Итак, если свет, который в тебе,

тьма, то какова же тьма?

(Мф. 6.23)

Круговорот счастливых событий закружился с такой силой, что Найтмер не успевал видеть всё с той же чёткость, что и раньше; картинки воспоминаний размазывались как наскоро сделанные фотографии. Он и не помнил таких радостных и спокойных дней, которые сейчас чередой проводил со своей новой маленькой подругой, а девочка будто с каждой секундой излучала всё больше тепла, которое мягким одеялом накрывало мальчика, пряча от всех прошлых обид. Они вместе обедали, гуляли по лесу, играли в незатейливые игры, читали книжки, болтали до поздней ночи, рассматривали россыпь звëзд... Всë вокруг было приторно сладким, Найтмеру даже казалось, что воздух превращался время от времени в сладкую вату. Он не был против.

Однако пора светлой радости и дружеской любви требовала горьких украшений. Так издевательства и нападки не прекращались, приобритая новую форму жестокости. Толпа будто зверела от непродолжительного счастья Хранителя негатива, вымещая на него всё больше отуплённой ярости и беспричинной злобы. Теперь его поджидали будто бы повсюду: места, которые раньше Найтмер считал безопасными, всё чаще становились ловушкой для него. Только лишь магия, которую Найтмер с любопытством и лёгким страхом изучал всё больше и чательнее, желая защитить Фриск и удивить еë новым фокусом, становилась спасением для него. Теперь он мог сбежать или спрятаться с бóльшим успехом, что снова доводило озлобившуюся толпу до белого каления.

— Какие противные, — кривила личико Фриск, когда узнавала, что компания деревенских жителей пыталась выловить еë друга, как дикую зверушку.

— Возможно, — улыбался мальчик. Его мало волновало бедственное положение дел. Ему было достаточного и одного единственного верного друга в лице девочки.

— А давай сбежим? — Вдруг предложила Фриск, выпрямляясь и складывая ладони на коленях, — помнишь, ты рассказывал про другие вселенные? Давай убежим туда вместе?

— Что?.. — Расслабленное выражение лица Найтмера внезапно сменило свои черты. Он напугано поджал губы, а глаза тревожно забегали по округе.

— Там ведь никто не знает про эту дурацкую должность, верно? Никто не станет тебя обижать, ведь все сначала узнают, какой ты замечательный на самом деле!

В словах девочки был смысл, и Хранитель это прекрасно понимал. На секунду в его голове промелькнула мысль о еë правоте, однако Найтмер быстро еë отмëл. Он аккуратно пригладил непослушные волосы Фриск и грустно улыбнулся.

— Я рад, что ты так отчаянно пытаешь помочь мне, но я не могу покинуть это место, — он коснулся губами чужого лба, убирая чёлку девочки, — мой долг охранять это дерево. Оно ведь дало мне жизнь...

Фриск приуныла, обнимая своего друга и утыкаться носом в его кафтан. Ей было невыносимо грустно наблюдать за таким несправедливым отношением к такому замечательному человеку.

— Нечестно... — По-детски обиженно пробурчала Фриск, — нечестно...

Найтмер не возражал. За всë время знакомства с этой маленькой девочкой он наконец понял, как несправедливо жители деревни ненавидят его, понял как холоден и безучастен на самом деле его брат. Он вообще очень многое осознал. Весь мир будто бы смотрел на него свысока, но мальчик был готов покорно мириться с этим, если рядом будет такой крошечный лучик света и тепла, как Фриск. Он был готов нести своë бремя козла отпущения.

Найтмер собирал ежевику в маленькую тарелочку с ближайшего к яблоне куста. Пребывая в приподнятом настроении, он напевал незатейливую мелодию и дожидался Фриск, которая хотела устроить ему какой-то сюрприз и убежала.

Его внимание привлекли чëрные яблоки, которые начали неестественно блестеть в лучах закатного солнца.

— Что-то не так... — В его голосе промелькнули тревожные нотки.

Найтмер не мог вспомнить, когда в последний раз яблоня вела себя так странно: ветер был не сильный, но листва на ней громко шуршала. Напуганный такими резкими изменениями, мальчик быстро вернулся к дереву, приложив руку к шершавой коре. Ствол будто бы похолодел.

— Что происходит?.. — Шепнул себе мальчик.

На склоне холма замаячили точки яркого света. Найтмер дёрнулся, уронив тарелочку и рассыпав ягоды по земле, он различил внизу факелы, которыми размахивала деревенская толпа. Найтмер похолодел, попятился назад, но страх липкой ловушкой заставил его замереть на месте. Мальчик, дрожа всем тело, наблюдал, как толпа поднималась к нему.

Ветви над его головой бушевали без ветра, зелёный листики то тут, то там падали вниз. Найтмер не знал, почему он стоял на места, когда здравый рассудок кричал ему о побеге. Вдруг тело мальчика крупно задрожало. Один мужчина в первом ряду за волосы волок за собой Фриск. Она плакала и хваталась за его руку, пытаясь высвободиться, а он только сильнее дёргал еë, заставляя подчинится.

Перед Найтмером начали мелькать воспоминания о первой встречи с девочкой. Он помнил, как она налетела на нож, помнил, как потоки красной жидкости мочили и пачкал еë свитер изнутри, помнил, как она измученно улыбнулась перед смертью. Мальчика затрясло от подступившего ужаса. Он хотел броситься ей на помощь, но что-то мешало сдвинуться ему с места. Ноги будто приросли к траве. Найтмер посмотрел на свои ступни, и новая волна паники накрыла его с головой. Магия, которую он использовал для защиты сейчас щупальцами обволакивала его ноги до самых колен, не давая сделать и шага.

— А я говорил, что эту чудовище проклято! — Заорал кто-то в толпе.

— Он проклял эту девку, так он и до нас доберëтся!

— Доберëтся! Чудовище! Проклятье!.. — Голоса жителей сливались в одну единую какофонию звука, к небу вздымались факелы, палки, лопаты, вилы... Поднялся общий вой, и только рыдания Фриск вспарывает его, как ножницы.

Найтмер не помнил, как в его руках оказалось чёрное яблоко, которое сочилось едким ядом, не помнил, почему жадно откусывал от него куски, не помнил, как давился ими. Вместо этого он ощущал прилив странной, бурлящей силы, которая волнами исходила от него, а потом обратно к нему.

Когда мужчина, что недавно тащил за собой девочку за волосы, ударил чем-то тяжëлым по голове Найтмера, мальчик уже плавился, как нагретый воск свечи.

Новые метаморфозы отдавались адской болью во всëм его теле, отчего он кричал, будто в агонии. Однако это не могло длиться вечно: в какой-то момент яблоки на дереве закончились. Не были ни чëрных, ни золотых плодов, а Найтмер стал кем-то совершенно иным. Он больше не походил на прежнего себя.

Прежде светло-пурпурные глаза сейчас горели холодной бирюзой, а на лице расплылась угрожающая, кровожадная ухмылка. Одним движением руки он обезглавил мужчину, который так жестоко обошëлся с маленькой девочкой.