Спустя примерно два месяца после того, как Ларвис покинул замок.

Огонь в камине приятно потрескивает, озаряет просторную комнату золотом.

— У тебя всегда горит огонь, — замечает рыцарь, принимая предложенный ему бокал. Он садится в глубокое кресло. Без брони, без меча. На поясе из мягкой кожи только небольшой кинжал с ножнами в цвет синей туники. Странно ощущая домашнее спокойствие в покоях Верноны, он опускает плечи, гладит деревянную пасть на подлокотнике. Здесь пахнет шалфеем и мятой, дикими травами, призванными отгородить пространство от чужих чар и взглядов. Темный рыцарь задумывается о том, чтобы наведываться сюда немного чаще. Или навестить одну торговку, чтобы обзавестись курильницей и травами.

— Здесь всегда холодно, даже в самый жаркий день. Мертвые земли. Мертвые камни. Мы живем в склепе.

— В твоих силах это исправить.

— Некроманты не дадут, — она морщит нос, но без особого расстройства. — Для них это сила. Нам это в помощь. К слову о них. Не боишься, что твой ручной зверек откусит тебе руку по локоть?

Синий взгляд задерживается на красивом женском лице, но стыда не вызывает. Только черные женские брови приподнимаются, выражая почти невинное удивление. В воздухе пахнет вином — в руках виночерпия явно не первый за сегодня кувшин. Все немного встает на свои места. И все же Вернона прекрасна. По человеческим меркам выглядит лет на сорок, но это дает ей только особую твердость в словах и добавляет вес ее поступкам. Крепкая, статная, наверное, она была неловкой девочкой долгие столетия назад. Или вообще никогда не была слабой и наивной. Иерхолд предпочитает от ее грубого любопытства уйти.

— Не понимаю, к чему этот вопрос. Мне интересны другие вещи в этот вечер.

— Конечно, ты знаешь его слишком долго, чтобы воспринимать как угрозу. Так и не расскажешь, каким было ваше знакомство?

— Мой ответ не изменился, — рыцарь ставит бокал, и его сразу наполняет служанка. Как успел выяснить хозяин замка, девушка нема и глуха, и управляется со своими обязанностями с помощью условных жестов, которые удобны Верноне.

— Иногда твоя деликатность бывает скучной, — маг пожимает плечами, заправляет вьющуюся прядь за ухо. Ей известны слухи о том, каким именно было знакомство Маргониса и рыцаря, но куда интереснее узнать правду. — Впрочем, это вопрос слишком далёких событий. В воздухе веет войной, паладин. Твои собратья жаждут битвы, наращивают силу. Сдаются земли на юго-западе под гнетом Самараса и Равекка. Поднимает голову Белый король, направляет свой взор на человеческие земли, и слезы его льются кровью маэритов.

Вернона переводит внимание на платье, поправляя складку черной ткани, сверкающей благородными пурпурными нитями. Рыцарь поднимается со своего места, прошел к окну, расправляя плечи.

— И все же буря разразится не скоро. Церковь не готова. Союзы слабы. Королевствам нужно много времени, чтобы убедиться, что сосед не вонзит нож в спину. Твои тревоги поспешны и сумбурны. У нас достаточно времени.

Какое-то время они молчат. Иерхолд наслаждается затишьем, Вернона хмурится, обдумывая иные вопросы, которые не дают покоя. Пустеет тонкий бокал, и она выбирает немного усталый тон. Позволяет себе быть честнее, чем стоит. Быть может потому, что с рыцарем лгать и притворяться не хочется; потому, что этой честности он позволяет быть.

— Скажи, зачем ты дал этому мальчишке убить эльфийскую принцессу? Только не говори, что это тоже часть великого замысла или твоего личного плана.

Маг ждет ответ, глядя в широкую спину рыцаря, задерживая внимание на аккуратном хвосте белых волос. Хозяин замка стоит, водит ладонью по вечно холодному камню подоконника. Паутинка магических плетений отзывается едва заметной рябью. Узорное окно открыто, дует зябкий ветер с мертвых пустошей, несет тоску и сухость ночи. Самый разгар лета, но это крыло замка никогда его не видит. Вернона привыкла ощущать пыльный запах древних сражений, и все же жестом велит служанке подбросить дров. Рыцарь ловит любое дуновение ветра, несущее отблик холодов. Он представляет, как там, южнее, ночи полны медового цвета и душного жара. Он представляет...

— Тогда у меня для тебя нет ответа.

— И все же я хочу его получить.

Мечник немного подумал, избирая путь средний между правдой и ложью:

— Я не нашел причин отказать.

— Ты знал, что это повлечет за собой?

— Люманаэдрийцы сделали бы свой ход в любом случае. И ты знаешь это не хуже меня. Важно лишь то, как именно это началось. То, почему Белый король нарушил свой сон.

— Сделать из бедняги символ Третьего Восстания? Он не герой. За ним никто не пойдет. И более того, я уверена, что как только он узнает там, в землях баларцев или лангмарцев, о жестокости люманаэдрийцев, то взвалит вину за каждую смерть на себя. Сломается. В лучшем случае вернётся к тебе из страха. В худшем сбежит и сгинет. Я думала, что он тебе... ты к нему не безразличен. А в итоге останешься без своего наёмника и маэритов. Зато с осиным ульем тех, на чью грязь закрывает глаза даже их собственная богиня. Эльфы сильнее людей, крепче нежити, проворнее вампиров, — Вернона морщится и подзывает девчонку, чтобы та налила вина в ее бокал. — Ты ошибся. Жестоко ошибся, и расплачиваться придется всем нам. Ведёшь себя так, будто готов отбиться от любой угрозы, а сам возвращаешься в измятых доспехах. И откуда? Из Рамара!

Псовая голова повернулась к Верноне и оскалилась, объятая легкой черной дымкой. Этим напоминанием маг пользуется всякий раз, как подворачивается хороший случай, чтобы добиться желаемого.

— Ты знаешь, что в Рамаре было непросто. Когда хочешь возмездия — приходится чем-то платить. Если бы Риашар не хотел ее смерти, ничего не бы не вышло. Я сделал все верно. Прежде, чем хаять плод, дождись, пока он созреет и попробуй его на вкус.

— Фанатик, — флегматично вздыхает она и осушает бокал, беря на золотой ложечке гранатовых зерен. Запал ее исчезает, оставляя только тяжёлое раздражение. «Конечно, фанатик» — подумала она, — «как и любой паладин».

— Он не ребенок, который не понимает природу своих врагов. Я дал лишь то, чего он хотел. И ты увидишь, что это было верно. Má'eris слишком привыкли терпеть. Их борьба давно угасла вместе с гибелью последних героев. Они потеряли все, склонились перед lum'adren, перед людьми, не смеют ступить на земли вампиров. Воры и висельники. Теперь им придется отстоять самих себя, чтобы возродить утерянное.

— Еще и сердобольный. Лучше бы оставил попытки остаться прежним и принял силу так, как это сделали другие. Не волнуйся, меня не пугают ни похотливые животные, ни бессердечные деспоты. Равекку его желания не мешают, а очень даже способствуют.

— Вернона, — рыкнул голос. Дрогнули плечи служанки, крепче прижавшей кувшин — она не слышит, но видит и чувствует. Ощущает, как мрак стелется в ногах, и чужой гнев отравляет воздух. Свечи сжали лепестки своих огоньков, и тени в углах вытянулись, словно голодные звери.

— Иерхолд?

Между ними воцарилось напряжённое молчание. Маг выдерживает уничтожающий взгляд с невозмутимой сдержанностью. Зеленые глаза полны кошачьей мудрости, древней усталости и свойственной магам готовности принять какой бы то ни было вызов.

— Иногда я хочу тебя убить, — отвечает рокот, от которого по коже ползут мурашки.

— Что ж, приятно, что иногда это желание у тебя пропадает. Еще вина?

— Твои маги нашли ключ? — голубой взгляд остается холоден, а выражение псовой морды жестким.

Вернона поджимает губы, понимая, что в этот раз перегнула, но отступать не спешит. Махнула девчонке на чужой бокал не дожидаясь ответа. Та поспешно подходит, осторожнее прежнего наполняя его рубиновым цветом.

— Это не так просто, как распотрошить эльфийку на алтаре.

— Придется постараться, чтобы это таковым стало. — сверкнули белоснежные клыки, — Вполне возможно, что его ищут другие.

— Тебе нужны лазутчики. Разведчики. Когда ты решишь эту проблему? Что, поставишь воришку во главе? Таков план? Нельзя везде прорехи закрыть моими магами. В моей власти нет какой-нибудь гильдии Черных Змей. Мои ученики погибают. На них тоже идет охота. Анклав Фельм Арко ведет свою войну, если это не пустой для тебя звук, — она смазала с бокала колючки инея, жестом разъяряя пламя в камине. Гул огня становится заметнее, свет дрожит на изгибах золотой чаши, подсвечивает кусочки цветной эмали. Холод отступает.

Темный рыцарь ничего не отвечает, но Вернона принимает это за ответ.

— Понятно. — Она снова умолкает, глядя на теплое пламя, чувствуя, как оно греет лицо.

Недовольство ее выросло только сильнее из-за вопроса о разведчиках. Она уверена, что Иерхолд уже все решил, а раз так, то решение это не изменится. Рыцарь ощущает его на вкус — колючее и терпкое, словно рябина перед морозами, с примесью гари и пепла. Впрочем, никто из собеседников не спешит завершать партию последним ударом. Они остаются на том тонком осеннем льду, который сохранит их не только союзниками, но друзьями.

— Тебе уже доложили, что белоокие мертвы? — ее первый шаг к твердому насту.

— Да.

Вернона делает мягкий словесный реверанс:

— Как ни крути, а любимцы Ламмах хороши в подобном. Правда ли, что она не желала им такой участи?

Рыцарь принимает его.

— И камень. Найди способ залатать тот скол, — голос его мягче.

— Конечно, я помню об этом, — крутит в руках тончайший хрусталь. Он словно жидкий огонь, словно лед — влажный и приятно безвкусный. — Свартмун, не думай плохого. Я буду рада, если ты во всем окажешься прав. В конце концов, мы хотим одного. Но есть те, кто подошел бы на созданную тобой роль гораздо лучше, и если ты хочешь знать мое мнение, то даже полубезумный некромант выигрышнее хотя бы потому, что понимает больше и видит дальше. И тебе нужен был такой же маэрит. Не нам спешить, кому столетие — день. Однако именно это ты сделал — пусть и убил бы ее, но не сейчас. Мы все здесь только благодаря тебе; стоим за тобой, ведомые тобой. И вместе с тобой мы рискуем погибнуть.

В комнате постепенно становится теплее. И даже пламя смелее выглядывает из камина, пробует касанием новое пространство. Рыцарь проходит к маленькому столику, поднимает бокал. Его лицо спокойное, серьезное.

— Я знаю, Вернона. И прошу тебя довериться.

Она слабо улыбнулась, на лице отразилось что-то горько-печальное.

— Конечно, мой повелитель. Ведь это единственное, что на самом деле требуется от всех нас.