Слова прозвучали страшно, набатом, отразились громким эхом от стен пустого зала и зазвенели высоко под потолком. Вначале Вэнь Жохань не понял. Хотел переспросить. А потом в гулком звоне эха он уловил суть и обомлел. Не поверил. Не хотел верить, отказывался внимать печальному звуку вдруг лопнувшей струны, который он на самом деле, казалось, слышал, когда что-то внутри мучительно больно дрогнуло. Все краски жизни вмиг спали с его лица. Он поднялся со своего трона и бросился к низко склонившемуся почти к самому полу адепту, который только сильнее затрясся от ужаса.

— Ты лжёшь.

Вэнь Жохань схватил его за волосы и поднял, а затем рука крепко сжалась на его шее. Глава Ордена был так страшен в тот миг, как никогда прежде. Он был в гневе, а в глазах зияла непроглядная тьма.

— Скажи, что ты лжёшь.

Заклинатель, которого он держал вот так за горло сильной смертельной хваткой, только невнятно прохрипел что-то до того, как пальцы сжались сильнее. Отчётливый неприятный хруст, и его голова безвольно опустилась, а тело обмякло, и повалилось на пол, когда Вэнь Жохань отпустил.

Это не укладывалось, никак не могло уложиться в голове. Это не могло произойти. Так не должно быть. Это совсем не то, что было в его планах на эту войну, на дальнейшую жизнь. Вэнь Сюй не мог умереть.

Однако тяжёлый дух смерти чувствовался в воздухе, и Вэнь Жоханю казалось, что это вовсе не из-за того, кого он убил сейчас. Он оставался привкусом осуждения и разочарования. Он разочаровал своего сына, который погиб из-за него. Глава Ордена чувствовал это, знал это, и от этого вдруг сделалось так плохо, что нечем было дышать. Перед глазами вместо роскошно-мрачного убранства главного зала расплывалась темнота. И непонятно, только ли из-за сковавшей вдруг невыносимой боли, или из-за усталости. Глубоко в душе боль разливалась нещадным огненным потоком, который невозможно было остановить. Голова кружилась от отчаяния.

Он едва ли не потерял сознание. Однако его вовремя поддержали за плечи, не позволяя провалиться в беспамятство. Вэнь Жохань не видел того, кто оказался рядом, но точно знал, кто с ним. Узнал по этому заботливому жесту, который мог принадлежать только одному человеку.

Ему точно был нужен отдых. И тот, кто держал его, тоже это понимал. Глава Ордена и не думал сопротивляться, пока Вэнь Чжулю сопровождал его до спальни. Он был в состоянии потрясения, и не мог думать ни о чём другом, кроме того, что узнал. Когда его усадили на край его постели, он только крепче вцепился пальцами в чужие плечи. Он не хотел отпускать. Если он отпустит — потеряет. Вэнь Чжулю послушно опустился рядом.

Долго-долго он приходил в себя. Вот так — в надёжных объятиях подчинённого, с мучительной болью и множеством сомнений, бурей вздымающихся с самых отдалённых уголков души. Надежда на то, что это ложь, стремительно таяла. Тем не менее, Вэнь Жохань продолжал отчаянно надеяться, что ему принесли заведомо неверные сведения и с его сыном всё в порядке. Вэнь Чжулю высказал ту же мысль:

— Возможно, известие ложное. Нужно узнать.

И ненадолго стало легче. Пока не известно точно, Вэнь Жохань решил всё же не расстраиваться попусту, однако ожидание, ужасающая неизвестность не давали ему успокоиться. Невольно он пытался готовиться к худшему. Все эти несколько дней он жил в постоянном напряжении, которое всё никак не отпускало его. Оставалось, в самом деле, только молиться о том, чтобы Вэнь Сюй всё же был жив.

Совсем скоро ему пришлось отправить Вэнь Чао уладить некоторое дело, а вместе с ним и Вэнь Чжулю, как бы сильно ему ни хотелось с ним разлучаться. Вэнь Жохань остался один, и поддержать его теперь было некому. Какое-то жуткое предчувствие не давало ему покоя, однако он всё старался не думать о том, что может что-то случиться. Он не мог даже представить себе, что может потерять своих близких. Он просто хотел, чтобы с ними всё было в порядке.

Спустя несколько дней ему вместе с письмом с наихудшими пожеланиями доставили подарок от главы Цинхэ Не, который возглавлял Аннигиляцию Солнца. В большом сундуке с большим замком, тщательно обмотанном цепями для надёжности, была запечатанная несколькими талисманами голова его старшего сына, которую до того, как ему донесли, выставили на всеобщее обозрение для запугивания. Когда Вэнь Жохань увидел его мертвенно бледное лицо — застил от ужаса. Не решился касаться, только молча смотрел невидящим взглядом на содержимое сундука и не знал, что ему теперь делать. От боли, вмиг сковавшей грудную клетку, едва ему стоило понять, что его сын <i>действительно</i> мёртв, хотелось выть. Но он не мог.

И без того всегда мрачный Знойный Дворец окрасился в траурный белый и жизнь в нём прекратила своё течение. Все сохраняли жуткое молчание, а о том, чтобы потревожить главу Ордена, находящегося в глубокой скорби, никто даже не задумывался, понимая, что сам поплатится за то жизнью. Время словно застыло, не двигаясь с места, и всё вокруг остановило своё движение. Вэнь Жохань потерял счёт времени. Не выходил из покоев, в которых даже днём было темно из-за плотно закрытых штор, а если он и показывался за стенами своей спальни — его нетрудно было бы спутать с призраком. Он не чувствовал больше ни боли, ни отчаяния, ничего — кроме своей вины. Сутками твердил себе: виноват-виноват-виноват, и был убеждён, что Вэнь Сюй его не простит. А ещё ему было ужасно плохо одному переживать упавшее на него бремя жестокой утраты, настолько, что он сам хотел просто сдаться. Но не мог. Он не имел права сдаваться.

Ему казалось, что он начинает сходить с ума. Вэнь Жохань слышал голос. Звонкий, насмешливый голос обращался к нему, звал по имени, пытаясь обратить на себя внимание. Он звучал откуда-то сверху, и в то же время отовсюду, словно тот, кто говорил, разбился на тысячи осколков, разбросанных по всему пространству комнаты. Он слышался из каждого уголка, расколотый на множество других голосов, звучащих на разные лады. Слова были непонятны, размыты, сливались в общий поток, в неясный гул, и глава Ордена не знал, что хотел сказать ему это голос.

Вероятнее всего — что это он во всём виноват. Вероятнее всего этот голос повторял жестокие слова его супруги, что та произнесла, даже не глядя ему в глаза. Его госпожа сказала ему, что ненавидит его за случившееся. Она говорила так холодно и с настоящим презрением, что сомнений в искренности её слов не оставалось. Несмотря ни на что, она была Вэнь Жоханю очень дорога, и он всё опасался, что она сделает с собой что-нибудь. Однако она не позволяла быть рядом. Не выходила из покоев и не пускала его к себе; сколько бы он ни пытался поговорить с ней — молчала или прогоняла прочь. Глава Ордена её понимал — она потеряла любимого сына. Нет ничего страшнее и мучительнее скорби родителя, похоронившего своего ребёнка, и теперь, когда смерть пришла в его дом, ему пришлось пережить это подобно всем тем, жизни чьих близких он так спокойно отнимал.

Его госпожа была права. Он виноват в этом.

Глава Ордена вконец заперся в покоях, боясь когда-нибудь случайно встретить в пустых коридорах резиденции свою жену, страстно ненавидящую его, и никто не нарушал его покой. До тех пор, пока однажды ему не пришло письмо. От Вэнь Чжулю. Вначале Вэнь Жохань обрадовался и поспешил скорее развернуть. Он, по правде говоря, ужасно соскучился. Ему не хватало его тепла, его поддержки, его присутствия. Он надеялся на то, что тот сообщит ему о скором возвращении обратно. Но это короткое письмо оставило ему лишь ещё больше сомнений. И страх. Страх того, что непоправимое произойдёт снова. Ужас снова охватил его, и ему показалось, что он слышал приглушённый смех уже знакомого насмешливого голоса.

Вэнь Чжулю писал о том, что творится какая-то чертовщина. Писал неясно и слишком загадочно, чтобы что-то понять. Текст выглядел так, словно он писал в спешке. Писал о том, что они вынуждены были скоро покинуть надзирательный пункт, в котором остановились, и что они скоро, возможно, вернутся обратно в Цишань. «Возможно» было выведено столь нетвёрдо и неуверенно, словно Вэнь Чжулю сомневался в том. Письмо странно обрывалось, и лишь в конце, видимо, вспомнив, о чём он не упомянул, Сжигающий Ядра дописал: «… и я люблю вас».

Прочтя его несколько раз, Вэнь Жохань так и не понял, что оно означало. У них определённо что-то случилось, и тревога терзала его. Тёмная тень метнулась из угла в угол, и он беспокойно поднял голову, отрывая взгляд от странных строк. Безумие. Ему виделась высокая тень с кривой ухмылкой на губах, которая заглядывала ему в душу, не имея глаз. Глава Ордена не мог пошевелиться от страха. Он оказался заперт вместе со своим кошмаром. Тень смеялась. Долго, жестоко безумно смеялась над ним, а потом растворилась в полумраке тёмной комнаты. Вэнь Жохань точно сходил с ума.

***

Вэнь Чжулю с его сыном так и не вернулись. Ни через неделю, ни через месяц. Когда боль немного улеглась и погасла, когда Вэнь Жохань нашёл в себе силы снова вернуться к обыкновенной жизни и когда даже госпожа Вэнь смогла перестать винить его и смириться с жестокой волей судьбы, на его голову обрушился новый, ещё более страшный кошмар.

Всё это время он жил в постоянном страхе и почти лишился сна от беспокойства. Он написал Вэнь Чжулю несколько писем, но ни на одно из них тот не ответил. Незнание пугало. Он отчаянно ждал ответа и каждый день по несколько раз спрашивал, нет ли того самого желанного ответа. И собственноручно задушил нескольких слуг, не порадовавших его ничем. Он был на пределе.

Не выдержав более неведения, Вэнь Жохань отправил отряд из Безночного Города в сторону, откуда они должны были уже вернуться, им навстречу. Вернее, на их поиски. Он хотел отправиться сам, но отлучиться не мог. Ему пришлось ждать, и ни одно дело не могло увлечь его настолько, чтобы он перестал думать об этом и чтобы перестал бояться.

И когда дождался — пожалел о том, что всё ещё дышит. Когда своими глазами, как в страшном сне, но теперь наяву, увидел два трупа, а потом — сквозь страшный шум в голове услышал чьи-то испуганные голоса и знакомый до ненависти заливистый смех. Тень высоко под потолком скалилась в жестоком смешке.

…тогда глава Ордена, до смерти напугав своих подчинённых, вдруг потерял сознание прямо в главном зале. Его долго не удавалось привести в чувства, словно было что-то, что удерживало его от того, словно он сам и не хотел возвращаться из глубин подсознания в мир реальный. Его госпожа, бледная как полотно, сидела на постели рядом с ним, пока Вэнь Жохань был в беспамятстве и пока главный дворцовый лекарь пытался что-то предпринять. То, в каком потрясении он был, трудно было даже представить. Хозяйка Знойного Дворца сама едва осталась при себе, когда увидела до неузнаваемости изуродованное тело младшего сына и мёртвого Вэнь Чжулю. Она всегда воспринимала его почти как соперника, а теперь… теперь ей стало жаль его. Хотя ему больше не нужны ни её ревность, ни жалость.

Едва придя в себя, Вэнь Жохань увидел первым делом тёмный потолок, а после, с трудом повернув голову — свою жену, крайне обеспокоенную его состоянием. В её тёмных глазах ярко горела такая же невыносимо сильная боль, как и в его душе. Она держала его за руку, пытаясь утешить.

Она потеряла сына, снова, а он — потерял всё. Им обоим было почти одинаково больно. Всё складывалось совсем не так, как хотелось, как должно было. Столько планов было на будущее, которые с грохотом рухнули. Всё катилось в бездну и рано или поздно она поглотит всех.

Несмотря на все возражения своей госпожи, Вэнь Жохань, преодолевая страшную слабость, всё же встал с постели и почти бездумно побрёл туда, куда звал голос отчаяния. А ещё тень, смеющаяся над ним и не умолкающая ни на мгновение, продолжающая повторять, что именно он виноват во всём, что случилось, что он один виноват в том, что погибли его близкие, что он своими руками разрушил свою же семью.

Страшно. Было очень страшно осознавать, что всё это — не сон, не страшный кошмар, который рассеется вместе с туманом на рассвете, от которого можно укрыться в тёплых объятиях любимого человека. Ведь Вэнь Чжулю больше никогда не обнимет его. Ведь он давно уже не дышит и лежит теперь на полу со сломанной шеей, бледный, холодный, с застывшим на лице выражением страдания. Отчаяние захлестнуло вновь, затопило каждую клетку тела, и глава Ордена опустился на колени рядом с его телом, не сдерживая болезненного воя, на который ответила ему смехом тень из-под потолка. И пока он, крепко вцепившись в давно холодную руку, рыдал, не скрывая больше чувств, и пока его госпожа поглаживала его по плечу, пытаясь успокоить, тень, игриво устроившаяся на потолочной балке, хохотала над чужим отчаянием.

Ужасно. Ни в каком самом страшном кошмаре Вэнь Жохань никогда не видел такого, никогда не представлял себе подобного исхода. Он всё думал об их с Вэнь Чжулю свадьбе, о том, каким будет будущее после победы и о том, что наконец обретёт своё счастье. А теперь ему придётся похоронить любимого человека. Думать об этом было настолько страшно, что он на самом деле больше не выдерживал. Даже у него есть предел, и этот предел давно был преодолён.

Он был в ужасном потрясении, и его госпоже пришлось почти насильно увести его оттуда. Вэнь Жохань покорно следовал за ней, пока она поддерживала его. Оба молчали. Она не знала, какие подобрать слова, чтобы облегчить его мучения; ведь таких слов просто не существовало. А он не в состоянии был ни думать, ни тем более говорить. Тень в белом всё так же неотступно следовала впереди, повернувшись к нему, и по-прежнему улыбалась.

Они заперлись в его покоях. Долго-долго, столько, что, казалось, целая вечность прошла мимо них, его жена обнимала его, крепко прижимая к себе. Она не пыталась скрывать слёзы, скатывающиеся по бледным щекам. Ей ведь тоже было тяжело. Она обнимала человека, с которым прожила много лет и который на самом деле не любил её, который сейчас в её объятиях оплакивал другого, потеряв ощущение реальности. Ещё когда она впервые узнала об отношениях Вэнь Жоханя с его самым преданным слугой, она всё поняла и смирилась. Не хотела мешать, усмирив свою гордость.

А теперь винила себя в том, что не смогла остановить от множества непоправимых ошибок. Не смогла уберечь своих близких и его самого. И осталась совсем одна.

На смену привычной жестокости в его взгляде поселилась мрачная пустота. Не осталось больше ничего, ради чего Вэнь Жохань хотел бы продолжать жить, однако он не имел права сдаться. Если он сдастся — покажет слабость — он подведёт всех этих людей, которые слепо следовали за ним на верную гибель. И никто из них никогда не простит его. Он знал: он дойдёт до конца. Но его замыслы уже никогда не осуществятся.

Заставив его выпить какой-то горький отвар, что должен был помочь ему отдохнуть хотя бы немного, его госпожа уложила его обратно в постель и на прощание поцеловала в лоб. С горьким сожалением погладила по щеке, утирая слёзы, когда он уже закрыл глаза, провалившись в сон под действием снадобья. А затем поднялась и вышла.