Ослепительное окситанское солнце щедро заливало просторную гостиную шикарного номера одной из местных гостиниц. Но Карла Ивановича не радовала ни роскошь, ни славная обстановка его «Родины».
– Ну Лева, ну, чего Вы начинаете? – отнекивался Бес, пытаясь утонуть в роскошном креслице. – Ну не ем я с утра...
Несчастный понимал, что сопротивления его будут бесплодны, и отшутиться, как тешил он себя, не выйдет. Лев Дмитриевич, присевший напротив на одно колено с тарелкой в одной руке и с вилкой – в другой, был настроен радикально.
– Вы должны понимать, что без регулярных приемов пищи организм не сможет нормально работать. – Важно пробубнил Лева.
В этом он, впрочем, был не прав. Человеческая еда Бесу не требовалась, да и засовывать в себя яичницу было ему не очень-то приятно. Но и в левином умишке мелькнула доля правды – Бес был ужасно голоден. Да только пища напротив него то и дело умничала!
– Право же! – Карл Иванович недовольно воротил нос. – Я Вам не ребенок! Кстати… а где Пифчик?
– Гуляет где-то… – безразлично хмыкнул Лева.
– Вы отпустили его бродить по чужому городу?! Ему всего девять лет, душонка Вы дряблая!
– Не уходите от темы. С Пифагором никогда ничего не случается. И он, в отличие от Вас, ест прекрасно!
– Вы невыносимы… – голос Карла Ивановича трагично дрогнул.
Лева счел этот жест за принятие и, не теряя времени попусту, сунул в еще не закрывшийся рот Беса вилку с яичницей. Карлу Ивановичу ничего не оставалось, только возмущенно стрельнуть глазами на Леву и принять начало насильного завтрака. Так его еще не пытал ни один из хозяев.
С бережным рвением выполняя свой долг, Лева чувствовал, что терзавшее его беспокойство слегка улеглось. Если раньше он виделся с Карлом Ивановичем лишь периодически, то сейчас, уже четвертый день проводя с ним отпуск в прекрасном Марселе, ученый доктор не мог не заметить, что Бес не ест от слова «совсем». Это не могло не встревожить Леву. Уж не болен ли его дорогой друг? Бес решительно не давал щупать у себя пульс или сколько-нибудь его осматривать, так что меньшее, что Лева чувствовал себя обязанным сделать – это хотя бы накормить его.
Проглотив уже где-то третий заботливо протянутый ему кусок, Бес опомнился:
– Святые небеса! Лева, я и сам могу есть.
– Ешьте. – С сожалением поджав губы, но Лева передал Бесу тарелку.
Наблюдая, как он доедает, Лев Дмитриевич чувствовал себя ужасно правильно. Он впервые получал столько трепетного удовольствия, заботясь о ком-то. Конечно, он не мог допустить, чтобы Карл Иванович морил себя голодом! Да и на что в таком случае вообще будет годен Лева, если не сможет обеспечить ему, насколько это возможно, комфортабельную и счастливую жизнь?
– Ну чего смотрите? – Карл Иванович соизволил улыбнуться, убирая опустевшую тарелку в сторону. – Весь день здесь торчать собираетесь? Ну уж нет! Я специально нанял гостиницу почти у самого берега, так что поднимайтесь.
Услышав приказ, мечтательный Левчик приободрился и с чистой душой следовал за Карлом Ивановичем по застеленными коврами коридорам гостиницы. А та была не абы какой дырой – целых тринадцать этажей! И, конечно, в этой злачной высотке был лифт, и не один, а целых два!
Лифт слегка просел под весом вошедших, Лева нажал на единицу, закрылась сначала резная решетка, а затем захлопнулись и двери. Кабина со скрипом стала спускаться. Бес рассказывал что-то об своих прежних приключениях на берегах моря. Лева больше любовался, чем слушал, но про себя отметил, что ужасающе плохо знал историю, раз никак не мог понять, какие казни знати пришлись на молодость Карла Ивановича.
Вдруг где-то справа что-то оглушительно заскрежетало, кабину тряхнуо, накренило, и с небрежным толчком она остановилась.
— Черт… — выдохнул перепугавшийся Лева, как только понял, что произошло, и что кабина вроде как, не собирается падать. — Не трогайте! — Он заметил вдруг, что Бес открыл панель с кнопками, сунув руку в провода.
Карл Иванович против своей воли опустил руку. Ну и идиот же этот Лева! Ему хоть два таких могущества дай — он ведь одно сломает, а второе потеряет! Бес мог буквально в одну минуту починить лифт, но надо ж было брякнуть этот приказ!
— Лева. Вы дурак. — Мрачно сообщил Карл Иванович.
— Я ведь только нажал кнопку… — Лев Дмитриевич вдруг как бы уменьшился, хотя такое едва ли можно было представить. — Не мог сломать же.
— Да я не об том… — Вздохнул Бес.
Теперь придется ждать, когда хватятся, что лифт сломан, да к тому ж неясно, сколько будут чинить. Сколько им здесь торчать, час? Три часа? От имитации поглощения еды, адское тело Беса вдвое сильнее, чем обычно терзал голод. Он хотел отвлечься от этой пытки хотя бы любимыми видами великой Оскитании, а что же, спрашивается, делать теперь?
Впрочем… был один способ притупить это чувство. Северный способ… но помилуй, Сатана! Четырнадцать лет голода! Труп несчастного Коленьки Гефта за еду Карл Иванович не считал, то по человеческим меркам была сигарета. То, что Бес собирался сделать сейчас было верными шагом на скользкую дорожку, и он это прекрасно знал. Но какое, рассудите, дело до достоинства, когда голод стучит в висках? Это всепоглощающее чувство тоже лишало всякого человеческого облика, обнажая истинную сущность Беса.
Он подошёл к Леве до неприличного вплотную.
— И что ж? — Вполголоса произнес Карл Иванович. — Мы, стало быть, с Вами заперты.
— Заперты. — Подтвердил Лева, неровно вздохнув. Он обхватил своими ручищами торс Беса, ожидая, так ли он понял его намерения.
— Ну идите сюда, Лёв мой грозный! — Рассмеялся Бес, схватил его за грудки, привстал на носочки и впился в левины губы.
Лёвочка поддавался, Лёвочка на все легко поддавался, даже не пикнул, когда Бес куснул за нижнюю губу: резко, больно, как он всегда это делал, а затем стал жадно слизывать кровь. Лева, видимо, попривыкнув, покорно терпел, только перебирал черные кудри Беса да жался к нему, заразившись внезапным порывом похоти.
Но одной каплей крови, какой бы сладкой и головокружительной она ни была, сыт не будешь. Бес скользнул вниз, по-молодецки ловко в момент оказавшись на коленях.
— Вы прямо здесь собираетесь? — Удивился Лева.
— Сами виноваты, аппетит во мне пробудили!
Лева только с превеликим довольством и долей смущения хохотнул в бороду.
Дальше начало твориться нечто невообразимое. Бес одним пальцем расправился с ремнем и брюками — словно дёрнул простецкую щеколду. Прокомментировав вполне уверенную эрекцию ёмким: «экий у вас гидрант пожарный!», Бес не растягиваясь на прелюдии, что было весьма неожиданно с его стороны, взял и целиком заглотил член. Лева натяжно вздохнул, будто поднял невесть какую тяжесть и почти молча удивлялся, как это таким маленьким ртом можно проделать такой фокус?
Обладатель же маленького рта поставил себе весьма простую цель — как можно быстрее довести Левчика до пика. Такая степень близости плоти к его рту доводила до дрожи в коленках, каждой клеточкой тела хотелось просто взять и одним укусом в каком-то смысле обезглавить Леву. Но Бес не мог этого сделать, даже если бы действительно намеревался.
С пыхтением и всхлипываниями Лева и впрямь довольно быстро пришел к ожидаемому финалу. Этого-то Бес и ждал.
Дело в том, что единственной едой для чертей может служить только плоть их хозяев. Человеческое семя в этой классификации одновременно и является ее частью, и нет. С одной стороны оно имеет для черта вкус и снимает город, но в отличие от мяса и крови обладает в большой степени пагубным воздействием на организм. Выражаясь проще, работает как тяжёлый наркотик.
Лева, тяжело дыша, с подкашивающимися коленками натянул брюки, а затем посмотрел на Беса. Тот все ещё стоял на коленях, глядя в одну точку.
— Вы чего?
Вместо ответа Бес скосился на бок и, потеряв равновесие, плечом впечатался в стенку лифта. Лева бросился к нему вниз, он удерживал Карла Ивановича, пытаясь понять, что происходит. Беса сотрясала мелкая дрожь. Он вдруг расхохотался, координация, казалось вернулась к нему:
— Все хорошо Лева, все просто манифик!
Лева, впрочем, верить не собирался и все ещё держал Беса в руках. Что же это? Может, кислорода в кабине стало слишком мало, и Карлу Ивановичу плохело?
Словно услышав мысленные левины мольбы, кабина лифта ещё раз затряслась, загудела и, наконец, поехала вниз.
*
Несколько последующих часов Карл Иванович вел себя, мягко говоря, странно. Вопил на всю улицу, что он городый оскитанец, почему-то, однако говорил он по-русски. Приставал к прохожим со странами вопросами и, конечно же, показывал свои фокусы. Каким-то провидением судьбы встретился им на улице и покинутый Пифа, печально сидящий на тротуаре. Бес восторженно заявил что-то про его «славные мелкие рожки, береги их, Пифчик, это гордость!», Лёва же грозно приказал возвращаться в гостиницу, и чтоб не шлялся.
После чего веселость Беса пошла на спад. Ему не то что бы становилось плохо, но на Карла Ивановича словно напала апатия и усталость.
— Карл Иванович, может, в нумер? — пытаясь скрыть беспокойство, спросил Лева.
— Нет, мальчик мой, Вы ведь хотели ещё покататься на лодках… — возразил Бес, хотя идея об водной прогулке принадлежала исключительно ему.
— Это и завтра можно, Вы не считаете?
— Можно, конечно, да время же теряем… такие золотые дни!
И Бес стал рассуждать о том, как прекрасен Марсель, и что здесь нельзя ни минуты терять понапрасну. Лева подумал, что это хороший знак вернулась болтливость и весьма связная. Но в целом, внезапные скачки настроения Беса оставили его ужасно обеспокоенным.
*
Не то это самое зудящее беспокойство, не то просто случайность, заставили Лева вдруг проснуться в глубокий ночной час. Они нанимали нумер с двумя комнатами — одна считалась спальней, с двухместной кроватью, а вторая гостиной, где ночью на диване ютился Пифагор, пока взрослые наслаждались комфортным сном.
Лева машинально придвинулся ближе к Бесу и собирался уж снова закрыть глаза и погрузиться в серый сон, как вдруг понял, что что-то не так. Полуспящий разум его обострился, оценил ситуацию вокруг на предмет чего-то странного и пришел к леденящему кровь наблюдению.
Карл Иванович не дышал.