Конь оказался высоким и крепко слаженным. Эта порода вороных особенно распространена в соседнем королевстве. Крупнее и выносливее не сыскать. Изогнутая шея сверкает угольной шкурой и пластинами брони, а мощная нога взрывает копытом пыльную почву. Плут смотрит на скакуна завороженно, пытаясь уместить в голове тот факт, что подобные жеребцы вообще бывают.
Будучи довольно высоким для человека, но слишком низким для эльфа полуночи, он понимает, что конь для него великоват. Впрочем, это гораздо лучше, чем несоразмерно коротконогая кляча. Сняв перчатку, он гладит теплую морду коня, надеясь, что акт ласки позволит ему без лишних хлопот управляться со скакуном. Лошади — славные помощники и спутники, но недооценивать их нрав и характер будет серьезной ошибкой. Жеребец храпит и тянется в ответ, пытаясь понюхать рукав и ткнуться мордой в один из карманов.
Вокруг страшная суета. Со своим ездовым псом поодаль стоит рыцарь, он отдает поручения, беседует с некромантом. Слуги проворно крутятся рядом и меж идущих, подтягиваются всадники. Площадь перед замком заполнена воинами и их животными. Окинув толпу, сколько хватило взгляда, Плут приходит к выводу, что численность куда больше, чем темный рыцарь планировал взять изначально. Это наблюдение позволило поменять мнение о разговоре за завтраком. Из таких мелочей складывается сложный узор, который легко ускользает из ловких пальцевю Поднявшийся с утра ветер не унимается. В лицо веет запахом смерти от подчинённых некроманта, как раз расположившихся плотным блоком по другую сторону площадки. Маргона Плут может только терпеть стиснув зубы. О том, чтобы водить с ним дружбу или союзничество, при всей хитрости Плута и свойственному от случая к случаю актерству, не может быть и речи. Раздражающий тип похож на заискивающего лиса или змея. И при этом полумертвого. А от мертвечины эльф привык избавляться радикально.
Взяв коня под уздцы, Плут решает подойти ближе к рыцарю, под ногами которого крутится слуга с латными перчатками, все пытаясь протянуть их статному хозяину. Но пугливый лепет всё никак не замечается, а крючковатая фигура вынужденно спасается между ногами, лапами и копытами.
«Вот и повод» — решает убийца, быстро выхватывая перчатки из тонких, цепких лап.
— Пшел прочь, я сам отдам.
Тварь скалится на замахнувшегося эльфа полуночи, но послушно отступает, опасаясь за свою шкуру в такой толпе. В этот момент на грубую реплику оборачивается рыцарь. Некромант с любопытством выглядывает из-за его предплечья, сверкая сиреневым глазом сверху вниз. Ларвис старается игнорировать это соседство. Рыцарь молча, но вопросительно смотрит на Плута.
— Ваши перчатки.
Когда у хозяина замка звериная морда, то руки его так же черны, как шерсть, а когти могут вспороть не то что кожу, но пластины металла. Со вспыхнувшей опаской Плут запоздало понял, что в своем желании приблизиться и замять злополучный утренний разговор окончательно, он поспешил — собственная перчатка снята и сжата в правой руке. Он знает, как могут осторожно, играючи кошки хватать когтями протянутую им руку. И в глубине души очень надеется, что чем-то подобным ограничится и это касание. Когти блестящим обсидианом сверкнули…
— Благодарю, Ларвис.
По костяшкам скользят теплые, сухие подушечки угольных пальцев, немного задерживаются без лишней нужды, и тяжесть перчаток исчезает. Плут еще заторможено смотрит, как рыцарь их держит, цепляет на пояс.
— Так вот, — встрял некромант, — Может, все же дракона? Такую тушу доставили, такую тушу! — он едва ли не верещит от восторга, широко улыбаясь во все свои белесые зубы. А разевать рот — как отмечают злопыхатели — получается на удивление хорошо.
— Ты знаешь, что, чем меньше у дракона гнилого мяса, тем он покорнее. Нет. Оставь и доработай.
Некромант ещё издал какой-то предсмертный хрип, скручивая пальцы, прижатые к груди, но свои возражения сдержал.
— Как скажете, повелитель.
При исчезновении Маргона воздух будто становится чище, позволяя нормально вздохнуть. Рыцарь оседлал своего пса. Огромная голова ездового зверя мотнулась, хлопая ушами. Суета стихает. Приготовления почти завершились.
— Какое место мне занять? — обратился Плут, но в этот момент его перебил оглушающий звук рога. До выхода остается всего ничего. Голоса воинов радостно вторят кличу.
Слова застряли в горле. Странное желание обратиться по имени, как самое действенное, пресекается разумом.
— Хозяин! Куда мне встать?
Рыцарь оборачивается, заставляя пса замереть. Невозможно синий свет устремляется на Плута, но не пытаясь подчинить или напугать. Только дыхание эльфа чуть замерирает и напрягаются мышцы, признавая опасным чужое превосходство. Ларвис ловит себя на мысли, что зрелище его впечатляет, следом за этим приходит понимание, что подобное ощущение совершенно неуместно. Темный рыцарь, Свартмунд (от языков срединных, где svart — черный, mun — пес, и de — предатель), Хъяльский Зверь — ни одно из них не дано случайно, но венчает деяния того, кто заставил чужие языки сквозь гнев и боль обозначить несущего им ужас. Взамен старого имени. Ларвис, тьма подери, стоит перед одним из вершителей безумного гнева жаждущего мщения бога и допускает в своей голове замечания о том, что все от меча до тяжелых наплечников служит единой цели верно и полностью — показать стать и силу своего владельца. В общем-то, служить темному рыцарю лучше, чем какому-нибудь зарвавшемуся царьку хотя бы потому, что это очень красиво.
— Рядом, — пророкотал голос.
И по спине бегут мурашки ни то от вибрации в воздухе, ни то потому, что в этом ответе убийце чудится властность иного характера.
Лицезреть шествие с высоты всадника невероятно приятно. Пешие кажутся мельче и безобиднее, восставшие мертвецы не так раздражают острое зрение своим сиреневым сиянием в ребрах и рваных ранах. И проходя мимо всадников, расположившихся перед пехотой, странно осознавать себя равным им. В общем, Плут наслаждается своим положением как только возможно. Даже предосторожная мысль, что кто-нибудь из слуг господина может позавидовать такому положению вещей кажется пустой, невзрачной и тоже приятной разбойному тщеславию. В конце концов, где, если не здесь ему самое место? Он более прочих заслуживает быть тут, по левую руку темного рыцаря.
— Внушительная сила. Мы всё еще довольно скоро сумеем добраться до Рамара.
— Ты прав. С этим расчетом я и выбрал самых быстрых воинов.
Рог гремит второй раз, сотрясая грядущими ужасами землю до самых границ зелёных холмов. Отряды двинулись вслед за двумя всадниками.
День выдался ясным вопреки грядущей буре, и сонное тепло припекает черную броню Ларвиса, холодным ветром тревожит глубокий капюшон. Внизу склона, в покровах свежей зелени и вспаханных полей располагался город, решивший добровольно уйти под власть темного паладина. И в этой бурной, безмятежной жизни чужеродным пятном движутся те, кто несет за собой смерть и разрушение. Плут чувствует себя частью этой грозовой тучи, провожая поселение не слишком долгим взглядом.
Его клонит в сон. И крепче намотав поводья на запястье, он склонил голову — под черным плащом никто не разглядит его небольшую слабость. Долгий опыт преступной жизни научил дремать даже стоя, но в седле это делать куда приятнее. Конь мерно шагает, убаюкивая всадника, и не пытаясь обогнать огромного пса.
Рамар не ведает о своих бедах.
«Конь мерно шагает, убаюкивая всадника, и не пытался обогнать огромного пса.»
Скачки повествования от настоящего к прошедшему времени при определенной степени лояльности, в принципе, можно списать на авторский стиль, но не в пределах же одного предложения!