Его зовут Луан — от маэрийского -lu- и -ean-, что в значении своем дает «луч света» среди тьмы. Так сказала Кела. Волосы у него синие и короткие. А глаза напоминают золотистый, полупрозрачный цитрин. Ларвис не много ошибся, когда назвал его про себя ребенком. Луану лет двести, и стервец успевает цеплять неприятности из самого воздуха. Если верить Келе.

Едва оправившись после пары дней беспамятства, он сразу ощерился на пришлого спутника, словно волчонок. Но Ларвису, протащившему его на своем хребте все это время, потому что он очень просил Келу не останавливаться на одном месте, нет до этого никакого дела. Заносчивый щенок лишь немного отягощает его почти идеальный план — его надежду. Случайно ли его выбросило прямо к ним? Конечно, нет. Кела согласится помочь вернуть меч. Может быть не сама, но в этих краях он сам не бывал слишком давно, чтобы рассчитывать быстро найти полезных людей.

Они снова сидят у костра, но совсем иначе. Вниз по склону видны огоньки поселения, словно утопающие в волнах зеленых трав. Ночь стоит теплой и ясной, полная трекота неугомонных сверчков и клекота хищных птиц. Будто сама темнота целует лицо и укрывает плечи. Луан спит, свернувшись в клубок — он все еще слишком быстро устает, не до конца оправившийся, но безмерно упорный. И Ларвис снова думает о том, как он похож на волчонка. 

— Так откуда малец, Кела?

Эльфийка молчит, шерудя веткой угольки, слепящие глаза. Плут не торопит, отпивает из бутылки вина — не самого лучшего, но какое удалось добыть на двоих — и обратно протягивает подруге. Раз уж довелось выхватить в суете спокойную стоянку, он не упустит возможности отдохнуть. Сам же предполагает, что, скорее всего, история будет про беспризорника и случайную встречу, какие порой случаются, но не всегда заканчиваются дрогнувшим сердцем. Под раскидистым деревом все равно, что под пологом палатки… Кела кладет свободную руку на свои колени, опускает голову.

— Это была дорога из Норора в Дехак’ар. Дорога рабов, — голос у Келы блеклый и тихий.

Ларвис замирает, сначала что-то пытаясь найти в лице маэрийки, потом невольно глянув на мальчика. Тот спит, отвернувшись спиной к костру. Укрытый дорожным плащом. Сейчас ему в этом мерещится собственная привычка — никогда не садиться спиной к двери, чтобы не застали врасплох. В юном эльфе ничего не выдало этого ужасного прошлого: ни метки, ни шрамов. Кела продолжает:

— Я наткнулась на них, когда все уже затихло. Сопровождающие убиты. Человеческие рабы тоже. Может быть, это были наши, увели своих. Не знаю. Не заметили его. Он был такой маленький. Услышала его случайно: так тихо плакал от боли и страха. Его зажало между, — Кела поднимает руки, описывая конструкцию, но слово так и не вспомнилось. Она хмурится, будто прямо сейчас переживая это снова и страдая за них двоих. Взгляд светло-серых глаз смотрит сквозь пламя. — В общем, я вытащила его. И теперь мы вместе. 

Мирно трещит костер. 

— На нем была красная метка, Ларвис. Руго. У него было имя, которое навязали. И он попросил придумать новое, потому что забыл старое. Такое, как если бы его назвали свои. И я выбрала то, что не напомнит о тех местах. То, что свободно. Мне было даже немного стыдно, что я не так хороша в познаниях нашей речи. И мы ушли сюда. Я обязана тебе. Не знаю, что бы делала, если бы не смогла его спасти.

— Забудь. Ты ничего мне не должна, — Ларвис протирает лицо руками, будто пытаясь вынырнуть на миг из того, что услышал. Неповоротливая тяжесть опустилась на плечи, нужно придумать что-то другое.

— Но я правда признательна тебе, что ты все еще здесь! — тихо, чтобы не разбудить, восклицает она, — Ты ведь куда-то направляешься? Мы же идем без цели. Позволь мне выплатить хотя бы часть этого долга. Ты знаешь, что решение мое не изменится.

Наемник какое-то время молчит. Меж ними только ропот костра. Ларвис всегда был свободнее всех тех маэритов, что остались в Талфариалт. И потому, что эта свобода от люманаэдрийцев и их гнета далась ему высокой ценой, какую он не выбирал, относился к ней еще ревностнее. И ещё злее вспыхивало пламя злости, когда приходилось слышать подобные истории. Мысли его тяжелые, полные сомнения, перебарывали друг друга. И он решается.

— Лисий Хвост. Он украл то, что принадлежало моему нанимателю. Я хочу вернуть украденное. И убить его. Не думаю, что это то, с чем тебе хочется столкнуться.

Кела резко поворачивается к Ларвису. Едва укладывается в голове то, что он только что сказал. Более этого охотницу ставит в тупик то, с каким беспристрастным выражением лица Ларвис решается сказать подобную вещь. Будто речь идет о давнем враге. Поскольку и она сама знакома с Эрлой.

— Твой… дядя? Убить? Из-за заказа? Ларвис, какой договор может настолько тебя связать? Я же помню, вы были близки, ты звал его mi`arenrt. Украл, так забери. Ни одна вещь не стоит дороже родственных уз.

Плут сжимает кулак, положив руку на колено. Белесые глаза его отливают рыжим. Келе кажется, будто бы он выглядит старше, чем в их последнюю встречу. Менее беспечный, несущий в груди большую боль, с которой Келе никогда не приходилось сталкиваться и исцелять, от которой большинство стыдливо отводят глаза в своем бессилии.

— Он забрал меч у паладина Риашара, чтобы отдать его белкам. Оставил меня умирать. Я жив только волей Ламмах. Он предатель, Кела. Меч я отдам темному рыцарю, но жизнь Эрлы заберу себе, — маэрит оскалился, едва не выплёвывая последние слова. Злость и боль, отвращение искажают его лицо, не оставляя и тени того умиротворения, какое было совсем недавно. Кела слушает, и брови ее снова хмурятся, в таком искреннем и чистом непонимании. Но с каждым вопросом Ларвис отвечает все кратче, и в конечном итоге только кивает, а потом и вовсе остается без движения. Мрачный и тихий.

Вопрос без ответа вьется вверх с дымом костра, вторится эхом в травах. И двое молчат. И молчание это похоже на скорбь. Кела не может представить, как можно решиться на подобный поступок; Ларвис тоже.

— Ларвис, — она говорит совсем тихо и тускло. — Я найду его. Обещаю. — она помедлила и добавила, — Не думаю, что тьма принесет нам благо. Но если выбирать, то я предпочту помочь тебе, нежели бездействием потворствовать ему. Только позволь это сделать.

И она перебирается по траве поближе, кладет ладонь поверх чужого запястья. Но ничего не говорит. Ларвис кивает.