Огромная чудовищная морда нависшей скалой задерживает взгляд на застывшем Хаскеле. В этом мрачном арочном проходе, где сидит в темных уголках далеко не один такой монстр, уставшая Рейгис не находит сил сердиться. Она понимает. И натягивает капюшон на чужую голову, ну, сколько хватает роста дотянуться. С остальным парнишка справляется сам, хватается за край капюшона и тянет посильнее, пока стражница снова его куда-то тянет. Он разбирает только дорогу под самыми ногами. Земля сменяется гладкими плитами темного камня, потертыми ступенями, полумрачными крытыми переходами с зияющими арками окон. Рука от хватки побаливает, и Хаскельги пытается идти в такт чужого шага. Потому что слово «больно» на чуждом ему языке не знает. Объясняться же иначе у него не хватает духа. Впрочем, несчастные запястья перетягивают на себя почти все внимание. Тряпка давно пропиталась кровью, где-то присохла, где-то сползла, и грубая веревка снова натирает, саднит. Вся эта череда страшных несчастий оставляет Хаскеля потерянным и почти затравленным зверьком. И все же запоздалое осознание, что там, где они идут сейчас, особенно тихо — приходит. Из-под капюшона показываются блеклые глаза с интересом, хоть и мимолетно, разглядывающие проходящих людей. Все они в плащах: разных, чудных и красивых, и все, едва их вниманию стоит упасть на Хаскельги или девушку, омрачаются неприкрытым отвращением. Появившаяся храбрость тут же испаряется.

«Гадюки» — думает Рейгис и не сбавляет шаг, выдерживая жесткий темп. Тихо позвякивает снаряга, и темно-красные глаза без колебаний встречают взгляды магов. На бледном лице от каждой такой схватки проступает раздражение. Темные брови и в спокойном их положении едва ли напоминают что-то о миролюбии и кротости, сейчас же о таком не думается и вовсе.

— Стой! — командует стражник у входа на очередную лестницу, та ведет на этаж Верноны. И, конечно, без причины туда не пустят. Не в длинном балахоне, но все же в латах настоящий маг. Рейгис сует заранее отобранное у мальчишки письмо, заляпанное кровью.

— Сопровождаю к госпоже Верноне.

— Почему… в крови? — спрашивает стражник, стараясь за кровавые пятна не браться. Ни то брезгливость, ни то магические причуды.

— Веревка зачарована. Неудачная попытка снять.

На округлом лице отражается что-то сродни удивлению, и в глубине карих глазок вспыхивает мысль. Рейгис едва сдерживается, чтобы едко не оскалиться.

— Дальше мы справимся сами.

— Нет, — Рейгис выпаливает слишком резко, и старается тут же смягчиться. — Он едва понимает местную речь. И до ужаса напуган. К тому же, согласно правилам, сопроводить необходимо и мне. Помимо этого я являюсь свидетелем покушения.

Стражник будто бы не очень этому верит, но письмо отдает обратно. Пожимает плечами, хмыкает.

— Не запрещено подняться. Но дальше порога любой из комнат тебя все равно не пустят.

— Благодарю за понимание, — отчеканила Рейгис, забирая письмо. Винтовая лестница под ногами не ощущается. И длинный коридор в сопровождении других стражей, и муторные объяснения очередному магу, на вид более напыщенному, чем любой другой из встреченных, кажутся сущей мелочью. Стопы горят сильнее и сильнее по мере приближения к узорчатым дверям.

Сухая, узкая ладонь упирается в плечо. И только тогда Рейгис в полной мере снова оказывается в реальности.

— Дальше проследовать может только… господин. Можешь идти, — и разве что не машет в прогоняющем жесте, словно какому-то… какому-то оборванцу! Ей, Рейгис, которая была вхожа почти в любой дворянский дом, будет указывать какой-то слуга! Маг! Сраные маги!

— Это мой долг! — пихнуть мага в грудину оказывается даже легче, чем стражница представляла, а потом все оказывается неважно. Возмущенно-сдавленное «нельзя!» остается за спиной, и маг не рискует устроить свару прямо на пороге. Потому что там, на другом конце просторной комнаты у теплого камина сидят двое. Слуга суетливо заходит следом, извиняется и оправдывается. Его причитания сливаются в белый шум.

Помимо женщины, скучающе потягивающей вино, в комнате находится сам темный рыцарь. Ноги стражницы прирастают к полу, в легких испаряется воздух, и выдавить хоть слово оказывается выше ее сил. В бочину сквозь кольчугу не жалея силы коротко ткнули. На ухо все тот же маг сердито цедит:

— Письмо. Ради всех богов, отдай письмо.

И оцепенение сходит. Привычный поклон, приветствие. И уже сложившаяся история о том, кого же и как повстречала стражница Рейгис. Письмо, правда, не достается ни Рейгис, ни слуге. На удивление обоих, его, без всякого страха и чувства такта выхватывает мальчишка.

Будто зритель нелепого представления Рейгис смотрит, как Хаскель отдает письмо Верноне, что-то лопочет на своем языке и обращается на этом же языке к рыцарю. Звериная морда, сколько можно различить ее сплошной мрак, не скалится, но скорее заинтересованно слушает, жестом, чтобы не перебивать, рыцарь просит протянуть руки. Взгляд синих глаз устремляется на Рейгис, и будь она немного слабее духом, уже бы смертельно обмерла и пала на колени вымаливая прощение. Во взгляде его было что-то вроде «это было опрометчивым решением» и «тебе не стыдно так выполнять свою работу?».

Рейгис чувствует только, как почва уходит из-под ног, и как все силы нацелены на то, чтобы остаться с прямой спиной.

Под звериными когтями веревка рвется словно хлопковая нить под острым лезвием.

— Вернона, не будешь ли ты так любезна оказать нашему гостю помощь?

Рейгис успевает увидеть, как затягиваются чужие раны, а потом слуга все же выталкивает ее за дверь.

Она ждет какое-то время, но ее не зовут. На лица магов вампир больше не смотрит. Оказываясь на открытой площадке где-то среди нижних этажей, она вдыхает холодный предрассветный воздух, поднимает взгляд к кромке бледного неба, зажатого мрачными шпилями. Рука тянется к нагрудному карману. Злости нет, только досада и горечь. Хотелось верить, что все это было не зря, но сошедший хмель, глухой испуг не оставляли места для этой веры.