели Карл Иванович его ревнует? Вечер становился все краше и краше.
– Это только на первый взгляд. – Сделав одну или две затяжки, Бес кинул сигарету в росший неподалеку куст. – Некоторые вещи всплывают совершенно неожиданно.
Раздался дикий вопль. Из куста, в который Бес бросил окурок, выбежал человек – одежда на нем полыхала. Неизвестный почему-то не попытался потушить пламя на месте или сбросить с себя одежду, только убежал, надрывающимся голосом ругался по-польски.
– Кто это?.. – Опешил Лева. – Вы его знаете?
– Он следил за нами еще в кафе. Я полагаю, что все окружение Харина, особенно из научной среды, держат на крючке.
– А как же он… – Лева глянул на куст, из которого выбежал неудачливый поляк, пламя не тронуло его ничуть.
– Как-как! От сигареты Лева, я меткий. – Отмахнулся Бес. – Давайте лучше не будем портить вечер такими неприятностями. – Он взял ученыша под локоть, и они пошли дальше. – Помню был у меня друг, влюбился в одну девушку до беспамятства, а она возьми да окажись…
Болтовню Беса Лева слушал вполуха, мозг был слишком занят: нужно было набраться храбрости. Лева соскользнул рукой чуть ниже, поймал его ладонь, слегка сжав ее, он глубоко вдохнул и начал:
– Карл Иванович. Вы знаете, я… черт! Я хочу ва…
Бес как нельзя вовремя смекнул, что собирался Лева говорить своим непутевым ртом. И никак нельзя было дать ему закончить фразу: «я хочу вас прямо этой ночью, и вы ведь тоже хотите». И ему пришлось идти на самые крайние меры – он стремительно поднялся на носочки, схватил Леву за галстук, потянул на себя и впился в его губы своими. На спину Беса без лишней грубости, даже почти нежно легла левина рука. Тот отдавался, наверное, первому за всю жизнь столь мощному светлому чувству. Отдавался всецело, как слепой отдается своему поводырю. Он не знал, что делать с этим чувством, потому пытался хотя бы просто покориться Карлу Ивановичу. А того терзало совсем иное – в такой близости от своего хозяина было невыносимо держать себя в руках. Бес обнажил клыки. Короткий укус, и он уже слизывал деликатес, доступный одному ему в целом мире. Сладкой, до дрожи сладкой была левина кровь, но распробовать чуть дольше ему не дали:
– Да чего вы все кусаетесь? – Искренне недоумевал ученыш.
– Потому что вы пошляк, Лева. Не стыдно тащить меня в постель на первом свидании?
– Помилуйте! Столько лет знакомы! – Тяжело дыша, прошептал Лева с испугом в самые его губы.
– Без вас знаю. – Хмыкнул Бес. – Но свидание-то первое.